: Материалы  : Библиотека : Суворов : Кавалергарды :

Адъютант!

: Военнопленные 1812-15 : Сыск : Курьер : Форум

П. М. Майков

Записки графа Л. Л. Беннигсена
о войне с Наполеоном 1807 года.

Публикуется по изданию: Майков П.М. Записки графа Л. Л. Беннигсена о войне с Наполеоном 1807 года. СПб, 1900.

 

XI.

Сражение при Прейсиш-Эйлау и его последствия. – Отступление к Кёнигсбергу.

 

26-го января (7-го февраля) ночью русская армия двинулась двумя колоннами в том же порядке, как и в предшествующий день, от Лансберга к Прейсиш-Эйлау. Расстояние между ними около двух миль. Первая колонна шла на Вайсманс, Ципперке, Гюлленен и Грюнхофен. Вторая колонна – через Кумкейм, Дульцер, Кернер и Шторхнест. прибыв в Прейсиш-Эйлау, я приказал занять позицию по другую сторону города по следующим двум причинам. Во-первых, чтобы обеспечить себе более верным образом, в каком бы то ни было случае движение на Прейгель и Кёнигсберг, содержавший в себе, как я уже упоминал, множество предметов необходимых для армии, и, во-вторых, потому, что местность была более открыта. Никакие возвышенности не господствовали над нею ни с какой стороны; к тому же по ровной местности удобно было действовать кавалерией. Впрочем, местность сама не представляла особенных преимуществ. Фланги не были защищены и прикрыты, и только центр позиции, занятый генерал-лейтенантом Дохтуровым, имел выгодное положение; он занимал небольшие возвышенности, на которых можно было устроить батареи как раз против города.
Правое крыло, под командою генерал-лейтенанта Тучкова, образуя угол, упиралось в деревню Шмодиттен и прикрывалось на некотором расстоянии болотистым ручьем, хотя и замерзшим, но по которому было довольно затруднительно переправить артиллерию или заставить действовать кавалерию в значительных силах.
Левое крыло, под начальством генерал-лейтенанта графа Остермана, простиралось до деревни Серпален, к которой и примыкало.
Генерал-майор граф Каменский с 14-й дивизией составлял резерв левого крыла. Генерал-майор Сомов с двенадцатью батальонами 4-й дивизии составлял резерв центра, а генерал-майор Марков с его отрядом, находившимся в арьергарде, должен был составлять резерв правого крыла.
Боевой порядок, мною устроенный, состоял в следующем. В первой линии каждый полк ставил сой третий батальон в резерв, на расстоянии ста шагов позади первый двух своих батальонов. [138] Во второй линии каждый полк стоял в развернутых батальонных колоннах. Этим путем третьи батальоны первой линии, стоявшие в резерве, могли явиться на помощь этой линии весьма быстро, везде, где бы это оказалось необходимым, не прерывая линии.
Два или три полка второй линии могли весьма легко и очень скоро построиться в сильную колонну и направиться туда, где потребовалось бы их появление.
Во всех сражениях я замечал преимущества этого боевого порядка перед обыкновенно приятой системой густых колонн, которую французская армия приняла для своих атак. Император Наполеон, этот великий полководец, очень хорошо рассчитал выгоду глубоких колонн для атаки перед системой тонких линий в три шеренги, от которой не хотели до сих пор отказаться. Он весьма легко опрокидывал и совершенно разбивал все армии, с которыми до настоящего времени вступал в сражение. При первом столкновении эти густые колонны, конечно, должны терять много людей от выстрелов неприятельской артиллерии, но коль скоро боевая линия прорвана этими массами, то ей нет более спасения. Эти колонны подвигаются вперед, не давая разорванным и рассеянным линиям время собраться и сомкнуться вновь. Ничто не может остановить наступления подобных колонн. Армия, раз уже порванная ими и не имеющая других масс, готовых удержать наступление этих сильных колонн, всегда будет совершенно разбита. По этой же системе тактики Наполеон, во всех своих предшествовавших войнах, разбивал до того сильно и окончательно все армии своих противников при первой с ними встрече. что для него было вполне достаточно одного сражения, чтобы принудить противника просить мира с величайшими пожертвованиями; этому можно привести очень много примеров. Я заключаю, следовательно, из этого, что для успешного сопротивления атакам таких больших колонн не существует другого начала, как действовать также массами, как и французы, и всегда иметь под рукою наготове сильные резервы.
При Прейсиш-Эйлау сошлись две армии и вступили в сражение, руководствуясь приблизительно одними и теми же началами тактики: русская армия, несмотря на сильные колонны, стремительно ее атаковавшие, нигде, ни на одном пункте не была прорвана. Она противостояла превосходным силам неприятеля, на нее нападавшего, как это можно будет усмотреть из изложения этого замечательного сражения.
Наш арьергард во время своего движения мало подвергся нападению неприятеля. Когда он приблизился на ¾ мили от г. Прейсиш-Эйлау, я послал сообщить князю Багратиону, что необходимо, насколько [139] возможно, задержать приближение французов, так как голова нашей тяжелой артиллерии начинала только что подходить к городу.
В то же самое время я послал ему подкрепление, состоявшее из полков восьмой дивизии: Московского гренадерского и Софийского мушкетерского, а также драгунских полков: Петербургского и Ингерманландского. Должно заметить, что все озера, обыкновенно означаемые на картах, в то время года были до того крепко замерзши, что не представляли ни малейшего препятствия для движения по ним войск, и что на многих озерах происходили кавалерийские атаки. Вследствие полученного указания князь Багратион приказал генералу Маркову занять своим отрядом позицию между замерзшими озерами Тенкнитеном и Вашкейтеном; подошедшее же к нему подкрепление из войск восьмой дивизии было поставлено тут же, немного позади.
