1808 год – В Молдавии – Лихорадка – 1809 – Калараш близ Силистрии – Осада Браилова – Переправа через Дунай – Взятие Гирсова – Штурм Кюстенджи – Бой под Рысовато – Осада Силистрии – Бой с турками под Татарицами – Снятие осады.
Весной 1808 года, возвратились наши пленные из Франции. Генерал-майор Миллер третий, шеф наш, прибыл в марте месяце и в то же время войска наши двинулись к Турецкой границе, но пришедши в Подольскую губерний расположились по квартирам, 7й Егерский полк: в местечке Мясковке. Здесь получены были рекруты для укомплектования полка.
Мой ротный двор был в сельце Зеленых Водах; здесь жил почтенный старик генерал-адъютант бывшего польского короля Понятовского. Он имел небольшой домик, потому что состояние его было весьма ограничено, несколько домиков крестьянских и небольшое количество земли составлявшее все его имущество. Я сделал ему визит он заплатил мне тем же. После сего знакомства он полюбил меня, я же полюбил единственную дочь его, а она меня и мне было не скучно. Днем я занимался ученьем, а ввечеру, когда являлась луна на небе со звездами, спешил к возлюбленной моей и все денные заботы на время забывал с нею. Когда же последовал наш поход из тех мест мы дали друг другу клятву во взаимной любви и простились навсегда.
В июле месяце мы вступили в Молдавию и прошедши Яссы расположились лагерем при селении Сербешты на правом берегу реки Серета, за неимением палаток, в кое-каких шалашах, которые не защищали ни от дождя, ни от зноя. Расторопные солдаты где-то захватили несколько рыболовных сетей и из этого-то материала мы устраивали стены шалашей. Главнокомандующим был фельдмаршал Прозоровский.
В августе месяце умножилось число больных, как полагали доктора от фруктов; я тоже получил перемежающуюся лихорадку и отправлен в госпиталь устроенный в камышевых сараях при селении Сербешты. Офицеры [39] были расположены по молдаванским хатам, а нижние чины в сараях. Людей умирало так много что трупы вывозили на возах для погребения.
Со мною случилось здесь странное приключение. Однажды поутру когда я встал с постели представилось мне что я не Яков, а Николай, и никак не мог себя переуверить в том; приметив что у меня делается помрачение ума, закричал чтобы подали мне воды, помочил голову и рассудок мой воротился.
Войска, простояв здесь до глубокой осени, разошлись по квартирам. 7й Егерский полк расположился при местечке Слободзее, что при реке Яломице. Я также выписался из госпиталя, хотя лихорадка еще не совсем прошла: все средства медицины не пособили мне, но один Грек излечил меня, как догадываюсь, сулемой, потому что он старался закрываться от меня когда приготовлял лекарство к приему, однако же я подсмотрел что он сыпал в чашку белый порошок.
Весной 1809 года, 7й Егерский полк перешел реку Яломицу и расположился с присоединенной к нему легкой артиллерией лагерем на берегу дунайском против крепости Силистрии при селении Калараш.
Весна дышала уже ароматным воздухом и полк стоя в чистом поле освежался от зимних молдаванских бурдей (землянок). Перед нами расстилалась Дунайская долина верст на пять покрытая густым тростником; долина эта отделялась от нашего берега дунайским протоком, хотя не весьма широким, но глубоким, так что могли свободно проходить по нем суда купеческие и даже военный нашей Черноморской флотилии.
Полк наш имел хорошую духовую музыку и хор певчих: мы с хвалебными гимнами провожали зорю вечернюю и также встречали утреннюю. Нашим гимнам аккомпанировал хор пернатых с островов и от заливов дунайских, и мы с умилением слушали их пение, стоя в величественном храме нерукотво-ренном, под лазуревым сводом утвержденным за необозримым горизонтом и в особенности в то время когда только что зажигалась великая лампада освещающая Мир, и суетные заботы человека не разбудили еще царствующей тишины. Вокруг нас утренняя роса озарялась на траве радужными цветами, и за Дунаем ярко отражался утренний солнечный луч на шпицах и полумесяцах высоких минаретов Силистрии, и у ее прибережных стен плескались плавучие водяные мельницы. Мы здесь наблюдали чтобы Турки из крепости не переправились на нашу сторону. Для сего построена была батарея на берегу, которая могла действовать вдоль по протоку отделяющемуся к Большому Дунаю.
