Вступление в Париж – Городские достопримечательности – В окрестностях Нейштадта – Милая Елизавета – Через Пруссию в Лифляндию – Тонкости управления полком – Производство в полковники и командиры 14го Егерского – Полковые будни.
19го числа марта, поутру рано, народ поджидал вступления в город союзных войск. Между тем многие Французы спрашивали у нас, что будем мы делать с Парижем, будем ли мы жечь как Москву Французы? В ответ на это мы дали им пук прокламаций. Они схватили их все вдруг и отнимая друг у друга, разорвали на лоскутки, потом собравшись в кучки складывали лоскутки и читали.
Вот характеристика низкого класса Парижан, и между ними вероятно было много таких которые намерены были грабить город если бы Русские не были благоразумнее их. Александр Благословенный пощадил Париж и никакого беспорядка допущено не было.
В 9 часов утра вступил в город Париж отряд казаков, вслед за ним въехали император Александр и король Прусский окруженный блестящей свитой, за ними пошли гвардия и прочие войска. Народ, увидев императора, закричал: «Vive Alexandre, vive l’empereur», и крик этот отозвался в городе далеко; он не умолкал до прибытия государя на Тюильрийскую площадь. Тут он остановился и войска проходили мимо его. Народ бросился к нему, целовал ноги его и лошадь, говоря: «почему он не прежде прибыл к ним?» - «Храбрость Французов препятствовала мне», отвечал государь. По проходе войск государь изволил расположиться в доме князя Талейрана.
Того же числа временный Парижский сенат отрешил Наполеона от престола Французского и разослал повеления везде чтобы войска оставили его. Войска исполнили волю народа, сложили оружие и разошлись по домам. Наполеон остался один с приверженцами своими - вот урок для людей возвышающихся [85] на лоне счастья! Тот перед которым трепетала Европа, теперь смирен до унижения. Народ равнявший его с божеством лишил его престола им воздвигнутого и хотел предать его суду. Но Александр не изъявил на это своей воли.
Гений суть посланники Небес, являются в определенное время исполнить только то что им предназначено по черте судеб; когда же назначенное время исполнится, тогда сам собою человек при всех усилиях ничего произвести не может.
После Лаонского сражения Наполеон полагал что все союзные войска отступают за Рейн, между тем как только один генерал Винценгероде с кавалерией был перед ним. Когда же узнал от пленных что главная армия пошла к Парижу, тогда он поспешил к своей столице; но опоздал: войска наши уже вступили в Париж. Он остановился в пятнадцати верстах не доходя города и прислал маршала Коленкура для переговоров, которому объявлено что теперь переговоров с ним иметь не нужно. Потом послано к нему определение сената о лишении Французского трона; тогда просил он чтобы предоставить престол сыну его, но и в том ему отказали.
Когда союзные войска вступили в город, то молодые люди ходили партиями по улицам с белыми платками привязанными на палках, а женщины разъезжали в фиакрах, раздавали белые кокарды мужчинам и все кричали: vive le roi!
Того же числа вечером, толпы пьяного народа собрались на площади Вандомской, хотели сорвать статую Наполеона с бронзовой колонны. Они накинули ей веревку на шею, подпрягли дрянных водовозных лошадей и сами толпой уцепившись тащили; некоторые взобрались по лестнице устроенной внутри колонны и напильниками подпиливали ноги статуи. Император Александр I, узнав об этом, повелел остановить этот беспорядок. Спустя потом неделю статуя эта была снята посредством машин. Она была колоссального размера и прикреплена к колонне пятью железными болтами. Наполеон представлен был в лавровом венке, в левой руке держал шар, а в правой свиток, через плечо накинута римская сенаторская тога. По снятии статуи поставлено на место ее белое знамя с тремя лилийными цветками. Колонна эта очень высока, она высотой равняется четырехэтажным домам. Она вылита из орудий взятых Французами на полях сражений, где они одерживали победы. На ленте вокруг колонны обвитой изображены все сражения Наполеоном выигранные; на пьедестале представлены всякого рода оружия нынешнего времени.
