: Материалы  : Библиотека : Суворов : Кавалергарды :

Адъютант!

: Военнопленные 1812-15 : Сыск : Курьер : Форум

Восточная война

1853-1856 годов

Соч. М.И. Богдановича

 

 

том II.

ГЛАВА XI.
Переправа русской армии на правую сторону Дуная.

(В первой половине марта 1854 года).

 

Зима 1853/4 года была весьма благоприятна для войск нашей Дунайской армии в гигиеническом отношении. В конце февраля 1854 года, в этой армии, считавшей в рядах своих около полутораста тысяч человек, число больных не превышало 5,490 человек, т.е. около 1/30 части наличного числа войск. Умерших со времени перехода армии за границу по 1-е февраля было, не считая убитых и скончавшихся от ран, всего 1,165 человек; а бежавших — 244 человека, из коих большая часть была поймана и предана суду (1).

Кампанию 1854 года, с нашей стороны, сперва предполагалось открыть переправою армии через Дунай близ Видина, дабы, войдя в непосредственную связь с Сербами и другими славянскими племенами, содействовать их восстанию против Турции. Но, вместе с тем, делались приготовления на Нижнем Дунае другой переправы, которая должна была служить для демонстрации и для облегчения действительной переправы главных сил (2). Князь Варшавский, которому Государь сообщил свои предположения по сему предмету, нашел, что главная мысль — совершить переправу против Видина "мысль новая и блестящая; что, действуя таким образом, мы могли войти в непосредственные сношения с самыми воинственными христианскими племенами Турции: Сербами, Болгарами, и далее с Черногорцами, и что, обратив против Турции часть её собственного населения, мы сохраним наши силы и сбережем русскую кровь. Но привести в исполнение сей план — по мнению фельдмаршала — можно было не ранее весны, как по недостатку подножного корма, так и потому. что потребуется перевозка на оконечность нашего правого фланга осадной артиллерии, а также продовольственных и военных запасов, чего в зимнее время, по распутице, сухим путем, сделать невозможно".

Чтобы, между тем, не потерять в бездействии зимние месяцы — фельдмаршал предлагал — в продолжении зимы воспользоваться течением Дуная. По его мнению — река сия должна была составить главный путь всех наших транспортов к центру и правому флангу. Притом. предназначая главные действия на правом фланге, необходимо, прежде всего, обеспечить свой левый фланг и центр. Для достижения всех этих целей. князь Варшавский предполагал: в Измаиле приготовить осадную артиллерию, запасы хлеба и овса, и вообще все тяжести, и нагрузить их на суда дунайской флотилии и транспортные, взяв с собою также плавучий мост. Устроив таким образом заблаговременно плавучий магазин, выждать прибытие резервов и двух дивизий 3-го пехотного корпуса. Затем, с тремя пехотными дивизиями и кавалерией, перейти, между 1-м и 15-м февраля, на правый берег Дуная и двинуться вверх по реке, наравне с флотилиею, так чтобы постоянно иметь возможность навести мост для сообщения с левым берегом. На марше взять Исакчу, Мачин и Гирсово, и оставить в них гарнизоны от 500 до 1,000 человек, а потом — подняться до Силистрии. Между тем, 4-й пехотный корпус, расположенный около Букареста, наблюдает течение Дуная, а с приближе-нием наших войск к Силистрии, усиливает их одною дивизиею. Тогда, имея четыре дивизии пехоты, осадную артиллерию и большой парк, можно надеяться на скорое взятие Силистрии.

Если бы неприятель, желая помешать в том, вышел в поле, тем лучше, потому что мы, владея обоими берегами Дуная, могли бы разбить неприятельскую армию.

По взятии Силистрии, должно оставить там достаточный гарнизон. В это время, можно было бы отправить в Малую Валахию одну из дивизий 4-го корпуса; прочие же войска с плавучим магазином следуют к Туртукаю и Рущуку, и по овладении этими крепостями, оставляют в них гарнизоны.

Таким образом, очистив правый берег Дуная, мы подвинулись бы со всеми нашими запасами к Малой Валахии.
Если бы плавучего моста не было, или оказалось нужно оставить его в Силистрии, то можно заменить его пароходами и судами, на которых перевозились бы войска с одного берега на другой, куда потребуется. Подходя же к Видину, можем, пользуясь сими судами, тотчас устроить мост там, где будет нужно.

Между тем Сербы и Болгары приготовятся к восстанию, и весною, т.е. около 15-го апреля, с появлением подножного корма, кампания откроется по предначертанному, совершенно новому плану, который может повести к разрушению Турецкой Империи. До сих пор, во всех войнах, мы поддерживали Сербов лишь небольшими отрядами. Ныне же, когда мы явимся к ним с флотилиею. осадным парком и целым корпусом, можно будет овладеть не только Видином, но и Белградом, что поведет к освобождению Сербии от турецкого ига (3).

Князь Горчаков, признавая, что тройной союз Турции, Англии и Франции не дозволял нам предпринимать решительных наступательных действий, и что, при всем том, мы не должны были ограничиваться пассивною обороною течения Дуная, считал однако же опасным форсировать переправу на Нижнем Дунае. между тем как часть наших сил будет оставаться против Видина. По его мнению, Турки, двинувшись более чем с 80-ю тысячами человек от Силистрии и Рущука, против двух пехотных дивизий, оставленных у Букареста, могли занять Валахию, в тылу нашей армии. Появление наших войск у Траянова-вала не остановило бы Турок, потому что их правый фланг и тыл были бы прикрыты Варною, Силистриею, Рущуком и Шумлою. Далее — князь Горчаков писал. что нельзя было рассчитывать. в отношении к получению продовольствия, ни на Сербию, которая бедна, ни на Австрию, которая, даже во время венгерской войны, дала нам — сколько помнится — хлеба всего на восемь дней: следовательно — невозможно устроить никакого базиса выше Видина, и потому лучше дать 4-му корпусу направление. наименее удаляющее его от наших ресурсов. По мнению князя Горчакова, устройство мостов на Дунае было крайне затруднительно, а предпринимать какие-либо важные действия, пока не просохнут дороги и не появится подножный корм, т.е. до половины или конца апреля, в тамошнем краю невозможно.

На основании этих соображений, князь Горчаков полагал: во 1-х, до весны ограничиться выбитием Турок из Малой Валахии и взятием Калафата, либо, если калафатские укрепления столь сильны, что успех штурма сомнителен, то вогнать неприятеля в Калафат и обнести его редутами, дабы не допустить Турок дебушировать из укреплений на левую сторону Дуная. Во 2-х, заняться ныне же устройством моста у Галаца, и раннею весною сделать демонстрацию переправы у Сатунова, Мачина, или Гирсова, и, смотря по обстоятельствам, совершить ее в действительности, дабы привлечь внимание неприятеля и, если можно, овладеть Тульчею, Исакчею, Мачином и Гирсовым. В 3-х, утвердясь в Малой Валахии, что, вероятно, последует по прибытии туда двух дивизий 8-го пехотного корпуса, приступить к заготовлению судов в верховьях реки Жио, либо Ольты, для переправы через Дунай. В 4-х, ежели Турки предпримут наступление на левую сторону Дуная, то разбить их. В 5-х, избрав удобнейшее время, перейти через Дунай, выше Рущука, в числе примерно 40 тысяч человек, для действий в западной Булгарии и возбуждения к восстанию Болгар и Сербов, причем наши войска, имея за собою непосредственно Валахию, будут совершенно обеспечены в отношении доставки запасов. «Я полагаю — писал Горчаков — что можно будет предпринять осаду Рущука и взять эту крепость. Зимовать же войскам можно в западной Булгарии, где стоянка их будет иметь самое выгодное влияние на восстание православных племен». Князь Горчаков однако же сознавал сам, что будет весьма трудно устроить переправу через Дунай, в особенности выше Рущука, потому что Турки настроили много батарей и укреплений против устьев рек Ольты и Жио (4).

