|
Глава XXVI.
Сообщение Самарина о пути из Муравьевского поста. – Путь от селения Гунуп. – Права России на Сахалин. – Сообщение восточного берега с западным. – Путь Самарина из залива Терпения до селения Аркой. – Письмо мое к Н. В. Буссе от 22-го декабря 1853 г. – Уведомление Петрова 12-го февраля 1854 г. – Опись р. Хунгари и пути в Императорскую гавань. – Донесение Н. К. Бошняка. – Посылка запасов в Императорскую гавань. – Приказание Н. К. Бошняку. – Мое донесение и письмо генерал-губернатору, 25-го февраля 1854г.
10-го января 1854 года Н. В. Буссе отправил в Петровское на двух нартах с двумя матросами приказчика российско-американской компании Самарина. Последний, по случаю большой тяжести на нартах, не мог следовать далее селения Сосуя и принужден был нанять там еще одну туземную нарту с знакомым ему аином Сетокуреро. 12-го января он отправился вверх по реке Сосуя в селение Найбу тем же путем, по которому следовал г. Рудановский. Из с. Найбу до селения мануе он ехал по восточному берегу Сахалина и по тому же пути, по которому следовали гг. Орлов и Рудановский. В селении Мануе как туземцы, так равно и проводник Самарина, объяснили, что ехать чрез Кусунай к северу по западному берегу опасно, потому что от с. Вендуезе до селения Дуэ берег пустынный и скалистый, а море до самого берега не замерзает, и что надобно следовать ему по восточному берегу до реки Сисека и селения Тарайка, откуда он выедет на западный берег Сахалина около селения Дуэ, с которого к северу начинаются частые селения, и море у берега замерзает. Вследствие этих сведений, Самарин из селения Мануе поехал к северу по восточному берегу. Путешествие свое этим, еще никем не посещаемым путем Самарин объясняет так:
«Выехав после полудня 22-го января из селения Мануе и следуя вдоль берега на север, через 20 верст довольно трудного [304] пути, у скалистого прямого берега я прибыл в летники селения Чко-Берухнай, где и остановился ночевать; затем, следуя вдоль такого же скалистого берега, тянувшегося немного северо-восточнее, чрез 25 верст приехал ночевать в селение Гунуп, расположенное в полуверсте от устья значительной реки Най.
Берег от селения Мануе до селения Гунуп – прямой, отвесный, а потому путь этот по притайкам и торосам, где встречаются большие полыньи далеко в море. В горах много желтого мрамора, и горы вообще, особенно между Чко-Берухнаем и Гунуп, меловые.
Река Най при устье имеет ширину от 40 до 50 сажень; по словами жителей, она течет на пространстве около 45 верст и имеет глубину не менее 4-х футов. Местность эта весьма замечательна тем, что отсюда идет единственное внутреннее водяное сообщение между восточным и западным берегом острова, а именно: туземцы по реке Най из селения Гунуп подымаются на лодках около 35 верст, затем входят в протоку, соединяющую реку Най с озером Тарайко. этой протокой идут на лодках до 15 верст, затем озером Тарайко на юг до 20 верст и, наконец, протокой, соединяющей озеро с Татарским заливом у селения Тарайко, до 10 верст. Таким образом, это водное внутреннее сообщение, сколько можно судить по словам туземцев, имеет около 80 верст и находится примерно между широтами 48˚17’ N (широта Гунуп или устья реки Най) на восточном берегу и широтою 48˚25’ N (устье протока Тарайко) на западном берегу острова,– и долготами 142˚40’ O и 142˚15’ O. На всем этом пути, по словам туземцев, глубина не менее 4 футов, т. е. достаточная для больших речных лодок».
Из селения Гунуп Самарин поехал вдоль берега по тому же направлению на север (N ½ O). Берег, по которому он следовал, состоял из меловых возвышенностей, и дорога шла по гладкому льду, потому что берег отмелый. Проехав этим путем около 50 верст, он прибыл в большое селение Ван-Готан.
Это селение расположено было в бухте при устье значительной реки того же имени. Оно состояло из 10 юрт, в которых господствовала чистота, опрятность и даже комфорт. Как мужчины, так и женщины этого селения резко отличались от прочих туземцев видом и цветом: волосы у них темно-русые и русые, тогда как у других большей частью черные, и лица смуглые. [305] Ясно было видно, что это какая-либо иная порода туземцев. Самарин обратил на это внимание и начал их подробно расспрашивать. Старики этого селения сообщили ему, что они происходят от русских и тунгусов, орочен, вышедших из Удского края еще при их прапрадедах, когда о японцах здесь и слуху не было; именно около половины XVII века, т. е. тогда, когда весь Якутский и Удский край до Охотского моря были покорены Россией. Они поэтому и называют себя лоча-орок-айну, т. е. креолы, происходящие от русских т удских тунгусов, женившихся на туземных аинках.
Это обстоятельство было весьма важно, потому что подтверждало имевшиеся уже у нас сведения о том же предмете, собранные от туземцев гг. Бошняком и Орловым, и окончательно подтверждало неоспоримое право России на обладание территорией острова Сахалина.
Река Ван-Гатан имеет ширину при устье до 35 сажень, но устье ее, а равно и довольно значительная бухта, в которую она впадает, мелководны. Бухта эта простирается на восток до мыса Ван-го, около 8 верст.
