: Материалы  : Библиотека : Суворов : Кавалергарды :

Адъютант!

: Военнопленные 1812-15 : Сыск : Курьер : Форум

Невельской Г.И.

Подвиги русских офицеров на крайнем востоке России 1849-55 гг.

С.-Петербург. 1878 г.

 

Публикуется по изданию: Подвиги русских офицеров на крайнем востоке России 1849-55 гг. Приамурский и приуссурийский край. С.-Петербург. 1878 г.


Глава XVIII.

Прибытие в Петровское бота «Кадьяк» и компанейского корабля. – Экспедиция Бошняка в приамгуньский край 5-го ноября 1852 г. – Донесение генерал-губернатору 7 ноября 1852 г. – Письмо к нему. – Высочайшее повеление 20 июня 1852 г. – Донесение генерал-губернатору о намерении занять Кизи и де-Кастри 4 декабря 1852 г. – Донесения Березина, Разградского и Бошняка. – Окончательное разрешение пограничного вопроса. – Исследование озер: Самагиров и Чинхчагиров. – Заключение 1852 года.

В половине сентября прибыл в Петровское с казенным провиантом бот «Кадьяк». Командир его, г. Шарыпов, объявил мне, что по ненадежному состоянию бота, он идти в Петропавловск не может, почему и остается на зимовку в Петровском.
Вслед за ботом, 23 сентября, пришел из Аяна на петровский рейд с товарами и запасами компанейский корабль. А. Ф. Кашеваров уведомил меня, что присылает всего в весьма недостаточном количестве по той причине, что сам ныне получил весьма мало, и объясняет, что посылает компанейский корабль на свой страх только из виду того, что после корвета «Оливуца» в Аян не приходило ни одно военное судно. Вместе с тем Кашеваров предупреждает меня, что командиру корабля приказано оставаться на петровском рейде не более 2 суток.
Итак, единственно по милости и добросердечию Александра Филипповича Кашевара мы получили, хотя в ничтожном количестве, провизии.
По приведении всего, что у нас было, в известность оказалось, что чая, сахара и тому подобных, столь необходимых в пустыне запасов, было до такой степени мало, что я вынужденным нашелся разделить все это по числу лиц, находившихся в экспедиции. Водки и круп вовсе привезено не было, а товаров, [190] потребных для туземцев, было так мало, что о выгодной торговле, которая могла бы возместить расходы казны, употребленные на экспедицию (как указывало мне главное правление компании), и думать было нечего; их едва хватало только для командировок, т. е. для вымена от туземцев корма для собак и рыбы для людей и на приобретение от манджуров проса и водки. Медикаментов почти никаких не было прислано.
Такая экономия имела самое неблагоприятное влияние на здоровье команд. Между людьми появились болезни и в особенности скорбутные. Они задержали нас в Петровском настолько, что только к исходу ноября мы могли перебраться в Николаевск. Там наши помещения были хотя и сырые, но более удобные и просторные, нежели в Петровском. Наступившая холодная и ненастная зима более и более усиливала эти болезни, и к 1 декабря трое людей не выдержали и сделались ее жертвою.
Сношения наши с туземцами становились более и более дружественными, благодаря тому, что мы не дозволяли себе благодетельствовать их нововведениями, противными складу их жизни и вкоренившимися обычаям, а соблюдали во всем должную справедливость и не только не производили каких-либо насилий, но и не оставляли ни малейшей их услуги без вознаграждения. Туземцы по-видимому понимали все это и ценили, что рельефно выказывалось в участии, которое они показывали при открывшихся между командами скорбутных болезнях. Они с охотою доставляли черемшу и другие коренья, которые, по их понятиям, помогают от этой болезни.
Несмотря на все невзгоды, дух в командах и в особенности в офицерах не ослабевал. Мы надеялись, что после важных результатов наших исследований правительство даст наконец экспедиции надлежащие средства для достижения предположенной цели.