Почти в то же время, генерал Берг представил записку о действиях против Турции, в которой отвергал пользу направления армии с верхнего Дуная на Видин и Софию: во 1-х, потому, что. действуя таким образом, мы удалились бы от нашей естественной базы — России; во 2-х, Сербия, с прилежащими к ней странами, не могла бы доставить достаточно средств для снабжения большой армии; в 3-х, невозможно устроить удобно магазины и госпитали в такой бедной стране, какова Булгария; в 4-х, доставка осадной артиллерии к Силистрии, и оттуда к Рущуку, а тем паче к Видину, потребовала бы столько времени, что весь план кампании оказался бы неисполнимым; в 5-х, вместе с передвижением наших главных сил к Видину, мы открыли бы неприятелю доступ в пределы южной России, по кратчайшей операционной линии; наконец, в 6-х, раз-стояние от Леова до Адрианополя, по дороге на Силистрию, с небольшим 600 верст, а на Видин — около 1,000 верст, следовательно — почти вдвое (5).

Князь Варшавский, которому, по Высочайшему повелению, были сообщены предположения князя Горчакова, не соглашался с ним во многих отношениях.
Во 1-х, он не одобрял близкого расположения войск в редутах против Калафата, полагая, что оно могло повести к напрасной трате людей, подобно той, какую понесли мы под Ольтеницею, и что достаточно наблюдать Калафат издали.
Во 2-х, на счет предположения — ограничиться на левом фланге демонстрациею, фельдмаршал заметил, что такая демонстрация либо привлечет Турок к Нижнему Дунаю, либо нет. Если нет, то она будет бесполезна; если же туда направится вся турецкая армия, то нечем будет удержать ее, и когда Турки перейдут через Нижний Дунай в значительных силах, тогда нам нельзя и думать о переправе близ Видина, а придется бежать 800 и 400 верст, в помощь своему центру и для прикрытия собственных сообщений.
В 3-х, на счет предположения — переправиться через Дунай на левом фланге, как скоро дороги сделаются проходимы и появится подножный корм, фельдмаршал писал:
"здесь я замечу, любезный князь (*), как много в войне зависит от времени, места действий и от дислокации войск. Вы предполагаете начать действия, когда дороги сделаются проходимы и появится подножный корм, т.е. в апреле. Но вы те же самые удобства даете 1 тогда и Туркам. Нельзя ли распорядиться так. чтобы, пока неприятель находится в невозможности собраться, именно по распутице и недостатку подножного корма, самим воспользоваться путем, который нам сама природа указываете? Сделайте Дунай большою дорогою для ваших запасов и тяжестей. Начните действия в половине февраля.
Тогда все выгоды будут на вашей стороне: река уже очистится, солнце греет, а Турки еще не могут собраться, а если и соберутся, то в малых силах, без артиллерии и кавалерии, от бездорожья и от недостатка зеленого фуража (**). Вы назначаете пунктом переправы Галац, Мачин или Гирсово. При этом вам нужно строить мост в Гирсове, ибо, как сами говорите, Измаильского моста нельзя поднять мимо Исакчи. Притом, вы оставляете влеве турецкие крепости, и наконец — где ваше продовольствие, осадная артиллерия и тяжести? Вместо того, я переправился бы в Измаиле, и, не ограничиваясь демонстрациею, сейчас взял бы Исакчу. Тогда можно провести Измаильский мост и все тяжести по Дунаю, как по большой дороге, где ни распутица, ни наводнение не помешают. Не думаю также, чтобы, переправясь на правый берег Дуная, мы должны были занять край по Траянов-вал с тем, чтобы потом возвратиться за Дунай. Не лучше ли не отдаляться от Дуная, не терять времени на занятие Бабадага, а идти к предположенной цели вверх по Дунаю (***).
В 4-х, вы предполагаете ограничить действия на левом фланге взятием Гирсова, а потом перевести часть войск в Валахию, перейти через Дунай у Никополя, распространить поиски до Сербии и Балканов, возбудить восстание христианских племен, и, если будет удобно, осадить Рущук. Для чего ограничиваться взятием Гирсова? Ежели вы опасаетесь за ваш центр при движении вашем к Видину, то не отвратите опасности, пока ниже вашей переправы останется в руках неприятеля Силистрия, откуда он, прорвав ваш центр, может двинуться не только на Букарест, но даже прямо на Яссы... Не говорю уже, что может произойти в случае десанта Французов. Наконец, не предвидя даже неудач. весь успех кампании ограничивается зимовкою в западной Булгарии".

Далее фельдмаршал, изложив план действий, предложенный им в записке 14-го (26-го) ноября 1853 года, писал: "Полагаю, что переправа займет два или три дня, взятие Исакчи четыре или пять дней, до Мачина — два марша, взятие Мачина три дня, до Гирсова — три марша, взятие Гирсова — пять дней, до Силистрии — пять дней: всего 24 или 25 дней. Следовательно — около 15-го или 20-го марта можем быть под Силистриею.

"Имея четыре дивизии пехоты, с кавалерией, запасы всех родов, осадную артиллерию с большим числом орудий и мост для сообщения с левым берегом, можно смело предпринять осаду Силистрии, тем более, что с половины или конца марта, когда войска придут к этой крепости, остается еще довольно времени, пока можно ожидать действий Турок или десанта Французов. Силистрия, вероятно, сильно укреплена, но она нам необходима, ибо дает неприятелю возможность угрожать нашему центру. Притом же непременно следует открыть плавание по Дунаю для дальнейших действий, как оборонительных, так и наступательных. Осады крепостей теперь для нас не так трудны, как в прежние войны, когда наши инженеры думали, что сделали все возможное, подойдя к крепости на 800 сажен, и когда никто не думал им противоречить. Генерал Шильдер будет вам в сем случае отличным помощником; я уверен, что и он найдет много хороших себе помощников между офицерами, получившими образование в Инженерном Училище. Слава Богу, с учреждением этого заведения мы не отстанем от иностранцев. Подойдя к Силистрии, должно начать осаду немедленно, так чтобы открыть огонь на 4-й или на 5-й день. Если ничто не помешает, то Силистрия может быть взята в три недели. Вероятнее, однако, что Турки соберут в помощь Силистрии всю свою армию". Тогда — писал фельдмаршал — я думал бы перевести на правую сторону Дуная одну дивизию 4-го корпуса и 4-ю кавалерийскую дивизию. У нас было бы до 85-ти тысяч человек, а с такими силами можно стать не только против турецкой, но и против европейской армии. Не следует забывать, что у Турок армия одна, потеряв которую, они не скоро соберут другую, и потому, разбив их, мы можем действовать куда угодно. "Здесь представляется соблазнительная мысль: рассеяв неприятельскую армию, идти на Шумлу, но я нахожу, что это удалило бы нас от главного предмета, т.е. действий с правого фланга, посредством Сербов и других христианских племен». По мнению князя Варшавского, уничтожив турецкую армию, и утвердясь на Дунае, мы могли бы действовать по обстоятельствам: оборонительно, если бы Европа угрожала нам войною на западной нашей границе, или наступательно с правого фланга (6).

Император Николай, одобрив предположения фельдмаршала, соизволил заметить, на счет содействия Сербов и Болгар, что "на них можно надеяться только как на полезную диверсию, не полагая отнюдь, чтобы они могли нам содействовать иначе, но и этого уже будет достаточно, чтоб отвлечь часть турецкой силы. Ежели Бог благословит взять Силистрию и Рущук, тогда у нас на Дунае будет сильная позиция, и мы далее не пойдем, доколь не объяснится, какое влияние на деле иметь будет восстание христиан и в какой силе оно разовьется... Начать осадою Силистрии считаю теперь необходимым, дабы обеспечену быть на левом фланге, в случае десанта Французов и Англичан в Варне, или где либо в сей стороне"... (7).