На другой день в Париже открыты были все лавки и магазины, все приняло обыкновенный порядок, несмотря на то что город наполнен был иностранными войсками. Император Александр принял его под свое покровительство, и спокойствие жителей ни чем не было нарушаемо. Народ толпился на улице перед его квартирой и на крышах домов. Они ожидали выхода его чтобы приветствовать изъявлением восторга.
Того дня Французы желали чтобы на главном театре играна была пьеса Триумф Траяна, но государь приказал играть Весталку. В театре встречен он был приветствием восторженного народа, и во время представления взоры всех обращены были к нему.
По окончании пьесы когда император вышел из ложи, Наполеоновский орел бывший над царскою ложей упал на пол и народ растоптал его. [86]
Улица по которой вступили в Париж союзные войска называется Сен-Дени, другая в близком расстоянии тянется с нею параллельно через весь город, на них построены в прежнее время триумфальные ворота. В предместьях улицы широки, в старом городе узки. Высокие строения почерневшие от времени производят темноту в улицах и притом на чистоту города не обращается внимания, везде слышен неприятный запах, а по утрам надобно идти осторожно чтобы с верхнего этажа служанки не окропили ночной росой - они имеют сию дурную привычку.
Улицы вымощены известняком, камнем от которого в сухое время происходит тонкая пыль, вредная для глаз и для груди. Старый город обведен бульваром. Площадей имеется много; знаменитейшая из них Тюильрийская, на которой был казнен Французский король. С нею граничит с полуденной стороны Тюильрийский сад, а к северу Елисейские Поля. Вторая по ней Вандомская, на которой Наполеон воздвигнул бронзовую колонну и на верху ее поставил образ свой, как Навуходоносор, царь Вавилонский.
Тюильрийский дворец, украшенный колоннадой, растянут от улицы Сент-Оноре до Сенекой набережной. К этому старому зданию пристроено новое, вдоль набережной вверх по Сене. В новом здании над каждым окном высечена литера N. В этом здании помещен музей и картинная галерея: первый в нижнем этаже, а последняя в верхнем. В первой зале на середине группа Лаокона, греческого жреца с двумя сыновьями, борющегося с двумя змеями, обвившимися вокруг его. Эта статуя весьма древняя, высокой греческой работы. У Лаокона отломлена часть руки; за приделку ее назначена значительная сумма, однако же до сего времени никто из новых художников не взялся.
В картинной галерее помещены лучшие произведения древних и новых художников. В первой зале поставлены картины большого размера. Одна из них представляет суд Брута над сыновьями своими; им уже отрубили головы и трупы накинуты холстом, сквозь который пробивается кровь. В другом отделении работы знаменитого Рафаеля и многих других артистов. В особом отделении поставлены картины без рам. Тут находится образ Божьей Матери, вероятно он взят из Москвы для редкости. Приметно что образ этот был украшен ризой, но она снята. Я не мог всего осмотреть внимательно, потому что глаза мои запухли от раны.
С полуденной стороны от Тюильрийских палат воздвигнуты триумфальные ворота. На них искусным резцом иссечены эпохи заключения Наполеоном мира с разными государями, и везде он сделан очень схож. На верху ворот бронзовая колесница с четырьмя лошадьми; их ведут два крылатые гения. Лошади эти принадлежат Венеции.
Палерояль был прежде королевский дворец, но во время революции разграблен народом. Теперь в нижнем этаже помещаются магазины с разными товарами; в среднем трактиры и хозяева живут; в третьем сбор прелестей, доступных всякому за деньги. Внутри дворца площадь с аллеями; под ними, в земле, устроены трактиры, где изнеженные Парижане прохлаждаются в жаркое время.
В Париже расположены были только гвардейские войска союзных государей, а прочие в окрестностях его. Отряд графа Воронцова расположен был по дороге к Орлеану в двенадцати верстах от Парижа, где мы простояли несколько недель, потом пошли обратно к реке Рейну. При обратном следовании [87] через Париж, войска наши следуя по бульвару с южной стороны города, прошли через Аустерлицкий мост построенный на реке Сене. Французы из угождения Александру хотели изгладить иссеченную на нем надпись, но государь не изъявил на это согласия, но приказал тут же сделать надпись, что в 1814 году прошли через этот мост российские войска. Близ моста показывали девочку девяти лет она имела большой рост и девять пудов весу.