Нам, во-первых, предстояло окончательно разрешить пограничный вопрос, т. е. определить истоки рек: Амгунь и Гиринь, обследовать озера: Самагиров и Чихчагиров и реку Биджи, как местности, имеющие большое значение в северо-западной части приамурского края. Вместе с тем мы должны были прекратить злонамеренные слухи, распускавшиеся о нас на реке Амур, и наконец, приобрести от манджуров необходимые запасы для того, чтобы по возможности обеспечить дальнейшие командировки, и исследовать реку Амур до реки Хунгари. [191]
В этих видах были сделаны мною новые командировки в приамгуньский край. Лейтенанту Бошняку я дал казака и 5 ноября отправил его с приказанием следовать на собаках по берегу реки Амгунь и стараться достигнуть ее истоков из Хинганского хребта, а оттуда проехать по направлению хребта к югу до истока реки Гиринь. Затем, поднимаясь по этой реке, перевалить на озера Самагиров и Чихчагиров, осмотреть их и возвратиться по реке Амгунь в Петровское. Если слухи о появлявшихся в этих местах миссионерах, распускающих о нас злонамеренные басни, справедливы, то стараться внушить туземцам, чтобы они подобных людей представляли в Николаевск, за что будут вознаграждены. При сношении с туземцами стараться узнавать, нельзя ли через хребет добраться до беглых русских, живущих будто бы на притоке Амура, впадающем в эту реку близ устья Сунгари. Объявлять туземцам, что так как этот край принадлежит России, то всех их мы принимаем под свою защиту и покровительство; а потому, в случае каких-либо им обид и притеснений от приезжающих к ним манджуров или иных инородцев, они могут обращаться к нам, и мы таковых обидчиков строго будем наказывать. Наконец, стараться выбрать из туземцев старост, к которым бы мы могли обращаться.
Мичману Разградскому и приказчику Березину поручалось, следуя вверх по реке Амур и производя расторжку с инородцами и манджурами, стараться приобретать у них спирт, чай и просо. Достигнув селения Кизи, г. Разградскому отправиться далее до устья реки Хунгари, а Березину остаться в Кизи до прибытия Разградского. Березин должен был в это время основать склад наших товаров, в виду занятия нами этого пункта, а г. Разградский, достигнув устья Хунгари, – осмотреть местность около этого устья и войти в сношение с туземцами селения Хунгари, в видах основания там нашего поста. Собрать сведения о пути от этого пункта к заливу Хаджи и вообще о путях, ведущих с реки Амур к татарскому заливу; наконец, осмотреть правый берег Амура между устьями рек Гиринь и Хунгари, возвратиться в Кизи и оттуда вместе с Березиным следовать в Петровское.
На время отсутствия из Николаевского поста гг. Бошняка и Разгардского начальником поста оставался мичман А. И. Петров.
7-го ноября, с почтою, отправленной с тунгусов в Аян, [192] я донес генерал-губернатору Н. Н. Муравьеву: а) о бежавших из Николаевска, замеченных еще в Охотске в дурном поведении 5 человек команды, о вероятности, что эти люди желали пробраться к подобным им товарищам, о которых говор распространялся между командами, и о вреде для экспедиции от людей подобного поведения. б) О результатах исследования гг. Бошняка, Воронина и Орлова. в) О положительной невозможности при наших ничтожных средствах, без присылки в экспедицию надлежащего судна с паровым двигателем, определить лиманские фарватеры. г) Об инструкциях, данных мною гг. Бошняку, Воронину, Орлову и Разградскому. д) О несомненном присутствии золотых россыпей в верховье реки Искай и в особенности в узле гор на истоках рек: Амгуни, Нимелена, Зеи и Буреи. е) О сделанных уже мною приготовлениях, чтобы к весне 1853 г. окончательно занять постами залив де-Кастри и соединенное с ними на Амуре селение Кизи, как первоначальные и опорные пункты, из которых, согласно представленному уже мною плану по мере имеющихся и ожидаемых средств, начать исследование прибрежий Татарского залива до корейской границы и рек Амур и Уссури. ж) О намерении в ту же навигацию занять военным постом на Сахалине залив Уанды, и наконец, з) в заключении объяснил настоящее положение экспедиции.