В начале марта 1854 года, когда расположение Австрии в пользу морских держав сделалось очевидно, Император Николай писал князю Горчакову:
"Вчера ночью, я получил твое письмо, любезный Горчаков, от 27-го февраля.
С нетерпением ожидать буду, было ли благословение Божие нашему предприятию чрез Дунай!
Почти с каждым днем положение дел делается для нас грознее чрез неслыханную неблагодарность Императора Австрийского; оно дошло до того, что вынудило меня начертать новый обзор, или план действий, соответственный теперешнему положению наших соотношений. Князь Иван Федорович (****) его одобрил и тебе сообщит. Это, повторяю — не предписание Гофкригсрата, но обзор нееоходимый положения нашего, и того, что мы в таких обстоятельствах предпринимать можем, и как полагаем к оному приступить, не стесняя тебя в нужных детальных отступлениях, лишь бы общее направление действий было согласно с оным, и в связи по тому со всеми другими мерами, которые на всех других. пунктах предпринимаются. Ежели, однако, вероломство Австрии дойдет до решительного наступления на нас, или в Малую Валахию, или в Молдавию, тогда, разумеется, что ты должен сам решить общее отступление на избранное поле сражения, где, собрав сколько наиболее можно, дать решительное сражение, и тогда с помощию Божиею: Cela aura ete reculer pour mieux sauter.
Душевно тебя благодарю, что ты бережешь войско, и нельзя не нарадоваться малому числу больных и умерших. Благодарю еще душевно, что ты сам не теряешь духа, да и умеешь столь славно его поддерживать во всех войсках.
Надежду не теряем; напротив, наше доверие в Божий милосердный промысл должно быть не ограничено, так оно и здесь во всех сословиях. Готовимся принять Англичан. Всем нашим поклон; обнимаю душевно; Господь с тобою и с нами" (8).

В Собственноручной записке Государя, приложенной к этому письму, сказано, что
"из прежних предположений осталось только одно — переправа у Мачина и Тульчи, которая, вероятно, исполняется, или, с помощью Божиею, исполнена. Когда и как приступить к Силистрии, остается неопределенным; а за этим и все наши дальнейшие действия.
Между тем, слухи более и менее вероятные угрожают то десантами на Кавказе, то в Крыму, то в Бессарабии; меры против сего по возможности везде приняты и подают, кажется, надежду, что все эти десанты не могут быть исполнены без больших затруднений.
Но сим не ограничивается угрожающая опасность. Расположение Австрии из двусмысленного делается более и более явно нам враждебным, и не только парализирует расположение Сербов нам содействовать, но угрожает нам самим на правом нашем фланге, и даже нашему тылу, вторжением в собственные наши пределы.
Нет сомнения, что данное направление и расположение войскам нашим, как в Царстве Польском, так на Волыни и в Подолии, отстраняет опасность нашим пределам.
Но положение наше в Княжествах значительно изменилось. Остается решить — к чему приступать, соблюдая и военную осторожность и не роняя наше политическое достоинство и влияние на Христиан, не противореча провозглашенным нашим намерениям.
Кажется Мне, что вопрос разрешить можно как следует:
1) Ежели Бог благословил с успехом совершить переправу, и, овладев крепостцами, уст роить, как предполагалось, сильное мостовое прикрытие, для охранения Нижнего Дуная и для резерва, на случай высадки в Бессарабии или у Одессы, оставить 1 1/2 дивизии, примерно 7-ю и бригаду 14-й.
2) 15-ю дивизию подвести против Силистрии, наблюдая и за Гирсовым.
3) Отряду генерал-лейтенанта Липранди стягиваться на Краево и за Ольту, в виде арриергарда главных сил.
4) Остальные 1 1/2 дивизии 4-го корпуса и две дивизии 8-го корпуса расположить близ и вокруг Букареста, в виде общего резерва, и с целью соединенными силами обратиться на неприятеля, откуда бы ни угрожал, т.е. от Видина ли, от Рущука ли или Никополя, или наконец от Силистрии. Таким образом, кроме арриергарда и отряда против Силистрии, будут везде готовы вместе 4т/2 дивизии или 72 батальона, кроме сапер и стрелков.
5) Так ожидать, осуществятся ли и где ожидаемые десанты, и как удастся их отбить?
6) Драгунский корпус иметь в резерве по обоим берегам Прута, готовым обратиться туда, где опасность угрожать будет, и сим значительным перевесом кавалерии и конной артиллерии облегчить победу.
7) Осадный парк перевесть в Измаил, и когда время настанет, погрузить на суда.
8) Ежели Турки где либо у Силистрии, Рущука ли или Никополя, переправятся в значительных силах, дать им отойти от Дуная, марша на два, и тогда идти на ближайшего, с помощию Божиею, разбить и кавалерией сильно преследовать до Дуная.
9) Когда десанты будут отбиты, или удастся Турок разбить на левом берегу Дуная, тогда двинуться левым флангом к Силистрии, и приступить ко второй переправе, с 15-ю дивизиею и 3-м корпусом, оставляя весь 4-й у Букареста.
Иного покуда не придумаю.
Вероятно в этом пройдут апрель, май и июнь. Около июля, должно объясниться, Австрийцы враги ли нам, или, удержанные примером Пруссии и нашим грозным видом, останутся точно нейтральными.
Быть может, что и Греческое восстание повлечет за собой восстание Герцеговины, и быть может и Сербии и Булгарии, несмотря на усилия Австрийцев их удержать. Тогда, сомнения нет, все обстоятельства примут для нас гораздо выгоднейший оборот.
До того мы имеем все выгоды не торопиться и выжидать, утомляя и истощая Турок в голодном крае. Бремя сие употребить в пользу заготовлением и кошением фуража, формированием резервов, подвозкою провианта, и проч.
Таким образом август и сентябрь полагаю Я, что с пользою употребятся для решительного удара, т.е. для овладения Силистрией, а быть может и Рущуком.
Но сим должны мы ограничиться на 1854 год (9).

На счет выбора пункта для переправы через Нижний Дунай, князь Горчаков отнесся к генералу Лидерсу, поручая ему собрать сведения о местности и укреплениях, устроенных Турками для обороны течения Дуная, и изложить свое мнение по сему предмету. Генерал Лидерс представил весьма подробные рекогносцировки всех пунктов, на которых могла быть совершена переправа, полагая удобнейшим к тому пунктом Браилов, т.е. переправу оттуда на правый берег Мачинского рукава (10). Князь Горчаков, одобрив мнение генерала Лидерса, считал однако же полезным, для развлечения внимания Турок, предпринять одновременно две переправы: у Браилова и Сатунова. Наконец, с таковою же целью, решено переправиться в один день на трех пунктах: в Браилове, Галаце и Измаиле, а, между тем, по всему занимаемому нами пространству Дуная, продолжались демонстрации. Хотя такое разобщение наших сил представляло временное неудобство и требовало для переправы главных отрядов два моста, тогда, когда у нас был заготовлен только один мост в Галаце, однако же развлекало внимание Турок и давало возможность зайти в тыл войскам, занимавшим Мачин и атакованным со стороны Браилова, другою частью наших сил, направленною от Галаца по дороге на Гарвань. Что же касается до мостов, то генерал Шильдер нашел возможность из имеющегося одного моста, с по-мощью местных средств и понтонов, построить два моста: в Галаце и Браилове.

