|
X.
Наконец, из Парижа получено было приказание ускорить экспедицию. Сент-Арно возвратился из Константинополя в Варну и созвал военный совет. [40]
Генералы: Канробер, Броун и Контр-Адмирал Лэйонс в сопровождении сведущих в этом деле офицеров произвели рекогносцировку юго-западных берегов Крыма. Сведения, доставленные ими, показали возможность высадки, под покровительством огня морской артиллерии, на нескольких пунктах и позволили определить пути действий от сих пунктов к Севастополю.
Военный совет собрался в Варне вначале Августа, если мы не ошибаемся, 1-го числа.
На совете председательствовал маршал Сент-Арно. Во время предварительного совещания он сообщил Принцу Наполеону и генералам Канроберу и Боске план экспедиции, заранее составленный самим Наполеоном III, присланный из Биаррицы.
Маршал предложил совету обсудить проект десантной экспедиции на берегах Крыма, показал важность ее для Англо-Французской политики, разобрал план, к сожалению, слишком определительный. Предстояло, по словам его, избрать пункт для высадки; самый десант [41] произвести под покровительством флота, во что бы то ни стало разбить Русские войска, которые, по всей вероятности, окажут сильное сопротивление, и после победы идти прямо на Севастополь и овладеть им открытою силою. Таковы были предложения маршала, не смотря на то, что у него вовсе не было никаких положительных сведений ни о силах Русского действующего отряда, ни о Севастопольском гарнизоне, ни о состоянии крепостных верков с сухого пути. Все, что было известно об этом из разных источников, удостоверяло, что нам не придется встретить непреодолимых препятствий: Россия только что кончила трудную борьбу на Дунае и не могла сосредоточить в Крыму значительных сил. Перенесение театра войны на берега Крыма с одной стороны сопряжено было со многими опасностями, нос другой – благоприятный климат и самая важность цели делали его заманчивым.
Взятие Севастополя должно было привести к миру, столь желаемому для Королевы Виктории и Наполеона III. [42]
В эти минуты все взоры обратились на лорда Раглана, озабоченное чело которого выражало недоверчивость. Он первый указал совету на недостаточность сведений о Русских силах и о состоянии Севастопольских укреплений с сухого пути. Карты, имевшиеся у нас, были неудовлетворительны, также не было ничего известно о состоянии дорог, переправ и вообще о свойствах местности театра войны.
У союзников почти не было кавалерии, тогда как Русские имели конницу, отличавшуюся своими превосходными лошадьми. Все эти обстоятельства обещали нам мало успеха.
Вице-Адмирал Гамелен простирал еще далее сомнение в успехе экспедиции, называл предприятие рискованным и говорил, что союзники в этом случае будут походить на искателей приключений.
По словам его, силы союзников были недостаточны. Конечно, флот мог содействовать высадке, но приближавшееся равноденствие могло заставить его удалиться от берегов. В [43] конце Сентября уже должен был искать убежища от страшных бурь, свирепствующих на Черном море обыкновенно в это время. Тогда положение армии, заброшенной на неприятельский берег, могло сделаться опасным и даже безвыходным.
Климат Крыма суровее, чем в других странах той же широты, притом же нельзя упускать из виду близости моря и расположение горных хребтов. Этот полуостров, составляющий южную оконечность России, есть как бы вместилище всех непогод этой обширной Империи. Самый залив Севастопольский в некоторые холодные годы замерзает. И что, если атака отрытою силою против Севастополя не удастся и если тогда союзные армии для спасения чести своего оружия принуждены будут прибегнуть к правильной осаде, - кто тогда может предсказать исход этого предприятия!
Замечания лорда Раглана о недостаточности сведений о театре войны и неприятеле казались Французскому адмиралу весьма дельными, почему он и не мог согласиться на предприятие. [44]
Сент-Арно отвечал коротко на эти возражения. Он повторил еще с большей против прежнего энергией свои доводы, касательно важности экспедиции, и в заключении объявил, что он выразил перед советом непременную волю своего Императора.
Тогда подал свое мнение Принц Наполеон и защищал его почти целый час. Он говорил не только от себя, но и от имени генерала Боске и Герцога Кембриджского, с которыми накануне условился.
