Невельской Г.И.

Подвиги русских офицеров на крайнем востоке России 1849-55 гг.

С.-Петербург. 1878 г.

Публикуется по изданию: Подвиги русских офицеров на крайнем востоке России 1849-55 гг. Приамурский и приуссурийский край. С.-Петербург. 1878 г.

Глава XXIII

Причины, побудившие меня идти в Аян. – Объяснение мое с г. Буссе. – Г. Буссе назначается зимовать на Сахалин. – Действия мои в Аяне и переговоры с Кашеваровым. – Отношение мое В.С. Завойко, от 2 сентября 1853г. – Распоряжение Бачманову. – Плавание на корабле «Николай» из Петровского в залив Анива. – Встреча с японцами. – Селение Тамари-Анива. – Следствие нашей рекогносцировки, произведенной 21 сентября. – Занятие Тамари-Анива 22 сентября 1853г. – Объявление японцам и аинам. – Декларация для доставления японскому правительству. – Инструкция г. Буссе

[244] Рассмотрев ведомость запасов, привезенных с десантом, я нашел, что камчатским губернатором люди были вполне обеспечены казённым довольствием, но что этого было еще далеко не достаточно для безопасной зимовки на Сахалине, ибо не было ни товаров, необходимых для вымена свежей пищи для людей, ни достаточного числа инструментов для построек, ни надлежащего запаса водки, чая, сахара и табаку, необходимых для людей при первоначальном водворении. Кроме того там не было надлежащих медицинских средств от болезней, которые неминуемо сопровождают зимовку в новом месте. На всё это я указал Буссе и объяснил, что поэтому безопасная зимовка десанта на Сахалине, как он полагает, далеко не обеспечена, а следовательно, и возложенное на него поручение не исполнено. При этом я сказал ему следующее:
«а) При ничтожных перевозочных средствах, имеющихся в экспедиции и на «Николае», своз десанта с тяжестями на открытом петровском рейде почти невозможен; кроме того, погрузка всего этого обратно займет много времени и может быть даже неудачной, время же наступает позднее, осеннее;
б) Присланный сюда ничтожный паровой речной катер не только не может буксировать какое-либо судно по лиману, но один-то не в состоянии там плавать, если бы даже был исправлен, а потому данное Вам распоряжение является утопией;
в) Вам, вероятно, известно, что бриг «Константин» или придёт самой поздней осенью, или совсем может не быть в Аяне и что этот бриг не может поместить десанта и тяжестей, а потому на чем же из Петровского перевозить десант на Сахалин?
г) Офицеров у меня в настоящее время свободных нет; все заняты, крайне необходимыми обязанностями; о недостатке их и команд в экспедиции я несколько раз уже доносил и просил прислать их, послать же десант на Сахалин с одним офицером невозможно;
д) На всех берегах Сахалина не только нет удобной гавани, где. можно было бы произвести высадку десанта и грузов, но нет даже места для безопасной стоянки судна, в особенности в такое позднее время, как теперь. Кроме того средствами компанейского судна на двух шлюпках высадка такого числа людей и тяжестей на открытый берег и в позднее время года до такой степени затруднительна и опасна, что её можно считать почти невозможной. Выбросить людей на пустынный восточный или западный берег, как Вам объяснялось и мне предписывалось, равносильно обречению их на верную смерть от болезней.
Из всего этого Вы видите, что если буквально следовать предписаниям, то надобно или оставить всех людей в Петровском, где также нет помещения, или выбросить их в пустыню, как я сказал уже выше, на явную смерть и предоставить японцам и туземцам уничтожить больных. Как в том, так и в другом случае я бы окончательно не исполнил приказа, то-есть не утвердился бы на Сахалине в настоящую навигацию. Между тем, с утверждением нашим на острове и с занятием Императорской Гавани, мы предупредим всякое покушение иностранцев на побережья Татарского пролива, а таких покушений, особенно при настоящих обстоятельствах, мы должны ожидать ежеминутно. Поэтому, теперь надобно действовать решительно, не стесняясь никакими петербургскими соображениями и приказаниями, тем более, что Сахалин уже признан нашим правительством неотъемлемой принадлежностью России. Всякие комбинации занятия пункта на восточной или западной стороне острова, без утверждения нашего в главном его пункте, не только не уместны, но и вредны и не соответствуют достоинству России, ибо могут обнаружить только нашу робость и нерешительность, а я ни того, ни другого не могу допустить. Вся ответственность перед Отечеством за могущую возникнуть при таких обстоятельствах потерю этого важного края навсегда для России падёт только на меня, на том основании, что начальник, поставленный в такой отдалённый край, должен действовать не по предписаниям и приказаниям, а в зависимости от обстоятельств, какие возникают на месте; он должен иметь в виду только лишь достижение главной цели, служащей интересам и благу Отечества. Главный пункт на острове — Тамари-Анива; там имеются и средства для первоначального размещения наших людей и средства по перевозке десанта и выгрузке тяжестей. Там-то прежде всего мы и должны утвердиться, несмотря на то, что это противно данным мне предписаниям.