Иногда казаки подъезжали к Большому Дунаю против крепости и Турки стреляли по ним из крепостных орудий безо всякого вреда.
2й батальон с двумя орудиями, под командой полковника Лаптева, был откомандирован в селение Олтеницу что на берегу дунайском против Туртукая. Здесь казаки делали разъезды по самому берегу Большого Дуная, который во многих местах здесь покрыт густым высоким тростником. Турки, пользуясь темнотой ночи, переезжали в небольших каиках через Дунай, укрывались в тростниках и разъездных убивали.
Однажды они днем переправились на больших судах на наш берег и прогнали казаков с бывшей Суворовской батареи, которая построена была при впадении речки Оржим в Дунай. Но батальон пошел на них дружно и заставил Турок поспешно убраться назад, постращав их вдогонку ядрами: через несколько времени батальон возвратился в Калараш. [40]
В это время шеф наш, генерал-майор Миллер, уволен в отставку без просьбы: его сочли помешанным. По всему можно было видеть что это произошло по проискам подполковника Лаптева. Отдав все сему человеку на покрытие объявленных претензий от полка, Миллер отправился в Россию в весьма стесненном положении. Многие радовались что его сбыли с рук, но я знал его хорошо и со слезами простился с ним.
Потом мы расположились по деревням ближе к крепости Браилову. В это время произведен был несчастный Браиловский штурм, но 7й Егерский полк не участвовал в нем. После штурма мы ходили два раза в экспедицию с атаманом Платовым к этой крепости, и захватывали Турок выезжавших за кормом для скота и за хлебом. При этом случае мы более всего нуждались в воде, ибо проходили 60 верст безводною степью. Деревни где жили Турки все были разорены до основания. Высокие бурьяны и колодези являли что здесь было селение; но во всех колодезях вода была испорчена Турками и имела несносный смрад. Жар был нестерпим, и мы изнемогая от жажды пили эту воду, но и той недостаточно было. Ко мне явилась лихорадка с большим ожесточением со рвотой и поносом.
В августе месяце приказано войскам собраться к местечку Галацам ниже коего устроен был мост через Дунай для переправы в Болгарию. Накануне нашей переправы перед вечером нашли черные тучи от севера с сильным громом и полился дождь. В это время я боролся с лихорадкой под войлоком; мне советовали остаться в лазарете, но я на это не согласился.
Не упомню которого именно числа по утру началась переправа. Казаки перешедши понтонной мост на Большом Дунае, проложили дорогу по камышу который чрезвычайно был густ, толст и высок, сомкнувшись ехали и ломали тростник; пехота притоптала его и шла по эластической мягкой дороге около пятнадцати верст. Возле гор был проток отделявшийся от Дуная, весьма глубокий, но не широкий, через него устроен был тоже мост перешедши который войска расположились в пустом месте. Турки не знали о нашей переправе хотя это место было не далеко от крепости Мачин.
В сумерки войска пошли на горы в лес и чем выше поднимались, тем лес становился выше и чаще, наконец так ветви его сгустились от дикого винограда и других подобных растений что совершенно нельзя было видеть ничего кроме проглядывавших изредка звезд. Тогда мы взяв друг друга за полы мундира так шли гуськом по теми глубокой, потом проводник потерял дорогу, и мы остановились где кто стоял, и так уснули до света.
С рассветом увидели мы впереди себя глубокие стремнины с каменными скалами. Тогда люди начали спускаться по одиночке по опасным тропинкам в долину. Патронные ящики спустили на веревках; к половине дня сошли в прекрасную долину и расположились отдохнуть между виноградных садов Небольшая деревенька лежала у подошвы горы, которую жители оставили Солдаты нашли там много домашних птиц и меду.
Ночью выступили в поход к крепости Бабадагу крепость эта уже оставлена была Турками; мы простояли здесь два дня, и солдаты наши лакомились изюмом найденным в оставленных лавках. Один из солдат достал боченок с добычей, небольшой, в каковых обыкновенно хранится изюм, и не желая ни с кем поделится, пробрался с ним в кусты, взял камень, выбил дно, и захвативши полную горсть ягод сунул их в свой жадный рот; но вдруг выбросил все обратно, стал отплевывать и обтирать рот; потом схвативши камень бросил [41] со всей мочи в боченок и сам пошел опять и город на добычу. Я заметил издалека его действия и пришедши увидел что это были прекрасные соленые маслины.