После того, как мы успели занять эти позиции, сильные неприятельские колонны пехоты, предшествуемые конными егерями в виде фланкеров, двинулись на нас, но были встречены огнем наших застрельщиков, а также артиллерии. Впрочем, это не задержало наступления французов. Тогда генерал Марков с пехотными полками, псковским и Софийским, кинулся в штыки на неприятельскую колонну и опрокинул ее. Другая колонна в то же время была атакована и также опрокинута С.-Петербургским драгунским полком, под начальством храброго полковника Балка. Эта колонна была обращена в бегство, причем потеряла свое знамя. Третья колонна, спешившая на помощь двум первым, была точно также остановлена в своем движении артиллерийским огнем батарей полковника Ермолова. Все эти колонны отошли, но не далеко; скоро к ним подошли подкрепления, двигавшиеся быстрым шагом к месту сражения. Неприятель открыл огонь из значительных батарей и возобновил атаку всеми четырьмя колоннами. Московский гренадерский полк, под начальством принца Карла Мекленбургского, а также стрелки 24-го егерского пехотного полка вступили тогда в дело. Три неприятельские колонны направили свое движение прямо на фронт позиции князя Багратиона, а четвертая угрожала обходом его правому крылу. Багратион, заметив, что отряд генерала Маркова начинает страдать от превосходства сил неприятеля, приказал ему отойти.
В то время вся наша армия была выстроена и готова встретить неприятеля, но, опасаясь, чтобы под конец сражения наш арьергард не пострадал от значительных потерь, я дал знать князю Багратиону, что ему необходимо отступить на Прейсиш-Эйлау и поставить свой отряд в общую линию нашей армии. Он исполнил это в величайшем порядке. Несколько полков французской кавалерии, желавшие воспользоваться этим отступлением и напасть на князя Багратиона, [140] были, в свою очередь, отражены нашими кавалерийскими полками: Кирасирским его величества, Елисаветградским гусарским и Ингермандандским драгунским. Полковник Ермолов очень отличился при этом случае: он сумел очень хорошо воспользоваться местностью и, поставив выгодно свою конную батарею, открывал огонь так удачно, что неприятель с большой осмотрительностью следовал за нашим арьергардом. По прибытии князя Багратиона с его отрядом к общему составу армии, генералу Барклаю было поручено занять город егерскими полками его отряда и защищать его.
После четырех часов дня неприятельская армия показалась перед нашею позицией и стала выстраиваться в боевой порядок, но находилась еще вне наших пушечных выстрелов. Впрочем, один корпус подошел ближе и так сильно атаковал город, что генерал Барклай, видя, что его теснят со всех сторон, принужден был ограничиться занятием садов, окружавших город со стороны расположения нашей армии. Но, чтобы неприятель не имел возможности занять днем местность, находящуюся между городом и нашей позицией (что совершенно напрасно могло беспокоить наши войска постоянными тревогами в течение ночи), я приказал генералу Сомову с девятью батальонами, стоявшими в резерве, взять обратно город, сообщив то же самое приказание генералу Барклаю.
Генерал-майор Сомов повел атаку со стороны кладбища тремя колоннами: левая колонна была на время остановлена неприятелем, но другие две колонны проникли в город, пробились штыками по улицам, и, наконец, генерал Сомов со своими девятью батальонами успел соединиться в городе с отрядом Барклая, который в то же время проник в город с другой стороны и дошел до главной его площади. Оба эти генерала общими усилиями выбили неприятеля из города с довольно значительной потерей убитых, раненых и взятых в плен.
К общему несчастью, генерал Барклай был при этом тяжело ранен в руку пулей, раздробившей ему кость. Этот храбрый и славный генерал был принужден покинуть поле сражения и перебраться, к великому сожалению всей армии, в Кёнигсберг для излечения своей раны.
По отбытии генерала Барклая, общее командование всеми нашими войсками, находившимися в городе, перешло к генерал-майору Сомову, которому я дал знать, чтобы он держался до дальнейшего приказания. Наступившая очень темная ночь положила конец бою этого дня, стоившему неприятелю значительной потерей людей; в том числе находились и 500 человек, взятых нами в плен.
После десяти часов вечера я послал одного офицера с приказанием [141] к генералу Сомову очистить город со всевозможною тишиною, чтобы не дать заметить неприятелю этого движения, и со всеми бывшими у него двенадцатью батальонами, а также Архангелогородским полком, стать на позицию между городом и нашей первой линией и занимать ее всю ночь. Генерал Сомов прекрасно исполнил это приказание после одиннадцати часов вечера.
Мне необходимо подробно изложить причины, побудившие меня очистить Прессиш-Эйлау. который, однако, находился в очень близком расстоянии от фронта нашей позиции и мог обеспечить центр ее от всяких нападений со стороны неприятеля, если бы мы им владели. Припомните сказанное уже мною в начале этой главы, что только один центр нашей позиции находился в благоприятном положении. Но следовало ли мне стараться привлечь к моему центру неприятеля, имея полную возможность приготовиться и воспользоваться преимуществами, представляемыми местностью для встречи его. По изложению хода сражения можно легко себе представить, что бы могло постичь нас, если бы неприятель, вместо того чтобы упорствовать в намерении своем прорвать наш центр, удовольствовался бы только ложными демонстрациями на центр и направил против нашего левого крыла все свои силы, совершенно бесполезно потраченные им против нашего центра.
Моя главная квартира в этот день была в Ауклаппене. Получив от генерала Сомова донесение, что он уже очистил город, я разослал следующие приказания начальникам дивизий.
Генерал Дохтуров немедленно выходит из центра со всей седьмой дивизией в составе четырнадцати батальонов, и эта дивизия вместе с двенадцатью батальонами, находящимися под командой генерала Сомова, образует резерв нашего центра, как раз против города. Генерал Дохтуров будет командовать всем этим резервом и построит его в две колонны в развернутых батальонах. Генерал-лейтенант Тучков, командующий правым крылом, примет немного влево, чтобы занять своими войсками и резервом генерала Маркова интервал, который в первой линии занимал генерал Дохтуров своей дивизией. Он оставит сильный отряд в деревне Шлодиттен; казаки и несколько отрядов кавалерии правого крыла займут равнину впереди этой деревни. Эта перемена в расположении наших войск должна быть сделана, не теряя времени, немедленно по получении генералами этого приказания.
