|
Глава X.
Донесение мое князю Меньшикову от 3 сентября 1840 г. – Плавание Корсакова, – Путешествие генерал-губернатора в Камчатку и обратно. – Впечатление, произведенное моим донесением в Петербург. – Высочайшее повеление о переносе охотского порта в Петропавловск и о заселение р. Маи.
По приходе в Аян, я в тот же день послал с курьером, капитаном М. С. Корсаковым, следующее донесение его светлости князю А. С. Меньшикову:
«По сдаче груза в Петропавловском порту, дабы не упустить оставшегося у меня свободным временем, я 30 мая 1849 года из Петропавловска направился к восточному берегу Сахалина и в Амурский лиман. В продолжение 42-х дневного пребывания нашего в лимане нам удалось, с Божьей помощью, рассеять ошибочные заключения об этих местах знаменитых моих предшественников и привести затем в известность весь юго-восточный берег Охотского моря. Нами открыто: 1) что Сахалин остров, отделяющийся от материка проливом в 4 мили шириною и имеющим наименьшую глубину 5 сажень; 2) что вход в реку Амур с севера – из Охотского моря и с юга – из Татарского залива, а также, что сообщение чрез амурский лиман морей Японского и Охотского доступно для мореходных судов; и 3) что на юго-восточном берегу Охотского моря находится обширный, закрытый от всех ветров рейд, названный мною заливом Св. Николая. Что же касается до Константиновского залива, то по тщательному исследованию, он оказался неудобным для основания в нем порта. Почтительнейше донося об этом Вашей Светлости, священным долгом считаю свидетельствовать о благородном рвении и неутомимой деятельности офицеров и команды вверенного мне транспорта. Все до единого честно и благородно исполняли долг свой. Высочайше утвержденную инструкцию о разрешении идти мне [93] в амурский лиман я только что сейчас получил в Аяне. Чистые и черновые журналы и карты описанных нами мест я буду иметь честь лично представить Вашей светлости по возвращении моем в Петербург; ныне же спешу донести Вам о результатах наших исследований».
Между тем, посланный в Охотск от генерал-губернатора Н. Н. Муравьева курьером штабс-капитан М. С. Корсаков1 с Высочайше утвержденною мне инструкциею об исследований устья реки амур был задержан в Охотске льдами по половины июня, так что только около этого времени он мог отправиться из Охотска на боте «Кадьяк» с целью отыскать транспорт «Байкал» и передать мне упомянутую инструкцию. Г-н Корсаков, рассчитывая, что при таком позднем выходе из Охотска он не может уже застать транспорт в Петропавловске, отправился к северной оконечности Сахалина, на вид которой я должен был прийти. следуя из Курильской гряды к Константиновскому заливу, если бы шел согласно инструкции, данной мне при отправлении из Кронштадта. Не встретив транспорта ни здесь, ни затем в Константиновском заливе, г-н Корсаков возвратился в Аян.
Вместе с сим, перед отправлением из Петербурга генерал-губернатора Муравьева в 1848 г. в Иркутск, Государю Императору угодно было сказать ему, что «он, вероятно, не будет в Камчатке, потому что туда весьма затруднительно ехать». На это Муравьев отвечал Его Величеству, что он постарается добраться до Камчатки; почему, по прибытии своем в Иркутск весною следующего о1849 г., Н. Н. Муравьев со своею супругою, Екатериной Николаевной, отправился в Якутск и далее через Охотск в Петропавловск.