В это время Парижане ожидали прибытия брата короля Людовика XVIII. Для встречи его поставлена была национальная гвардия от Тюильрийского дворца до самой заставы. Она занимала одну сторону улицы, другую народ. В домах окошки занимали женщины, а на земле и кровлях помещался всякий народ. Мальчики влезли на деревья и беспрестанно кричали: вив ле руа!
От города Парижа мы следовали к реке Рейну, через города Мо, Шалон и Реймс; потом продолжали марш мимо крепости Вердена (здесь дорога пролегает несколько верст между беспрерывных садов), до города Нейштадта.
Здесь 14й Егерский полк остановился, простоял апрель и май месяцы, и в продолжение этого делали обмундировку.
Город этот прилегает западной стороной к самым горам; местоположение его роскошное. Он окружен виноградными садами, на горах видны руины древних рыцарских замков. К востоку расстилается большая равнина; на окраинах ее далеко синеют горы с руинами. По середине равнины протекает Рейн.
Жители этого города Немцы: католики и лютеране. Французская революция истребила здесь дворянство, теперь все вообще называются гражданами; предпочтение отдается богатым только. Мы познакомились и подружились с гражданами и они полюбили нас - особенно гражданки. Некоторые из друзей предлагали мне вступить в общество масонов. Я пожелал знать цель его. Мне сказали что обязанность членов состоит в том чтобы благодетельствовать тайно таким людям которые стыдятся просить себе помощи, с тем чтобы благодетельствуемый не знал кто ему благодетельствует и потом помогать взаимно друг другу. Но мне нечаянно попалась масонская книжка, из которой я удостоверился что масонство прикрывается только благонамеренной целью. Прямое же его намерение в том чтобы действовать к ниспровержению правительств и всех властей. Чтобы всякий человек был сам себе священник и судья. После этого я не изъявил согласия.
Любопытство повлекло меня осмотреть один из разрушенных замков, называемый Гамбах, который расположен на высокой горе. Высокие стены его сложены из тесаных камней большого размера. Но теперь уже большая часть их обвалилась. Думал ли строитель его что время разрушит не только его твердыню, но вместе с ней и память его сотрет навсегда. Вероятно мысль эта ему на ум не приходила; он мечтал что проходящие века будут удивляться стенам его крепости и время не посмеет прикоснуться к сей святыне. Суета сует! Алчность когтями своими разрушает и пирамиды египетские, а время изгладит и следы их. Со вздохом я взобрался на полуразвалившуюся стену и с удовольствием полюбовался прелестным видом Рейнской долины на которой видно было более двухсот деревень.
С полуденной стороны замка в мае месяце 1814 года пострадало несколько деревень от наводнения, случившегося внезапно при сильном дожде. Вода собравшаяся в горах разорвала встретившуюся ей преграду и хлынула с таким стремлением вниз что вырывала деревья с корнем, и камни весом более четырехсот пудов выкатывала на возвышенные места; на пути своем она [88] занесла илом много виноградных садов на полях, а в деревнях совершенно завалила колодези и погреба. Несчастные жители спасались от смерти на кровлях домов своих.
Простоять столько времени на месте после нескольких лет беспрерывных походов много значит и особливо в здешних местах. Миленькие Немочки так привлекательны, так любезны, что воины наши, закоптелые в пороховом, бивуачном и табачном дыму, так и прильнули к ним всем сердцем. Признаюсь и я грешный влюбился в миленькую Бетхен, дочь хозяйскую, да как и не влюбиться, здешние девицы не уходят от нас, но стараются занять мило разговорами, пением или музыкой, словом вот так и расстилают сети, а мы так смело под них идем как куропатки в зимнюю пору. Хозяин мой Йорк Рефель был вдов, дочь его Елизавета была хозяйка. Он отъезжая к Баденским водам поручил мне под охранение и дом и дочь свою. Она уже имела около 28 лет и значительное приданое. Я уговаривал ее за себя, но она не согласилась, опасаясь русских снегов, которые так глубоки что в 1812 году закрыли Французов навеки.