Из всего этого вытекает необходимость, чтобы, во-первых, за неимением в экспедиции офицеров, на Сахалин с десантом отправились Вы. Во-вторых, чтобы для пополнения необходимых запасов я пошел с Вами на корабле «Николай» в Аян и оттуда, на нем же, в залив Анива. Мы утвердимся в Тамари-Анива, и Вы останетесь там зимовать. В-третьих, если исследования Орлова или наша рекогносцировка докажут возможность зимовки судна вблизи залива Анива, или в самом заливе, то, в случае прихода компанейского брига «Константин», на зимовку останется он, а в противном случае — один из наших казённых транспортов — «Иртыш» или «Байкал».
Оставаясь при неизменном решении, прошу Вас: 1) осмотреть хорошенько команду с моим доктором и оказавшихся ненадёжными оставить в Петровском; 2) подсчитать возможно точнее, сколько надобно указанных мной запасов, чтобы команды на Сахалине были вполне всем обеспечены, и 3) быть готовым 28 августа к отправлению со мной в Аян и оттуда на Сахалин».
В заключение я объявил Буссе, что я очень хорошо понимаю то критическое положение, в какое будет поставлен А. Ф. Кашеваров, вполне зависимый от Главного правления Компании, когда мы заберём корабль «Николай», но другого выхода у нас нет.
Само собой разумеется, что всё это не понравилось Н. В. Буссе, предполагавшему после понесённых им трудов провести зиму в Иркутске; поэтому весьма естественно, что мы не могли произвести на него хорошего впечатления.
Таким образом, за отсутствием в экспедиции офицеров, Н. В. Буссе предстояло зимовать в Тамари-Анива, которое, на основании каких-то особых политических взглядов и расчетов, не соответствовавших ни положению, ни обстоятельствам, казалось тогда ему опасным и ненавистным.
По прибытии на корабле «Николай» в Аян я немедленно послал к А. Ф. Кашеварову для предварительных переговоров Н. В. Буссе, как будущего правителя острова Сахалина. Буссе вскоре возвратился ко мне с таким ответом: «Ввиду строжайшего предписания Кашеварову от Главного правления Компании он не может исполнить Вашего требования. Корабль «Николай» немедленно должен итти в колонии, о чём он и делает распоряжение командиру».
После этого я отправился к Кашеварову сам вместе с Н. В. Буссе, чтобы убедить его в крайней необходимости упомянутых действий. После различных переговоров и объяснений в присутствии Буссе и капитана 2 ранга Фрейганга, возвращавшегося в то время с Камчатки, я заявил Кашеварову, что всю ответственность принимаю на себя, с тем что если бы Компания потерпела от этого убытки, то правительство оплатит их, о чём я доношу генерал-губернатору и уведомляю Главное правление. А. Ф. Кашеваров, заручившись этим моим заявлением, решился немедленно исполнить мои требования. Само собой разумеется, что он, как лицо, несущее ответственность за соблюдение интересов Компании, не мог бы исполнить моих требований без данного мною от имени правительства обязательства, а потому несправедливо было бы обвинять его и требовать от него гражданской доблести.
С полной готовностью и энергией принялся Кашеваров за скорейшую погрузку всех запасов и товаров; к 3 сентября всё было кончено, и «Николай» мог выйти из Аяна. Зимовка людей на Сахалине в отношении одежды, продовольственных [248] запасов и вооружения была обеспечена. Никогда не снабжалась так полно и такими средствами амурская экспедиция, как были снабжены люди, отправлявшиеся на Сахалин.
Между тем, накануне нашего прихода в Аян, оттуда ушел в Петровское транспорт «Иртыш» с остальным грузом для амурской экспедиции, и, как мы видели, около 3 или 4 сентября должен был прийти на петровский рейд и транспорт «Байкал». Дабы распорядиться окончательно казенными судами и получить сведения от Орлова, я счел необходимым зайти в Петровское¹.
По прибытии в Петровское я нашел там оба транспорта: «Иртыш» и «Байкал». Командир «Байкала» г. Семенов сообщил мне, что в широте 50˚10’N, в бухте, он высадил г. Орлова и, при собрании жителей с поднятием военного флага, поставил там Ильинский пост. Военных американских судов в Татарском заливе он не встречал, а шкиперу встретившегося американского китобоя заявил о существовавших на Татарском берегу и на Сахалине наших военных постах.
