: Материалы  : Библиотека : Суворов : Кавалергарды :

Адъютант!

: Военнопленные 1812-15 : Сыск : Курьер : Форум

Голохвастов К.

Матрос 30-го черноморского экипажа Петр Кошка

 

Публикуется по изданию: Голохвастов К. Матрос 30-го черноморского экипажа Петр Кошка и другие доблестные защитники Севастополя. СПб, 1895.

 

VII. Игнатий Шевченко.

 

- С Новым Годом! С новым счастьем!
Так поздравляли друг друга офицеры, солдаты и матросы с наступившим новым 1854-м годом.
Подобное поздравление как-то плохо вяжется, когда к Севастополю тянутся целые вереницы носилок с ранеными прямо в госпитали и перевязочные пункты, где суетился знаменитый старичок, доктор Пирогов, который при взгляде на каждого приносимого отрывисто [67] назначал: «На стол! На койку! В Инженерный! К Гущину!» Это значило, что на столах совершались спешные операции отрезания и отпиливания рук и ног, на койках шли перевязки, в Инженерном и Николаевском госпиталях лежали еще терпящие время, и у Гущина, все равно, что могила, потому что в этот дом отсылались только самые безнадежные, и немногие выходили оттуда.
С Новым годом!..
Но прежде, чем рассказать, как был встречен Новый год, мы вернемся немного назад.
Кошка благополучно вернулся со своей экскурсии, не потеряв ни одного своего трофея и возбудив удивление своих приятелей. На другой день, сидя в блиндаже со своими приятелями, он рассказывал не столько о своем подвиге, сколько о возмутительной беспечности англичан.
- Расположились, словно у себя дома! – говорил он, закусывая огурцом после выпитого стакана водки. - Полез туда, часовой спит, а дальше еще сидят другие, лопочут друг с дружкой, а вокруг себя ничего не видят!
Между тем, англичане, обозленные постоянными ночными посещениями русских, [68] оставлявших после себя разрушительные следы, совершили тоже особого рода подвиг.
В следующую ночь тоже была вылазка охотников, а на другой день началась обычная перестрелка.
Солдаты и матросы залегли у стенки и предались своему обычному занятию: держа наготове заряженные штуцера, они держали друг с другом пари, кто первый попадет в чью-нибудь высунувшуюся из неприятельской стенки башку.
- Братцы! Глянь-ка, что они делают, леший их подери! – крикнул кто-то из них, указывая на противоположную сторону.
- Прекратить пальбу! – послышался голос командира.
Солдаты, перестав стрелять, со злобой глядели на следующую представшую перед ними картину.
В прошлую ночь, во время бывшей вылазки один из солдат Охотского полка утонул в колодце. Англичане вытащили его оттуда и, вместо того, чтобы похоронить его, выставили его труп на своей стенке на поругание: пусть, мол, сами русские расстреляют это бездыханное тело! [69]
- Скоты! – ворчит офицер, - лучшего не могут придумать!
Труп силуэтом выделялся над бастионом, белея над ним своей изодранной рубахой и развевающимися по ветру волосами.
- Это, наверное, из Охотского полка, - говорили солдаты.
- Охотцы и ходили тогда.
- Что же, братцы, так и будем сидеть и глядеть на них? – спросил более нетерпеливый.
- Можно и палить будет, пожалуй, только надо забирать налево, аль направо, чтобы его не задеть.
- Невзначай заденешь. Пуля ведь дура!
- Лохматка! – кричит сигнальщик. Но никто не обращает никакого внимания на этот возглас. Взоры всех устремлены на несчастного охотца.
- Надо снять его, братцы!
- Надо, известно.
- Не подойти, пожалуй, - говорит матрос. – Ишь, окаянные, словно горохом сыпят!
- И пущай сыпят! – отвечает Кошка, - нам на это наплевать. а снять надо.
- Не отдавать же его на поругание нехристям! [70]
- Нешто они нехристи? – вступается какой-то егерь. – Хресты у них тоже есть, сам видел.
- Ишь, что сказал! Коли они хрещеные, то зачем они за турку вступаются? – кричит матрос.
Егерь сердито умолкает и, зарядив ружье, прицеливается в какую-то пробегавшую фигуру английского смельчака. Выстрел, фигура как-то странно подпрыгнула на месте и затем кубарем скатилась вниз.
- Аккурат арцы! – смеется Кошка.
- Это ему за Охотца! – говорит солдат, снова заряжая штуцер.
- Однако, ребята, его надо снять! – воскликнул офицер. – Долго ли ему висеть там?
- Сымем, ваше благородие! – слышится дружный ответ.
- Не всем же сразу, – говорит офицер, становясь против открытой амбразуры, не обращая внимания на летевший на него целый рой пуль. – Надо двоим или троим…
- Жеребец. Берегись! – кричит сигнальщик.
Какой-то матрос быстро бросается на офицера и, без всякой церемонии [71] оттолкнув его, валит на землю и прикрывает его своим туловищем.
