: Материалы  : Библиотека : Суворов : Кавалергарды :

Адъютант!

: Военнопленные 1812-15 : Сыск : Курьер : Форум

Записки Вебера.

Публикуется по изданию: Журнал "Русский архив" 1872 г. № 6-9
Материал предоставлен М. Бабичевым


библиотека Адъютанта


Записки о Петре Великом и его царствовании Брауншвейгского резидента Вебера.

Русский архив
№ 6
1872 г.
Москва

[1060] 1. В 1713 году военные действия в Голштинии закончились сдачею армии Штейнбока 2, и царь, за несколько месяцев перед тем, уехал в Петербург. Туда за ним последовал и я, и 22 Февраля 1714 г. приехал в Данциг, где не нашел никакой перемены, кроме присутствия там герц. Курляндского Фердинанда.
2. Неудовольствия, продолжающиеся до сих пор между ним и Курляндским дворянством, принуждают его, во избежание дальнейшего озлобления, постоянно жить теперь в Данциге и вести очень скромную жизнь.
3. На всем протяжении большой дороги от Мемеля до Митавы, я решительно не нашел ни домов, ни людей, ни скота, потому что все возможные бедствия свирепствовали в этом герцогстве и, по произведенной переписи, в нем осталась только 8-я часть бывшего прежде населения.
4. Вся Курляндия разделена на четыре главные начальства и управляется таким же числом верховных советов из знатнейших представителей страны. Герцог Фердинанд отменил все учреждения и перемены, совершенные в Курляндии его предшественником, сыном брата его, и не признал за ним даже совершеннолетия. Объявив, что блаженной памяти покойный герцог не имел права предпринимать что-либо самовластно, без участия и соизволения республики Польской и короля (своего ленного [1061] государя и прямого господина) нынешний герцог не хочет признавать состоявшегося между помянутым предшествовавшим ему государем и среднею принцессою царя Ивана договора о приданом (pacta dotalitia) и об обещанных ежегодно прожиточных деньгах, положенных свыше средств страны, в 40 тысяч рублей. Тем не менее вышло так, что деньги эти до сих пор выбираются с Курляндии.
5. В Риге я нашел положение дел ещё более плачевным, потому что моровая язва выхватила из неё, 60000 человек, а 8000 Русских бомб, брошенных в дома во время осады, оставили печальную картину разрушения.
6. Перед сдачею города, многие семейства бежали: а оставшиеся жаловались особенно на то, что Поляки не платят им долгов, которые простираются на несколько миллионов, а получить их они мало надеялись, или вовсе не надеялись, тем более, что проценты по этим долгам давно уже превысили капитальную сумму.
7. Приехав в Ригу, я узнал, что через несколько дней туда намерен был прибыть и царь, чтобы обозреть укрепления города.
8. Граждане неусыпно хлопотали над украшением своих домов, желая приветствовать царя великолепною встречею и всевозможными знаками почета и преданности.
9. Все это очень понравилось Его Величеству по прибытии его, и он уверял местные власти в своей неизменной к ним на будущее время милости, а также и в том, что он желает оставить за городом все благоприобретенные им вольности (die Stadt bei ihren wohlhergebrachten [1062] Freyheiten ungekränkt lassen).
10. Угнетенные граждане довольно ясно дали понять, между прочим, что, должно быть, царь не получил достаточных сведений о Лифляндской бедности, и я заметил при этом случае, что дворяне, по причине отобрания у них имуществ прежним Шведским правительством и в надежде получить оные теперь обратно, охотнее желали находиться под Русским владычеством: граждане же и крестьяне, напротив, желали бы остаться верными прежнему правительству своему.
11. 23 Февраля царь снова возвратился в Петербург, где, вместо воображаемого мною порядочного города, я нашел тогда кучу сдвинутых друг к другу селений, похожих на селения Американских колоний; ныне же город этот, по своим роскошным дворцам, по количеству домов, которых считается до 60000 и в особенности по тому короткому времени, в которое они были выстроены, по справедливости может считаться чудом света. 3
12. Ссылаюсь при этом на подробное и точное описание этого обширного города и округа его, напечатанное в начале прошедшего года с приложением планов.
13. Только что приехал я в эту новую столицу, как адмирал Апраксин задал для всего Двора великолепный пир, на который, по приказанию Его Величества, адмирал пригласил и меня.
14. Это был первый день поступления моего в обучение, и я должен был поплатиться за оное горькою платою. Так, когда я подошел к офицеру, стоявшему на страже у [1063] входа в залу, с просьбою пропустить меня, он отказал мне в грубых выражениях и погрозил бер-дышем; когда же я сослался на мое право и на приглашение, то меня пренагло вытолкали в низ по лестнице.