Берега реки, по словам туземцев, возвышенны и покрыты строевыми лесами: елью, кедром и лиственницей. В долине этой реки водится много соболей, лисиц и выдр, и река изобилует различною рыбою, почему главный промысел туземцев (которых в селении до 80 душ) составляют звериная охота и рыболовство. По этой реке и чрез горы жители зимою ездят на собаках, а летом – частью на лодке и пешком, на западный берег острова, в селение Вандезе. По реке Ван-Гатан они поднимаются на лодке до 35 верст, затем, чрез протоки и озеро Дузе, выходят на реку Най, откуда, оставив лодки, идут пешком чрез прибрежный хребет в селение Вандезе. Озеро Дузе небольшое, около 5 верст, оно лежит между реками Най и Ван-Гатан и соединяется с обеими этими реками протоками. Путь по озеру и по протокам не более 20 верст, а горою с реки Най около 20 верст. Следовательно, из Ван-Гатан (восточного берега) до селения Вандезе (западного берега) водным путем до 55 верст, а сухопутно до 20; всего около 75 верст. Туземцы летом из селения Ван-Гатан совершают этот путь в 2 дня, а зимою проезжают иногда в один день.
От мыса Ванде горы удаляются от берега моря к западу [306] и северу и образуют огромнейший залив, который туземцы называют Туркай (этот залив Крузенштерн назвал заливом Терпения); берег у моря идет увалистый, ровный; сначала он направляется на север, а потом постепенно склоняется к востоку и затем до мыса Туркай – на юг. От селения Ван-Гатан до этого мыса туземцы напрямую, по льду, считают более 100 верст.
Из селения Ве-Гатан Самарин поехал на N немного к востоку (около NtO) берегом и через 10 верст достиг упомянутого залива, вдоль берега которого, до 30 верст, ехал на север немного к западу (около N ½ W), а затем вдоль берега же на северо-восток ближе к востоку (NOtO), около 15 верст. Он таким образом достиг устья большой реки, которая по-аински называется Сисека, а лоча-орок-айну называют ее – Тый. Отсюда берег идет прямо на восток; следуя по этому направлению, Самарин через 2 версты проехал устье реки Тиранюка, а чрез 8 верст прибыл на устье реки Тарайку, при котором расположено селение того же имени. Оно и составляло предел, до которого Самарин доезжал по восточному берегу. Отсюда до мыса Тернай, у которого оканчивается бухта того же имени, туземцы считают около 75 верст; следовательно, все эти три реки находятся в северо-западной стороне бухты (залива Терпения). Дорога вдоль берега по льду и частью по берегу шла хорошая, торная и гладкая. Проводники Самарина и туземцы селения Тарайку рассказывали ему, что в залив Тернай часто заходят суда, бьют китов и выменивают от туземцев соболей и лисиц на ром (арака) и табак. В селении Тарйку Самарин, по случаю неблагоприятной погоды, остановился ночевать. Ему нужен был отдых и, кроме того, хотелось исследовать окрестности, а потому он провел там двое суток.
Тарайку состояло из 30 юрт; жителей на нем, называвшихся лоча-ороченами (т. е. смесь русских с тунгусами), до 300 душ. Оно расположено частью по морскому, возвышенному берегу, а частью по реке Тарайку. Туземцы приняли его весьма радушно: убрали его собак, накормили их, угощали его свежей рыбой, вроде лососины, олениной и тетерьками. Занятия их состоят из рыбного и звериного промысла. Река Сисека (Тый), Тиранюка и Тарайку, а равно озеро Тарай-гота, лежащее недалеко от селения, изобилуют всякого рода рыбою, а долины упомянутых рек [307] и окрестности озера различного рода дичью и пушными зверями; там преимущественно водится соболь, лисица и выдра.
На другой день Самарин ездил с туземцами к озеру Тарай-гота, которое находится в 10 верстах от селения на восток; оно лежит вдоль морского берега от запада к востоку до 25 верст и имеет в окружности около 60 верст; расстояние его от берега моря от 2 до 5 верст. В восточном углу из озера идет небольшая протока в море. Эта протока, по словам туземцев, имеет глубину при входе не более 5-ти футов, далее же в ней до 2 сажень, а в озере до 6-ти. Южный берега озера отмелый, луговой и большей частью низменный, остальные же берега горсты и покрыты строевым лесом, достигающим значительных размеров. Кедр доходит до 10-ти саженей высоты и до 1¾ фута в диаметре; лиственница и ель тоже подобных размеров. В северо-западный угол озера впадает река Тирийнгота, при устье которой расположено селение того же имени. Чрез него зимою из Тарайка ездят на западный берег озера. К северу от этого озера и по верховьям рек: Тый (Сисека), Тиранюка, Тарайка и Тирийнгота кочуют и живут оседло орочены (тунгусы). У кочующих есть олени. Эти туземцы вообще здесь дики и живут грязно.