Преодолев все трудности верховой езды между Якутском и Охотском на пространстве более 1,100 верст по тропинкам, тундрам и болотам, Николай Николаевич с супругою достигли Охотска и оттуда, на транспорте «Иртыш» под командой капитан-лейтенанта Преклонского, пошли в Петропавловск. Посетив Петропавловский порт, вследствие письма моего, посланного из этого порта, на том же транспорте 28 мая Николай Николаевич Муравьев, чтобы встретиться со мною, заходил на обратном [94] пути из Петропавловска в Аян к северной оконечности Сахалина, но не найдя здесь транспорта, полагал, что я, не получив разрешения в Петропавловске идти в лиман, направился, вследствие данных мне инструкций в августе 1848 г., в Константиновский залив. Поэтому Н. Н. Муравьев от северной оконечности Сахалина пошел в Аян, куда и прибыл 30 августа. Он был первый из всех генерал-губернаторов Восточной Сибири, который посетил Охотск и Петропавловск. Ему хотелось лично видеть эти места прежде, чем решиться на перенос охотского порта, что тогда считалось необходимым. Все предместники Н. Н. Муравьева полагали, что это путешествие если не невозможно, то бесполезно. Обратный путь Н. Н. Муравьев совершил через Аян с тем, чтобы видеть этот порт и аянский тракт и сравнить их с охотским портом и трактом. По прибытии Н. Н. Муравьева в Аян, туда пришел и бот «Кадьяк» с М. С. Корсаковым, который донес генерал-губернатору о своих неудачных розысках транспорта «Байкал», несмотря на то, что он перерезывал несколько раз все пути, по которым транспорт, вследствие данных ему в Кронштадте инструкций, должен бы следовать. Это обстоятельство, а равно предположение, что я, не получив в Петропавловске разрешения приступить к описи лимана и устья р. Амур (мест, считавшихся тогда китайскими), не мог решиться сам на это исследование, и, наконец, сведения, доставленные г. Завойко в Аяне, что лиман окружен опасными банками, и вход в него для транспорта «Байкал» невозможен, послужили поводом к заключению в Аяне, что «Байкал» на пути из Петропавловска погиб. После этого понятно, до какой степени все было изумлено в Аяне, когда «Байкал», считавшийся погибшим, показался утром 3 сентября перед входом в аянский залив!
Мы не успели еще бросить якорь, как на вельботе пристал к транспорту М. С. Корсаков и объявил о присутствии в Аяне генерал-губернатора и о мнении, ходившем там насчет нас. Он сказал нам, что поводом к такому общему мнению послужило заключение В. С. Завойко, который, в свою очередь, основывался на описи Гаврилова. Вместо ответа Корсакову я дал прочесть приготовленный мною для отправления из Аяна рапорт князю Меньшикову. Тогда же М. С. Корсаков передал мне и Высочайше утвержденную инструкцию, которой повелевалось из [95] Петропавловска идти в амурский лиман с целью поверки описи Гаврилова. Сейчас же вслед за Корсаковым вышел навстречу нам на катере генерал-губернатор со всем своим штабом. Не приставая еще к транспорту, он спросил меня, откуда я явился. На это я отвечал: «Сахалин остров, вход в лиман и р. Амур возможны для мореходных судов с севера и юга! Вековое заблуждение положительно рассеяно. Истина обнаружилась; доношу об этом Его Светлости для представления Государю, а ныне Вашему Превосходительству». В маленькой моей каюте собрались около генерал-губернатора все его спутники и с любопытством слушали меня о нашем плавании и сделанных нами открытиях, которые были совершенно противоположны показаниям карты, имевшейся тогда в Аяне.
Из Аяна, на другой день, 4 сентября, с курьером штабс-капитаном М. С. Корсаковым были отправлены вышеупомянутый рапорт мой князю Меньшикову и отношение генерал-губернатора, в котором, между прочим, он объяснял князю, что ни одна из предшествовавших мне экспедиций не представляет таких важных для России последствий, какие истекают из моих открытий, несмотря на то, что все это произведено без всяких особых затрат казны и с ничтожными средствами, на суммы, ассигнованные для доставления груза в наши сибирские порты. «Груз этот,– писал Николай Николаевич,– по удостоверению начальника Камчатки, капитана 1 ранга Машина, доставлена на «Байкале» в таком отличном и сохранном виде, в каком еще никогда не бывало».
