|
V.
Россия, естественно, имела все права положиться если не на содействие, то на совершенный нейтралитет Австрии.
Император Николай мог предполагать, что спасенная им от гибели и восстановленная Австрия сохранила сознание великих услуг, ей оказанных. Он мог полагать, что Австрия не извлечет меча, который без его помощи преломился бы в смутах. В Совете юного Императора благодарность не должна ли была занять первое место? Впрочем, так заставляло думать самое поведение Австрийского Кабинета. Его нерешительная политика избегала всяких столкновений с войною; в Вене шли нескончаемые переговоры, писались ноты, предложения, протоколы, имевшие целью выиграть время и предоставить обстоятельствам возрождение такого события, которые могло бы служить Австрии благовидным поводом к принятию деятельного участия в Восточном вопросе.
Австрия разыгрывала партию свою осторожно; [26] осмотрительно подвигалась он по этой политической тропе, усеянной на каждом шагу преградами и опасностями.
Без сомнения, Австрия не могла разделять политических мнений Западных держав: в этих мнениях ясно говорилось о независимости Турции, а часть, которая могла выпасть при разделе этой страны на долю Австрии, приводила в раздумье Венский Кабинет. Но в то же время Австрия не хотела отступить от политических преданий Князя Меттерниха в войне 1828-1829, когда один Венский Кабинет восстал против России, между тем как Парижский, Лондонский и Берлинский безмолвно смотрели на переход Русских войск через Балканы и на заключение Адрианопольского трактата.
Чем громаднее были услуги, полученные Австрией в 1849 году, тем неудержимее было нетерпение, с которым она желала сбросить тяжелое иго благодарности, лежавшее на ней как знамение слабости в прошедшем и неуверенности в будущем. [27]
Казалось, Австрия искала только случая, чтобы удачно приложить к делу слова Князя Шварценберга: «мы удивим свет величием нашей неблагодарности».
Совершавшиеся события скоро вызвали проявление этой неблагодарности. Наконец и Австрия понемногу стала склоняться на ходатайство Наполеона и Кабинета Виндзорского; она стала проявлять намерение вступить в ряды держав Западных, которым такое союзничество должно быть более пагубно, нежели полезно, как уже доказали сами события.
Император Австрийский с самого начала склонялся к союзу с Западом; его юные идеи, смелый ум, предприимчивый характер, желание принять участие в бурях войны – все вызывало его на это сближение.
Лица, окружающие Франца-Иосифа, казалось, разделяли это мнение, но не так резко высказывались, затем, что, углубляясь в решение этого вопроса, они хорошо понимали все последствия этого союза. Австрия хотела этого сближения и потому, что в глазах ее Россия [28] постоянно угрожала Германской Империи. Занятие устьев Дуная Русскими мешало развитию Австрийской торговли в Черном море и на Востоке. В Вене, неизвестно почему, подозревали какие-то тайные намерения России нечувствительно овладеть умами Славянских народов и Греков Оттоманской Империи и таким образом расширить владычество России до Адриатического моря, посредством непрерывной связи поколений Молдаво-Валажских, Сербов и Черногорцев.
Вот причины, побуждавшие Австрию к союзу с Западом, не смотря на все услуги, полученные ею от России в 1848-1849 годах.
Но это сближение с Западом представляло для нее многие важные, неотвратимые опасности. Мы видели, с какою медлительностью она вступала в товарищество, обещанное Франции и Англии с самого начала. Это происходило оттого, что Австрия вступала в союз на условиях, которых принятие было невозможно. Она вступила в борьбу, имея в видах [29] изменить характер борьбы этой, затруднить самый исход ее.
Австрия видела неизбежную опасность в прибытии Французских войск на границы Венгрии; это сближение могло возродить в национальной Венгерской партии надежды, вызвать смуты, могло исторгнуть с корнем древо Австрийской Монархии, недавно укрепившееся в почве. В рядах самой Французской армии стали показываться Венгерские выходцы. Австрия страшилась появления Французских знамен на границах Венгрии; она вступала в союз с Западом с тем, чтобы не появлялись там эти знамена. Можно ли было принять на таких условиях ее союзничество? А оно было принято.
Наполеон III высоко ценил союз с Австрией: он, во чтобы то ни стало, хотел идти рука об руку с потомком древнего Габсбургского Дома.
Он уже шел в одних рядах с Англией, и таким товариществом Великобритания – это горнило всех враждебных предприятий против [30] Франции – торжественно признавала новую Империю. При содействии такой союзницы, Франция извлекала меч, не возбуждая укоров древней Европы, которая безбоязненно смотрела на замыслы Наполеона, как на непременный, наследственный дар, полученный им от великого полководца-соименника.
Но этого было мало новому Наполеону: он хотел союза с Австрией; он хотел, чтобы Европа сказала: «Австрия была соединена тесными узами с Россией, но пренебрегла ими для того, чтобы вступить в союз с гением и счастьем Наполеона III».
|