Четырнадцатая дивизия, под начальством генерал-майора графа Каменского, осталась в резерве левого крыла.
Два егерских полка из отряда генерала Барклая были рассыпаны [142] в цепь впереди центра; остальные войска этого отряда были присоединены к отряду генерала Багговута на левом фланге.
Французская армия в продолжение ночи оставалась на прежде занятой ею позиции.
27-го января (8-го февраля), между четвертым и пятым часом утра, я отправился на фронт нашей позиции перед городом, который, вследствие сделанного мною изменения в нашем расположении войск, находился в более близком расстоянии к нашему правому крылу. Огни, зажженные французами, скоро позволил мне заметить, что действительно довольно значительный их отряд уже прошел чрез Прйсссиш-Эйлау. Я тогла же приказал вернуть резерв генерала Сомова, а также два батальона Московского гренадерского полка обратно на прежние их места, и перед рассветом еще выставил батареи тяжелой артиллерии на высоты, выбранные мною накануне против самого города.
С рассветом неприятельские стрелки и конные егеря стали подвигаться, и скоро очень сильный огонь завязался между ними и нашими двумя егерскими полками, рассыпанными в цепь. Когда уже рассвело настолько, что можно было различать неприятельские колонны, выступавшие против нашей позиции, а также город и войска, еще издали только что к нему подходившие, я, желая скрыть от неприятеля сделанное мною изменение в расположении войск, приказал открыть огонь тяжелой артиллерии, поставленной напротив города на возвышенностях. Батарея полковника Сиверса стреляла сперва с очень большим успехом. Можно было хорошо заметить построение глубоких неприятельских колонн между городом и возвышенностью. Спустя немного, наши тяжелые батареи открыли огонь по этим колоннам, а также по тем пехотным и кавалерийским войскам, которые выступали из города и направлялись на наше правое крыло. бывшее под начальством генерал-лейтенанта Тучкова. неприятель, остановленный при первом своем натиске в этом пункте, занял строения в Статс-Мюле (т. е. мельницу), против нашего правого фланга, чтобы оттуда снова атаковать нас. Но застрельщики м 24-й егерский полк принудили его покинуть это место. Французы стали усиливаться между тем новыми подходившими войсками. Несколько колонн пехоты и кавалерии выступили опять из города, чтобы атаковать наше правое крыло. Тогда генерал Тучков приказал генерал-майору Фоку выдвинуть свою бригаду вперед и вместе с двумя драгунскими полками. Рижским и Лифляндским, вытеснить французов из мельницы. Генерал Фок стремительно атаковал неприятельские колонны в штыки, опрокинул их, выбил из мельницы и даже отчасти уничтожил их, преследуя драгунами. [143]
Три неприятельские колонны (маршала Ожеро, Даву и Сент-Илера), при которых находилась также императорская гвардия, снова подвигались против нашего центра. Генерал Дохтуров выслал им навстречу генерала Запольского с колонной из резерва. Она развернулась, и оба фронта очень близко подошли друг другу, поддерживая беспрерывный огонь. Заметив, что неприятель остановился, генерал Запольский ударил в штыки, смял его и преследовал на значительное расстояние. Эта колонна французов потеряла очень много людей убитыми и ранеными. Кроме того, она лишилась орла и ста тридцати человек пленными. В то же самое время часть неприятельской колонны, поддержанная другою, подошла опять к первой линии нашего центра. Наши полки наиболее близкие к ней, храбро встретили их штыками и обратили в бегство. Несколько полков, находившихся в резерве позади центра, воспользовались этой минутой и уничтожили большую часть этой колонны. Несколько эскадронов неприятельских кирасир, принадлежавших к гвардейскому корпусу, успели проскочить в интервал этих двух пехотных полков нашей первой линии и проникнуть между первой и второй линиями, но, несмотря на всю храбрость, с которой они защищались, и на все их усилия вернуться назад, они все погибли. Им неоднократно кричали «сдавайтесь», но они продолжали рубиться, в надежде пробиться сквозь наши ряды и выйти из-за первой линии; эта попытка под конец стоила им почти всем жизни. Капитан Марэ был, между прочим, тяжело ранен ударом казачьей пики, выбившим его из седла. Несмотря на все оказанные ему медицинские пособия, он умер через несколько дней в Кёнигсберге.
В то время, как все это происходило на нашем правом фланге и центре, другая неприятельская колонна была также отражена с потерями Московским гренадерским полком и Шлюссельбургским мушкетерским, под начальством принца Карла Мекленбургского. Все эти отраженные войска французов соединились при их отступлении в одну колонну, получили новые свежие подкрепления пехоты и кавалерии и сперва перешли в наступление. Наши кавалерийские полки, до сего времени стоявшие позади центральной позиции, построились в колонны, и генерал Запольский вместе со своею кавалериею повел во второй раз атаку на неприятеля. Кавалерия французов, стоявшая на левом фланге этих колонн, была опрокинута полковником графом Орурком, который с тремя эскадронами кинулся на нее, опрокинул и преследовал до самых неприятельских батарей. Пехотные колонны также были отбиты с потерей. С рассветом дня неприятельские колонны легкой пехоты атаковали на нашем левом крыле отряд генерала Багговута, стоявший впереди, [144] в деревне Серпаллен. Генерал Каховский с польскими уланами и малороссийским кирасирским полком находился на левом фланге деревни Серпаллен; он атаковал неприятельскую пехоту, опрокинул ее и взял несколько пленных; остальная часть этой колонны отступила в лес. Тогда генералу Каховскому было приказано с кавалерийскими полками отправиться на наш правый фланг, где он также атаковал неприятельские колонны и равным образом принудил их отступить.