В исходе февраля, уже оканчивались приготовления к переправе. Генерал Лидерс донес, что к 20-му февраля было окончено в Галаце сооружение плотов для плавучего моста и изготовлены туры для предмостного укрепления. Государь настаивал, чтобы переправа была совершена непременно в начале марта, и потому в первых числах этого месяца войска сосредоточились к местам, назначенным для переправы, именно: в Браилове, под личным начальством князя Горчакова, 12 1/4 батальонов, 7 эскадронов, 5 казачьих сотен. 52 орудия и понтонный парк (11). В Галаце, под командою генерала Лидерса, 24 1/4 баталиона, 8 эскадронов, 6 казачьих сотен и 64 орудия (12). В Измаиле. под командою генерал-лейтенанта (Александра Клеон.) Ушакова, 14 батальонов, 16 эскадронов, 6 казачьих сотен и 50 орудий (13). Вообще же для движения на правую сторону Дуная было назначено до 45-ти тысяч человек с 166-ю орудиями. При этих войсках состояли два парохода: Ординарец и Прут и несколько канонерских лодок, под начальством контр-адмирала Мессера (14). Для содействия форсированной переправе у Браилова, построены и вооружены четыре батареи на левом берегу Дуная и две на острове Бындое. К 1-му (13-му) марта, в Браилове заготовлено: муки 2,740 четвертей; сухарей 43,975 пудов, круп 1,900 четвертей, соли 685 пудов, перца 98 пудов; ячменя 8.000 четвертей; сена 142,920 пудов; дров 300 сажен. В закупке волов и повозок для войск встретилось большое затруднение, а потому начальники частей, большею частью, принуждены были для приобретения их посылать в Бессарабию (15).

Дунай, на половине расстояния от Туртукая до Силистрии, разделяется на два большие рукава, (не считая множества малых, образующих мелкие острова), и соединясь в одно русло у Гирсова, течет оттуда опять двумя широкими рукавами до Браилова: правый называется Мачинским, а левый — Браиловским. Оба эти рукава судоходны. Браилов и Галац избраны были для переправы наших войск, потому что между этими городами река соединяется в одно русло, и хотя, по ширине своей от 250 до 600 сажен, требует длинного моста, однако же, по господству левого берега над правым, наши батареи могли удобно обстреливать противоположную сторону реки; к тому же мы надеялись найти в Браилове и Галаце нужные, для дополнения наших средств при постройке мостов, кирлаши и лодки. Пункт для переправы у Браилова был выбран очень удачно: входящий угол, образуемый течением Дуная ниже города и Мачинским рукавом, способствовал сосредоточенному обстреливанию правого берега с батарей левого берега и острова Бындоя; под прикрытием огня их, предварительно высаженная небольшая часть пехоты могла удерживаться в ожидании переправы прочих войск. Переправа у Галаца не представляла таких выгод и даже сопряжена была с неудобством движения к селению Гарван, по крутому подъему на значительную высоту. Но, за то, неприятель вовсе не ожидал, чтобы мы стали переправляться на этом пункте. Для переправы же отряда генерал-лейтенанта Ушакова, от Измаила, избрано место в полуторе версте выше мыса Четала, где река суживается до 120 сажен и левый берег Сулинского рукава покрыт густо разросшимися ивами, способными укрыть войска от взоров и выстрелов неприятеля; правый же берег там открыт, и занятие его на этом пункте могло способствовать нам отрезать от Тульчи турецкие войска, расположенные в укреплениях против Четала (16).

Для обеспечения нижней части Дуная от вторжения с моря, по распоряжению князя Горчакова, были приняты следующие меры: командир дунайских портов и флотилии, контр — адмирал Мессер получил приказание затопить несколько пришедших в негодность судов в Георгиевском гирле, заградить цепью вход в Сулинский рукав, возобновить батареи на мысе Четале и против мыса, и вооружить каждую из них четырьмя крепостными орудиями.

В Измаиле собрано и исправлено 163 лодки разной величины, которые могли поднять 21/2 баталиона; а для перевозки орудий приспособлены два городских парома и одна шаланда, на которых могли поместиться 6 орудий. Гребцы набраны из спешенных казаков и пограничной стражи. Для постоянного же сообщения, приготовлены два моста на плотах и один небольшой мост на козлах, который был назначен на случай, если бы на правой стороне реки встретилось затруднение в переходе через глубокие рукава. Для первоначальной перевозки войск собраны в Галаце и Браилове большие суда, на которых могло поместиться по роте, малые суда и чамы (суда с палубами) для артиллерии и казаков, а также барказы и рыбачьи лодки; гребцами на них служили пехотные солдаты, рыбаки и вольные матросы. Для наводки мостов были приготовлены: в Галаце 54 парома (каждый из двух плотов) и 6 малых судов, а в Браилове 6 паромов, 6 малых судов, добавочные плоты и понтоны. Все эти материалы были собраны и употреблены в дело по распоряжений генерал-адъютанта Шильдера (17).

Переправу на всех трех пунктах предполагалось произвесть 10-го (22-го) марта; но потом она была отложена до следующего дня. Причинами тому, кроме весьма бурной погоды, были: необходимость дать отдых войскам, совершившим два усиленных перехода, и пересмотр всех принадлежностей переправы, после двукратного их перемещения из Галаца в Браилов и обратно.

Для отвлечения неприятеля от мест переправы, полковнику Зурову, с отрядом из двух баталионов и дивизиона улан, при 10-ти орудиях (18), стоявшим на реке Яломице, у сел. Циндерей, предписано произвесть, 9-го (21-го) марта, сильную демонстрацию против Гирсова. Накануне, вечером, отряд, подойдя к Дунаю, в нескольких частях, развел, на пространстве тридцати верст от Бордушан до Гура-Гирлица, большие огни, горевшие во всю ночь. Во многих местах играли зорю, пели песенники и в виду турецких батарей подвезены до 350 лодок, по которым Турки тотчас открыли огонь. 9-го (21-го), на рассвете, с нашей стороны произведена канонада по неприятельским батареям, которые отвечали довольно частым огнем. Но вскоре действием нашей артиллерии часть турецких укреплений была разрушена, три орудия подбиты, остальные же отвезены от берега. С нашей стороны, не выбыло из фронта ни одного человека.
10-го (22-го) числа, в 4 часа пополудни, князь Горчаков приказал открыть усиленную канонаду с батарей у Браилова, сооруженных на левом берегу Дуная и на острове Бындое (19), вдоль Мачинского рукава. По приказанию инженер-генерала Шильдера, впереди Браилова, на Бындое, была построена батарея с анвелопою, состоявшею из эполементов аа, насыпанных по продолжению боковых фасов батареи, между коими оставлен промежуток b шириною в 16 фут. Это отверстие в виде широкой амбразуры не стесняло сферы действий наших орудий, между тем как мерлоны и амбразуры батареи были закрыты от действия косвенных неприятельских выстрелов, и подбить наши орудия или разрушить мерлоны могли только снаряды, пущенные по директрисам наших амбразур, или по направлениям весьма к ним близким (*****). Чтобы усилить действие батарей, была выдвинута одна из канонерских лодок к мысу острова Бындоя, для обстреливания пространства вдоль правого берега реки. ниже Мачинского рукава. Перекрестный огонь нашей артиллерии нанес значительное повреждение неприятельским батареям, обращенным к Мачинскому рукаву, но они продолжали действовать, хотя и слабее, до самой ночи.
11-го (23-го), утром, возобновлена канонада; но как неприятель не отвечал на нее, то князь Горчаков приказал прекратить огонь; а в 4 часа пополудни опять произведена усиленная канонада со всех наших батарей и приступлено к форсированию переправы. Начальство над войсками десанта было поручено начальнику штаба Дунайской армии. генерал-адъютанту Коцебу. Ровно в четыре часа, три батальона Замостского егерского полка, две роты 3-го саперного батальона, четыре орудия легкой № 8-го батареи и 50 казаков Донского № 25-го Зарубина полка, заблаговременно посаженные на суда, с песенниками и криком «ура», спустились от пристани близ карантина вниз по Дунаю и успешно прибыли к пристани Гичету, близ турецкой кофейни. Во время этой переправы, неприятель не действовал с своих батарей и даже вовсе не показывался в устроенных им укреплениях. Генерал Коцебу составил из первых высадившихся людей цепь застрельщиков, под начальством генерал-майора Веселитского, дабы, под прикрытием ее, дать время выходившей с судов на берег пехоте построиться в ротные колоны, и лично повел цепь по дороге к Мачину. Тогда же он послал исправляющего должность генерал-квартирмейстера, генерал-майора Бутурлина, с несколькими греческими волонтерами, влево от дороги, на оставленную неприятелем батарею, для обозрения местности, закрытой камышом. Нигде не было видно Турок, но как только генерал Бутурлин с охотниками взошел через амбразуры на батарею, неприятель, скрывавшийся позади в ложбине и в траншеях, соединявших батареи, открыл сильный ружейный огонь из штуцеров. Генерал Коцебу остановил цепь, которая немедленно завязала перестрелку с неприятелем.