Река Сисека (Тый), по словам туземцев, самая большая из рек, орошающих Сахалин. Она течет с севера на юг на пространстве, сколько можно судить по объяснению туземцев, около 250 верст. Ширина ее при устье около 100 сажен. По словам туземцев, в эту реку могут входить с моря суда, сидящие в воде около 2½ маховых сажен, т. е. до 14-ти футов. На расстоянии от устья около 100 верст она имеет глубину от 4 до 1½ маховых сажен1, т. е. от 8 до 22 футов. На этом пространстве она имеет ширину до 50 и 70 сажен и течение ровное. Отсюда она уже менее широка, глубока и извилиста, однако туземцы поднимаются по ней на лодках более чем на 230 верст, почти до вершины, которая недалеко от истоков реки Тыми, так что, поднявшись на лодках, туземцы переходят пешком на упомянутую реку в один день.
Тиранюка имеет ширину в устье около 50 сажен; река эта извилиста и имеет на расстоянии около 50 верст от устья [308] глубину до 3 футов. До этого места туземцы поднимаются по реке на лодках. Длина ее не более 80 верст. Она, как и параллельно текущие ей реки: Тарайку и Тирайготан, выходит из хребтов, тянущихся вдоль восточного берега острова и реки Тыи (Сисека). Тарайку имеет ширину в устье около 80 сажен и течет от севера к югу до 150 верст. Тирайнготан такая же, как и Тиранюка. Глубина реки Тарайку в устье до 6 футов; туземцы поднимаются по ней на лодках до 70 верст до перевала, идущего с реки Тирайнготан на реку Тый. Берега всех этих рек возвышенны и покрыты строевыми лесами; в горах, а равно и по берегам реки Тый много каменного угля.
Из селения Тарайку Самарин выехал 1-го февраля и направился с проводником лоча-ороченом на устье реки Тирайнготан в селение того же имени. В Тарайку Самарин простился со своим проводником Сетукуреро, который с письмом к Н. В. Буссе отправился в Тамари (Муравьевский пост). Сектукуреро бодрый, пожилой человек, около 60 лет, он считает себя креолом (лоча-орочен-айну). На прощанье он обхявил Самарину, что все лоча-орочены-айну (креолы) считают себя русскими, а японцев – пришельцами, пришедшими к ним очень недавно (около 40 лет, как можно судить по объяснению Сетукуреро, т. е. после Хвостова и Давыдова). «Они пришли,– говорил Сетукуреро,– чтобы нас угнетать», и при этом жаловался, что японцы отнимают часто у туземцев и уводят на Мацмай жен и девиц, за работу дают им ничтожную плату и почти всегда обманывают. Все лоча-орочены и лоча-орочен-айну, которые имеют между туземцами влияние, по его словам, одноплеменны русским и считают себя русскими, а отнюдь не принадлежащими японцам, и рады, что русские здесь водворяются и не дозволят японцам и различным иностранцам, приезжающим с китобойных судов, делать бесчинства.
Из селения Тарайку Самарин ехал берегом на север, немного к востоку (NtO) до 15 верст, и по тому же направлению около западного берега озера Таран-Гота. Чрез 10 верст он достиг селения Таран-Готан, расположенного при устье реки того же имени, где и остановился ночевать. Это селение состоит из 4 юрт с 30 жителями, называющими себя лоча-ороченами (креолами). Здесь Самарин встретился с гиляками селения Пуль с реки Амур, ехавшими к заливу Анива для торга с туземцами. [309] Один из этих гиляков показал Самарину письмо мое к Н. В. Буссе и расспрашивал его, где он живет на Аниве. Письмо это попало к гиляку следующим образом: не имея долго известия от Буссе, я беспокоился и в декабре месяце подрядил одного из гиляков селения Пуль, отправлявшегося в южную часть Сахалина, доставить к Н. В. Буссе письмо; гиляк взялся непременно исполнить мое поручение и на пути встретился с Самариным. В этом письме я писал Н. В. Буссе следующее:
«С большим нетерпением ожидаю от вас уведомления – главное об «Иртыше» - так как, по соглашению моему с вами, вы хотели с первою же возможностью отправить ко мне почту и этим открыть сообщение с Петровским. Пользуясь ныне случаем, я отправляю вам это письмо с гиляком селения пуль. Остаюсь уверен, что в случае какой-либо крайней необходимости, по которой транспорт «Иртыш» не мог отправиться в Петропавловск, а должен зимовать в Императорской гавани,– вы, согласно данным мною вам наставлениям и приказаниям, не преминули заменить больных людей их команды транспорта здоровыми и снабдить в изобилии команду транспорта всеми запасами и одеждою (о которых в подробности я вам объяснял), необходимыми при таком позднем времени для зимовки в пустыне, каковою представляется, как вам известно, Императорская гавань, дабы, сколь возможно, сохранить здоровье людей при этой крайности. Точно также я остаюсь уверенным, что в случае открытия г. Рудановским на юго-западном берегу гавани, вы, согласно данной вам инструкции, непременно пошлете его туда в феврале или начале марта весновать, т. е. поставите Ильинский пост в оной. имея в виду, как я вам лично объяснял, что это необходимо, во-первых, потому, чтобы определить, в какой мере безопасно может там зимовать судно, а главное, во-вторых, потому, что с самой ранней весной, в то время, когда ни из Камчатки, ни из колонии судов наших в Татарском заливе быть не может, надобно ожидать здесь американскую эскадру. Иметь пост на юго-западном берегу острова нам поэтому крайне необходимо2».