Генерал граф Пален, командовавший кавалерию на левом фланге, приказал генерал-майору барону Корфу с его бригадою атаковать неприятеля, стоявшего около Саусгартена против дивизии генерала Сакена; тут французы были совершенно опрокинуты. Наши кирасиры Военного ордена взяли у неприятеля орла и более ста человек пленными.
Полки – Изюмский гусарский и Курляндский драгунский – произвели с успехом несколько атак на нашем левом фланге около Клейн-Саусгартена и отразили неприятеля с потерей.
Неприятель, потеряв уже много людей и видя тщетность своих усилий прорвать наш центр или правое крыло, обратил теперь снова свое внимание на наше левое крыло. Маршал Лаву со своим корпусом почти в 30.000 человек повел атаку и пытался его обойти. Он двинулся в сильных колоннах против генерала Багговута, который, по слабости своего отряда, будучи не в силах ему сопротивляться, зажег деревню Серпаллен и отступил далее в Саусгартен. Наша кавалерия левого крыла, стоявшая около Серпаллена, также отошла назад и заняла позицию позади нашего левого фланга.
Генерал граф Каменский подкрепил генерала Багговута войсками из резерва, стоявшего позади Саусгартена. Но неприятель, получив также подкрепления, выдвинул еще несколько свежих колонн и атаковал наши войска. Это и побудило графа Каменского приказать генералу князю Щербатову с пехотными полками, Углицким и Костромским, направиться также к Серпаллену, а Рязанским полком занять деревню Саусгартен, чтобы иметь возможность отразить, в случае нападения, неприятеля, стоящего в Мольвиттене.
Видя наступление сильных неприятельских колонн из Мольвиттена, подходивших к нашему левому крылу, генерал-лейтенант граф Остерман счел нужным переменить фронт левым флангом назад. Неприятельские колонны, имевшие при себе сильную батарею тяжелой артиллерии, теснили генерала Багговута и, наконец, принудили его отступить, тем более что колонны, стоявшие в Мольвиттене, начинали обходить его левый фланг. Вследствие этого генерал Багговут стал отходить в Ауклаппен на левый фланг [145] дивизии генерала графа Остермана, на которого неприятель стал быстро наступать. Очень сильный огонь завязался между застрельщиками обеих сторон. Граф Остерман тогда решился выслать третьи батальоны всех своих полков, стоявших в первой линии его дивизии, и, подкрепив их своим резервом, направил их в атаку на подходившего неприятеля. После очень упорного и кровопролитного боя французы были и на этом пункте отброшены, но вскоре после этого примечено было движение сильных их колонн, подходивших к нашему левому крылу с целью обойти его. Тогда граф Остерман, чтобы отразить неприятеля, счел необходимым переменить свою позицию в Саусгартене, а затем перейти в Ауклаппен. Он считал себя тем более обязанным это сделать, что граф Каменский был уже принужден со своим резервом перейти за Ауклаппен, чтобы прикрывать наше левое крыло.
Когда я заметил это передвижение на нашем левом фланге, а также направление, принятое корпусом генерала Даву для обхода этого фланга в Кушиттене, я немедленно приказал сделать перемену нашей позиции. Генерал Штейнгель, начальник моего штаба, отправившийся на место, чтобы привести в исполнение это движение, приказал выдвинуть нашу конную артиллерию и поставил три ее батареи в Ауклаппене под начальством Кутайсова. Артиллерия не замедлила открыть огонь с большим успехом и остановила не только наступление неприятельских колонн, но и заставила одну из них совершенно отступить; эта колонна, отступая, зажгла ферму Ауклаппен.
Неприятель, принудив генерала графа Каменского отступить, занял сам деревню Кушиттен, но скоро был вытеснен оттуда отрядом генерала Чаплица, состоявшим из трех эскадронов Павлоградского гусарского полка, Московского пехотного полка и нескольких сотен казаков. Пройдя деревню Кушиттен, этот отряд атаковал неприятельскую колонну и принудил ее отступить.
Атаман донских казаков, генерал-лейтенант Платов прибыл ко мне в армию только 26-го января (7 февраля) в то время, когда наши войска находились частью позади Прейсиш-Эйлау и когда различные корпусы и отряды были уже распределены для командования между разными генералами. Это помешало мне вверить Платову команду, соответствующую его чину и его военным дарованиям. Поэтому он на время принял начальство над казаками, состоявшими при армии, численность которых едва доходила до 2.500 человек. Однако и с этим небольшим отрядом Платов принял деятельное участие в сражении при Прейсиш-Эйлау. Он послал два казачьих полка, Сизова и Малахова, на наше правое крыло, а полки Андронова и Кисилева отправил к нашему центру, сам же направился [146] на левый фланг с четырьмя полками, а именно: Иловайского 9-го, Грекова 12-го, Ефремова 3-го и Попузова. Казаки правого крыла неоднократно препятствовали отрядам неприятельской кавалерии переправиться чрез болото впереди деревни Шлодиттен. Стоявшие в центе, они много содействовали поражению французских кирасир, пробившихся сквозь нашу первую и вторую линии. В особенности отличился при этом полк Кисилева: он взял в плен одного офицера и 20 нижних чинов. Казачьи полки на левом нашем фланге участвовали во всех атаках, произведенных нашими войсками, и взяли в плен 450 человек.