Между тем, одновременно с отплытием десанта, была начата наводка моста, порученная командиру 1-й бригады 8-й легкой кавалерийской дивизии, генерал-майору Сталпакову. Неприятель, заметив движение отделений моста к месту его постановки, направил против этого пункта огонь из двух амбразур главной береговой батареи, коих нам нельзя было сбить. В это время, наша артиллерия, свезенная с судов, выехала вперед и вместе с батареями острова Бындоя открыла картечный огонь по ближайшим береговым батареям, за которыми держались неприятельские штуцерные и пехота. Тогда же приступлено к трассировке предмостного укрепления.

В 6 часов пополудни, два батальона Люблинского полка с двумя орудиями были переправлены в подкрепление трем высаженным прежде батальонам Замостского полка. Неприятель продолжал действовать из двух орудий главной батареи до самой ночи: по войскам картечью, а по работам предмостного укрепления и по мосту ядрами; сверх того, Турки, расположась вдоль ложементов, два раза открывали батальный огонь, который однако же не причинил нам никакого вреда, как по большому отдалению неприятельских орудий, так и потому, что наша пехота залегла скрытно в ложбинах.

В продолжении всей ночи, отряд оставался в наблюдательном положении, между тем как производилась постройка предмостного укрепления, В ту же ночь перевезены на правый берег еще два орудия легкой № 8-го батареи с 4-мя зарядными ящиками.

Канонерские лодки, до начатия десанта, обстреливали место, где предполагалось высадить войска, а после первой высадки были расположены поперек реки, для прикрытия наводки моста и удержания мостовых судов, коих якори, при усилившемся от ветра течении, не могли держаться на месте. Пароход Прут много содействовал наведению моста буксированием судов вверх по течению и помогал перевозке войск и артиллерии.

Наведение моста, при противном ветре и сильном напоре воды, шло весьма медленно, а потому на рассвете 12-го (24-го) марта, остальные два баталиона Люблинского полка были перевезены на судах. В ночи с 11-го на 12-е (с 23-го на 24-е), неприятель окончательно очистил свои батареи и отступил по дороге к Мачину; на следующее утро, наши передовые посты были выдвинуты вперед, а оставленные Турками батареи заняты нашими войсками (20).

Генерал-адъютант Лидерс приступил к переправе вверенного ему отряда, у Галаца, на рассвете 11-го (23-го) марта.
На основании диспозиции по вверенным ему войскам, отданной накануне, отряд был разделен на авангард, под начальством генерал-лейтенанта Гротенгельма, главные силы, под начальством генерал-лейтенанта Соймонова, и резерв, под начальством командира Брянского егерского полка, полковника Гана (21). Особый отряд, под начальством командира Прагского полка, полковника Крузенштерна, был оставлен в Галаце, для устройства мостового укрепления и занятия селения Азаклы, на правой стороне Дуная (22).

В составе вагенбурга, который должен был следовать с войсками генерала Лидерса за Дунай, находились: 1) патронные, 2-е и 3-е зарядные ящики; 2) повозки для больных; 3) половинное число провиантских телег; 4) походные кузницы; 5) аптечные вьюки; 6) повозки со спиртом; 7) артельные повозки; 8) офицерские вьюки; 9) порционный скот на четыре дня. Весь прочий обоз, остальной порционный скот и особый вагенбург, из повозок, нагруженных сеном и ячменем, оставлены у Галаца. Две трети подвижного № 3-го госпиталя, назначенные для движения с главными силами отряда, направлены из Вадени к сел. Ваду-Унгурлуй, близ Галаца. Войска имели при себе, 11-го (23-го), на каждого из солдат, по фунту вареного мяса и на четыре дня сухарей.

Наводка моста началась вечером 10-го (22-го), но, по причине темноты и сильного ветра, было наведено во всю ночь только шесть паромов. С рассветом 11-го (23-го), началась переправа отправлением на противоположную сторону реки парохода Ординарец, с поставленными на нем шестью единорогами, под прикрытием нескольких штуцерных. Затем, на кирлашах, посланы охотники и казаки. По приближении парохода к неприятельскому берегу, была открыта пальба из единорогов и штуцеров, для очищения места, назначенного для высадки. Генерал Лидерс вышел на берег одним из первых и поздравил войска с удачною переправою; в ответ ему раздалось громкое ура на обоих берегах Дуная. К вечеру уже была перевезена большая часть пехоты с 15-ю орудиями; на левой стороне реки оставались, кроме прочей пехоты, 49 орудий, все патронные и зарядные ящики, 7 эскадронов улан, сотни казаков, казенный обоз и фуражные запасы. Для перевозки всего этого необходим был мост, но, при усиленных трудах сапер и рабочих, 11-го (23-го) марта, установлено только 16 паромов и наведен мост на 80 сажен, а оставалось еще навести на 145. Хотя неприятель нигде не показывался, однако же генерал Лидерс, не находя возможным двинуть вперед отряд, не имевший при себе всего нужного, ограничился высылкою небольшой части войск для занятия сел. Азаклы, чтобы заставить неприятеля полагать, будто бы мы имели намерение направиться к Мачину вдоль Дуная. В Азаклы находилось до 50-ти человек турецкой кавалерии, которые завязали перестрелку с казаками и одного из них ранили.

12-го (24-го), генерал Лидерс выдвинул авангард, под начальством генерал-лейтенанта Гротенгельма, по дороге к Гарвану; главные же силы, постепенно перевозимые на судах, оставались у берега, в ожидании наводки моста. На следующий день, в пять часов утра, мост был готов, что дозволило притянуть к войскам их обозы и транспорты с провиантом и фуражом. Авангард отряда беспрепятственно занял Гарван и открыл сообщение с войсками Браиловского отряда, которые, между тем, двигались к Мачину. 14-го (26-го)
марта, главные силы отряда Лидерса пришли в Гарвань (23).

В ночи с 12-го на 13-е (с 24 на 25). князь Горчаков получил донесение с острова Бындоя, от генерал-майора князя Урусова, что неприятель, очистив Мачин, потянулся по Гирсовской дороге. Пользуясь тем, главнокомандующий приказал перевезти остальные батальоны на правый берег к 7-ми часам утра, а на левом берегу собрать Донской казачий Фомина полк и три эскадрона уланского эрцгерцога Алберта Австрийского (Литовского) полка, для перехода их на правый берег. коль скоро мост будет устроен. В 81И2 часов, мост был готов и по нем перешли первыми казаки, за ними уланы, и вслед затем князь Горчаков двинулся с частью сил (24) к Мачину. Навстречу ему вышли духовенство с крестами и старшины города с хлебом и солью. Жители-христиане, в праздничных платьях, толпились в улицах, по которым проходили наши войска. По занятии города и осмотре тамошних укреплений, начальство над войсками, вступившими в Мачин, было поручено генерал-майору Веселитскому.

Урон наш, во время переправы у Браилова, был весьма незначителен: убито 6 нижних чинов; ранены: генерал-майор Дубенский, которому оторвало ногу, нижних чинов 30; контужены: генерал-майор Веселитский весьма легко, артиллерии штабс-капитан Полубинский и нижних чинов 6 (25).