Упомянутый гиляк объявил Самарину, что он торопится в Тамари и надеется чрез две недели видеть джангина Буссе. [310]
2-го февраля Самарин выехал из селения Тирайнготан и направился к северу по реке того же имени. Следуя большей частью между гористыми берегами этой реки, покрытыми огромным лесом, чрез 50 верст он достиг того пункта, от которого переезжают с этой реки на реку Сисека (Тый), и остановился там в пустой юрте ночевать.
3-го февраля он начал перевал на реку Тый. Путь этот шел на северо-запад по равнине до реки Тарайка, которая от их ночлега по этому направлению находилась в расстоянии около 5 верст. Переехав чрез реку Тарайку, они по тому же направлению чрез 15 верст достигли левого берега реки Сисека (Тый). От реки Тарайка сначала он ехал до 10 верст между горами по долине, по которой извивается маленькая речка, впадающая в реку Тарайку, а потом около 5 верст по горам, идущим по берегу реки Тый, на NtW 20 верст. Проехав это пространство, он остановился ночевать в юрте, в которой жило три семейства орочен (10 душ). Место это называется Огу, по речке, которая впадает в Тый с левой стороны. По-видимому, эта местность удобна для заселения.
4-го февраля Самарин выехал из селения Огу и, следуя по реке Тый, по тому же направлению (NtW), чрез 40 верст достиг большего селения Томо, лежавшего на правом берегу реки Тый, при впадении в нее речки того же имени. Там он остановился ночевать. На этом пути проводник показал Самарину в горах каменный уголь. Самарин осматривал как месторождение каменного угля, так равно и замечательные леса, тянувшиеся по берегам реки, и оказалось, что каменного угля здесь огромное количество, а лиственница, ель и кедр достигают до 15 сажень высоты и до 2 ½ футов в диаметре (до 16 вершков). Есть также и дуб до 10 вершков толщины. Проводник, а равно и туземцы селения Томо говорили Самарину, что каменного угля здесь везде много, особливо в горах к селению Дуэ, откуда берут начало реки Тыми и Тый.
Селение Томо расположено в прекрасной долине при речке того же имени и по правому берегу реки Тый (Сисека). Оно состоит из 50 юрт с 300 жителей, гиляков и орочен. Туземцы эти весьма дики и корыстолюбивы: за каждую ничтожную услугу они просили табаку или дабы; за корм для собак они взяли с Самарина большую цену табаком и китайкой. [311]
5-го февраля Самарин выехал из селения Томо и, следуя по тому же направлению вверх по реке Тый (Сисека), чрез 20 верст достиг того пункта, от которого переезжают с этой реки на западный берег Сахалина. Отсюда они начали между густым корабельным лесом подниматься на хребет, идущий от реки (чрез 10 верст) по направлению на северо-запад (NW), достигли вершины хребта и ночевали на ней в пустой юрте.
6-го февраля, выехав с ночлега, начали спускаться с хребта по тому же направлению на вершину речки Аркой и через 20 верст, следуя по тому же NW направлению по упомянутому хребту и речке, достигли западного берега Сахалина, селения Аркой, расположенного на берегу моря, при устье упомянутой речки. Селение это лежит в бухте, в 20 верстах к северо-востоку от мыса Дуэ.
Путь с северного берега залива Тернай (Терпения), от селения Тарнайка составляет около 200 верст. Он есть главный путь сообщения туземцев западного берега острова Сахалина с восточным его берегом, а потому торный и не представляет никаких затруднений. Летом по этому пути туземцы, перевалив через хребет из селения Аркой на реку Сисека (Тый), спускаются затем на лодках в залив Терпения по реке Тый; по их словам, из Аркой можно легко приплыть от хребта в один день.
Из селения Аркой Самарин следовал по тому же пути, по которому проезжал в 1852 году Н. К. Бошняк, и 8-го февраля прибыл в с. Хой, в котором по причине болезни, утомления и, наконец, дурной погоды провел 9, 10 и 11 числа. 12-го февраля он поехал далее к северу вдоль того же западного берега Сахалина, 16-го прибыл в Николаевское, а к полудню 18-го числа – в Петровское. Он представил мне образчики каменного угля, взятого им с реки Тый (Сисека). Уголь оказался действительного хорошего качества. Вместе с тем Самарин передал приказчику российско-американской компании в Петровском, Боурову, 100 штук соболей и 10 лисиц, из которых 5 черно-бурых; он выменял все это от туземцев на своем пути. Самарин сказал, что Н. В. Буссе велел ему передать мне, что японцы распускают между туземцами положительные слухи, что будто бы ранней весною приведут с Мацмая джонки и войско с целью уничтожить наш пост в Тамари; почему Буссе и строит башню, [312] и ограждает пост редутами; команду же будет держать сохранено и на западный берег в исходе февраля или в начале марта никого не пошлет, чтобы поставить Ильинский пост при бухте, исследованной Рудановским.
20-го февраля возвратился г. Разнрадский и сообщил, что петров нашел тунгуса с 4-мя оленями для следования из Мариинского поста в Императорскую гавань с продовольствием, но отправить его туда на нартах этим путем в настоящее время не мог, по случаю рыхлого и глубокого снега на хребте, а потому надобно было выждать начала марта.