В частном письме то того же числа я писал, между прочим, Николая Николаевичу Муравьеву: «Посланный к вам Н. М. Чихачев с подробными объяснениями о необходимости представляемых мною решительных здесь действий и обстоятельства, изложенные в предшествовавшем и настоящем донесении моем, дает всем нам надежду, что при ходатайстве Вашего Превосходительства обратят, наконец, на этот край серьезное внимание, а равно и на нас, горсть людей, как бы забытую всеми и брошенную на жертву в пустыне. Не теряю надежды, что мне дадут надлежащие разрешения не к пальятивным, вредным и гибельным для края действиям, а к действиям решительным, вызываемым важными обстоятельствами, встречаемыми на месте, и сообразно с этим дадут наконец средства для достижения важной государственной цели, которую неуклонно преследует вверенная мне экспедиция, не страшась ни тяжкой ответственности, ни опасностей, ни лишений. Только эта надежда одушевляет меня и моих неутомимых благородных сотрудников, которые [193] с твердостью духа и, уповая на Всевышнего Творца, переносили все трудности и опасности; но всему на свете есть предел, переступать который не следует».
1-го декабря 1852 г. я получил с нарочным тунгусом, посланным из Аяна, предписание и письмо от генерал-губернатора от 28-го июля 1852 года с приложением при оном Высочайшего повеления от 20 июня этого года, объявленного Н. Н. Муравьеву в письме начальника главного морского штаба князя Меньшикова. Вот сущность этого письма: «Содержание отношения Вашего ко мне от 28 апреля 1852 г.– пишет князь Меньшиков,– последовавшего вследствие донесения вам начальника амурской экспедиции капитана 1-го ранга Невельского, я имел счастье докладывать Государю Императору. Его Величество, вследствие объяснения канцлера графа Несельроде, остается при желании соблюдать крайнюю осторожность и неспешность при установлении мирных и прочих сношений наших с гиляками и другими племенами, обитающими только лишь около устья Амура, о чем было уже сообщено вам графом Несельроде. Ныне и мне поручено повторить вам, чтобы неспешность и осторожность были на первом плане. Государь Император поэтому не изволил утвердить занятие селения Кизи, лежащего на правом берегу р. Амур и залива де-Кастри, а также отправления экспедиции для исследования татарского прибрежья и рек Амура и Уссури; что же касается до вступления в сношение с беглыми русскими, о поселении которых выше устья Сунгари имеются сведения, то Его Величество в отклонение вреда, который они могут принести нашим предприятиям, приказал не возбранять вступать с ними в сношение, но не иначе, как через гиляков или тунгусов, как признается удобным, но отнюдь не через команды офицеров или кого-либо из приказчиков, посланных по реке Амур или берегом. При этом предоставляется объявлять им Всемилостивейшее прощение за услуги, которые будут ими оказываемы». Препровождая при предписании это Высочайшее повеление, генерал-губернатор поручает его к точному и непременному с моей стороны руководству и пишет, что в отношении русских беглых следует стараться, сколь возможно, скорее исполнить Высочайшую волю чрез верных нашим интересам гиляков, и поспешить сообщить ему верные об этих беглых сведения.