При отправлении на Сахалин я сделал следующие распоряжения:
1) Транспорту «Байкал» приказал немедленно следовать в Аян и, взяв оттуда все, что Кашеваров признает нужным с ним отправить как для Петропавловска, так и для колоний американской компании, и затем идти в Петропавловск. Уведомляя с этим транспортом В. С. Завойко о предположенном мною занятии Тамари-Анива и о занятых уже заливах: де-Кастри и Императорской гавани, я просил с ранней весною выслать из Петропавловска «Байкал» или какое-либо другое судно с тем, чтобы оно шло прямо в залив Анива к нашему посту, а оттуда, на пути в де-Кастри, зашло бы и в Императорскую гавань. В заливе де-Кастри оно получит мои распоряжения. На этом судне я просил выслать для амурской экспедиции все казенное по штату довольствие. Вместе с тем я уведомлял В. С. Завойко, что если транспорт «Иртыш» не придет ныне в глубокую осень в Петропавловск, то это будет значить, что он остался здесь зимовать.
2) Г-ну Бачманову, единственному офицеру, оставшемуся [249] в Петровском, я приказал стараться снабдить на зиму наши посты: Николаевский и Мариинский и оканчивать постройки, дабы к зиме можно было перебраться в них. Меня ожидать не ранее октября по Амуру из де-Кастри.
3) Транспорту «Иртыш», по выгрузке в петровском различных запасов и проч., следовать в залив Анива (Тамари-Анива), имея в виду, что ему может случиться зимовать на Сахалине, а потому необходимо, чтобы команды были снабжены для этого всем необходимым.
Сделав эти распоряжения и взяв с собою только что прибывшего из Николаевска лейтенанта Бошняка, мы пошли в залив Анива. Бошняк должен был зимовать в Императорской гавани для наблюдения за ледоходом в ней, закрытием и вскрытием; потом отправиться к югу и наблюдать за иностранными судами.
Противные свежие ветры и различные неблагоприятные обстоятельства замедлили наше плавание. Согласно вышеупомянутому условию, сделанному с г. Орловым, войдя в залив Анива, я направился к мысу Крильон, чтобы взять Орлова и получить от него сведения об осмотренном им юго-западном береге Сахалина; но поиски наши у мыса Крильон остались тщетными, несмотря на то, что было уже 19 сентября. Убедившись, что Орлова нет около этих мест и пользуясь благоприятным ветром, корабль «Николай» лег вдоль NO берега залива Анива с целью высмотреть, не найдется ли на этом берегу места удобного для зимовки судна; но исследования наши были тщетны: на этом пространстве мы не нашли ни одной бухточки не только для зимовки судна, но и для стоянки оного. между тем, наступил густой туман – мы вернулись и в 8 часов вечера 20 сентября при совершенной тишине бросили якорь против селения Тамари-Анива. Не успели еще мы оправиться, как увидели, что возвышенности, окружающие селение Тамари-Анива, освещены, и как будто на них находятся батареи. Судя по огням, показывавшимся в нескольких местах на берегу, нельзя было не заметить, что приход наш произвел немалую тревогу.
Вследствие этого я приказал зарядить картечью орудия, иметь для наблюдения ночью шлюпку и вообще тщательно следить за действиями с берега. К 11 часам ночи на берегу успокоились, ибо на возвышенностях огней уже не стало видно. В 7 часов утра [250]  на двух шлюпках, под прикрытием корабля «Николай», я с Н. В. Буссе и Н. К. Бошняком отправился к берегу, чтобы произвести рекогносцировку и отыскать место для высадки десанта. Топография местности, где расположено селение Тамари, была такова: селение лежало при речке, протекавшей между возвышенностями; увалистый берег около устья этой речки был обставлен магазинами и различными сараями, около которых были вытащены на берег большие лодки и находились склады леса. Восточная возвышенность, оканчивающаяся у самого берега высоким мысом, на котором находился японский храм и несколько строений, командовала как над селением, так и всеми магазинами, тянувшимися вдоль берега. Эта местность представляла лучший и вполне надёжный стратегический пункт. К западу за этой возвышенностью лежала долина с речкой, отмелые берега которой были неудобны для высадки; эта местами болотистая долина, находясь за возвышенностью, представляла местность, изолированную от селения, так что на неё легко было сделать внезапное нападение как с этой возвышенности, так и с севера; а потому поставить здесь пост — значило подвергать его различным случайностям. Несмотря, однако, на это, Н. В. Буссе эта местность понравилась, и он настаивал, чтобы осмотреть её подробнее. Я предоставил² это сделать ему, а сам остался у шлюпок. После осмотра долины и болота Н. В. Буссе, хотя несколько и разочаровался, но еще не убедился, как я ожидал, в том, что здесь не следует нам оставаться. Он всеми силами старался отклонить меня от занятия селения Тамари, постоянно ссылаясь на инструкцию генерал-губернатора и на переданные ему приказания не тревожить японцев и быть подальше от тех селений, где они находятся. Он все время доказывал неполитичность занятия главного пристанища японцев на острове и опасность, которую встретит наш гарнизон в случае их нападения. Выслушав со вниманием все доводы, я заметил Н. В. Буссе, что в то время, как Россия имеет бесспорное право на обладание Сахалином и когда ныне это право утверждено императором, всякие подобные рассуждения здесь неуместны, особенно ввиду ожидаемых и в большом числе уже появляющихся около этих берегов иностранных судов. "Всякие паллиативные меры, — говорил я ему, — на которых Вы настаивали, в настоящем случае принесут только вред, потому что они выкажут с нашей стороны какую-то робкую нерешительность перед японцами и местным населением, а это даёт им надежду на возможность вытеснить нас с Сахалина, и потому гарнизон наш будет находиться здесь в постоянной тревоге. Заняв же главный пункт острова, в котором находится главное пристанище японцев, мы тем самым ясно покажем им, что Россия всегда признавала территорию острова Сахалина своею. Покровительствуя свободному промыслу японцев на Сахалине и защищая их наравне с айнами от всяких насилий и произвольных распоряжений иностранцев, мы предупредим с их стороны всякие неприязненные к нам отношения и свяжем их с нами более тесною дружбой. Они увидят тогда, что водворение наше на острове не только не приносит ущерб их интересам, но, напротив, гораздо более обеспечивает их. Вот политика, которой единственно мы должны руководствоваться; вот в чём должна заключаться главная Ваша обязанность, как назначаемого ныне мною правителя острова. Всё это и будет, как Вы увидите, объявлено мною местному населению и японцам, которые, вероятно, не замедлят сообщить об этом на Мацмай³, своему правительству».