Г-н Разградский объяснил, что из Мариинского поста он поехал в Хунгари, где нашел двух туземцев с 3-мя нартами, взявшихся отвезти запасы в Императорскую гавань. Для верности и скорости он за сутки до выезжа нарт после своих собак с кормом для нанятых нарт, на верховье реки Хунгари в летник Холдана, лежащий на половине пути от Хунгари до императорской гавани, и засим вслед за своей нартой отправился сам с туземцами. Выехав из селения Хунгари 27-го января, они поехали вверх по реке Хунгари, которая здесь течет по направлению SW-NO, и, проехав около 70 верст, ночевали в селении гольдов, состоявшем из 2-х юрт. 2-го января, продолжая путь по реке Хунгари по румбам OSO, …, NO и проехав до 80 верст, они остановились в юрте ночевать. 29-го января они поехали по той же реке и по тому же направлению и чрез 70 верст достигли устья Малой-Иодами, где в селении гольдов и остановились ночевать.
У этого пункта собственно река Хунгари кончается. Следовательно, течение ее около 220 верст. Отсюда идут две реки, составляющие реку Хунгари: Иодама и Уодама (или большая Иодама). Река Иодама течет от NNO, а большая Иодама, или Уодама, от WNW. 30-го января они сделали по этой реке около 70 верст и по возвышенности, отделяющей ее от истока реки Мули,
около 5 верст, и остановились ночевать в селении орочен, где и дог(нали) нарту с кормом. Отсюда до императорской гавани оставалось не более 200 верст. Нанятые в Хунгари гольды объявили г. Разградскому, что они надеются чрез 5 дней, т. е. 4 и 5-го числа февраля, явиться с продовольствием к Н. К. Бошняку в императорскую гавань.
Пробыв здесь 31-е января, чтобы дать отдых собакам, [313] г. Разградский отправил отсюда нагруженные запасами 3 нарты с 2-мя туземцами и казаком в Константиновский пост, а сам 1-го февраля поехал обратно тем же путем. «Дорога по Хунгари в Императорскую гавань,– объясняет г. Разградский,– ровная, не представляет препятствий и может быть совершена скоро, если только на пути, хотя бы в трех местах, заготовить предварительно корм для собак.
Хунгари течет по довольно широкой низменной долине; она довольно извилиста и имеет много островов. Ее долина окружена горами, на которых значительные леса ели, лиственницы, березы и ольхи. Она, по словам туземцев, изобилует различного рода рыбою, а ее окрестности – соболями и лисицами; почему зимою туда и приходят много промышленников. Последние имеют по реке весьма частые юрты для ночлегов.
Проезжая Мариинский пост, г. Разградский узнал, что тунгусы с оленями, нанятые в Петровском, еще не приходил; между тем, по сведениям от туземцев, в Императорской гавани терпели большую нужду.
23-го февраля, чрез туземцев я получил весьма грустное донесение от Н. К. Бошняка. Он писал мне от 30-го января, что положение их весьма печальное: запасов нет, а цинга между командою «Иртыша» свирепствует; 5 человек уже умерло. Командир болен, а офицер почти при смерти. «Я и ожидал этого,– пишет мне Бошняк,– иначе и быть не могло, потому что сюда, где приготовлено для зимовки только на 6 человек, вдруг собралось 75 человек и половина из них, т. е. команда «Иртыша», буквально без ничего. Уповаю на Бога и надеюсь, что скоро получим от вас что-либо для облегчения нашей участи. Я, впрочем, удивляюсь, как еще смертность мала, ибо не только в такое позднее время, но и во всякое другое, люди, высаженные в пустыню и принужденные в морозы жить с сырых избах, срубленных с корня,– и при полном довольствии неминуемо заболеют. Я очень сожалею, что Н. В. Буссе, отправивший без продовольствия «Иртыш» в пустыню, не видит всех последствий своей эгоистической ошибки. Он разуверился бы тогда в полной несостоятельности своих воззрений: проживать в Тамари-Аниве, где люди прямо помещены в сухие здания и где можно достать продовольствия – не то, что в пустыне. Он задался какими-то неуместными политическими воззрениями, здесь гибельными [314] и к делу не идущими. Не в таком ли положении была и команда на Сахалине, как здесь, если бы следовать его неуместным воззрениям? Можно наверно сказать, что около половины ее погибло бы от цинги».
«Надежда на Бога и на скорую от вас помощь,– заключает Н. К. Бошняк,– нас всех еще одушевляет и поддерживает, хотя я сознаю, что это сопряжено с большими препятствиями».
Получив эти сведения, я, для более положительного подкрепления запасами несчастных тружеников, случайно и неожиданно собравшихся в Императорской гавани, и для одушевления их, отправил 24-го февраля чрез Мариинский пост на 2-х нартах Д. И. Орлова, как офицера опытного и знакомого уже с этим путем, снабдив его всеми возможными запасами и медикаментами. Офицеру этому было приказано было сколь возможно поспешнее следовать в Императорскую гавань, нанимая для облегчения своих нарт нарты у туземцев, и иметь в виду, что в двух местах по пути в эту гавань А. И. Петров распорядился уже о заготовлении корма для собак, что весьма ускоряет и облегчает путешествие. По пути следования понуждать тунгусов, чтобы они скорее туда шли с оленями, ибо необходимо доставить туда поспешнее оленьего мяса. На пути следования закупать у манджуров и туземцев водки, сухой черемши, чесноку и крупы для пополнения отправляемых запасов.