В письме ко мне от того же числа (28-го июля 1852 г.) [194] Николай Николаевич, между прочим, пишет, что он ожидает от меня дальнейших сведений о состоянии края, на основании которых он поспешит лично ходатайствовать в С.-Петербурге об осуществлении некоторых только лишь из моих представлений, имея в виду, что граница наша с Китаем должна идти по левому берегу Амура и что главный наш порт на востоке должен быть Петропавловск (в Камчатке), для которого собственно и полезно обладание Амуром.
Таковы были повеления, данные мне в то время. Ясно, что в С.-Петербурге чего-то опасались, а в Иркутске придавали главное значение на отдаленном нашем востоке Петропавловску; важнейшие же вопросы как пограничный и в особенности вопрос морской, обусловливавший важное значение для России этого края в политическом отношении,– вопросы, к разрешению которых напрягала все усилия амурская экспедиция, были как в С.-Петербурге, так равно и в Иркутске совершенно упущены из вида. На моей совести лежало навести на них Высшее правительство; а чтобы достигнуть этого, надобно было действовать решительно, т. е. не согласно с инструкциями, которые не соответствовали ни этой главной цели, ни местным, встречаемым нами обстоятельствам, ни положению и состоянию края и его обитателей.. Весьма естественно, что на подобные распоряжения я не мог ничего отвечать, кроме того, что предписание получил и действую так-то.
Подобный ответ я послал с нарочным из Петровского и на эти распоряжения. Препровождая при нем генерал-губернатору данные мне инструкции гг. Бошняку и Разградскому, я вместе с тем представлял Его Превосходительству Н. Н. Муравьеву: а) о непременном моем намерении в феврале наступающего 1853 г. занять залив де-Кастри и основаться в соседнем с ним селении Кизи; б) послать из залива де-Кастри, с открытием в оном навигации исследовать берег к югу от де-Кастри, в видах отыскания на оном гавани и наблюдения за появившимися с ранней весною в Татарский залив иностранными судами, и я сообщил генерал-губернатору об объявлении моем иностранным судам о принадлежности этого края, до корейской границы включительно, России. В заключение я писал Николаю Николаевичу: «Только этими решительными мерами, при ничтожных у нас здесь средствах, предоставляется возможность отстранить могущие быть в этот край покушения. Здесь нет и быть не может каких-либо земель [195] или владений гиляков, мангунов, нейдальцев и т. п. диких народов в том территориальном и отечественном смысле, как то понимается между образованными нациями. Эти народы не имеют ни малейшего понятия о территориальном разграничении. Что же касается до того, возможно ли исполнить Высочайшую волю о вступлении в сношение с беглыми русскими без посылки по реке Амур офицера, то я, по собранию более подробных сведений, не премину донести Вашему Превосходительству».
Препровождая это в Аян, я просил начальника аянского порта и иркутского губернатора К. К. Вейцеля доставить это донесение и письмо Н. Н. Муравьеву скольвозможно поспешнее.
18-го декабря возвратились из командировки Разградский и Березин. Разнрадский донес мне, что 20-го ноября он достиг селения Сусу (до которого раньше доезжал Чихачев). Оттуда оно поехал вверх по реке, к правому берегу, и чрез 40 верст достиг селения Хальво. Отсюда он поехал на SW и чрез 15 верст прибыл в селение Нагли. Проехав от последнего на StO около 10 верст, достиг селения Ыкки и отсюда, следуя по тому же направлению, чрез 10 верст приехал в селение Хоме. Из Хоме до селения омой такое же расстояние, т. е. 10 верст, он ехал на StW. От Омой до селения Хозе около 15 верст вверх по реке на S ½ W. От Хозе до селения Май, около 20 верст, и от селения Цынцы следовал на StO; засим, до устья реки Хунгари и селения того же имени, 5 верст ехал на SSO. Прибыв в Хунгари 25-го ноября, он остановился для отдыха, сделав всего 270 верст. Широта устья реки Хунгари 49˚ 58’ N, а долгота примерная около 137˚ О от С.-Петербурга.