Отсель отряд наш под командой атамана Платова выступил к крепости Гирсову, где ожидали нас отважные Турки. Мы обложили крепость и требовали сдачи, но гарнизон отвечал нам гордо; мы построили на скорую руку несколько батарей и открыли канонаду по крепости. Одна граната залетела в цитадель и лопнула; вдруг поднялся крик и вопль: там были собраны все жены и дети осажденных. Вопль этот тронул турецких воинов; на другой день вышли переговорщики и крепость сдалась. Гарнизон взят военнопленными.
Отправивши весь гарнизон за Дунай, отряд двинулся к крепости Кюстенджи, к берегу Черного Моря. С вечера нависла черная туча над нами. Она завыла огненными устами, изрыгала молнии с громом; земля тряслась под нами от поцелуев небесных при проливном дожде. Воздух так был наэлектризован что на многих казацких пиках виден был электрический огонь.
На третий день с восходом солнца открылось перед нами Черное Море и небольшая крепость Кюстенджи. Я будучи впереди с моею ротой, подошел к крепости на полвыстрела ружейного и расположился в старом рву, параллельном к крепостному, от которого была уже чистая равнина до самого крепостного рв&. Впереди ворот была навалена солома вместо бруствера, за которой стояли два орудия. Турки видя что мы так близко подошли и ружейными пулями бить их могли, отворили ворота, ввезли орудия в крепость, закрыли ворота и завалили камнями: потом поставили орудия по обе стороны ворот, пробили маленькие амбразуры и стреляли.
Крепостца эта расположена на малом мысе вдавшемся в море, перешеек коего перекопан глубоким рвом; в параллель ему был другой старый, в котором находился я. Казаки бывшие впереди меня, прежде нежели я подошел к крепости, видели два орудия впереди ворот как было мною сказано, и донесли о том отрядному начальнику. Тот не сделав сам осмотра, прислал ко мне адъютанта с приказанием чтобы я взял эти орудия. Доложите его сиятельству, сказал я, что орудия уже в крепости и потому взять их невозможно. Он прислал вторично с тем же приказанием и обещанием Георгиевского креста. «За крест я всепокорнейше благодарю; моя обязанность и без обещания велит исполнить долг мой, но орудия можно взять только вместе с крепостью». В третий раз прислано то же приказание, с угрозой предать меня суду если не исполню его воли. «Но извольте, господин адъютант доложить генералу что я поведу людей на бесплодную жертву. Он даст ответ за них перед Богом». Приказал людям собраться и устроил их в этом же рву против крепостных ворот и уже был готов броситься к воротам, но в это время подъехал ко мне 13го Егерского полка полковник Книпер и спросил, куда я собрался? «Поведу на убой людей к крепостным воротам; мне приказано взять вон те орудия которые стоят в крепости». - Остановитесь, сказал он, я поеду доложу о невозможности отрядному начальнику. - «Я не могу остановиться, отдадут под суд; но если вы останетесь при мне, я исполню приказание ваше». Он остался при мне и послал адъютанта.
После сего сделано было распоряжение о штурмовании крепости. Для сего назначены два батальона: один от 7го, а другой от 14го Егерского полка. Батальоны эти собрались в том же рву где я стоял с ротой. Батальон 14го Егерского полка левее, а три роты 7го Егерского правее меня. Мы с криком [42] ура! бросились к крепостному рву. Пространство это было не велико, и мы пробежали его живо, хотя с потерей людей убитых, потому что Турки сыпали на нас пулями и картечью из-за вала. Я прибежал прямо к воротам, но отбить их не мог, потому что изнутри они завалены были каменьями. Те люди которые спустились в ров поражаемы были пулями, каменьями и ятаганами бросаемыми на шнурках. Ров был глубок, а у нас лестниц не было. Наши видя неудачу, кричали чтобы мы отступали назад; но крик их за шумом нам не слышен был: ура! и Алла!, потрясали воздух. Наконец в прежнем рву стали бить сбор в барабаны и мы побежали от крепости в тот же ров где прежде были, потеряв людей напрасно. Турки выскочив из-за вала известными им тропинками, отрезали головы убитым и тяжело раненым и опять ушли в крепость.
После сего из нашей артиллерии посылали в крепость ядра, изредка, до самого вечера. Для ночного времени пехота была поставлена в каре: ночью нашли тучи и полился дождь. Турки при блеске молний заметили наше каре, стреляли из орудий, но не сделали никакого вреда. Каждую четверть часа они стреляли из пистолетов и кричали Алла. Это у них делается во всех крепостях для того чтобы люди не спали и были всегда в готовности.