Принц решительно отвергал возможность экспедиции. Преклоняясь перед властью Императора, он, однако, позволил себе заметить, что Наполеон III не был в состоянии в Биаррице оценить все трудности предприятия. Огромное расстояние, отделявшее его от театра войны, не позволяло ему видеть вещи в настоящем свете. Как преемник имени Наполеона I, справедливо желал он продолжать летопись военной славы Франции, начатую его дядей, но не следовало нынешнему Императору Французов начинать тем, чем тот кончил; [45] ибо сам маршал сознавался, что вторгаться в Россию, значило предавать себя на произвол судьбы.
Севастопольские укрепления могли с сухопутной стороны быть столь же грозными, как и с моря. Притом же адмиралы не решались атаковать вход в Севастопольский залив, защищенный 600 орудий, следовательно, и нельзя было при нападении на город с сухого пути рассчитывать на содействие флота, потому что корабли не могут состязаться с каменными стенами.
Адмиралы Гамелен, Дундас, Лэйонс и Чарнер вполне подтвердили эти слова Принца наполеона.
Притом же высадка на Крымские берега, продолжал Принц, предпринятая с целью тотчас же идти на Севастополь, не может обещать желаемых результатов. Следует сначала отрезать сообщение Севастополя с Россией и отнять возможность Князю Меньшикову получать подкрепления с берегов Дуная. Для сего необходимо прежде всего двинуться к Перекопу, [46] расположить там не менее двух дивизий в сильной позиции под защитой флота. Потом занять Симферополь, средоточие областного управления и тогда уже идти к Севастополю и, смотря по обстоятельствам, обложить его или атаковать отрытою силою.
Без этих предварительных действий высадка на берега Крыма поведет за собою продолжительную зимнюю кампанию на Русской земле – предприятие, как справедливо заметил вице-адмирал Гамелен, вполне безумное.
Сент-Арно отвечал принцу Наполеону язвительными намеками на его образ мыслей и не совсем приязненные отношения к Императору. Принц возразил, что в выборе друзей он не просит ни чьих советов, а в своих убеждениях руководствуется интересами Франции и поучительными преданиями первой Империи, а потому никто в этом деле не может быть судьей, кроме него.
Генерал Канробер допускал возможность экспедиции и сообщил при этом, что, впоследствии произведенной им рекогносцировки, он [47] находит, что высадка к югу от Севастополя хотя и возможна, но сопряжена с большими затруднениями, потому что высоты здесь были укреплены. Сверх того, при рекогносцировке с палубы «Фюриуса» замечен был на берегу к югу от города лагерь в 25 тысяч корпуса, а между бухтой и р. Бельбеком расположены были лагерем около 6 тысяч человек.
«Всего удобнее можно было высадиться к западу от Евпатории, близ того места, где находятся развалины древнего укрепления».
«Оттуда армия могла прибыть к Севастополю в три или четыре дня, не дав времени Князю Меньшикову сосредоточить своих сил и встретить нас на пути».
«Тогда, по всей вероятности, нам удастся, пользуясь превосходством сил, разбить Русскую армию, что несомненно поведет за собою покорение Севастополя».
«А что будет, если Русские решатся защищать город, и если он хорошо укреплен?» - возразил лорд Раглан.
Маршал отвечал, что в таком случае должно [48] приступить к осаде северных укреплений, и что по занятии их город непременно будет вынужден к сдаче.
Если же эти укрепления окажутся сильными, тогда легко можно будет перейти на южную сторону и повести оттуда правильную осаду при содействии флота, который найдет себе безопасную стоянку в Балаклавской бухте, осмотренной сиром Лэйонсом.
Тут начались споры о мельчайших подробностях экспедиции; заседание окончилось тем, что лорд Раглан и генерал Боске склонились на сторону Сент-Арно.
Вице-адмиралы: Гамелен и Дундас, Герцог Кембриджский и Принц Наполеон остались, однакож, при своем прежнем мнении, но возможность десантной экспедиции на берега Крыма принята была большинством голосов.
|