Сделав рекогносцировку местности в районе залива Тамари-Анива и найдя, что высадка десанта с тяжестями возможна только у селения Тамари, я с вечера 21 сентября сделал следующие распоряжения Буссе и командиру корабля «Николай» Клинковстрему:
«Завтра мы занимаем Тамари-Анива, для чего к восьми часам утра вооружить баркас фальконетом и погрузить на него одно орудие со всеми принадлежностями. Приготовить к этому времени 25 человек вооружённого десанта под командованием лейтенанта Рудановского, который должен отправиться на берег на упомянутом баркасе. К этому же времени приготовить шлюпку с вооружёнными гребцами, на которой я в сопровождении Буссе и Бошняка последую вместе с десантом; наконец, кораблю «Николай» подойти как можно ближе к берегу и на всякий случай зарядить орудие, дабы под его прикрытием производилось занятие поста».
Я счел необходимым сделать все эти распоряжения для того, чтобы отнять у японцев возможность подстрекнуть местное население к сопротивлению, а не потому, чтобы боялся их фальшивых батарей, которыми они хотели нас напугать 20-го числа. При осмотре местности в трубу оказалось, что эти батареи были ни более, ни менее как кучи земли, насыпанные на возвышенностях.
К 8 часам утра 22 сентября (4 октября) «Николай» подошёл к берегу на пушечный выстрел. Вооружённый баркас с десантом в 25 человек под командой лейтенанта Рудановского находился у борта корабля, обращенного к морю. Я с Буссе, Бошняком и тунгусом-переводчиком, знавшим орочёнский и айнский языки, отправился на вооруженной шестивесельной шлюпке на берег. Погода была ясная, тихая и теплая. На берегу видны были 8 человека часовых у расположенных вдоль берега сараев.
Едва наши шлюпки приблизились к берегу, как вдруг из сараев выскочили айны, предводительствуемые 4 японцами, размахивавшими саблями, и направились по отмели навстречу шлюпкам. Я сейчас же прекратил греблю и приказал держаться на вёслах, сделав условленный знак, чтобы десант с Рудановским следовал за нами. Переводчик сообщил мне, что японцы приказывают айнам не допускать нашу шлюпку к берегу. Тогда через переводчика я объяснил японцам и толпе айнов, что мы лоча (русские), пришли с Амура поселиться у них в Тамари для того, чтобы защищать их от насилий, производимых командами иностранных судов; что мы поэтому вовсе не желаем делать им чего-либо дурного.
Все айны тотчас начали кланяться и махать ивовыми палочками, концы которых были расщеплены в виде метелок, что вообще у здешних народов означает знак дружелюбия и гостеприимства. Затем они, идя по берегу, указывали нам место, где лучше пристать шлюпкам. Японцы же в это время, вложив свои шпаги в ножны, начали тоже кланяться нам и старались объяснить, что препятствовать нашей высадке на берег им приказали их начальники. После того как мы пристали к берегу, туда подошёл и наш баркас с десантом. Я сейчас же приказал десанту выгружать орудия на берег, причем айны усердно помогали матросам. Вместе с этим сделан был с баркаса сигнал кораблю «Николай» приготовиться к салюту. После того как на берегу были установлены два орудия и сооружён флагшток для подъёма флага, команда выстроилась во фронт, и я скомандовал. на молитву. Помолясь с коленопреклонением богу, причем японцы и айны инстинктивно сняли шляпы, я вместе с Н. В. Буссе при криках ура и залпе из ружей и орудий поднял русский военный флаг; в то же время команда корабля, при криках ура, разбежалась по вантам и реям, и корабль начал салютовать флагу. Этим было возвещено в Тамари-Анива окончательное водворение наше на острове Сахалине. Ясная и тихая погода совершенно гармонировала с мирным занятием главного пункта острова.