Раздается треск, в воздухе со свистом пронеслись осколки.
- Вставайте, ваше благородие, - говорит матрос, подымаясь.
- Спасибо, - отвечает офицер и, встав, тщательно стряхивает с себя приставшую грязь.
Жеребец наделал делов: своротил часть стенки и поранил осколками немало людей.
- Носилки сюда!
- Жарь в них капральством! – кричит офицер.
- Есть!
Проходит день, и начинаются сумерки.
Фигура Охотца все еще выделяется на неприятельской стенке, мозоля глаза солдатам. Командир бастиона сидит в блиндаже, прихлебывая мутный чай, который ему приготовил денщик. Против него, согнувшись под низким потолком, стоит Кошка.
- Вас сколько пойдет? – обращается к нему командир.
- Я дин, ваше благородие.
- Да ведь тебя зря убьют, а если [72] даже и не убьют, то как же ты притащишь за собою тело?
- Можно и одному, ваше благородие.
- Ну, как знаешь, иди с Богом.
Матрос повернулся по форме и, ударившись маковкой в потолок, вышел из блиндажа. Уже смеркалось совсем, когда матрос, очутившись между своими и неприятельскими батареями, ползком двигался по размягченной дождем почве. Вот уже перед ним дымящаяся от выстрелов батарея.
На самой стенке, наклонив голову, смотрит на него мертвыми глазами труп солдата, выставленного на всеобщее поругание. В воздухе развеваются остатки его одежды, из-под которой просвечивает желтое тело.
Неподалеку люди в синих плащах возятся около орудия, собираясь послать в русских заряд. Тут же расположились стрелки. Вокруг трупа было пусто, потому что никто, видно, не решался подходить к нему.
Вдруг среди них слышится крик изумления и ужаса. На стенке внезапно появляется фигура матроса, и не успели все опомниться, как он, взвалив труп своего земляка [73] на плечи, спрыгивает вниз и быстро удаляется.
- Годдем! – кричат опомнившиеся англичане и посылают вслед за удальцом целый залп.
Но Кошка прямо и открыто идет вперед, широко шагая и пригибаясь под тяжестью своей ноши.
Но вот он останавливается, спускает труп на землю и. взяв найденные им по пути английские носилки, принимается в виду двух враждебных позиций за дело: прорезав в носилках дырья и просунув в них руки мертвеца, затем, взвалив все это на спину, он шагает дальше.
- Молодец, Кошка, молодец! – кричат ему товарищи, протягивая свои ружья, чтобы помочь ему подняться на свою батарею.
Матрос, весь запыхавшись, кладет мертвеца на землю и садится на лафет пушки.
- Ты не ранен? – спрашивают его окружающие матросы и солдаты.
- Нет! – отвечает он, - а вот ему, сердечному, пожалуй, порядком попало.
Осмотрели труп и нашли на спине его шесть пуль. Кошка остался совсем невредим.
- По крайней мере, его похоронят [74] вместе со своими, - говорили солдаты, когда Охотца отправили на носилках на место вечного покоя.
Но этот вечер не кончился для англичан одним сюрпризом: с ними еще случился новый неожиданный казус.
Победные лавры Петра Кошки не давали спать какому-то донскому казаку, имя которого, к сожалению, осталось для нас неизвестным.
- Вот, подумаешь, диковина! – говорил он своим землякам станичникам, - мертвого с бастиона унес. Вот живьем взять гличана, это дело другое!
- А ты бы попробовал! – подзадоривали его казаки.
- За этим дело не станет. Ну, братцы, кто со мною за компанию? Одному ведь не стащить, барахтаться будет.
Компания быстро составилась и. спустя немного времени, пятеро удальцов, пользуясь темнотою, направились к неприятельскому редуту.
Стоит на стенке английский часовой, напрасно вглядываясь вперед в темное пространство. Вот он, повернувшись, идет медленным шагом вдоль стенки и вдруг чувствует – что-то острое кольнуло ему в затылок, и не успел оглянуться, как кто-то потянул его [75] вниз. И летит бедняга со своей батареи, крича благим матом, вниз, прямо на руки казакам.
- Тащите его! – кричит один из них, отцепляя застрявшую в английском мундире загнутую крючком пику.
Разбуженные и встревоженные криком англичане выбегают на стенку и подымают пальбу по бегущим впереди казакам, но те благополучно достигают с пленным своего бастиона!
Итак, наступил день Нового года. Погода была ненастная, становившаяся из дня в день все хуже и хуже, мороз дошел до 10 градусов.