К вечеру подошел генерал-лейтенант Лесток с прусским корпусом, в котором находились также Выборгский пехотный полк и два полка казаков. Лесток двигался по дороге от Дрангситтен в Альтгоф; за ним следовал в очень близком расстоянии маршал Ней, передовые отряды которого он встретил в Вуксене. Он занял это местечко отрядами, под начальством генералов Плеца и Притвица, которые и задержали неприятеля, между тем как сам Лесток с главными силами перешел чрез Помпикен и прибыл к полудню в Альтгоф. Отряды генералов Плеца и Притвица не в состоянии были долее следовать за генералом Лестоком. Они должны были под конец уступить превосходному числу неприятеля и отойти к Кёнигсбергу по дороге, ведущей к этому городу. Это доставляло двойную выгоду. Во-первых, город Кёнигсберг был прикрыт со стороны большой дороги, а во-вторых, неприятель, приняв эти два отряда за весь прусский корпус, не преследовал его более до самого Альтгофа. Численность войска, которое привел нам с собою генерал Лесток, была не свыше 6.000 человек под ружьем, считая в том же числе наш Выборгский полк и около 400 казаков, бывших все время при его корпусе. Лесток оставил небольшой арьергард по дороге, который завязал перестрелку с авангардом маршала Нея, чтобы, насколько возможно более, задержать его дальнейшее движение. Генерал-лейтенант Лесток из Альтгофа прошел чрез Шмодиттен к нашему левому крылу на то место, которое я ему заранее уже предназначил и в котором мы всего более нуждались в подкреплении. Но и этот отряд Лестока далеко не уравновешивал наши силы с теми, которые были направлены на это место французами.
Прибыв на наше левое крыло, Лесток немедленно атаковал деревню Кушиттен, которая была занята французами под начальством Даву. Они были выбиты из деревни, отброшены в березовую рощу и затем в Клейн-Саусгартен, при чем потеряли четыре орудия. Затем они были также вытеснены из занятой [147] ими возвышенности около деревни Кушиттен. В этих атаках преимущественно отличился наш Выборгский пехотный полк, под начальством полковника Пиллара, и прусские пехотные полки, под командой Шенинга и Рюхеля, а также батальон гренадер Фабека.
Генерал граф Камеский подвинулся тоже вперед и стал со своим резервом, а также отрядом генерала Чаплица, в Кшиттене. Генерал Лесток открыл огонь тяжелых батарей по колоннам, стоявшим около березовой рощи, и затем выслал своих стрелков против неприятельских, занимавших эту рощу, и скоро заставил их отойти. После этого он вместе с генералом графом Каменским продвинулся вперед до Саусгартена, и оба генерала принудили неприятельские колонны, уже обошедшие наше левое крыло, отступить назад. Наступившая очень темная ночь положила конец их дальнейшим атакам.
Пока все это происходило на левом крыле, восьмая дивизия, под начальством генерала Эссена 3-го, и отряд генерала Маркова были посланы на левый фланг второй дивизии к Шлодиттену. Их стрелки, а также егеря 3-й дивизии произвели атаку на французов (чтобы поддержать атаку генерала Лестока и генерала графа Каменского). Генерал-лейтенант Дохтуров был контужен и принужден оставить поле сражения; его отряд, состоявший из 7-й и 80й дивизии, перешел под начальство генерал-лейтенанта князя Багратиона.
Пятая дивизия около Шмодиттена, составлявшая наше правое крыло, поддерживаемая прусскою батареею, была, по приказанию генерала Фока, перемещена немного вперед и отбила последние попытки неприятеля.
Видя, что наши войска начинают возвращаться на свои первоначальные позиции, я приказал полкам третьей дивизии, при исходе уже дня, выбить еще неприятеля из деревни Клейн-Саусгартен, которую он и покинул после сильной, но непродолжительной перестрелки. Очень облачное небо сделало ночь чрезвычайно темной.
Наша кавалерия в конце сражения этого дня собралась около Шмодиттена (по дороге на Кёнигсберг). Это сражение, одно из самых кровопролитных нашего времени, началось 26-го января (7 февраля) в семь часов вечера. Поэтому потери, понесенные обеими армиями в этот день – огромны. Наша потеря простирается до девяти тысяч убитыми и семи тысяч ранеными; в числе последних было семьдесят офицеров и девять генералов. Потеря французской армии в эти дни никогда не была объявлена; я разумею – действительную потерю. Но многие лица, имеющие возможность это знать с достоверностью, утверждают, что потеря французов была свыше 30.000 человек, что очень вероятно, [148] если судить по количеству генералов и офицеров различных чинов, которые были или убиты, или ранены; одних генералов насчитывают 18. Между прочим, в числе их находился и маршал Ожеро, который был ранен.
Корпусы, составлявшие французскую армию в сражении при Прессиш-Эйлау, были следующие: первый – Бернадотта; третий – Даву, четвертый – Сульта, шестой – Нея и седьмой – Ожеро; гвардия, под начальством Бессьера, и резерв – великого герцога Бергского. Часть резерва, под начальством Удино, также принимала участие в сражении, тогда как остальная часть резерва находилась на Нареве против генерала Эссена. Оба эти корпуса, как увидим впоследствии, не принимали непосредственного участия в сражении. Можно примерно определить численный состав всех этих корпусов по данным, которые были мною уже сообщены выше. В начале этой войны наличный состав корпусов доходил до 151.200 человек. Из этого числа необходимо исключить соответственную потерю, а затем прибавить 20.000 новобранцев, поступивших в полки в течение ноября и декабря месяцев. таким образом можно придти к очень достоверному предположению, что французская армия в сражении при Прейсиш-Эйлау должна была иметь не менее ста тысяч человек.
Выше был уже мною сказано, что я вступил в старую Пруссию с армией в 70.000 человек строевых и нестроевых. С этого времени, до сражения при Прейсиш-Эйлау, убыло 6.000 человек и, кроме того, числилось 4.000 больных в госпиталях в Кёнигсберге и Гумбинене. Таким образом, у меня оставалось до дня великого побоища едва 60.000 человек строевых и нестроевых. Поэтому потеря в 16.000 человек строевых в эти два дня была гораздо чувствительнее для армии русской, нежели потеря 30.000 человек для французской. Подкрепление, доставленное нам отрядом генерала Лестока, состояло из 6.000 человек, как я уже выше сказал, потому что этот корпус был ослаблен понесенными потерями во время движения, а также отделением двух своих отрядов к Кёнигсбергу. Чтобы дать ясное и точное понятие о позиции французской армии вечером после сражения и о тех причинах, которые побудили меня придвинуться к Кёнигсбергу со всею моею армиею, я приведу здесь краткое извлечение из рапорта маршала Нея к военному министру принцу Невшательскому о его движении почти что до окрестностей Шлодиттена. Вот, что доносит маршал Ней.