Когда мы осмотрелись, то увидели на западной возвышенности, между кучками земли, деревянные чурбаны, выкрашенные чёрной краской; издали они казались батареями. Японцы держали их как пугала для всякого пришедшего судна и вполне были уверены, что им удастся этим оградить неприкосновенность Тамари. По окончании церемонии я с Н. В. Буссе и Н. К. Бошняком отправился в селение, к ожидавшим нашего приговора японским старшинам, дабы растолковать им миролюбивую цель нашего водворения и избрать местность, где должен был быть основан наш пост. Кроме того я хотел миролюбиво порешить с ними относительно размещения команды и распорядиться о средствах к перевозу тяжестей с корабля на берег.
Здание, в котором собрались старшины и, как можно было заметить, более влиятельные из айнов, имело вид сарая с бумажными окнами. Половина этого сарая была занята возвышением, устланным различными циновками; на нем поставлено было несколько ширм, разделявших всё возвышение на отдельные комнаты. По стенам было развешено несколько сабель, а перед маленьким низеньким столиком, за которым с важностью сидели трое японцев, стояла небольшая пирамида с фитильными ружьями; у старшего из японцев, который сидел в середине за столиком с трубкой, было две сабли за поясом, а третью держал в руках стоявший за ним японец. По обеим сторонам старшего сидели два других японца, имевшие тоже на боках по сабле, а у возвышения толпой стояло до 50 айнов. [254]
Войдя в сарай, мы дружески приветствовали японцев; они все встали, а анны поклонились нам. Я сел рядом со старшим японцем, а гг. Буссе и Бошняка усадил рядом с упомянутыми ассистентами его, и тотчас приказал переводчику сказать, что «цель нашего прибытия и водворения на искони принадлежащем России острове Сахалине вполне миролюбивая. Государь наш Император, осведомившись, что в последнее время плавает около этих берегов много иностранных судов, и что команды их делают различные бесчинства и притеснения жителям, а также, как мы слышали, намереваются захватить некоторые из беззащитных мест, Высочайше повелеть мне соизволил поставить в главных пунктах острова Сахалина и противоположного ему матерого берега вооруженные посты, чтобы защитить обитателей и всех приезжающих сюда японцев от иностранного насилия и произвольных распоряжений. Вместе с этим Государь повелеть мне изволил не только не препятствовать промышленности и торговле японцев на острове, но напротив, строжайше ограждать их справедливые интересы от всяких насилий; а потому прошу вас быть совершенно покойными: мы искренно желаем всегда быть с японцами в тесной дружбе, как с нашими ближайшими соседями. Обо всем этом отдано от меня приказание назначенному сюда начальнику г. Буссе, к которому во всем и прошу обращаться. Он исполнить все ваши справедливые желания и ему приказано, чтобы все промышленные, торговые и хозяйственные отношения, какие установились уже между вами и аинами, не только не нарушались, но строго соблюдались. Он будет смотреть, чтобы аины исполняли оные, как было доселе, тем более что пребывание ваше здесь и сношения с этим диким еще народом всегда будет полезно, потому что замеченная уже мною аккуратность в постройке и отделке судов и порядок в селении могут служить им назидательным примером. Итак, повторяю и прошу вас быть совершенно спокойными и продолжать ваши занятия под нашей бдительной защитой. Ваших обычаев, а тем более религии, мы отнюдь не позволим себе касаться. Живите, как жили и веруйте, как веровали. Все это объявляю вам от имени Всемилостивейшего Государя моего Императора, слово которого есть неизменный закон. Засим войдемте с нами, и распорядитесь как для размещения наших людей, так и для своза с корабля тяжестей, а равно и для способствования [255] в постановлении на избранном мною месте орудий для вашей и всех здесь защиты против тех, кто осмелился бы нарушить ваше спокойствие».
Японцы, по-видимому, не ожидали такого с нашей стороны миролюбивого объявления и из грустных доселе сделались веселыми и довольными; тогда как аины видимо были недовольны таким моим заявлением. Они надеялись, что я, подобно моим предшественникам Хвостову и Давыдову, представляю им убивать и грабить японцев, как то они сделали с бывшими тогда здесь их старшинами, у которых было развито и хлебопашество и скотоводство. Аины стали шуметь и выражать свое неудовольствие. Я приказал им немедленно замолчать и объявил, что первый, кто окажет какое-либо сопротивление и насилие японцам и вообще произведет какой-либо беспорядок, будет немедленно повешен, а другие строго наказаны. «Мы желаем,– сказал я им,– чтобы все здесь было мирно и отнюдь ничего не изменялось и чтобы собственность и личность каждого были ограждены и неприкосновенны».
После этого все смолкло и успокоилось. Японцы просили меня, чтобы в ограждение их пред их начальством я изложил упомянутое мое заявление письменно, а они пошлют его на Мацмай. Я обещал, что с удовольствием исполню их просьбу.