Результаты наших исследований обусловливают важное значение для России приамурского края, ибо они доказывают, что р. Амур через лиман имеет прямое сообщение с Татарским заливом, а через это берега этого залива с находящимися при них гаванями составляют необходимое дополнение амурского бассейна. Кроме того, сделанные нами открытия доказали важное значение реки Амур как артерии, связывающей с океаном Восточную Сибирь, считавшуюся до этого отрезанной от него тундрами и огромными пустынными пространствами.
Если бы я ограничился выполнением той программы, для которой специально был отправлен «Байкал», т. е. доставил бы груз в сибирские наши порты, подобно многим моим предшественникам, и не принял бы вышеупомянутых мер к [96] раннему приходу в Петропавловск, чтобы иметь свободными летние месяцы 1849 г., наконец, если бы я, несмотря на ответственность, не решился бы по своему усмотрению, без прямого на то повеления: идти из Петропавловска прямо в амурский лиман, чтобы раскрыть истину,– то мы, русские, под давлением распространившегося тогда в Аяне мнения о положительной недоступности амурского лимана и устья р. Амур могли бы не обратить на этот край должного и энергического внимания и вследствие этого оставались бы уверенными в упомянутом заблуждении. Тогда бы, в минувшую войну, доблестные защитники Петропавловска имущество этого порта со всеми судами, а равно и экипаж японской экспедиции, были бы в самом критическом положении, так что это могло бы, может быть, составить трофей в несколько раз сильнейшего нас неприятеля. Кроме того, плававшие около этих мест иностранные суда могли бы занять берег Татарского залива и даже устье самой реки, и тогда бы суда союзной неприятельской эскадры не имели бы случая фактически признать их принадлежащими России, а не Китаю. На это обстоятельство, при заключении трактата с Китаем, ссылались как на один из главных аргументов. Из этого ясно, что без своевременных исследований и занятий устья реки и неразрывно связанных с нею берегов татарского залива эти места могли бы быть навсегда потерянными для России. Вот те важные последствия наших открытий, которые не замедлили обнаружиться.
Из Аяна, 5 сентября, транспорт «Байкал» отправился в Охотск, а генерал-губернатор со своим штабом поехал аянским трактом в Якутск; там я должен был с ним соединиться, чтобы ожидать зимнего пути по реке Лене. Придя в Охотск 10 сентября, я, вследствие данных мне инструкций, сдал транспорт и 20 числа этого месяца с офицерами транспорта отправился в Якутск, куда и прибыл 3 октября. Здесь мы застали генерал-губернатора; я просил его сделать распоряжение г. Завойко о посылке зимним путем из Аяна в удский край, а оттуда на устье р. Амур прапорщика Орлова для наблюдения над вскрытием льда в заливе Счастья и в устье реки. Генерал-губернатор тогда же с нарочным послал предписание об этом г. Завойко2. В Якутске и затем в Иркутске, куда мы [97] прибыли 22 ноября, мы приводили в порядок наши журналы и карты.
По получении моего донесения из Аяна, в Петербурге под давлением авторитета знаменитых моих предшественников, подтвержденного затем бароном Врангелем и графом Несельроде в 1846 г., не поверили нашим открытиям и считали поступок мой (что я без разрешения пошел из Камчатки в амурский лиман) дерзким и подлежащим наказанию. Потому там полагали, что Петропавловск должен быть главным нашим портом в Восточном океане, а Аян в Охотском море, весь же приамурский края предоставить Китаю.
Между тем, генерал-губернатор, по возвращении своем в Иркутск 10 ноября 1849 г., сделал следующее представление в С.-Петербург:
1) Охотский порт перенести в Петропавловск, который усилить и укрепить, а из Камчатки сделать область, под начальством командира Петропавловского порта и камчатского губернатора, которым назначить Завойко.
2) Аянскую факторию российско-американской компании возвести на степень правительственного порта в Охотском море.
3) Для удобного и правильного сообщения Аяна с Якутском заселить крестьянами р. Маю и тракт между Аяном и Нелькиным, и
4) Аянскую факторию, как правительственный порт, усилить военными чинами и принять на счет казны устройство и поддержание тракта между Аяном и Якутском.