«Армейский корпус, мне вверенный, находился в движении с 7-го числа от позиции в Либштадте и Вормдитте: он имел приказание [149] собраться в Ландсберге и затем направиться на Кейцбург. Он занимал постепенно следующие позиции. Седьмого числа вечером колонна генерала Лассаля стояла в Оршене, по дороге из Лансберга в Крейцбург; первая бригада генерала Маршана – точно также в Оршене. Вторая дивизия – в Ешене. Дивизия генерала Гарданна – в Лансберге, а равно и драгунская бригада, т. е. 20-й и 26-лй полки, под командой полковника Делорма, были также собраны.
Неприятель занимал Оршен пехотой, имея немного кавалерии; он был атакован и отодвинут из этого места, при чем взяты пленные. На другой день весь мой корпус выступил далее в шесть часов утра. Едва передовой отряд стал выходить из леса позади Шлаутинена (Маршал Ней пишет Schlautiennen, но это, по всей очевидности, Шлодиттен, упоминаемый ген. Беннигсеном), как было замечено, что прусская колонна генерала Лестока двигается в левой стороне, направляясь к Прейсиш-Эйлау, чтобы соединиться с русскою армиею, занимавшей позицию в Шлаутинине и Ауклаппене. Я немедленно дал приказание дивизии генерала Маршана сдвинуть колонны, развернуть первую бригаду и атаковать неприятеля в Помпикене, позади которого он дефилировал, и эту атаку поддержать войсками 2-й бригады. Остальной корпус продолжал свое движение; драгуны шли в резерве позади дивизии Гарданна, которая была построена в боевой порядок на одной высоте с Шлаутиненом и позади этого места. Кавалерия генерала Лассаля должна была подкреплять дивизию г. Маршана.
Неприятель во время своего флангового движения оставил отряд в 3.000 человек на дороге в Крейцбург между Солбеном и Помпикеном, чтобы прикрывать свое движение. Другой отряд старался привлечь мое внимание на левом фланге близ Вальдгейма. При этом слышалась пушечная пальба со стороны Прейсиш-Эйлау. Г. Монтескью, в десять с половиной часов, явился ко мне передать приказание императора, чтобы я поддержал на левом фланге главную армию. Я приказал немедленно следовать по направлению прусской колонны, через Лейссен, Гравенштейн, Дрангзиттен и Альтгоф. Неприятель дорогою зажег мост в Дрангзиттене и Альтгофе; но мы прибыли довольно скоро и могли, восстановив его, немедленно пройти по нему. Около восьми часов вечера первая бригада дивизии Маршана вступила в сражение позади Шлодиттена; остальные войска моего корпуса развертывались в боевой порядок впереди и позади Альтгофа. Наконец, в десять часов вечера, эта бригада была отодвинута к Альтгофу без иной потери, как шесть раненых и несколько убитых. Бригада генерала Роже, бывшая [150] очень позади, стала направляться к Помпикену, но в ночное время по недоразумению она направилась на Крейцбург. Она нашла неприятеля в значительном числе, т. е. примерно 3.000 человек пехоты и 1.000 лошадей (Это был тот отряд в 2.000 человек, под командою прусского генерала Плеца, который, как я выше уже упомянул, направлялся на Крейцбург. Прим. Беннигсена). Генерал Роже атаковал этот отряд и отодвинул его, но в это время он получил второе приказание – идти занять позицию позади деревни Дрангзиттен. В Помпискене оставлены были только четыре роты 75-го полка и пикет кавалерии, для охранения сообщения Крейцбурга с Ландсбергом.
Девятого числа весь корпус двинулся, чтобы стать в боевом порядке в двух линиях. Правый фланг упирался к ветряной мельнице на левой стороне Прейсиш-Эйлау, а левый фланг – по направлению в Шторхнест».
Из этого рапорта маршала Нея можно заключить, что он прибыл в восемь часов вечера в Альтгоф со своим корпусом, который мог иметь от 17-ти до 18-ти тысяч человек. Местечко Альтгоф отстоит менее чем на полмили от Шлодиттена, по большой дороге в Кёнигсберг, и находилось в тылу нашего правого фланга. Одна дивизия корпуса маршала Нея уже находилась, как сказано, между Альтгофом и Шлодиттеном. Сам же генерал Лесток со своим корпусом шел по дороге от Помпикена на Гравенштейн, Альтгоф и Шлодиттен, после чего он и занял позицию на нашем левом фланге. Когда же вечером я услыхал пушечные выстрелы в этом направлении, позади нашего правого крыла, в моем тылу, направленные неприятелем на стрелков арьергарда, оставленного генералом Лестоком, я послал пять батальонов пехоты и несколько казаков, под начальством князя Василия Долгорукова 4-го, занять позицию между Шлодиттеном и Альтгофом, чтобы прикрыть наше сообщение с Кёнигсбергом. Бригада французов, находившаяся еще в небольшом расстоянии от Шлодиттена, была атакована в штыки князем Долгоруковым и принуждена отступить на Альтгоф.
Не должно упускать из виду, что о появлении корпуса маршала Нея, так сказать, в тылу нашего правого фланга я узнал от пленных, говоривших также, что во французской армии ожидают с часу на час появления на ее правом фланге (следовательно, против левого нашего фланга) первого корпуса, т. е. корпуса князя Понте-Корво, который мог иметь еще до 13.000 человек после понесенных им потерь при движении на соединение с корпусом маршала Даву. Эти два корпуса, не принимавшие участие в сражениях 26-го и 27-го января [151] (7-го и 8-го февраля), доставляли французской армии подкрепление, по крайней мере, в тридцать тысяч человек, что почти восполняло понесенные прочими корпусами утраты в эти два дня, и доводили численность боевой армии французов до семидесяти тысяч человек. Это число было слишком несоразмерно с числом войск, которое оставалось у меня, чтобы противостоять неприятелю на занимаемой мною позиции после сражения.