При тщательном осмотре восточной возвышенности я убедился, что она представляла местность во всех отношениях удобную и безопасную для основания нашего поста, а потому сейчас же и сделал распоряжение о передвижении сюда наших орудий и перенесения флага. Аины, по приказанию японцев, помогали нашим матросам. Для помещения команды, а равно и для наших запасов, были очищены японцами два сарая, находившиеся на этом месте. Оставив затем при посте с командою и орудиями лейтенанта Рудановского. я вместе с тремя японцами и двумя аинами отправился на корабль обедать. Пост я назвал Муравьевским в честь главного ревнителя и предстателя пред Высочайшею властью за дело на отдаленном востоке, генерал-губернатора Николая Николаевича Муравьева (графа амурского). Японцы и аины остались довольны дружеским нашим приемом на корабле. За обедом мы пили за здоровье нашего Императора и японского и за тесную дружбу Японии и России. Во время тоста был произведен салют с корабля и с Муравьевского поста. После обеда [256] команда пела песни и плясала, все были довольны и веселы. Эта церемония и обстановка видимо расположила к нам японцев и аинов и, как можно было заметить, внушила в них уважение к нам.
Согласно их просьбе, я передал им на русском и французском языках следующую декларацию:
«На основании трактата, заключенного между Россией и Китаем в г. Нерчинске, в 1689 году, остров Сахалин как продолжение нижне-амурского бассейна составляет принадлежность России. Кроме того, еще в начале 16 столетия удские наши тунгусы (ороки) заняли этот остров. За сим, в 1749 году, русские первые сделали описание оного и. наконец, в 1806 году Хвостов и Давыдов заняли залив Анива. Таким образом, территория острова Сахалина составляла всегда неотъемлемую принадлежность России.
Всемилостивейший Государь мой Император Николай I, осведомившись, что в последнее время около этих берегов плавает много иностранных судов и что командами их производятся разные беспорядки на этих берегах и причиняются насилия обитателям оных, находящимся под державою Его Величества Всемилостивейшего государя моего Императора, Высочайше мне повелеть соизволил: поставить в главных пунктах острова надлежащие посты в тех видах, чтобы личность и собственность каждого из его здесь подданных, а равно и японцев, производящих промыслы и торговлю на территории Его Величества, была надежно ограждена от всяких подобных насилий и произвольных распоряжений иностранцев, и чтобы подданным Японской империи не только не препятствовать свободною здесь торговлю и промыслы, но всеми средствами ограждать и способствовать оным, насколько то соответственно с верховными правами Его императорского Величества Государя моего на эту территорию и той тесной дружбе, которую Россия искренно желает навсегда сохранить с Японской империей.
Во исполнение этой Высочайшей воли я, нижеподписавшийся начальник этого края, 22 сентября 1853 г. в главном пункте острова Сахалин. Тамари-Анива и поставил российский Муравьевский пост с упомянутою целью. Заведывать этим постом и островом назначен мною Его императорского Величества майор Н. В. Буссе, а потому к нему, как к ближайшей [257] здесь власти Российской, при всяких недоумениях и тому подобных случаях следует обращаться. Объявлено 1853 г., сентября 22 дня. Муравьевский российский пост в заливе Тамари-Анива, на острове Сахалин».
По соглашению с японцами предположено было свезти на берег тяжести на их судах, для чего они и назначили в наше распоряжение две лодки. Часть заготовленного у них леса, по случаю ненадобности его, они уступили нам за известную плату, но с тем, что если понадобится, то чтобы мы поставили к их запасам и магазинам наших часовых, дабы аины не могли произвести грабежа, особенно водки и риса.
К вечеру японцы съехали на берег. В помощь лейтенанту Рудановскому на ночь был послан г. Бошняк, которому было приказано в продолжение ночи иметь караул и бдительное наблюдение за селением, ибо японцы боялись, чтобы некоторые, весьма дурные аины не произвели бы бесчинств; японцы сказали мне, что аины уверены, что мы позволим им разграбить запасы водки и рису, и что многие будто бы уже грозили, что русские не только прогонять японцев, но прикажут аинам перебить всех их. Несмотря, однако, на это, ночь прошла благополучно.
На другой день, около 9 часов утра, пришли 2 лодки с аинами за грузом и начали свозить оный на берег, в Муравьевский пост. Там сараи уже были очищены; в одном из них поместилась довольно просторно команда, а в другом – гг. Буссе и Рудаковский. В последнем разместили также наши запасы и товары. В этот же день были поставлены на место все 8 орудий, присланные с десантом.