15. Но я тотчас же, через одного из моих друзей, сообщил Двору о моем неприятном воздушном прыжке, и тот же самый офицер, извиняясь сколько возможно передо мною, принужден был ввести меня в залу, где от одного из министров выслушал я следующее поучение: так как Русские не знали и не знают моего отечества, то в моем простом, хотя и опрятном, кафтане, я могу подвергнуться еще большей опасности, если не прикажу обшить его по всем швам серебром или золотом и если передо мной не будет пары слуг, которые бы кри-чали: «поди прочь!»
16. Лекцию эту я выучил наизусть и не имел решительно времени помнить о моем учителе танцования, потому что дюжина бокалов Венгерского и две кварты водки, которые я должен был выпить в два приема из рук и теперь еще здравствующего вице-царя Ромодановского, отняли у меня всякое чувство и разум; впрочем утешение оставалось мне в том, что почти все другие гости спали уже на полу, и никто по этому не мог заметить оплошности другого.
17. На следующее утро я имел честь присутствовать в канцелярии вместе с одним отвратительным Калмыцким посланником.
18. Посланник этот подал великому канцлеру сверток бумаги от своего повелителя-хана, подвластного царю, бросился на пол и долго что-то бормотал по своему сквозь [1064] зубы; великий канцлер велел бывшему тут переводчику, из Евреев перевести приветствия посла и за тем приказал дать ему такой краткий ответ: «хорошо!»
19. Как только этот господин посол (у которого, по обычаю его страны, на маковке совершенно обритой головы висела до самого затылка коса волос), остался один, то тотчас же принял на себя свой обычный угрюмый вид и на наши распросы давал короткие ответы. От некоторых Русских, впрочем, мы узнали, что в числе подарков он привез царю искусно сделанное в его стране седло из чистого железа, а царице, от супруги хана, несколько шелковых мешков, наполненных винными ягодами и другими туземными плодами.
20. Я оставил это грязное сообщество и отправился к знатнейшим особам Русского двора, чтобы исполнить перед ними принятую во всех образованных странах обязанность
и познакомиться с ними.
21. Следует заметить, что в России вовсе нет обыкновения докладывать о себе, и потому очень бывает трудно переговорить с каким-нибудь вельможею.
22. Обстоятельства этого я не знал и так как ни один слуга у одного известного боярина не хотел доложить обо мне, то я должен был удовольствоваться тем, что долгонько таки померз на дворе, пока его светлость изволил выйти и на мое приветствие спросил меня: «не имею ли я ещё чего-нибудь до него?» Когда же я отвечал: «нет!» то получил на прощанье: «Ну, и я от тебя ничего не желаю.» Трудно было мне пережевать подобную невежливость; но я все-таки не мог воздержаться от [1065] того, чтобы не постучаться таким же образом у другого Русского вельможи. Этот другой, сей час же, как только я наименовал ему мое отечество, пошел на прямик и резко сказал мне: «Такой земли я не знаю; ступай к тем, к кому ты послан».
23. Сим закончилось мое желание делать визиты, и я дал себе клятву никогда не переступать порога к Русскому, без приглашения, кроме господ министров, с которыми у меня были дела и которые все оказывали мне всякого рода вежливость.
24. Через восемь дней после этого я встретил во дворце описанных сей час невежливых придворных, и когда они увидали, что Его Царское Величество долго разговаривал со мною, оказал мне милостивое внимание и приказал адмиралу Апраксину хорошенько угостить меня, - оба царедворца бросились ко мне и самым унизительным образом просили у меня извинения в их грубости, и при этом чуть не падали передо мною на пол и все погреба
свои предлагали к моим услугам; но я не хотел больше говорить с ними и все внимание свое обратил на вошедшую в это время Её Высочество, супругу царевича, принцессу из дому Вольфенбютельского и с удивлением смотрел на обращение этой достойной принцессы. Хотя к обоим Царским Величествам оказывала она всевозможное смирение, а ко всем остальным людям редкую обходительность, но царственным существом своим она придавала своему обращению такой обаятельный характер, что высшие и низшие одинаково питали к ней искреннюю любовь и уважение.
25. А между тем легко себе представить, каково было на душе у этой [1066] принцессы, когда она состояла в таком несчастном супружестве, которое было противно старым Русским, и дворцовой быт её не был как следует учрежден (eine Hofhaltung ohne Ordnung). По поводу её кончины я буду иметь еще случай привести многие обстоятельства о ее несчастной судьбе.