Несравненно затруднительнее была переправа через Нижний Дунай отряда, вверенного генерал-лейтенанту Ушакову.
Для этой переправы были собраны от жителей 147 лодок и 4 парома, на которые гребцами назначены казаки и солдаты пограничной стражи. Место для переправы избрано в шестистах саженях ниже разделения Килийского и Сулинского рукавов, там, где берега сближаются до 120-ти сажен. 10-го (22-го) марта, накануне дня, назначенного для переправы, придвинута к разделению рукавов гребная дунайская флотилия, из 15-ти канонерских лодок, и тогда же на две береговые батареи, вооруженные 6-ю крепостными пушками и 4-мя мортирами, поставлено от батарейных батарей № 1-го и 2-го по четыре орудия. Того же числа, вся пехота, артиллерия и донской казачий № 1-го полк были сосредоточены на острове Четале (26). Гусарские же полки, принца Фридриха Гессен-Кассельского (Мариупольский) и фельдмаршала графа Радецкого (Белорусский), и весь обоз собраны в Измаиле и должны были также перейти на Четаль на следующее утро.
В полночь с 10-го на 11-е (на 23-е), приказано флотилии занять позицию на прицельный выстрел от турецких батарей, а десантным судам- стать позади флотилии, вне выстрелов, чтобы, по ослаблении огня неприятельских батарей действием наших орудий, десантные суда могли обогнуть Четальский мыс и спуститься по Сулинскому рукаву. Тогда же артиллерия и пехота двинулись к месту переправы, где вся пешая артиллерия расположилась для обстреливания неприятельского берега, на случай появления турецких войск, а конно-легкая батарея стала против Сомова-гирла, для защиты тамошних мостов и для поражения войск, которые двигались бы из Тульчи по берегу Сулинского рукава. Вся артиллерия была скрыта за деревьями и кустарниками; штуцерные от всех полков поставлены между орудиями, а пехота расположена в камышах, позади артиллерии.

11-го (23-го) числа, в 5 1/2 часов утра, был открыт огонь с наших береговых батарей и флотилии. Эти батареи, под начальством отличных офицеров, штабс-капитана Фондзинского и поручика Девеля, меткими выстрелами ослабили огонь турецких батарей до того, что, около 10-ти часов утра, генерал Ушаков счел возможным направить десантные суда к месту переправы. Перевозочные лодки, по распоряжению лейтенанта Степанова, поднялись по Килийскому рукаву бичевою до Четальского мыса, но далее, чтобы обогнуть мыс, должны были, по причине отмели, идти на веслах. Как только передовые лодки показались из-за флотилии, турецкие батареи, не смотря на учащенные выстрелы наших береговых батарей и флотилии, обратили весь свой огонь на десантные суда. Но лейтенант Степанов, плывя на передней лодке, провел без всякого повреждения все суда к месту, где назначено было сажать на них войска.

Вторые батальоны Могилевского пехотного и Полоцкого егерского полков, с четырьмя орудиями легкой № 2-го батареи, в 11 1/2 часов утра, были посажены на суда и без выстрела вышли на неприятельский берег. За ними постепенно перевозилась остальная пехота с легкою артиллерией; переправа же батарейных орудий оказалась невозможною, по причине сильного ветра и ненадежности паромов. По мере высадки войск, устроившиеся части их двигались вперед: два Могилевских баталиона с двумя легкими орудиями, под начальством командира полка, полковника Тяжельникова, посланы вправо, для наблюдения за неприятельскими батареями. а Полоцкий егерский полк с 4-мя легкими орудиями, под командою генерал — майора Копьева направился к Сомову-гирлу. Обе колонны поручено вести офицерам генерального штаба: первую — капитану Вагнеру, а вторую — штабс-капитану Будогоскому.

Как только определилось место нашей переправы, неприятель стал постепенно собирать войска на высотах Старой Тульчи и в камышах около Сомова-гирла, и поставил на скате горы батарею из 8-ми орудий.
Генерал-майор Копьев, прикрываясь цепью стрелков, быстро двигался вперед. под выстрелами возвышенной неприятельской батареи. После непродолжительной перестрелки, наша цепь, поддержанная резервами, опрокинула Турок за Сомово-гирло и захватила мост, не дав неприятелю времени разрушить его. При занятии Сомова-гирла, наша потеря была незначительна: убито нижних чинов 2, ранено офицеров 2 и нижних чинов 39. Успеху колонны генерала Копьева много способствовали выставленные на левом берегу Сулинского рукава, против Сомова-гирла, батареи конно-легкая № 6-го и батарейная № 1-го.

Уже в 4 часа пополудни замечено было скопление значительных неприятельских сил на высотах Старой Тульчи; тогда же получено сведение о наступлении Турок из Исакчи. Генерал Ушаков, находя нужным обеспечить к ночи свои правый фланг и самую переправу, решился штурмовать береговые батареи, казавшиеся совершенно ослабленными. Батальоны Могилевского полка, в полубаталионных колоннах, пошли на приступ. Ближайший турецкий редут, занятый лишь пехотою, был тотчас взят 2-м батальоном; но едва наши колонны двинулись далее, на штурм другой батареи, как в ста саженях от нее были встречены картечью 6-ти орудий и сильнейшим ружейным огнем из обширного сомкнутого укрепления, которое издали казалось открытою с горжи батареею. При первом залпе ранены: командир полка полковник Тяжельников, командир 1-го батальона подполковник Амонтов — четырьмя пулями и генерального штаба капитан Вагнер — в голову. Баталионы, потеряв своих начальников, остановились; тогда — состоявший при генерале Ушакове, старший адъютант дивизии, капитан Домбровский и жалонерный офицер штабс-капитан Петров перестроив полубаталионы в ротные колонны, повели их на штурм со стороны реки. Уже наши солдаты взлезали на вал, но были отбиты. Атака 2-го батальона, под командою майора Богуславлевича, прямо на главный вход, также не. имела успеха. Войска наши не отступили, а залегли во рвах и за деревьями и продолжали жаркую перестрелку. Четыре орудия 2-й легкой батареи, под начальством батарейного командира подполковника Храповицкого, действовали картечью, в ста саженях от укрепления.

Генерал Ушаков, видя безуспешными усилия двух батальонов, штурмовавших турецкое укрепление, послал им в помощь только что переправившиеся три батальона Смоленского пехотного полка. 3-й и 4-й батальоны, прибежав первыми в помощь сослуживцам своим, ворвались с криком "ура в укрепление, вместе с Могилевскими баталионами. Здесь старший священник Могилевского полка Пятибоков взошел на вал, ободряя пастырским увещанием солдат, и осеняя их крестом под неприятельскими выстрелами, причем контужен два раза, бывшая на нем эпитрахиль пробита картечью и оторвана часть Святого креста. Уже было совершенно темно, когда наши храбрые воины, овладев главным валом, были встречены сильнейшим картечным и ружейным огнем из редюита, устроенного в виде небольшой цитадели, и не могли бы удержаться в занятом ими укреплении, если бы не подоспел им в помощь с места переправы 2-й Смоленский батальон, который ворвался в редут с другой стороны; в голове его взошел чрез бруствер в редюит, со знаменем в руке, командир батальона подполковник Вознесенский; за ним устремились возбужденные его примером солдаты. Гарнизон был большею частью переколот; храбрый Вознесенский заплатил за совершенный им подвиг своею кровью и получив две раны, пал в укреплении, но после перевязки тотчас возвратился к своему батальону. Затем оставалось взять нашим войскам еще один ретраншамент, сооруженный позади главного укрепления; оборонявшие его Турки были истреблены. В 9 1/2 часов вечера бой прекратился.

Трофеями штурма турецких батарей были девять медных орудий с передками и зарядными ящиками (27). Захваченный в значительном количестве порох был потоплен, из опасения взрыва от горевших внутри главного укрепления казарм. В плен взято до ста человек, и между ними начальник батарей Али-Назим-бей и три офицера. Остальные люди гарнизона, в числе около тысячи человек, большею частью, переколоты. С нашей стороны убито: обер-офицеров 5 и нижних чинов 196; ранено: штаб-офицеров 4, обер-офицеров 15, нижних чинов 491; без вести пропало нижних чинов 48; вообще же выбыло из фронта 759 человек. С первого взгляда кажется, что можно было избежать столь значительного урона, оставя против сильных турецких батарей, для наблюдения, небольшую часть сил, и устремив главную атаку на Тульчу, крепость, слабо укрепленную и занятую небольшим числом войск. Но, кроме того, что эти обстоятельства тогда еще не были нам известны, не подлежит сомнению, что занятием без сопротивления Тульчи и Исакчи мы были обязаны отважному взятию турецких батарей и нравственному влиянию этого подвига.