Я узнал об этом представлении по прибытии своем в Иркутск от самого генерал-губернатора Н. Н. Муравьева и при этом не мог не выразить ему мое сожаление, предлагая, если возможно, отклонить его ходатайство. Мотивы, которые я ему высказал при этом, были следующие:
а) Камчатский полуостров огромными тундристыми и гористыми пространствами и пустынными совершенно изолирован от Сибири, а потому в случае войны с морскими державами, особливо [98] продолжительной, Петропавловский порт не может быть ни снабжен, ни подкреплен без содействия сильной эскадры, которая была бы в состоянии оградить путь к нему от нападения эскадр враждебных морских наций. Такое нападение весьма вероятно, так как европейцы для ограждения своей обширной торговли и колоний в Восточном океане держат довольно сильные отряды, всегда готовые на подобную услугу. Серьезное развитие нашей торговли там представляется еще весьма и весьма отдаленном будущем, а следовательно, и эскадры довольно сильной для ограждения пути в Петропавловск мы еще долго не будем иметь. На пустынном Камчатском полуострове, изрезанном тундрами, болотами и хребтами гор, между которыми разбросано бродячее население до 5,000 душ, а также по неблагоприятным климатическим условиям, ни одна из иностранных держав утверждаться не будет, тем более что вековой опыт и нам уже убедительно доказал, что содержание Петропавловского порт и обладание Камчаткой слишком дорого стоит. Несмотря на все серьезные меры, предпринимаемые правительством, меры, сопряженные с большими затратами и пожертвованиями людьми, мы не могли достигнуть даже и того, чтобы ничтожное население Петропавловского порта и Камчатки могло бы хотя сколько-нибудь быть обеспеченным местным хлебом и прочими продуктами; мы должны доставлять все это из Сибири по баснословно высоким ценам и то только в весьма ограниченном размере. Наконец, российско-американская компания не соглашалась принять Камчатку на свое содержание даже за весьма значительную субсидию. По всем этим причинам и положено было Петропавловск держать в виде станции для плавающих судов и места для управления бродячим населением Камчатского полуострова. При убеждении о недоступности амурского лимана и устья р. Амур и при уверенности, что на прибрежье амурского бассейна не имеется гавани, мы не имели и возможности основать на Восточном океане надлежащего правительственного порта, который бы мог быть снабжен и подкреплен независимо от морского пути.
б) Точно также все усилия правительства, сопряженные с большими расходами и пожертвованиями людьми и капиталами на заселение земледельцами берегов реки Маи, в видах установления по оной сообщения Якутска с прибрежьем Охотского моря оставались тщетными и показали, что земледельческой оседлости по берегам [99] этой реки, а равно и устройства сколько-нибудь сносного пути между этою рекою и прибрежьем Охотского моря быть не может. Наконец, подробные и тщательные исследования берегов Охотского моря обнаружили, что на его берегах нет ни единого пункта, включая в то число и Аянский залив, к устройству сколько-нибудь удобного порта.
в) Настоящие же наши исследования и открытия указали, что р. Амур и ее лиман связывают Восточную Сибирь с Японским морем, и что прибрежье приамурского края составляет непосредственное дополнение амурского бассейна, а потому всего естественнее отыскать гавань на этом прибрежье, так как она, в случае войны с морскими державами, могла бы быть снабжены и подкреплена, независимо от морского пути, путем внутренним, безопасным от нападения неприятеля, т. е. по р. Амур и ее притокам. Только при таких условиях и может быть полезен для России порт на отдаленном ее востоке, ибо. имея такой порт, мы с одной стороны приобретаем должное политическое значение на Восточном океане с незначительной морскою силою по сравнению с иностранными морскими державами, а с другой стороны – мы приобретаем надежную и серьезную школу для образования наших морских офицеров и команд.
г) В видах развития нашей торговли и политического влияния на сопредельный нам Китай, р. Сунгари, орошающая населенную южную Манджурию, представляет удобный путь из юного приамурского края.