По прибытию в императорскую гавань передать следующие мои приказания Н. К. Бошняку и командирам судов: транспорта «Иртыш» и корабля российско-американской компании «Николай»:
1) С открытием в гавани навигации корабль «Николай» должен немедленно выйти из гавани с Н. К. Бошняком и, следуя вдоль татарского берега к югу, высадить на оный Н. К. Бошняка со шлюпкой и байдаркой в широте 46˚30’ N. Оттуда Н. К. Бошняк, согласно данным ему от меня приказаниям, должен начать исследование берега к югу, имея притом в виду, чтобы к 5-му июня возвратиться в ту же широту, потому что около этого времени я на «Байкале» приду к нему в этот пункт с целью поставить военный пост в одной из южных бухт, которая по его исследованиям окажется более закрытой и имеющей внутреннее, более или менее удобное сообщение с рекой Амур или Уссури. [315]
2) Корабль российско-американской компании «Николай», высадив лейтенанта Бошняка, следует в Муравьевский пост, где и состоит в распоряжении начальника оного, майора Буссе. Если по какому-либо случаю в феврале или марте месяце г. Буссе не поставил Ильинского поста в одной из бухт залива Невельского (Идунки), то корабль, прежде отправления своего в колонии, обязан перевезти в залив Такмака (47˚15’ широты) лейтенанта Рудановского с 8 человеками людей и продовольствием на 3 месяца для содержания в оном Ильинского поста.
3) Если транспорт «Иртыш» до моего прихода на «Байкале» в императорскую гавань, около 1-го июня, может выйти в море, то из гавани следовать ему в Муравьевский пост, где у г. Буссе потребовать на месяц продовольствия и пополнения убылых из его команды и отправиться немедленно в Петропавловск. В противном же случае транспорт этот оставить в Императорской гавани до моего прибытия в оную на «Байкале», исправлять по возможности повреждения и готовиться к плаванию, имея в виду, что экипаж его будет пополнен или с «Байкала», или из Муравьевского поста.
4) Г-ну Орлову, долженствующему оставаться в Императорской гавани, а равно г. Бошняку и командирам: транспорта «Иртыш» и корабля «Николай», предписывается строго наблюдать за действиями иностранных судов, плавающих в Татарском заливе, и действиями могущей явиться в оный военной американской эскадры и, в случае встречи с этими судами, действовать согласно данной мною г. Бошняку инструкции, т. е. объявлять от имени нашего правительства, что весь этот край до корейской границы и остров Сахалин составляют российские владения, а потому всякие произвольные распоряжения на его берегах не могут быть терпимы, и
5) Иметь в виду, что вместе с сим же об этих распоряжениях я доношу генерал-губернатору, сообщаю главному правлению компании и г. Кашеварову и, наконец, предписываю Н. В. Буссе действовать согласно оным.
Отправив г. Орлова, я вместе с сим же послал нарочного в Аян с донесением и письмом к генерал-губернатору.
Объяснив ему об упомянутых распоряжениях и действиях моих, о положении амурской и сахалинской экспедиций, в заключение я писал: [316]
«Из этого, Ваше Превосходительство, изволите усмотреть, до какой степени было необходимо занятие Тамари-Анива. Только этим, как ныне доказывают факты, мы спасли нашу команду, высаженную на Сахалин, от того грустного положения, в каковом находятся люди, собравшиеся в пустынной Императорской гавани. Точно также, Ваше Превосходительство, изволите видеть, что главная цель распоряжений моих, отправленных ныне в Императорскую гавань с г. Орловым, состоит в том, чтобы, во-первых, отстранить водворение иностранцев на прибрежьях Приуссурийского края, а во-вторых, чтобы отыскать на этих прибрежьях такое пристанище для наших судов, в которое они могли бы входить как возможно позднее, а выходить как возможно ранее, т. е. отыскать гавань, почти всегда открытую для навигации, и, отыскавши оную, водвориться в ней. Подобная гавань, как непосредственно связанная внутренним сообщением с рекою Амур и может только обусловливать важное политическое значение для России приамурского и приуссурийского бассейна. Императорская гавань, несмотря на превосходное очертание своих берегов и глубины, как показал уже ныне опыт, не соответствует упомянутой цели. Она, подобно как и залив де-Кастри, значительное время закрыта для навигации и поэтому может служить только лишь станцией для наших судов, плавающих в Татарском заливе. В виду этих соображений, если люди, назначенные по штату в экспедицию, будут следовать сюда по реке Амур, я прошу, Ваше Превосходительство, приказать поставить на устье реки Уссури пост из 30 человек. Пункт этот, как ближайший к прибрежью южного приуссурийского края и как пункт центральный относительно нижне-амурского и уссурийского бассейнов, представляет такую местность, в которой должна сосредоточиваться вся главная наша деятельность в этом крае и управление оным. В настоящее же время этот пункт должен служить исходным нашим пунктом как для сообщения с избранной на юге гаванью, так равно и для исследования уссурийского и среднеамурского бассейнов. За этим необходимо также поставить пост на устье реки Хунгари, по крайней мере из 10 человек для удобства сообщения между Мариинским постом, устьем реки Уссури и Императорской гаванью.