17го числа июня 14й Егерский полк простился с добрыми своими хозяевами и выступил в поход в Россию. Первый ночлег имели в восемнадцати верстах от Нейштата, в селении где все жители фокусники; одна из женщин средних лет могла доставать зубами малую серебряную монету положенную позади пят ее. Для этого она перегибалась всем телом назад.
18го перешли реку Рейн по мосту на судах устроенному, прошли через город Мангейм церемониально и за городом сделали привал. Город Мангейм принадлежат великому герцогу Баденскому. В нем родилась императрица Елисавета Алексеевна. Теперь герцогский дворец опустел до разрушения. Город построен регулярно, на прекрасном местоположении: с южной стороны катится река Рейн, а с северо-западной река Неккер, и при нем обе реки сливаются в одно русло. Город разделен правильными квадратами, каждый квадрат имеет свою литеру, на каждом доме литера квадрата и нумер дома. На средней площади стоит бронзовая статуя превосходной работы.
27го у города Гейдельберга перешли реку Неккер по каменному мосту, украшенному статуями. В этом городе древний замок, в котором находится огромного размера винная бочка, на которой могут вальсировать двенадцать пар. 28го ночевали в маленьком смрадном городке, жители коего католики, бедные и неопрятные. Здесь в костеле показывают за редкость святой платок на коем явилось чудо. Рассказывают что за пятьсот лет перед сим но время служения миссы, начала капать кровь сверху на это полотно, лежавшее на жертвеннике. Священник увидев это испугался до обморока, пришедши же в чувство, объявил предстоящим что Дух Свитый сказал ему что это кровь Христова. Платок оставлен был на том же месте. На другой день нашли на платки изображение представляющее опрокинутую чашу и из нее разлившуюся кровь на одиннадцать потоков, на конце каждого потока была голова Христова в терновом венце; на середине потоков крест с распятием. Платок этот хранится на жертвеннике в ковчеге за стеклом. Но теперь нет на нем никакого изображения кроме темных пятен; однако же имеют к нему уважение как к святыне и много приходит поклонников.
Когда отворил священник ковчежец, я видя полотенце с пятнами хотел было приподнять его, полагая что за этим полотенцем хранится святыня, но он удержал мою руку, сказав это есть тот самый платок. [89]
30го июня прибыли в Вирцбург, резиденцию герцога Вюртембергского. Город этот обведен широким рвом и на горе сделано укрепление, которое может покровительствовать весь город своей артиллерией. Через город протекает река Майн. На главной городской площади герцогский дворец; прекрасная железная решетка фигурного вкуса отделяет палаты от площади. Во дворце палаты убраны со вкусом, но небогато. Говорят что Французы при отступлении забрали что было лучшего.
В городе живут превосходные художники, в особенности живописцы. Профессор Стефани сделал на стекле, по золоту, картину представляющую Союз. На ней изображены государи: Франц Австрийский, Александр I и Фридрих Вильгельм Прусский король; при них фельдмаршалы: Кутузов, Блюхер и Шварценберг. В низу картины помещены гербы Российский, Австрийский и Прусский: при Российском Сила, при Австрийском и Прусском Изобилие. По обеим сторонам горящие факелы и трубы Славы. Вокруг картины расположен лавр, который вверху соединяется при звезде Славы; звезда обнята змеей, означающей вечность; под звездой земной шар. Мысль высокая и работа превосходная.
12го июля перешли через город Галле, местечко Цербст в город Дессау. Здесь живет родной брат императрицы Екатерины. Он приказал сделать триумфальные ворота в честь российских войск. Город чист улицы прямые" и широкие. Через него протекает река Мульда; земля каменистая с песком. В окрестностях города простираются по нескольку верст фруктовые сады до самых берегов Эльбы. С южной стороны к самому городу лес примыкает, где ходят стадами лоси, дикие козы и зайцы недалеко от дороги и не пугаются людей.