Для отыскания местности около Муравьевского поста, где можно было бы оставить на зимовку судно, я посылал на вельботе лейтенанта Бошняка, но при тщательном осмотре берега на пространстве около 20 верст к западу такого места нигде не оказалось. Оставаться же мне с кораблем для этого исследования, по случаю наступившей уже осенней свежей погоды, было нельзя, да и не следовало, тем более что с этой целью был высажен Орлов, который не сегодня так завтра должен был явиться в пост. К вечеру ветер засвежел, и Н. В. Буссе на опыте убедился, до какой степени разгрузка судна на открытый берег не только затруднительна, но и опасна. Теперь можно положительно сказать, что одними средствами корабля «Николай», без помощи [258] туземцев нам бы не кончить разгрузку и в 2 или 3 недели, а было уже 23-е сентября. Оказывается, что это не так просто и легко, как рассказывали Николаю Васильевичу в Петербурге.
Д. И. Орлова и транспорта «Иртыш» все еще не было. Я беспокоился более всего об Орлове, но 24-го сентября один из туземцев сказал нам, что Д. И. Орлов оставил свою лодку у селения Кусунай, в самом узком месте Сахалина, от которого туземцы ходят пешком и ездят на восточный берег, и отправился туда со своими людьми. Это давало повод думать, что Д. И. Орлов будет уже не с запада, а с востока и, следовательно, может осмотреть ту часть залива Анива, которая еще не была осмотрена. Я должен был торопиться скорее оставить Муравьевский пост: во-первых, потому что становилось свежо, а во-вторых, потому что меня вызывали оттуда нижеследующие, довольно серьезные обстоятельства.
Читателям известна уже встреча г. Семенова с китобоем; последний говорил, между прочим, Семенову, что американская эскадра может прийти в Татарский залив и поздней осенью. Мы не знали действительной цели этого посещения, поэтому присутствие в татарском заливе нашего крейсера было необходимо, а между тем, кроме корабля «Николай» послать было некого. Чтобы этот корабль не зазимовал в татарском заливе и поспел вовремя в Ситху, исполнив предварительно свою крейсерскую службу, терять времени было нельзя. И то, имея в экспедиции одно только судно, приходилось убивать на нем двух зайцев за раз.
Из Тамари-Анива «Николай» должен был идти в крейсерство и вместе с тем посетить Императорскую гавань, оставить в оной Бошняка и распорядиться зимовкой; потом доставить меня в де-Кастри, ибо я только оттуда, до закрытия реки, мог приехать в петровское, где мое присутствие было крайне необходимо.
Опасения японцев относительно аинов оправдались: в ночь на 23-е число аины, подстрекаемые одним своим пьяным собратом, собрались толпою и, пользуясь темнотою, хотели разграбить все магазины и имущество японцев, предполагая, по уверению этого пьяного, что это нам будет приятно. Японцы, боясь с одной стороны угроз аинов, а с другой гнева своего правительства за сношения с русскими, удалились из селения. В посту тотчас [259] сделано было распоряжение – оцепить часовыми сарай, в котором собрались аины и приставить таковых же к японским магазинам. Вместе с тем сейчас же дали знать об этом мне. По прибытии в пост я при собрании толпы наказал 5 человек выданных мне аинов-зачинщиков и сейчас же послал двух казаков за японцами; но на мой зов только 2-е немедленно явились. Тогда я собрал всех аинов и приказал показать им действие орудий, сказав при этом, что если они еще вздумают подобное бесчинство, то я приведу в исполнение угрозу. После того я еще раз подтвердил им, что они обязаны исполнять все требования японцев, как исполняли их до нашего прибытия, и за всякое насилие японцам и их имуществу они будут казнены.
Окончив расправу, я сделал следующие распоряжения в посту: – Для охранения имущества японцев иметь на ночь постоянно часовых у их складов, которые запечатывать и запирать. Согласно представленному расчету японцев⁴ выдавать рис и рыбу с этих складов тем только из аинов, которые довольствовались от японцев до сего времени. Немедленно послать прибывших сюда японцев за их товарищами, предложив им возвратиться и жить спокойно, сказать им, что при нашей охране личность и имущество их всегда будут безопасны, и что мы заставим аинов исполнять все их требования согласно установленным до нашего прибытия условиям.
Японцы, осязательно видя наше доброе намерение, и что мы полагаем сохранить с ними дружбу и наблюдать, чтобы их промыслы производились и были вполне ограждены, вскоре возвратились на свое место. Аины же стали мирными и вполне покорными работниками.
К вечеру 25-го сентября все было свезено с корабля «Николай» и размещено в посту. Батарея из пяти 12-ти фунтовых карронад и трех пушек была поставлена таким образом, что все строения, магазины и полоса берега против поста находились под ее выстрелами. Команда сразу была размещена просторно и в сухом здании. Для предстоявших построек мною куплено было более 600 дерев сухого леса, а в японских магазинах находилось [260] большое количество риса, муки, сухой зелени. различных кореньев, водки. соли и рыбы, так что в случае надобности мы могли за условленную плату пользоваться всем запасом. Впрочем, привезенного нами довольствия и товаров было так много, что нечего было и думать об истощении их. Ни один пост в приамурском крае не был поставлен в такое безопасное и вполне обеспеченное положение, в каком я оставил пост Муравьевский под начальством Н. В. Буссе.