До прибытия из Кронштадта винтового судна, транспорт «Байкал» должен
оставаться в моем распоряжении, так как, [317] во-первых, на нем надобно снабдить экспедицию запасами или из Аяна, или с Сахалина, а во-вторых, в виду прибытия в Татарский залив американской военной эскадры необходимо, чтобы в оном находилось наше военное судно.
Что касается до Сахалина, то исследования гг. Бошняка, Орлова и в особенности Рудановского и сведения, доставленные ныне Самариным, показали, что после занятого нами селения Тамари в заливе Анива замечателен залив или озеро Буссе (Тообучи) и устья рек: Найбу или Найну, Гунуп, Ванготан и Сисека или Тый, на восточном берегу. На западном же: бухты Маука и Такмака, устье протока Тарайку и озеро того же имени, селение Аркой и залив Дуэ. В видах политических и коммерческих компаний следует обратить на эти места внимание. Чтобы определить же, в коей степени безопасно могут зимовать суда в заливе Тообучи (Буссе) и бухтах: Маука и Такмака, названных мною бухтами: Беллинсгаузена и графа Гейдена, я сделал надлежащее наставление г. Буссе, а именно: приказал ему в заливе его имени, как соседственным с Муравьевским постом, наблюдать за обстоятельствами, сопровождающими закрытие и вскрытие оного. А в бухте Такмака послать в феврале месяце г. Рудановского поставить Ильинский пост, снятый в исходе сентября г. Орловым, исполнить все это тем более необходимо, что эти последние бухты весьма важны и в том отношении, что в январе месяце Рудановский их нашел чистыми, а туземцы говорят, что они вообще редко замерзают, и что навигация по ним всегда открыта. Рудановскому остается узнать, не заходят ли в эти бухты весною льды и не сопровождаются ли северо-восточные и восточные ветры жестокими порывами с гор; чего, как вы изволите видеть из выписки журнала Рудановского, надобно ожидать, особливо в бухте Маука. Произвести ныне же эти наблюдения тем более необходимо, что с 1854 на 1855 год на Сахалине неминуемо должно зимовать судно компании; следовательно, надобно предварительно определить место, где судно может зимовать с большей безопасностью.
Пионерный характер наших действий в приамурском и приуссурийском крае по обширному и пустынному его положению и по разнообразным условиям оного должен продолжаться еще долго. Топор, заступ и плуг должны иметь здесь первенствующее место. Команды, сюда присылаемые, должны составлять здесь [318] главных работников. Военные и гражданские организации в том виде, в каком они находятся в России и на Кавказе, здесь решительно неуместны. Реки Амур и Уссури составляют надежные базисы наших действий. Банки лимана и пустынные, бездорожные, лесистые и гористые прибрежья приуссурийского и нижнеамурского края будут надолго составлять самую надежную защиту против всяких неприязненных покушений на этот край с моря и чрез этот обеспечивать наши действия в оном. Поэтому ныне все средства здесь должны быть употреблены отнюдь не на создание совершенно бесполезной в этом крае организации с армией военных и гражданских чиновников или на сооружение каких-либо долговременных укреплений и зданий, но они должны быть всецело употреблены на то, чтобы были в этом крае надлежащие суда для внутренних сообщений, чтобы были военно-рабочие и земледельческие силы и лица, могущие разъяснить богатства природы этого края. Устье реки Уссури здесь представляет центр, из которого должны исходить пути, обеспеченные земледельческими поселениями, к главным местностям, как то: к Забайкальской области, устью реки Амур и к гаваням, лежащим на прибрежьях края.
Вот в чем единственно здесь и состоит правительственная задача, непосредственно истекающая из всех фактов, добытых амурскою экспедициею, как первым пионером, действующим этого края, – пионером, указавшим уже на важное значение оного для России в политическом и экономическом отношении».
Вместе с этим в письме моем Н. Н. Муравьеву я просил, чтобы люди, назначенные в экспедицию, были снабжены инструментами и материалами для плотничных и кузнечных работ, а равно и теплою одеждою, и повторил мою убедительную просьбу, чтобы в случае спуска этих людей по реке Амур непременно было оставлено около 40 человек на устьях рек Уссури и Хунгари. Я писал, что «в начале наступившей навигации на прибрежья уссурийского края мною заняты будут две более закрытые бухты, дабы к навигации 1855 года определить, которая из них более соответствует главной упомянутой цели, т. е. более продолжительное время открыта для навигации. Из людей, оставленных на устье реки Уссури, я отделю до 15 человек вверх по реке для зимовки в двух пунктах, из которых туземцы ездят в упомянутые бухты, и вообще на прибрежья уссурийского [319] края, в видах ознакомления с этими путями, исследования оных и установления сообщения между постами нашими в оных бухтах и постами на реках Уссури и Амур; так чтобы к навигации 1855 года нам были положительно известны те пункты в крае, на которые наипервее надобно обратить внимание.