21го, поутру, прибыли к Берлину. В лесу прилегающем к самым городским стенам остановились, переоделись и вступили в город церемониально. Но при вступлении полка никто из королевской фамилии для смотра не выезжал. Мы тут имели дневку. Граждане предложили нам свой хлеб-соль по распоряжению правительства. Город обширен, содержится опрятно; улицы обсажены липами и площади украшены статуями героев Фридриховых времен.
23го мы выступили из города Берлина и продолжали марш до города Тильзита. Здесь осматривал войска граф Милорадович и поздравлял с квартирами.
Перешедши Неман мы проследовали на кантонир-квартиры в Лифляндию; в Риге расположилась дивизионная квартира 2й гренадерской дивизии. Бригадная квартира 3й бригады в Дерпте, а полковая квартира 4го Карабинерного полка в Валке. Дивизионный начальник был тогда генерал-лейтенант Иван Федорович Паскевич, бригадный командир Борис Владимирович Полуектов.
Я с моим батальоном расположился в городе Верро. Городок этот имел всего восемьдесят домов, большей частью дворянских. Граждане меня полюбили, мне тоже приятно было между их. Но одно крайне было мне больно: меня сокрушало что солдаты расположенные по квартирам вне города очень похудели от недостатка хорошей пищи и от дурного провианта. Тогда мука ржаная была очень дорога, четверть доходила до тридцати рублей ассигнациями. Это был соблазн непреодолимый для комиссионеров, они делали всевозможные злоупотребления, в магазинах была мука смешанная не только с золой и песком, но даже находили целые кирпичи в кулях. Я запечатал магазин [90] и представил об этом командующему полком, но от него получил выговор, потому что он был в интересной дружбе с комиссионером.
В это время я намерен был оставить военную службу и перейти в гражданскую. О намерении моем я говорил почтенному генералу Афанасию Ивановичу Красовскому, бывшему нашему полковому командиру, который не изъявил на это согласия, уверяя что я скоро получу полк; но я опасался принимать на себя обязанность полкового командира, не сознавая в себе достаточной способности; однако же чтобы успокоить его обещал не выходить в отставку, просил только уволить меня в отпуск на четыре месяца (имея тайное намерение подать потом просьбу об увольнении от службы). Он согласился на это и принял от меня прошение.
По окончании войны велено генералам командовавшим полками сдать полки немедленно старшим по себе в полках штаб-офицерам, каковым был в нашем полку подполковник Соколов. Он вступил в командование по наружности, но по внутренности встретилось затруднение. Соколов требовал 5 придачи 40.000 рублей. Генерал Красовский, видя несправедливое требование, жаловался дивизионному начальнику, и притом знавши неспособность Соколова для командования полком, просил о назначении меня полковым командиром; но Соколов уже представлен был на высочайшее утверждение.
В марте месяце 1815 года получено известие что я произведен в полковники, за отличие оказанное в сражении при Краоне. Прочитав это в немецких газетах и предполагая что буду переведен в другой полк, поехал парадно проститься с храбрыми солдатами и добрыми товарищами, но на первом ночлеге получил от генерала Красовского поздравление с полковничьим чином и с командирством 14го Егерского Гренадерского полка. При этом приложено было и предписание дивизионного начальника о принятии полка на законном основании, вместе с этими бумагами и увольнение в отпуск.
Я подумал, и полагая надежду на помощь Божью, решился принять полк. Возвратился в Верро, простился с добрыми моими почтенными знакомыми и отправился в город Валк.
Такой переворот обстоятельств не понравился бывшему моему начальнику Соколову и старшему по нем подполковнику Букинскому, потому что вдруг из начальников сделались моими подчиненными. Однако же когда прибыл я в полковую штаб-квартиру, то у развода они поздравили меня с монаршею милостью; я поблагодарил их и отдал приказ что вступаю в командование полком и чтобы г. подполковник Соколов представил мне все бумаги полученные им от Красовского. Таким образом отомстил я Соколову и начал принимать полк.