Я был совершенно спокоен относительно его: вся команда была весела и здорова.
Перед уходом я дал г. Буссе приблизительно следующую инструкцию:
1) По прибытии транспорта «Иртыш», принять его в свое распоряжение, имея в виду, что если по исследованию г. Орлова окажется возможным зимовать этому транспорту в заливе Анива или на восточном или западном берегу оного, в окрестностях залива, то оставить там «Иртыш» на зимовку. Если же такого места не окажется, то отправить транспорт в Петропавловск. Буде же по каким-либо причинам, т. е. ненадежности транспорта к позднему плаванию до Петропавловска, каким-либо могущим оказаться у него повреждениям, при которых он не может идти так далеко, то в таком только крайнем случае он должен отправиться на зимовку в ближайшую от поста Императорскую гавань. Но как в первом, так, в особенности, в последнем случае я предлагаю вам к непременному исполнению: а) тщательно, вместе с командиром транспорта, осмотреть команду оного и всех, кто окажется слабым, заменить здоровыми людьми из поста; и б) снабдить команду чаем, сахаром, ромом, водкою от японцев, рисом, зеленью, теплою одеждою, каковую имеете для команды Муравьевского поста, и железною печкою (их было привезено три). Провизии отпустить по крайней мере и непременно на семь месяцев. Одним словом, команда транспорта должна быть гораздо лучше обеспечена, нежели команда поста, так как зимовка людей при посте у большого селения и в сухих зданиях, при обилии местных запасов и без того уже обеспечена, между тем как в Императорской гавани люди должны находиться в пустыне без всяких местных средств и помещения⁵. [261]
2) По прибытии в пост г. Орлова, если признаете нужным и для себя полезным, можете его оставить в своем распоряжении. В противном случае с первою зимнею посылкою ко мне, отправьте Орлова в Петровское.
3) Лейтенанту Рудановскому, согласно личному моему приказанию, с наступлением зимнего пути производить обследование берегов залива Анива, которые не успел осмотреть Орлов, а равно сделать опись западного берега Сахалина от мыса Крильон до селения Кусунай. Обследовать значительные реки, орошающие южную часть Сахалина и пути, ведущие к северу.
4) Собрав от туземцев и японцев положительные сведения о пути к Погоби, с первою возможностью прислать ко мне уведомление о положении поста и команды в оном, а равно об Орлове и транспорте «Иртыш».
5) иметь в виду, что с ранней весною, по распоряжению генерал-губернатора и по моей просьбе, непременно придет к посту судно из Камчатки, а равно, по уведомлению главного правления, придут тоже суда и из колонии. Следовательно, с открытием навигации пост будет вполне обеспечен во всех отношениях.
6) С возвращением на старое место японцев уверить их, в особенности старшего из них, чтобы они были совершенно спокойны, и строго наблюдать, чтобы их личность, имущество, промышленность и торговля были вполне ограждены. Строго наблюдать также, чтобы аины исполняли все те обязательства относительно японцев, какие они исполняли до нас. Изучать тщательно нравы, обычаи, верования и отношения японцев к туземцам и стараться узнавать те из их обычаев, которые составляют для них как бы святыню. Строго смотреть, чтобы команды наши отнюдь не нарушали их обычаев, и вообще избегать и не дозволять себе навязывать туземцам наших обычаев, хотя бы они и представлялись по вашим взглядам благодетельными для них. Иметь в виду, что мы только добрым примером своим можем влиять на улучшение их образа жизни и нравов, и что всякие с нашей стороны навязывания наших порядков могут привести не к пользе, а ко вреду и могут поселить в туземцах ненависть к нам.
7) Стараться развлекать команды и не обременять их излишними работами. Заботиться главное об их здоровье, бодрости духа [262] и довольствии. На первое время достаточно прикрыть батарею срубом или частоколом, исправить казарму и встроить флигель и баню. Что же касается башен и редутов, то это решительно бесполезно, ибо миролюбивые и робкие туземцы не будут нападать на пост, когда в несколько часов мы можем уничтожить все их селение. Что же касается до японцев с Мацмая, то, во-первых, при нашей миролюбивой политике и полной свободе, которую мы предоставляем им в производстве промысла и торговли, нет никакой причины делать им на нас нападение; во-вторых, батарея наша, прежде чем их джонки дойдут до берега, может уничтожить их. Кроме того, с ранней весною придут к посту наши суда. И
8) В том месте, которое по исследованию Рудановского окажется более удобным как для жизни, так равно и для подхода судов, а тем более для зимовки оных, к весне поставить пост из 8 или 10 человек.
Сделав эти распоряжения, к вечеру 26-го сентября корабль «Николай» снялся с якоря и, обменявшись с нашим постом салютами, направился в татарский залив. Пользуясь свежим SSO ветром, мы, выйдя из Лаперузова пролива, легли на W.
Так совершилось водворение наше в главном пункте острова Тамари-Анива. [263]

Примечания