Геройский штурм турецких батарей и истребление защитников их навели на неприятеля панический страх. В ту же ночь и на следующее утро, Турки оставили позицию у Тульчи, бросили все устроенные, в продолжении нескольких месяцев, ретраншаменты у Исакчи и против Сатуновской плотины, и бежали к Бабадагу. 12-го (24-го) марта, наши войска заняли Тульчу, и в тот же день казаки Сатуновского отряда, генерал-майора Толстого, назначенного для демонстрации, вошли в Исакчу. В Тульче найдены довольно большие запасы пороха и снарядов, что доказывало поспешность очищения неприятелем этого города (28).

За переправу через Дунай Высочайше пожалованы следующие награды: генералу Лидерсу — алмазные знаки ордена Св. Андрея Первозванного; генералам Шильдеру и Коцебу — орден Св. Александра Невского с алмазами; генерал-лейтенанту Ушакову — орден Св. Георгия 3-й степени; инженер-генерал-лейтенанту Бухмейеру, генерал-лейтенантам: начальнику артиллерии 3-го, 4-го и 5-го корпусов Сержпутовскому, дежурному генералу сих же войск Ушакову и генерал-квартирмейстеру Бутурлину — орден Св. Владимира 2-й степени. Орден Св. Георгия 4-й степени получили 5 обер-офицеров Могилевского и Смоленского пехотных полков и сопричислен к тому же ордену старший священник Могилевского полка Пятибоков; награждены золотыми шпагами с бриллиантами, с надписью "за храбрость", генерал-майоры: князь Урусов и Веселитский; золотыми полусаблями, с надписью "за храбрость" — капитан Могилевского полка Домбровский, командир валахской батареи, полковник Ленц, и подполковник Замостского егерского полка Гладыш. Произведены в следующий чин подполковники Амонтов и Вознесенский.

Переправа через Дунай, одновременно на трех пунктах, в тактическом отношении, была искусно соображена и превосходно исполнена, но нельзя не заметить, что как ни славно было дело 7-й дивизии, на Нижнем Дунае, можно было избежать его и вместе с тем понесенного в нем урона, ограничась переправою у Браилова и Галаца, что заставило бы малочисленные гарнизоны Мачина, Исакчи и Тульчи очистить эти укрепленные пункты. Затем оставалось преследовать по пятам ошеломленного неприятеля и в десять, либо в двенадцать переходов дойти до Силистрии, которой укрепления, по показаниям лазутчиков и пленных, тогда еще не были окончены; а возведение отдельного укрепления Абдул-Меджид, по справедливости считавшегося ключом всей Силистрийской обороны, едва начато; гарнизон крепости, по всем имевшимся сведениям, не превосходил 12-ти тысяч человек (29).

Войска, переправившиеся у Браилова, под личным начальством князя Горчакова, находились впереди прочих и могли 12-го (24-го) марта двинуться к Мачину, отстоявшему от них не более 15-ти верст, что заставило бы Турок бросить артиллерию, там находившуюся. Вместо того, войска наши оставались весь день в бездействии на правом берегу против Браилова, несмотря на то, что под начальством князя Горчакова состояла значительная армия, еще не истощенная войною и болезнями. По свидетельству одного из ближайших его сподвижников: "Нельзя было сомневаться в её мужестве после блистательного подвига отряда генерал-лейтенанта Ушакова. Опасаться за продовольствие также было бы неосновательно при таком энергическом и сметливом интенданте, каков был Затлер, тем более, что мы имели в своих руках три надежные переправы по мостам чрев Дунай: следовательно, подвозка провианта и зернового фуража из Княжеств и из России, могла быть вполне обеспечена" (30). По занятии Мачина, князь Горчаков, в тот же день, 13-го (25-го) марта, возвратился в Браилов, и, пробыв там 14-е (26-е) число, отправился обратно в Букарест. Во время пребывания в Мачине, князь Горчаков сочинил солдатскую песню. Из Браилова было послано краткое донесение Государю о переправе за Дунай. С тем же курьером князь Горчаков писал военному министру, прося его повергнуть на благоусмотрение Его Величества сочиненную им песню и исходатайствовать Высочайшее разрешение петь ее в войсках (31).

Государь был чрезвычайно доволен переправою за Дунай, наградил щедро всех отличившихся и прислал князю Горчакову свой портрет, украшенный алмазами, при весьма милостивом рескрипте, с которым прибыл из Петербурга флигель-адъютант Его Величества, для раздачи денежных пособий раненым офицерам и нижним чинам; другой флигель-адъютант был послан с таким же поручением прямо в Измаил, в отряд генерала Ушакова, где раненых было гораздо более.

15-го (27-го) марта, за два или три часа до отъезда князя Горчакова из Браилова в Букарест, получено им донесение об очищении Турками Гирсова. Начальник Циндерейского отряда, полковник Зуров просил дозволения послать казаков для занятия этого города. Повеление фельдмаршала — не двигаться далее Мачина — заставило колебаться князя Горчакова; но когда ему представили, что в Гирсове неприятель мог бросить часть своей артиллерии, и что, во всяком случае, завладев Гирсовым, мы будем иметь переправу через Дунай, весьма полезную для наступательных действий против Силистрии, тогда он не только разрешил Зурову послать туда казаков, но предписал генералу Лидерсу двинуться к Гирсову, со всеми войсками, перешедшими Дунай, кроме отряда генерал-лейтенанта Ушакова, которому велено тогда же занять Бабадаг, оставленный Турками.

16-го (28-го) марта, Гирсов был занят казаками донского № 34-го полка. В тот же день, князь Горчаков получил предписание князя Варшавского, от 9-го (21-го) марта, не переходить через Дунай, а если переправа уже исполнена, то остановиться, вывести войска из Малой-Валахии и принять меры к очищению магазинов и госпиталей. Такое предписание, внушенное опасениями неприязненных покушений со стороны Австрии. не должно было остановить князя Горчакова, уполномоченного Государем действовать сообразно обстоятельствам (32). И действительно, войска наши двинулись далее. 17-го (29-го), генерал Лидерс, оставя в Мачине два батальона, при 8-ми орудиях, с сотнею казаков, направил прочие войска, двумя колоннами, к Гирсову, где и сосредоточил весь свой отряд, 20-го марта (1-го апреля). Между тем, еще 18-го (30-го) марта, авангард генерал-лейтенанта Ушакова, под начальством генерал-майора Стоббе, расположился у Фрикача и занял передовым отрядом город Бабадаг. Неприятель бежал по направлению на Карасу столь поспешно, что не успел уничтожить на пути запасы ячменя и сена. При занятии Гирсова, найдены там брошенные Турками 4 чугунные орудия и много артиллерийских снарядов, а при занятии Вабадага-35 бочонков пороха, три ящика с патронами и до 300 четвертей ячменя. В несколько дней была очищена вся Бабадагская область и неприятель бежал по дорогам к Базарджику, Шумле и Варне.

Но, между тем, появились на Сулинском рейде и у Кюстенджи английские и французские пароходы. Князь Горчаков, и без того уже опасавшийся ответственности пред князем Варшавским, (который должен был вскоре принять от него начальство над Дунайскою армией), сделался еще более нерешительным и стал удерживать наступление войск Лидерса, который мог бы в десять или двенадцать дней перейти от Гирсова к Силистрии и, застав Турок врасплох, овладеть неоконченною крепостью при помощи демонстрации с левого берега (33).