Жители селения Хунари, гольды, приняли Разградского радушно. Он объявил им, что вся страна по реке Амур до гор и по реке Уссури принадлежит России, что мы принимаем их под свою защиту и покровительство и намерены около их поселиться. Все это гольдами принято было с удовольствием. Местность около селения возвышенная и, по-видимому, удобная к заселению. Туземцы объяснили Разградскому: а) что река Хунгари на небольшом пространстве от устья имеет значительную глубину и небольшое течение, далее же она довольно мелка и быстра. Подымаясь вверх по реке около 60 верст, они из селения Удли переваливают на реку Адли, впадающую в Хунгари с правой стороны; проехав по перевалу и по этой речке около 20 верст [196] или полдня езды на собаках, туземцы переваливают через хребет на вершину речки Муль, правый приток реки Тумчин; по этой последней до устья ее едут 4 дня на собаках (около 120 верст). От устья реки Муль, по реке Тумчин до моря, едут 1½ суток на собаках (т. е. около 50 верст), от устья же Тумчина по морскому берегу до залива Хаджи едут полдня (т. е. 20 верст). Следовательно, этим путем до залива Хаджи из селения Хунгари туземцы едут от 7 до 8 дней (т. е. расстояние около 300 верст). Путь этот, по их словам, весьма удобен, ибо здесь не встречается крутых и высоких гор. б) Что с реки Уссури есть много путей в закрытые бухты. в) Что в море туземцы ездят каждый год на промыслы и видели там плавающие большие суда, и г) что к ним приезжают какие-то люди, которые бранят лоча (русских).
Приказчик Березин сообщил, что он основал в Кизи временный склад у мангуна Лебдена, что жители ожидают нашего здесь окончательного водворения и, наконец, что у манджуров, встреченных им на пути в Кизи, а равно и приезжавших в это селение, он выменял саки (манджурской водки), чаю и просо.
Вслед за Разградским возвратился в Петровское г. Бошняк и от 24 декабря донес мне, что, прибыв 20-го ноября в селение на р. Амгунь, Самарии, до которого доезжал Н. М. Чихачев, он с проводниками отправился к хинганскому хребту вверх по реке Амии, впадающей у этого селения, с левой стороны, в реку Амгунь. Поднявшись по этой речке на SW½W, около 70 верст, он достиг подошвы Хингана и стойбища (груды камней), от которого инородцы ходят в горы на промысел. Широта этого пункта по полуденной высоте оказалась 52˚ 18’N, а приблизительная долгота 134˚ 32’O. От этого пункта он поехал по направлению Хингана на StW ½ W и, проехав около 40 верст, прибыл ко второму стойбищу – вершине протока Амгуни – речки Пильнан-Ами. Широта этого пункта 50˚ 54’N, а приблизительная долгота 134˚ 20’О. С этого места он поехал вдоль Хингана по тому же направлению и через 35 верст прибыл в стойбище, находящееся на главном истоке реки Амгунь и состоящее из большой юрты. Отсюда инородцы на лыжах переваливают хребет и выходят на вершину притока реки Буреи, речку Ляшани, при устье которой, по словам их, находится русская юрта [197] с крестом (т. Е. часовня). В этом месте инородцы с рек: Буреи, Гиринь, Амгунь и с озер Чикчагирского и Самагирского сходятся для меновой торговли. На вопрос г. Бошняка проводникам и встреченным им здесь трем инородцам с реки Буреи, нельзя ли на собаках или оленях перевалить здесь Хинганский хребет, они отвечали: а) на собаках ехать нельзя, оленей же здесь совсем нет, по неимению для них кормовищ; б) о селении русских около Амура они слышали, но что добраться до этого селения иначе нельзя, как на лодке из реки Амурю Г-н Бошняк продолжал свое путешествие вдоль Хингана, по румбу SSW ½ W, и, проехав по этому пути около 35 верст, достиг другого стойбища у главного истока реки Гиринь. Широта его по меридиальной высоте