Распорядиться таким образом, когда ожидается, как Вы изволите мне писать, разрыв с европейскими западными державами, становится крайней необходимостью, ибо наши посты, поставленные на прибрежье Уссурийского края, привлекут неприятеля к блокаде оного, т. е. заставят его фактически признать этот край принадлежащим России. между тем, при таковом распоряжении неприятель не может нам причинить вреда, потому что люди с постов, в случае крайности, могут отступить по пути неизвестному неприятелю, и с его стороны было бы в высшей степени неблагоразумно посылать на поиски по этому дикому, лесистому и бездорожному пространству. Для этого последнего нам необходимо только принять меры, чтобы из постов наших, поставленных на реке Уссури, было заранее заготовлено продовольствие для отступающих людей, что весьма просто и легко сделать, когда пути эти нам будут известны.
Вот те соображения, на основании которых я намерен распорядиться так, как выше изложено. И вот причины, по которым, в случае разрыва с западными державами, нам следует здесь не сосредотачиваться, а напротив – рассредоточиваться малыми отрядами из 8 или 10 человек и заранее обеспечивать пути сообщения в крае с его прибрежьем, имея при этом в виду привлечь неприятеля к блокаде прибрежья.
Что касается до вторжения с моря неприятеля во внутрь страны, то этого нам нечего опасаться, ибо, повторяю, банки лимана,– опасное, трудное и неизвестное для неприятеля плавание по оному; пустынные, лесистые, гористые и бездорожные прибрежья, отдаление края от цивилизованных портов и, наконец, неизвестность для неприятеля нашей силы и средств в оном, – составляет непреоборимые, можно сказать, преграды для подобных вторжений с моря.
В настоящее время меня более всего беспокоит то, что мы до сих пор не только не имели средств исследовать лиман в видах отыскания в нем более глубоких фарватеров, но даже не успели обеспечить плавания по ранее известным фарватерам, [320] и, наконец, что мы не имеем здесь ни одного парохода, который бы мог вводить суда в реку Амур, между тем как она, в случае войны с морскими державами, представляет единственное и надежное во всех отношениях убежище для судов наших на отдаленном востоке.
Таковой же характер ныне должен быть и наших действий на Сахалине, в случае войны с морскими державами. Посты наши, расположенные в заливах Анива, Такмака, Кусунай, Дуэ и Терпения (по туземному Тернай), привлекут неприятеля к блокаде берегов Сахалина. Отступление наших команд в случае крайности во внутрь острова может быть произведено по известным ныне нам путям, по которым мы легко можем продовольствовать эти команды из Николаевска независимости от морского пути. Само собою разумеется, что и здесь, подобно как и на прибрежье приуссурийского края, посты эти должны состоять не более как из 6 или 4 человек, ибо главная цель их должна состоять единственно в том, чтобы привлечь неприятеля блокировать берега острова».
Вместе с этим донесением генерал-губернатору я тогда же уведомил главное правление компании и г. Кашеварова о распоряжении моем относительно корабля «Николпй» и о результатах исследований, произведенных на Сахалине Н. В. Рудановским, и просил Кашеварова немедленно отправить, сколь возможно поспешнее, донесение мое к генерал-губернатору.
1 марта я послал почту на Сахалин е г. Буссе, уведомляя его о сделанных мною распоряжениях по императорской гавани и о решении, принятом мною относительно действия на Сахалине в случае разрыва с морскими державами. Вот копия с отрывка моего письма г. Буссе:
«Не получив от вас донесения о распространяемых японцами слухах, переданных мне Самариным, я вижу, что вы, как и следует, не обращаете внимания на подобные нелепости, и остаюсь уверенным, что вы, согласно моим приказаниям и личным вам объяснениям, в виду ожидаемой ранней весною в Татарский залив американской эскадры, послали в залив Такмака или Маука г. Рудановского весновать в оном и вместе с этим наблюдать над обстоятельствами, сопровождающими вскрытие залива, и над силою господствующих там ветров с гор. Уверен также, что вы не преминули сделать подобные же наблюдения [321] в соседственном с Муравьевским постом заливе вашего имени (Тообуча). Подобные наблюдения, как я вам лично объяснил, необходимы для определения степени безопасности зимовки судна, которая, как вам известно, неминуемо должна последовать с 1854 на 1855 го. Поставляя вам в известность принятое мною решение (о чем я доносил уже генерал-губернатору) о характере и цели действий наших на Сахалине, в случае разрыва ныне с морскими державами, я предлагаю вам в точности этим руководствоваться при упомянутом обстоятельстве, т. е. иметь в виду, что мы и в случае войны не должны оставлять острова, а только лишь уменьшить численность людей на оном и разместить остальных по постам, от 8 до 6 человек в каждом, а именно: в заливе Аниве, Такмака, Кусунай, Дуэ и Тернай (Терпения), т. е. в такие места, в которых, пользуясь ныне известными нам путями, мы можем во время войны снабжать их продовольствием независимо от моря, внутренним путем, на селения Погоби, Аркой и Кусунай».
Из вышесказанного видно, что главная цель принятого мною решения для действия в навигацию 1854 года состояла в том, чтобы еще более утвердить за Россией обладание весьма важным для нее нижнеамурским и уссурийским краем. [322]
Примечания
1. Принимая маховую сажень, которой мерят туземцы, до 5½ футов.
2. Ни того, ни другого Н. В. Буссе не исполнил.
|