Всякий опытный военный человек может беспристрастно судить о том, что предписывало мне делать в этом случае благоразумие. Следовало ли мне оставаться на позиции при Прейсиш-Эйлау и на другой день снова отвадиться на третье сражение (ибо уже два дня дрались на этой позиции) или же принять другое, более благоразумное решение. Не лучше ли было, отразив неприятеля на всех пунктах его нападения, оставить его после значительных потерь, им понесенных, в снегах Прейсиш-Эйлау и его окрестностях, где он был лишен всех средств необходимых для своего существования и продовольствия, для лечения и ухода за ранеными, для исправления артиллерии и т. д., а самому приблизиться к Кёнигсбергу, где я находил все необходимое для приведения в порядок моей армии, для вполне удовлетворительного пользования раненых, для ремонта нашей артиллерии, для пополнения снарядов и патронов и т. д. Кроме того, под Кёнигсбергом имелась позиция, которая хорошо прикрывала оба фланга; ее можно было усилить еще некоторыми полевыми сооружениями, которые я и приказал сделать. Обширная равнина, расстилавшаяся перед фронтом этой позиции, давала возможность нашей кавалерии действовать совершенно беспрепятственно. Неприятелю оставался только выбор: или придти атаковать нас в этой позиции, в нам возможность сражаться против превосходных сил, или же предпринять отступление со всею армиею. Наполеон, этот великий полководец, никогда не упускавший случая, в котором мог нанести решительный удар противнику и раздавить его, счел, однако, необходимым избрать последнее. Таким образом последствия ясно доказали, что я не ошибся в моих соображениях. Движением моим на Кенигсберг я без малейшей потери приобретал те же самые выгоды, которые могло бы мне доставить новое пролитие крови, если бы даже я мог с достоверностью рассчитывать на отражение и в третий день всех усилий неприятеля, занимая ту же позицию в Прейсиш-Эйлау. Я должен был, однако, очень хорошо обдумать, дозволяют ли мне все условия, в которых находилась моя армия, понести вновь такую же потерю, как понесенная уже мною накануне, и в состоянии ли будет оставшаяся затем у меня армия следовать за французскою при ее отступлении, что я сделал, нисколько не колеблясь, после [152] моего движения на Кёнигсберг, как это будет видно из последующего изложения. Но можно ли исчислить все те пагубные последствия, которыми сопровождалась бы моя неудача, против которой я не мог, однако, представить никаких ручательств. Нельзя в этом отношении утешать себя светлыми мечтами, если только зрело обсудить наше положение. Все наши приготовления и снаряжения значительных корпусов, делаемые во внутренних губерниях империи, чтобы противостать силе, под предводительством самого императора Наполеона, которому никто не противостоял, были, несмотря на всю проявляемую к подкреплению армии деятельность, подвинуты не более, как и во время сражения под Пултуском, т. е. в такое время, когда у меня имелось в запасе несравненно более средств, нежели после сражения при Прейсссиш-Эйлау. Известно, как мало могут послужить на пользу все проявляемые в стране усилия, коль скоро армия ее уничтожена. Когда мне придется говорить о ходе переговоров Тильзитского мира, я снова коснусь этого, и читатель увидит, что Пруссия, сверх великих пожертвований, которые она принуждена была бы сделать, неизбежно потеряла бы еще и Силезию, если бы наша армия потерпела поражение. Соображения и обсуждения, внушенные благоразумием, должны были предшествовать каждому шагу моих военных действий. Обстоятельства, в которых мы находились, не дозволяли мне упускать из вида опасностей, которым мы могли легко подвергнуться, если бы я что-либо представил случайности. Словом сказать, в моих действиях я решился руководствоваться началами, возлагаемыми на меня долгом, – заботиться и охранять интересы моего государя и народа. Сам император Наполеон отдал мне в этом полную справедливость. Он выразил это мне столь лестным для меня образом, что я не могу не сообщить здесь сказанных им при этом слов. Это происходило в Тильзите во время мирных переговоров. Однажды я проходил мимо занимаемого Наполеоном помещения. Он послал ко мне офицера для сообщения мне его желания, чтобы я пришел к нему. Я имел честь быть введенным в его кабинет, в котором он находился один. После нескольких лестных для меня слов Наполеон сказал мне: «итак, генерал, я был очевидцем ваших талантов и вашего благоразумия», – и придавая, как я мог заметить, особенное значение этому последнему слову.
Не упрекайте меня, читатель, в излишнем самолюбии, побуждающем меня повторять эти слова императора Наполеона. Могу ли я быть нечувствительным к столь лестному для меня отзыву такого великого человека!
Государь император, в изъявлении своего удовольствия о действиях нашей армии в этом знаменитом сражении и ко мне в особенности, [153] всемилостивейше удостоил пожаловать мне орден св. Андрея первозванного. Кроме того, его величеству благоугодно было указом г. министру финансов повелеть обратить мне в пожизненную пенсию двенадцать тысяч рублей столовых денег, которые я в то время получал. Все генералы получили ордена; все штаб- и обер-офицеры, представленные начальством к наградам за отличие, удостоились всемилостивейшее их получить. Его величество, по моему о том представлению, приказал пожаловать более 1200 офицерам особый знак отличия, состоявший из золотого креста, который носился в петлице, с изображением в нем года, числа и месяца знаменитых дней под Прейсиш-Эйлау. Этот крест всем, получившим оный, сокращал на три года установленный законом двадцатипятилетний срок беспорочной службы, для лиц военного звания – на получение ордена св. Георгия 4-й степени. Кроме того, государь император приказал унтер-офицерам и рядовым всей действующей армии, находившимся в деле под Прейсиш-Эйлау, выдать в награду одну треть получаемого ими жалования (Не лишним считаем припомнить, что г. Беннигсен с поля сражения послал императору Александру с флигель-адъютантом Ставицким нижеследующее письмо от 27-го января 1807 г.
«Ваше императорское величество! Почитаю себя чрезвычайно счастливым, имея возможность донести вашему императорскому величеству, что армия, которую вам благоугодно было вверить моему начальствованию, явилась снова победительницей. Происшедшая новая битва была кровопролитна и убийственна. Она началась 26-го января в три часа по полудни и окончилась только 27-го числа в шесть часов вечера. Неприятель был совершенно разбит: в руки победителей достались тысяча человек пленных и двенадцать знамен, повергаемые при сем к стопам вашего величества. Сегодня Бонапарт с отборными войсками производил араки на мой центр и оба крыла, но был везде отражен и разбит; его гвардия неоднократно нападала на мой центр без малейшего успеха; везде эти атаки, после сильного огня, были отбиты нашей кавалерией и штыками пехоты. Несколько пехотных колонн неприятеля и лучшие его кирасирские полки были уничтожены.