солнца оказалась 51˚ 10’N, долгота 133˚ 50’ O. Отсюда, по показанию туземцев, Хинганский хребет до реки Амур или Амурских Щек тянется по тому же SSW направлению и затем, переходя реку Сунгари, направляется к югу до полуденного большого моря. Итак, гг. Орлов и Бошняк были первыми и единственными лицами, которые определили астрономически истоки рек Уди, Тугура, Нимелена, Амгуни и Гирини, а также направление Хинганского хребта между параллелями 54˚ до 51˚, хребта, который по трактату 1689 года принят за направление границы нашей с Китаем. Они первые, таким образом, фактически доказали, что граница России с Китаем, от верховья реки Уди, идет не на ONO к Охотскому морю, как до этого предполагали и как показывалось на всех картах и географиях, но на SSW. Хребет, пересекая реку Амур выше устья Сунгари, направляется между этою рекою и Уссури до Японского моря и Кореи. Следовательно, согласно точному смыслу 1-го пункта Нерчинского трактата 1689 года, весь нижнеамурский и уссурийский бассейны до моря принадлежат России, а не Китаю, как к несчастью было тогда убеждено и старалось убедить других наше министерство иностранных дел. Итак, в 1852 году амурской экспедицией был положительно разрешен пограничный вопрос.
«Путь от истоков реки Амгунь до истоков реки Гиринь, на пространстве более 180 верст, был,– как доносит Бошняк,– ужасно затруднителен и утомителен: мы по всему этому пустынному и дикому пути, где до нас не проходил ни один европеец, шли пешком на лыжах по колена в рыхлом снегу и прокладывали дорогу тянувшимся за нами с провизией и кормом [198] для собак нартам. Мы прошли его в 10 суток и в продолжение всего этого времени имели ночлеги на снегу под открытым небом при морозе, достигавшем более 30˚ по Реомюру».
Определив главный исток реки Гиринь, Н. К. Бошняк поехал вниз по этой реке на SO½O и чрез 40 верст достиг селения Нин. Из этого селения, следуя по течению реки на OSO½O, чрез 35 верст прибыл в селение Леки, расположенное при устье речки того же имени, впадающей в реку Гиринь с правой стороны. С этого пункта река Гиринь течет к ONO. Следуя по этому направлению, Н. К. Бошняк чрез 45 верст, 3-го декабря 1852 г., достиг селения Гери, того именно пункта, от которого Н. М. Чихачев отправился по реке Гиринь к ее устью, на реку Амур.
Отсюда г. Бошняк поехал к северу на озеро Самагиров и прибыл в селение Сали, расположенное на южном берегу озера. Широта селения, по полуденной высоте солнца, оказалась 51˚18’N, приблизительная долгота около 135˚30’О. Из Сали, следуя по берегу Самагирского озера на ONO, чрез 30 верст он достиг селение Вево. Отсюда поехал вдоль берега на NNO и прибыл на северную оконечность озера Самагиров в селение Бери; широта этого селения оказалась 51˚36’N, а примерная долгота 136˚12’O. Таким образом Бошняк определил, что озеро Самагиров тянется от SW к NO на пространстве около 50 верст. С этого озера, из селения Дери, по речке того же имени, г. Бошняк поехал по румбу NNO и, проехав 20 верст, достиг протоки Чуля, соединяющей эту речку с озером Чихчагиров. Следуя по этой протоке N½W, чрез 20 верст он достиг южного берега Чихчагирского озера, селения Чуля, широта которого (по полуденной высоте солнца) оказалась 51˚53’N, а приблизительная долгота около 136˚10’O. Из Чуля Н. К. Бошняк поехал вдоль берега озера на ONO и чрез 20 верст достиг селения Кика. Из этого селения, следуя вдоль берега к NO, чрез 25 верст он прибыл в селение Песа, самый северный пункт озера. Широта этого пункта 52˚13’N, а приблизительная долгота 136˚28’O. Из Песа, следуя на SW, он проехал 20 верст и достиг селения Ча, лежащего на протоке, вытекающей из этого озера и впадающей в реку Амгунь. Из Ча Бошняк направился по этой протоке на NW и чрез 20 верст достиг ее устья, при котором на реке Амгунь расположено [199] селение Дульбика,– то самое, до которого достигал по Амгуни Н. М. Чихачев. Широта этого селения 52˚16’N, а долгота около 136˚2’O.