д) Чтобы воспользоваться правом, оставленным за нами по трактату 1689 года с Китаем, на обладание нижним приамурским бассейном с его прибрежьем, необходимо произвести подробное исследование оного во всех отношениях и установить постоянное бдительное наблюдение над оным. Все это возможно сделать только при нашем немедленном утверждении в этом крае, ибо китайского правительственного влияния в нем не существует, и Китай как бы не признает его своею принадлежностью и оставляет его свободным. При таком положении и при доказанной ныне возможности проникнуть в приамурский край чрез р. Амур из Японского моря он легко может сделаться добычей первого смелого пришельца3; чего, по связи этого края [100] с Сибирью, Россия ни под каким предлогом допускать не должна.
В виду этих-то соображений единственно на что, по моему мнению, правительство должно сосредоточить свое внимание и средства это – чтобы, не теряя ни минуты времени, утвердиться в нижнем приамурском крае. Отсюда следует начать производить его исследование и постепенно заселять пути, ведущие к устью р. Амур для того, чтобы, с одной стороны, обеспечить сообщение амурского бассейна с Забайкальем, а с другой – иметь возможность довольствовать местным продовольствием нашу там военную силу. последняя должна быть так расположена и средства ее передвижения должны быть так устроены, чтобы она благовременно могла являться к избранной гавани, на устье р. Амур и на р. Сунгари. При устройстве же в этом крае управления, а равно и средств к передвижению войск, должно иметь в виду, что море и реки надолго еще будут служить здесь единственными путями сообщения; что этот край представляется краем чисто морским и. начиная от Забайкалья, составляет одно целое; что здесь не должно растрачивать больших сумм на дорогостоящие различные бюрократические и судебные учреждения, действующие в Сибири и Европейской России, а равно не следует делать здесь затрат на дорогостоящие долговременные укрепления и различные капитальные сооружения, ибо при обеспечении этого края с тыла банками лимана, лесистым, гористым и бездорожным, пустынным его прибрежьем и, наконец, при отдаленности его от цивилизованных портов он и с малыми средствами представляет надежную защиту от враждебных покушений с моря.
«Итак,– высказал я Николаю Николаевичу,– правительственное внимание, по моему мнению, на отдаленном нашем востоке должно быть направлено единственно к достижению упомянутой важной политической и экономической цели, почему при настоящих открытиях Петропавловск и Аян не могут быть нашими портами, каковыми по представлению Вашего Превосходительства они должны создаться. Затраты эти не только будут непроизводительны и напрасны, но могут вредно действовать на упомянутую, [101] главную здесь, правительственную задачу, куда бы эти затраты и должны быть всецело употреблены. Петропавловск и Аян могут быть только, как я сказал, станциями для наших судов и, следовательно, должны оставаться в том именно виде, в каком они существуют ныне». Поэтому следует остановить: 1) передвижение охотского порта в Петропавловск и усиление этого последнего; 2) заселение реки Маи и 3) устройство на счет казны аянского порта и приступить ныне к следующему:
1) Настоящими средствами охотского и петропавловского портов предстоящим же летом 1850 года серьезно занять устье р. Амур и отсюда, как из первоначального пункта, приступить к исследованиям: а) направления Хинганского хребта от верховьев реки Уди и направления рек, орошающих нижнеамурский край и берущих начало их этого края, и б) начать исследования прибрежий Татарского залива до корейской границы, в видах отыскания на этом прибрежье гавани удобной для основания порта, сколь можно долее открытого для навигации.
2) Ныне же распорядиться, чтобы для усиления сибирской флотилии были высланы из Кронштадта, в навигацию 1851 г., два винтовые легкие судна с осадкой около 10 фут., с паровыми шлюпками при них.
3) Предварительно распорядиться, чтобы с прибытием сюда упомянутых винтовых судов было бы ежегодно высылаемо по нескольку семей крестьян для постепенного заселения главных пунктов края.