Не замедлю повергнуть к стопам вашего императорского величества, как только это будет возможно, подробное донесение об этой достопамятной битве при Прейсиш-Эйлау.
Полагаю, что наша потеря превысит 6.000 человек и. конечно, нисколько не преувеличу, заявив, что потеря неприятеля должна превышать значительно цифру 12.000 человек»).
Считаю необходимым привести полученный мною высочайший рескрипт от 8-го февраля 1807 года (Это позднейшая вставка Беннигсена в его записках, хранящихся в архиве Военно-ученого комитета. Рескрипт на французском языке). [154]
«Вам легко понять, генерал, всю радость, доставленную мне счастливым исходом сражения при Прейсиш-Эйлау. Вам была предоставлена слава победить того, кто доныне никогда не был побежден. Мне очень приятно иметь возможность засвидетельствовать вам всю мою признательность, а также всего нашего отечества. Курьеру поручено вручить вам знаки ордена Св. Андрея Первозванного, а я в то же время приказал министру финансов производить вам ежегодно пенсию в двенадцать тысяч рублей. Вся армия, состоящая под вашим начальством, получит в награду третное жалование, и я ожидаю с нетерпением от вас список удостоенных вами к наградам, чтобы засвидетельствовать мою благодарность свеем представленным вами. Признаюсь вам, что я ощутил только одно сожаление именно о том, что вы признали необходимым отступить, но, возложив на вас все доверие мое, вам одним представляется решать по вашей опытности и познаниям то, что следует делать. Вы сумеете избрать время, когда вам будет предстоять двинуться вперед и воспользоваться плодами вашей победы. Вы просите меня прислать к вам все имеющиеся у меня свободные войска. Все находящиеся здесь войска давно были бы отправлены к вам, если бы я не имел некоторых беспокойств в отношении Швеции. Дня три тому назад я уверился в расположении этого двора, и уже отдан приказ, двинуть к вам все войска, здесь находящиеся; в следующую середу они выступают. Половина полков двинется по обычной дороге на Ригу, а другая – на Псков и Якобштадт. Эти две дороги почти параллельны и поэтому для их прохождения потребуется одинаковое время. Войска найдут при этом более удобства при остановках и расквартировании. Посылаю вам из кавалерии: лейб-гвардии Кавалергардского полка – 5 эскадронов; Конной-гвардии – 5 эскадронов; гусар гвардейских – 5 эскадронов., улан полка моего брата – 10 эскадронов и лейб-казаков – 2 эскадрона. Из пехоты лейб-гвардии полков: Преображенского – 3 батал., Семеновского – 3 бат., Измайловского – 3 батал., Егерского – 2 батал. вместе с батальоном ополчения, что составит 3 батал., Гренадерского – 3 батал., еще Кексгольмского полка – 3 батал., Перновского – 3 батал., Великолуцкого – 3 батал., второго Егерского полка – 3 батал. Всего же 27 эскадронов и 27 батальонов. При каждом полку имеется положенная артиллерия, и, кроме того, 20 орудий тяжелой артиллерии и 18 легких следуют вместе с артиллерийским парком. Конная батарея в 12 орудий состоит при кавалерии. Вот все, что находилось войск под Петербургом, так что в настоящее время останется всего один Преображенский батальон для занятия караулов во дворце и один эскадрон казаков – для патрулей. Опасаюсь только, что вы ожидаете из прибытия к вам слишком скоро, как это усматриваю из [155] присланной вами копии с рапорта к прусскому королю. Чрез 18 дней войска могут миновать Ригу, так что около 8-го или 10-го марта они могут быть на нашей границе. На другой день по приезде Ставицкого я приказал генералу Корсакову отправить к вам всех, которые у него свободны, а также из рекрут всех, которые уже порядочно обучены. В мае месяце надеюсь иметь возможность послать вам резервную армию из трех новых дивизий пехоты с кавалерией и артиллерией. Прилагают всевозможную быстроту для этого, но необходимо еще ждать два месяца из полного формирования.
Теперь, генерал, обращаюсь к той части вашего письма, которая до крайности меня огорчила (pene), именно – к просьбе вашей об увольнении вас от командования армией. Возможно ли, генерал, чтоб в те минуты, когда от вас зависит спасение государства и всей Европы, вы могли бы помышлять о чем-либо ином, как об уготованной вам славе, которая, так сказать, в ваших руках. Продолжайте только, как вы начали – и вы обессмертите ваше имя. С моей же стороны я желаю только вас все более и более убедить в том полном доверии, которое к вам имею. Буду говорить откровенно. Я подозреваю, что какие-либо личные соображения могли вас побудить на только что сделанный вами шаг. Но я вас заклинаю (conjnre) постоянно помнить, что главным командиром армии состоите вы, и что все другие, без исключения, должны сообразовываться с вашими приказаниями и им следовать. Посылаю вам моего генерал-адъютанта Уварова, который следует за Бенкендорфом; ему поручено выразить вам словесно все чувства уважения, которые я к вам имею. Так как многие генералы ранены, то вы можете дать Уварову назначение, на которое признаете его годным, и где вы найдете его полезным. Уполномочиваю вас вместе с тем переменить генерала Эссена 1-го и заместить его тем из генерал-лейтенантов, которого вы найдете всего более способным командовать отдельным отрядом.
Примите, генерал, уверение в совершенном уважении. Александр.
P. S. Отправив отсюда все войска и сделав все необходимые распоряжения, я имел намерение отправиться лично в армию. но желал бы предварительно знать ваше мнение о времени, когда мое прибытие могло быть всего более полезным».
Теперь перейду к изложению отступления моего к Кёнигсбергу. [156]

 


Назад

Вперед!
В начало раздела




© 2003-2024 Адъютант! При использовании представленных здесь материалов ссылка на источник обязательна.

Яндекс.Метрика Рейтинг@Mail.ru