Полк этот был славный, боевой: солдаты храбрые и офицеры свое дело знали, во всяком случае в продолжение Отечественной войны и за границей везде отличались. Полковой командир наш был молодец, отважный, храбрый, сметливый и заботливый о своих подчиненных; но находясь беспрестанно в передвижениях и сражениях не было возможности содержать все в надлежащем виде и исправно, тем более что даже мундирные вещи и амуничные не могли быть доставляемы в надлежащее время из России. Посему мундиры и панталоны испещрены были разноцветными заплатами, между ними были и кожаные, да и самих мундиров нельзя было узнать какого они были цвета, потому что вовсе потеряли цвет. Кивера были всех форм, какие только употреблялись в России и в неприятельских войсках. Шинели до того изношены, [91] что вовсе к употреблению не годились; ранцевые ремни были даже и веревочные, а фляжек водоносных вовсе не было, их истребили солдаты, на бивуаках употребляя для варки в них для себя пищи. Сумы патронные были разных форм и величины, в ружьях была смесь: русских, английских, французских и прочих держав. Они требовались от комиссариата, как требовались и амуничные вещи, но не были еще доставлены, - одним словом это была беспорядочная масса ветоши. Полковой обоз, то есть провиантские фуры, давались на вид исправны, но в существе дела непрочны, потому что сделаны были из сырого леса наскоро высушенного в печах, а шины на колесах сделаны из неприятельских ружейных стволов; лошади были порядочные.
Полковой лазарет расположен был в весьма невыгодном строении. Холод проникал сквозь стены, по некоторым текла вода от сырости стен. На пищу и одеяние лазаретное не обращено было внимания. Полковой обоз простоял всю осень и зимнее время без защиты на открытом воздухе. В таком виде был этот полк когда я его принял; фронтовая часть также была запущена.
Надобно было заняться немедленно работой, но на помощь моих штаб-офицеров я не мог надеяться: они были уязвлены моим назначением, потому что были все старше меня, и по службе и в подполковничьих чинах (несмотря на то что я произведен был в полковники за отличие в сражении при Краоне) и тем более, что один из них командовал уже этим полком и начал было уже принимать на законном основании.
Лазаретное строение я приказал одеть тройными матами из соломы, сим средством сырость и холод были устранены, и все прочее приняло другой вид и порядок. Для сбережения полкового обоза я потребовал у городового начальства какого-нибудь строения с крышей, имея тайное намерение принудить гражданское начальство города Валк сделать для помещения пороха в поле погреб. По требованию моему отведена была большая корчма. Туда я приказал ввезти провиантские фуры и патронные ящики; потом потребовал письменно чтобы запрещено было живущим в корчме арендаторам топить печки, потому что в обозах имеется порох, и чтобы не могло случиться несчастья городу от взрыва. Немцы испугались и просили чтобы вывезти обоз из корчмы, но я решительно сказал что сделать этого невозможно, потому что это есть интерес казенный, а не угодно ли им будет сделать в поле пороховой погреб, тогда опасность устранится. После сего назначено было в поле место, на котором раскладывали костры дров, зажигали их для того чтобы растаять землю и через четыре дня пороховой погреб был готов.
Я сказал уже выше, что не мог ожидать себе помощи от штаб-офицеров и даже опасался чтобы они не мешали мне своими интригами; но не хотел также оставлять их в покое, ибо они все сказались больными и говорили о моих распоряжениях ротным командирам дурно, находя во всем наглое притеснение. Почему я решился показать себя заботящимся о состоянии их здоровья. Я каждый день после развода навещал их всех на квартирах, спрашивал как они себя чувствуют посещает ли их лекарь и не имеют ли они нужды в чем-либо. Заботливость моя подействовала на них, они восстали с одра болезни, и принялись усердно по-прежнему кто за карты, кто за веселость, а кто за любовные интриги. Я мысленно пожелал из них каждому счастливого успеха в их предприятиях, а сам обратился к ротным командирам.
Ротные командиры были все старые офицеры, все украшены орденами за сражения. Я обратил их взоры на весь беспорядок и подстрекнул их честолюбие. [92] Они признали справедливые мои требования и принялись за дело со рвением. Из комиссариата доставлено было на шинели сукно крестьянское с примесью большого количества коровьей шерсти а также и годовые вещи; но мундирного сукна доставлено было весьма мало. |