На другой день от нас послан был парламентер, и Турки согласились сдать нам крепость и два орудия, которые в ней находились; гарнизон же выпущен на капитуляцию с оружием. Турки, выйдя из крепости, выстрелили заряды вверх, пошли по дороге к Мангалии; их было всего 900 человек. Начальник, которому вверена отдельная часть войска, не должен доверять всякому донесению и опрометью, без личного осмотра, бросать на жертву жизнь людей. Если бы наш начальник сам осмотрел местность, то вероятно не решился бы начинать штурм, который принес нам только потерю людей.
Турки при отступлении своем в Мангалию оставляли позади себя конные патрули одни от других на расстоянии 500 шагов, которые, сменяя друг друга, следовали за отступавшею толпой.
На другой день мы оставили крепость Кюстенджи и направились к Дунаю, следуя возе Троянова Вала, и при разоренном селении Карасу присоединились к главным силам, бывшим под командой князя Багратиона, уже после полудня; ночью же выступили в поход, с намерением напасть на сераскир-пашу, находившегося в селении Рысовато. Перейдя Троянов Вал, оставили его в правой руке, а сами взяли направление на селение Рысовато, на рассвете напали врасплох на Турок. Они были расположены в самом селении и с левой его стороны на поле. Гром наших орудий пробудил их от сна. Они начали было выстраиваться к бою, но увидев что казаки наши с драгунами идут во фланг им, бросились бежать. Пехота наша, спустившись к селению, теснила их штыками. Им остался один только путь к спасению по дороге к крепости Силистрии, но он был затруднителен, потому что позади селения, под крутым и высоким берегом, был хотя не широкий, но глубокий проток, прорезавшийся из болот в Дунай. Через этот проток устроен был деревянный мост не очень широкий. К этому-то пункту бросились Турки стремглав с высокого берега: многие из них задавлены были собственной своею кавалерией и многие утонули в протоке; ими так овладел страх что пехотинцы успевшие перебраться за проток кинулись для спасения своего в тростник покрывавший долину, а другие бросились направо, на остров, через маленький проток, но их почти всех забрали в плен. Сам же сераскир с небольшим числом кавалерии побежал в Силистрию, оставив все свои орудия и несколько тысяч пленных. [43]
Я забыл сказать что Троянов Вал начинается у самой крепости Кюстенджи и простирается до берега Дунайского; он есть двойной и, как видно, сделан был для конных разъездов, которые производились между двух валов. Кое-где сделаны круглые места, довольно просторные; можно полагать что в этих местах были маленькие отряды, которые имели между собой сообщение разъездами. Близ крепости Кюстенджи видны огромного размера валяющиеся обтесанные камни. Я думаю что в этом месте были ворота для проезда через вал. Судя по теперешней высоте насыпи, должно полагать что вал был вдвое выше, потому что и теперь еще во многих местах высота его выше двух сажен. Понятно что перекоп этот сделан не для одной только защиты от народов обитавших между Черным Морем и Дунаем к Востоку. Как видно, и западная сторона была не безопасна, ибо вал, будучи двойным, представляет оборону на обе стороны. Ширина его не везде одинакова: в иных местах не более шести сажен, а в других более двадцати. Всякому известно что построение этого вала делали Римляне, и в Бесарабии также имеется подобный этому ров; он начинается от реки Прута и продолжается до крепости Аккермана. Его называют Змеевиком, вероятно потому что он лежит не в прямом направлении, но извилинами. Но этот ров или древнее задунайского, или был не так высок.
Войска наши простояли здесь несколько дней и пошли к Силистрии; мы шли день и ночь. Атаман Платов, проезжая мимо полков, говорил: «Мы возьмем Силистрию, там много денег, там есть монетный двор». (Слова эти он говорил так чтобы слышали солдаты.) Дорога пролегала все по берегу Дуная; несмотря на то что уже был август месяц, мы находили еще в прибрежных ущельях лед.