4) С прибытием паровых средств приступить к тщательному исследованию амурского лимана, а равно и к исследованию северо-восточной части реки Амур, в видах безопасного плавания, и
5) В видах основательного выбора гавани, соответствующей основанию в ней порта, почти всегда открытого для навигации, а равно и для фактического заявления пред иностранцами о бдительном нашем наблюдении за этим краем в более или менее закрытых бухтах, лежащих по берегам Татарского залива, расставлять военные посты, а равно расставлять посты и водворять крестьян и на тех местностях по Амуру и Уссури, в которых по исследованию окажутся более или менее удобные перевалы на прибрежья Татарского залива, в закрытые бухты4. [102]
За сим, в исходе декабря 1849 г., пришло в Иркутск Высочайшее повеление, последовавшее 2 декабря 1849 г., которым повелевалось: Охотский порт перенести в Петропавловск, который должен быть главным и укрепленным нашим портом на Восточном океане, почему он должен быть усилен командами, материалами и орудиями, доставленными на транспорте из Кронштадта. Начальника аянской фактории Завойко назначить губернатором Камчатки, из которой образовать отдельную камчатскую область. Для развития в Камчатке земледелия переселять туда ежегодно по 25-ти семей крестьян. Принять на счет казны окончательное устройство и содержание аянского тракта, а аянскую факторию возвести на степень правительственного порта, усилив ее воинскими командами. Наконец, по р. Маи и между Нелькиным м Аяном сделать земледельческие поселения для поддержки аянского тракта. Это Высочайшее повеление привести на месте в исполнение генерал-губернатору Восточной Сибири Н. Н. Муравьеву, в распоряжение которого должны находиться и все суда в Охотск и Камчатке под названием сибирской флотилии; а также в распоряжение генерал-губернатора посылать из Кронштадта в Охотское и Камчатское моря военных крейсеров для уничтожения насилий, производимых китобоями. Вместе с тем остановленную в Иркутске экспедицию Ахтэ не посылать для разделения границы, а направить по усмотрению генерал-губернатора для исследования удского края. Что же касается до дальнейших действий на прибрежьях Охотского моря, то ожидалось подробного моего объяснения. Вместе же с этим 6 декабря за благополучный приход транспорта в Петропавловск, скорое и в хорошем состоянии доставление грузов и за сохранение здоровья команды я был произведен в капитаны 2 ранга5, а офицеры награждены были как за это, так и за отвагу чинами и крестами. [103]
Примечания
1. Впоследствии генерал-губернатор Восточной Сибири.
2. Вот причина, почему Орлов был в заливе Счастья и на устье р. Амур весною 1850 г., а вовсе не та, о которой говорит Тихменев в историческом обозрении действий российско-американской компании на странице 62 и примечании к оной. Ссылка его на бумагу министерства иностранных дел от 15 февраля 1849 г. здесь не имеет места, ибо в этой бумаге разрешалось росс.-америк. компании из Аяна производить расторжку с туземцами по юго-восточному берегу Охотского моря, отнюдь не касаясь устья Амура.
3. Во время пребывания моего в Охотске, я узнал из рассказов лейтенанта, оставленного Лаперузом, который проезжал чрез Охотск из Камчатки, что будто бы французское правительство дало бы Лаперузу повеление, в случае возможности входа в Амур из татарского залива, занять устье реки. Может быть такое же повеление дано было и Браутону.
4. Опыт не замедлил показать, что если бы в 1850 г. было принято это мнение, которому Н. Н. Муравьеву вполне сочувствовал, тогда война 1854 г. не застала бы нас здесь врасплох, и мы не встретили бы тех затруднений при вводе наших судов и подъеме наших команд в Забайкалье, но тогда все были увлечены важностью укрепления Петропавловска и, не веря моим открытиям, боялись раздражить китайцев и иностранцев.
5. За опись мне следовал орден Св. Владимира 4-ой степени и пенсион, как то было Бутакову, описавшему устье Амударьи, но я в лиман пошел, не получив Высочайшего разрешения, а потому меня следовало бы наказать, однако, лишили только того, что следовало за опись, т. е. креста и пенсиона.
|