Из вышесказанного видно, что Чихчагирское озеро тянется от WSW к ONO на пространстве около 40 верст, и что оно соединяется водяным путем с озером Самагиров и с рекою Амгунь. Бошняк вернулся в Петровское, следуя по рекам: Амгунь и Амур и по амурскому лиману.
«Берега озер Чихчагирского и Самагирского, а равно и верховьев рек Гиринь и Амгунь,– доносит Н. К. Бошняк,– изобилуют превосходными строевыми лесами, преимущественно лиственницей, кедром и елью. По словам туземцев, оба упомянутые озера глубоки и изобилуют рыбой. Берега эти вообще возвышенные и на них, по-видимому, есть местности удобные для заселения земледельцами. Образ жизни и язык туземцев, называющих себя самагирами и чихчагирами, одинаковы с обитателями реки Амгунь, т. е. тунгусский. Самагиры и чихчагиры вообще кротки, добродушны и привязаны к русским. Доказательством этого служит то, что из являвшихся к ним 3 человек, которые разглашали о нас дурные слухи и подстрекали их уничтожить нас, они двоих прибили и прогнали, а одного убили за то, что он пророчил, что если они не будут кланяться какой-то статуйке, которую он носил на груди, то все покроются ранами. от которых умрут в страшных муках». Во всех селениях, в которых Н. К. Бошняк останавливался, он объявлял туземцам, что так как весь этот край до моря принадлежит России, то всех жителей мы принимаем под свою защиту и покровительство, а всех тех, которые будут их обижать или разглашать о нас злонамеренные слухи, Бошняк приказал представлять в Николаевск или Кизи, где ныне же мы поселимся, и обещал, что за это будут они щедро награждаемы, а виновные жестоко наказаны.
К наступавшему новому 1853 г., подобно как и к предшествовавшему, все мои благородные сотрудники были в сборе, чтобы встретить и этот год как бы в одной семье. Мы все надеялись, что после добытых уже экспедицией важных данных, обратят, наконец, внимание на этот край.
После разрешения пограничного вопроса нам оставалось в 1853 г. приступить к окончательному разрешению второго вопроса – морского, [200] и вместе с этим в следующую навигацию отстранить всякие сторонние покушения на этот край с моря. Для этого следовало занять залив де-Кастри и ближайшее к нему на реке Амур селение Кизи, так как де-Кастри представляет ближайшую к Николаевску на берегу Татарского залива местность, из которой нам было бы удобно наблюдать за действиями иностранных судов в Татарском заливе в то время, когда амурский лиман бывает еще покрыт льдом. Занятие этого пункта было выгодно нам еще в том отношении, что при наших небольших средствах мы могли начать исследование берега к югу. Занявши же залив де-Кастри, необходимо было основаться и в селении Кизи, так как оно по удобству сообщения с заливом могло служить прекрасным депо для де-Кастри.
Я очень хорошо понимал, что подобное распоряжение с моей стороны в высшей степени дерзко и отчаянно, и что оно может повлечь за собою величайшую ответственность. Но, в виду того, что только такими решительными мерами представляется возможность разъяснить правительству важное значение для России приамурского и приуссурийского бассейнов, решился действовать энергично; личные расчеты и опасения я считал не только неуместными, но даже преступными. Все мои сотрудники, одушевленные моей решительностью, готовы были на все лишения, трудности и опасности, которые нам готовил новый 1853 год. [201]

 


Назад

Вперед!
В начало раздела




© 2003-2024 Адъютант! При использовании представленных здесь материалов ссылка на источник обязательна.

Яндекс.Метрика Рейтинг@Mail.ru