Союзники, не смотря на страдания в непривычном для них климате, все еще не давали покоя Севастополю и. осыпая его бастионы своими снарядами, подходили к ним со своими подкопами все ближе и ближе. В этот день они напали на залегших перед 4-м бастионом в ложементах наших стрелков и после короткой схватки выбили их оттуда. И вот решено было отомстить им. По распоряжению начальника третьего отдела оборонительной линии адмирала Панфилова отряд в 250 человек охотцев, волынцев и 45-го флотского экипажа с 30 человеками рабочих собрался [76] на третьем бастионе под начальством лейтенанта Бирюлева.
- Ну, молодцы, - говорил лейтенант, обходя ряды солдат и матросов, - ложементы, отбитые от нас неприятелем, надо вернуть назад, да, кстати, отплатить за наших, что полегли там.
- Отобьем, ваше благородие! рады стараться! – дружно отвечают молодцы.
Это была ночь на 19 января.
Настала ночь, и пошел снег при холодном ветре. В такую непогодь вряд ли можно ожидать чьего-нибудь нападения, а потому на французских бастионах все спокойно, и люди греются, забравшись в свои блиндажи.
В три часа ночи наш отряд незаметно, среди темноты приближался к ним.
Закутанный в свой плащ ходит взад и вперед сильно продрогший французский часовой, стараясь отогреться на ходу.
Ему очень хочется спать, и он с нетерпением ждет смены. Вдруг сквозь дремоту слышит он шаги приближающихся людей.
- Кто идет? – крикнул он, думая, что это идут свои. [77]
Ответа нет.
- Кто идет? – повторил он, прислушиваясь.
шаги утихли, и опять настала тишина, прорезываемая далекими выстрелами прочих позиций.
Кто-то кашлянул в темноте.
- Кто идет? – опять повторяет часовой, - отвечайте, или я буду стрелять!
Опять молчание.
- Еще раз, кто идет? – возвысил голос часовой и взял ружье на изготовку.
- Русские! – раздался громкий голос, и вслед затем пронеслось громкое «ура».
И не успел податься назад часовой, как увидел пред собою взбирающуюся на стенку толпу людей, и он первый пал на своем посту, пронзенный штыками.
Выбежавшие второпях французы не были в состоянии удержать врезавшихся в их ложементы русских и, оставив на месте восемнадцать тел, побежали в свои траншеи.
- За мной! – крикнул Бирюлев и бросился первый вперед.
Все бросились за ним, и вскоре [78] в траншеях началась ночная рукопашная схватка.
Французы, подкрепляемые своими, бились отчаянно. За лейтенантом шаг за шагом следовал матрос Игнатий Шевченко (30-го фл. экип.) и отражал своим штыком удары, направленные на своего командира.
Вдруг на Бирюлева, очутившегося как-то в стороне, бросаются несколько французов, и напрасно отбивается от них лейтенант своей саблей, ибо ожесточенные враги напирают на него все более и более.
Его люди, занятые рукопашной работой, не видят своего командира, видят только Шевченко, который, заметив устремленные на своего командира вражеские штыки, быстро побежал к нему и заслонил его своею грудью.
Приняв предназначенные своему лейтенанту удары на себя, лихой матрос, пронзенный штыками, пал жертвой своего долга и великодушия.
Подоспевшие Кошка и еще несколько с ним человек успели выручить Бирюлева от грозившей ему опасности.
Подкрепленные новыми силами, французы оттеснили таки наших, но они, [79] подбодряемые Бирюлевым, снова с криком «ура» устремлялись на неприятельские траншеи.
Пять раз ходили они на эти траншеи, производя там смерть и разрушение, и, наконец, отступили, захватив с собою семерых неприятельских нижних чинов и двух офицеров пленными.
Отряд медленно отступает, по временам отстреливаясь. Многие солдаты несут захваченные в бою ружья, патроны и сабли. За ними следуют захваченные французы, окруженные конвоем.
- Ваше благородие! – кричит, нагоняя Бирюлева, унтер-офицер, - там что-то неладно.
- Где? – останавливает лейтенант.
- На траншее, ваше благородие. Кто-то из наших остался там и очень ругается; выручить бы?
- Понятно выручить! – соглашается Бирюлев, и затем раздается его громкая команда:
- Кругом! На руку! Бегом марш!
Снова раздается зычное «ура», и отряд летит опять на эту злосчастную траншею! Опять заработали наши штыки, после [80] порядочной передряги успели выручить застрявшего.
- Братцы, - кричит вырученный. уцепившись за какого-то французика, - тащите и этого! Чего он связался со мною и ругался?
Потащили и француза, и затем отряд после шестого нападения вернулся домой.
Доблесть Игнатия Шевченко была объявлена в приказах по войскам, и по Высочайшему повелению семейство его было обеспечено пенсией.

 


Назад

Вперед!
В начало раздела




© 2003-2024 Адъютант! При использовании представленных здесь материалов ссылка на источник обязательна.

Яндекс.Метрика Рейтинг@Mail.ru