Таково было положение дел, когда прибыл к армии новый главнокомандующий, фельдмаршал князь Варшавский. Назначение его главнокомандующим обеими армиями было последствием неудовольствия Государя на медленность и нерешительность действий князя Горчакова, Император Николай вполне доверял военным дарованиям и счастливой звезде князя Варшавского, и надеялся, что он приведет в исполнение, хотя отчасти, составленный им самим план кампании (34). Но принятие князем Варшавским начальства над Дунайскою армиею не повело к более решительным действиям. Преклонные лета фельдмаршала ослабили прежнюю его деятельность. Предстоящая борьба России с западными державами и двусмысленное положение Австрии побуждали его отказаться от смелого плана — возбудив восстание христианских племен, подданных Турции, действовать наступательно из Малой-Валахии на Софию. Будучи вызван, в феврале 1854 года, в Петербург, он предлагал Государю отвести Дунайскую армию за Серет и даже за Прут, и ограничиться оборонительными действиями. Только лишь настойчивые убеждения Императора Николая Павловича заставили князя Варшавского одобрить переправу через Нижний Дунай и занятие Бабадагской области, с тем, однако же, чтобы приступить к осаде Силистрии уже в августе. Блистательный успех нашей переправы побудил Государя снова требовать быстрых, решительных действий; напротив того, фельдмаршал, с первых дней своего прибытия к армии, выказывал неуверенность в благоприятном исходе борьбы и сомнения, постепенно возраставшие во все время его пребывания на театре войны.

По приезде в Фокшаны, 3-го (15-го) апреля, князь Варшавский получил из Вены депешу, в которой наш посланник барон Мейендорф советовал не переходить Дунай у Видина, не ручаясь в противном случае, чтобы Австрия не была увлечена в войну против нас усилиями Англии и Франции. Это известие так озаботило фельдмаршала, что он отозвал из Сербии в главную квартиру нашего агента Фонтона и предписал отряду генерал-лейтенанта Липранди отойти к Крайову. Генералу Лидерсу приказано подвинуться к Черноводам (т.е. всего на два перехода от Гирсова), и маневрировать  (35). Затем, осмотрев течение Нижнего Дуная, от Гирсова до Измаила, фельдмаршал писал Государю, что "в случае войны с Австриею, нам невозможно держаться на Дунае и в Княжествах, и что потому нельзя предпринять никаких наступательных движений до получения положительных сведений о намерениях Австрии". Далее он изъявлял мнение, что "может быть лучше б было очистить добровольно Княжества, чтобы занять в наших пределах более надежную позицию и вместе с тем отнять у Германии всякий предлог к разрыву с нами" (36).

Император Николай Павлович, в ответ фельдмаршалу, писал, что не видит никакой уважительной причины все изменить, все бросить и отказаться от всех положительных, решительных выгод, нами не даром приобретенных. "Неужели — спрашивал Государь — появление флотов у Одессы, и даже потеря ее, ежели она должна последовать, были не предвидены?... Неужели появление каких-то французских партий с артиллерией у Кюстенджи, тогда как их туда просить надобно, чтобы наверно уничтожить? Право — стыдно и подумать. Итак, остается боязнь появления Австрийцев. Действительно, могло бы быть дурно месяц тому, когда мы были слабы, и войска, с тем предвидением приведенные, не были еще на местах. Но они уже там. Да и нет никаких сведений, чтобы подобное нападение готовилось теперь, а разве, когда бы мы двинулись к Балканам, чего мы и не затеваем... Словом, эта опасность дальняя и во многом измениться может по нашим успехам. Между тем — время дорого; мы положительно знаем, что ни Французы, ни Англичане в силах и устройстве не могут примкнуть к Омер-паше, разве как в июне. И при таких выгодных данных, мы все должны бросить, даром, без причин, и воротиться со стыдом!!! Мне право больно и писать подобное. Из сего ты положительно видишь, что Я отнюдь не согласен с твоими странными предложениями, а, напротив, требую, чтобы ты самым деятельным образом исполнил свой прежний прекрасный план, не давая себя сбивать опасениями, которые ни на чем положительном не основаны, Здесь стыд и гибель, там честь и слава! А буде бы Австрийцы изменнически напали, разбей их 4-м корпусом и драгунами: станет и этого для них. Ни слова больше: ничего прибавить не могу... В конце — приписка: "Ожидаю нетерпеливо твоего донесения, что Лидерс под Силистриею, и удалось ли устроить новую переправу у Калараша. Ради Бога, не упускай драгоценного времени" (37).

Фельдмаршал, сознавая сам, что отступление в собственные пределы и оборонительные действия не могли привести к предположенной нами политической цели — «решился на наступательное движение, потому что оно могло отвлечь высадки на черноморские берега и произвести влияние на Турок», и по прибытии в Букарест — "получив известие, что Австрия не может быть готова прежде 5-ти или 6-ти недель, приказал войскам, несмотря на предстоящие затруднения, начать движения к Черноводам и Силистрии". "Конечно — писал Государю фельдмаршал — в случае войны с Австриею и десантов, взятие Силистрии не представит нам больших выгод, ибо, отдаляя нас на 90 верст от пункта высадки Французов в Каварне или Кюстенджи, не помешает им действовать на Нижнем Дунае, а мы, взяв даже Силистрию, в случае войны с Австриею, должны будем отойти". В особой записке, приложенной к этому письму, князь Варшавский старался выказать все невыгоды положения Дунайской армии: плохое состояние крепости Измаила; слабость Тульчи, Исакчи и Мачина; невозможность, в которой находился Лидерс, с 30-ю батальонами, удерживать 70 или 80 тысяч Турок Омера-паши, усиленных 80-ю или 40-ка тысячами Французов. Далее, в записке, следовало изложение затруднений, ожидавших наши войска при осаде Силистрии, именно: 1) Силистрия сильно укреплена; 2) наши батареи левого берега могут выжечь город, но не в состоянии вредить укреплениям, устроенным на высотах; 3) Турки в крепостях хорошо защищаются; 4) в случае, ежели Омер-паша с 30-ю или 40-ка тысячами человек станет на возвышениях между укреплениями Силистрии, то как бы ни велика была убыль неприятельского гарнизона, он может беспрепятственно пополняться и тогда нельзя будет взять Силистрию, не разбив прежде турецкую армию, а разбить ее между укреплениями весьма трудно. Если же в то время, когда мы будем осаждать крепость, у нас на фланге появятся Французы в соединении с войсками Омер-паши, что составит армию в 80 или 90 тысяч человек, то наше положение сделается затруднительным; 5) кроме того, мы можем встретить важное препятствие-разлив Дуная. Тогда мосты наши будут сняты и переправа может производиться только на судах (38).

Под влиянием стольких опасений главнокомандующего, движения войск на правой стороне Дуная производились весьма медленно. Только лишь 18-го (30-го) апреля разрешено было генералу Лидерсу перейти, на следующий день, с главными силами в Черноводы. Там войска оставались целые десять дней, до 29-го апреля (11-го мая), а потом двинулись небольшими переходами, вверх по Дунаю. и 4-го (16-го) мая подошли к Силистрии (39).

Таким образом потеряно было более месяца драгоценного времени. Этому обстоятельству должно, по всей справедливости, приписать неудачу наших последующих действий за Дунаем.

 

 


Примечания


 (*) Записка фельдмаршала была адресована на имя князя Горчакова.
 (**) В этом месте, на записке фельдмаршала, представленной Государю, Собственною рукою Его Величества замечено: «Вот чего и я хочу».
 (***) Собственноручное замечание Государя: «Очень быть может».
 (****) Фельдмаршал Паскевич.
 (*****) См. план батареи, построенной в 1854 году, на острове Бындое.


Назад

Вперед!
В начало раздела




© 2003-2024 Адъютант! При использовании представленных здесь материалов ссылка на источник обязательна.

Яндекс.Метрика Рейтинг@Mail.ru