Наконец, при восходе солнца, мы увидели через сады блестящие на минаретах золотые полумесяцы, но сама Силистрия была закрыта садами. Мне предоставлена честь идти вперед с ротой; я пошел и тотчас встретился с Турками. Завязалась перестрелка и я живо наступал; за мной вслед вступили в дело и прочие егерские полки. Мы заняли в тот день сады от берега Дунайского до константинопольской дороги; а казаки спустились на Туртукайскую дорогу и до самого берега Дунайского за крепость. Турки сделали вылазку и бросали из крепостного вала к нам ядра большего калибра, однако же мы удержались на своих местах. За это дело я получил Владимирский крест 4й степени с бантом.
Таким образом мы держали крепость в осаде до 15го сентября, того же числа получено было известие что на помощь крепости идет с войсками сераскир-паша по Туртукайской дороги и расположился в селении Татарицы, в десяти верстах от крепости. Князь Багратион оставил при крепости малую часть войск, с прочими пошел к Татарице.
С восходом солнца пришли войска наши к сему селении под предводительством князя Багратиона. Мушкетерские полки направлены на построенные Турками укрепления, а егерским полкам с двумя батарейными орудиями, драгунам и Донским казакам, при коих было двенадцать легких орудий Донской артиллерии, приказано обойти деревню с левой стороны и стать при Туртукайской дороге для пресечения отступления Туркам. Отряд этот вверен был генерал-адъютанту князю Трубецкому. Обошедши деревню, егерские полки построили каре из 900 человек. Поставлены в углах два батарейных орудия, а драгуны и Донские казаки с артиллерией опустились вниз до самой [44] Туртукайской дороги. Мушкетерские полки тотчас взяли укрепление, но Турки держались крепко в деревне, может быть и оттого что им был прегражден путь. Мы видели что многие из них уходили за гору к Дунайскому берегу.
Так наше каре простояло до 10 часов утра спокойно. В это время завидели мы турецкую кавалерию, идущую к нам по Туртукайской дороги. Турки сильно наступали на казаков и драгунов и опрокинули их. Смешавшись с артиллерией те неслись прямо на наше каре, Турки вслед за ними. Каре предстояла большая опасность, мы кричали чтобы наши раздались, брызнули картечью из батарейных орудий и батальным огнем из фронта и остановили напор Турок. Казаки и драгуны стали за задний фас каре, которое открыло батальный огонь, орудия Донской артиллерии разместились по углам каре. В это время мы увидали два донских орудия, оставшиеся на поле впереди каре, в расстоянии двухсот шагов. Они были без передков, а передки с лошадьми вскочили в каре. К ним подъехали Турки, но егерские стрелки с казаками выскочили из каре и отбили орудия. Каре наше было расположено невыгодно, имея справа и слева вершины спускавшиеся к Туртукайской дороге. Турки захватили эти вершины и наносили нам вред ружейным огнем; в то же время турецкая кавалерия бросала к нам ядра с высот за дорогою бывших. Янычары так дерзки были что выбегали с ятаганами к самому каре, на верную смерть. Один из драгунских офицеров встал с лошади, взял заряженное ружье, приложился, но с выстрелом сам упал, – его сразила турецкая пуля.
Наконец, видя превосходство неприятельских сил, каре стало отступать, оставя тела убитых на месте, потому что не было возможности в это время погребать. Турки, завидев издали идущий к вам на помощь мушкетерский полк, слабо преследовали.
Таким образом перед закатом солнца каре присоединилось к прочим войскам и последовало общее отступление. Турки не беспокоили нас.
Пришедши к Силистрии на рассвете, мы никого уже не застали в лагерях, нам сказали что в то время когда началось сражение при селении Татарицы, Турки сделали сильную вылазку из крепости и принудили к отступлению оставленные здесь войска.
Через два дня войска дошедши к разоренному селению Карасу, расположились тут. Таким образом, кончилась кампания и осада крепости Силистрии 1809 года.
Погода сделалась ненастная, то дождь, то снег попеременно наскучали нам; в дровах был большой недостаток и вода здесь болотная; солдатам негде было укрыться от непогоды. Отсель войска отступили и расположились при крепости Гирсове. Через несколько времени последовало назначение некоторым полкам, в числе которых был и 7й Егерский, переправиться через Дунай в Валахию и там расположиться на зимние квартиры в деревнях назначенных по расписанию.
В бытность полка при крепости Гирсове, ночью перед рассветом я видел сон. Мне казалось что полная луна стояла высоко над горизонтом, на северо-восток от нее спустился широкий луч даже за горизонт. В это время меня разбудили и я прочел приказ о назначении меня как старшего в дивизии капитана в учебные батальоны находящиеся в С.-Петербурге, для узнания порядка службы. |