26. 14 Марта, по случаю победы, одержанной князем Голицыным в Финляндии над Шведами, дан был торжественный радостный пир, на котором я в первый раз заметил порядок заздравных кубков. Первый провозглашен был за Божиею милостию (царя), второй - за всех храбрых матросов, третий за всех верных союзников, за всех храбрых воинов и проч., и проч.
27. Приехавший из Москвы Молдавский господарь Кантемир также был на этом празднике; это - ученый господин и чрезвычайно приятного обращения. Так как в последнюю Турецкую войну он принял сторону Русских и впоследствии бежал из отечества, то Царь подарил ему в Украйне обширные поместья, приносящие ежегодно более 20,000 р. доходу. В то время у него скончалась супруга, с которою он прижил двух князей и двух княжен; старший из князей произнес царю на Греческом языке приветственную, с пожеланиями счастия, речь, за которую и удостоен был подарка.
28. 23-го Марта было крещение новорожденного князя, у князя Меньшикова, единственного теперь его сына; а так как у Русских существует обычай, чтобы все родственники и близкие дому люди, при крещении, навещали родильницу, целовали ее и клали ей на постель подарки, [1067] то княгиня Меньшикова, одна из вежливейших дам в России, при этом случае также не была забыта.
29. В этом месяце были готовы уже на стойках шестьдесят полугалер, которые позднее, вместе с другими, употреблены были в Финских шхерах с такою пользою, что нанесли чувствительный урон Шведам.
30. Из Константинополя прискакал к царю гонец от барона Шафирова, с известием, что он желал бы взять свой отпуск у Порты, как только будет проверена и определена граница, для чего, с обеих сторон, посланы в Азов два коммисара, дабы дело это привести к концу.
31. В Апреле месяце Его Царское Величество повелел сделать точную перепись всем домам в Петербурге, и по ней найдено всего 34,550 домов, больших и малых вместе.
32. Из Москвы прискакал нарочный с известием, что туда прибыл посол татарского хана Узбека и скоро прибудет в Петербург.
33. Царь повелел обнародовать указ, чтобы как только сойдет лед, никто, под опасением тяжкого денежного и телесного наказания, не смел плавать по Неве на веслах, но чтоб постоянно употребляли паруса; и хотя с людьми случались ежедневные несчастия, и царю предлагали собрать большую пошлину за устройство моста на судах, но он ничего не слушал и хотел силою принудить своих Русских к изучению маневров на парусах; принуждение это образовало уже не мало искусных людей.
34. Праздник Пасхи празднуется здесь с особенным великолепием, [1068] и голод от строгого продолжительного перед тем поста вознаграждается в эти дни с избытком.
35. Разгул и безумие Русских в эти дни неописанны и кто не был дюжину раз пьян, тот, по их мнению, вовсе не благочестиво провел праздник.
36. Духовные певчие также безумеют в это время, и мне чрезвычайно дико показалось, когда я увидел, что они затеяли между собою драку, при чем повздорившие в кабаке противники с таким усердием колотили друг друга позаушью большими коромыслами (Träge-Bäume) что некоторых из них замертво потащили домой.
37. Замечательнейшая церемония в этот праздник состоит в обмене крашеными яйцами, которыми Русские обоего пола, при встрече, дарят друг друга, с приветственным поцелуем, при чем одна сторона произносит: Христос воскрес; а другая отвечает: Во истинну воскрес; после чего, обменявшись яйцами, каждый продолжает идти своею дорогою. Поэтому все те, и самые иностранцы, получив яйцо, напр. от домашней служанки, целый день могут обмениваться со всеми яйцом. Священники Русские объясняют этот обычай следующим образом: так как из яйца вылупляется цыпленок, то яйцо служит прообразованием воскресения Христова.
38. Приведен был слон, подаренный царю Персидским шахом. Слона этого подвели ко дворцу, где он и должен был раскланиваться. Армяне, приведшие его, разодеты были в своих великолепных одеждах, и они рассказывали нам, что когда они прибыли в Астрахань, то тамошние Русские чуть не молились [1069] на животное, и несколько сот человек, забравши свои мешки с съестными припасами, провожали этот мнимый кумир за 40 и более миль.
39. Так как климат здешний для этого животного был слишком суров, хотя и выстроено ему отапливаемое в зимнее время помещение, то оно не прожило и трех лет и пало: из шкуры его набита чучела. Содержание его ежедневно стоило царю 15 руб., на водку, виноград, рис и прислугу.
40. Года два назад Его Царское Величество просил Польского короля приискать ему знающего горного офицера, который бы устроил открытые в России рудники и посмотрел бы, нельзя ли еще открыть где-нибудь новые рудники.
41. Вследствие этого прибыл тогда же таковой, по имени Блюгер (Blüher) которого Его Царское Величество послал в Москву и Сибирь. Человек этот провел полтора года в сказанном путешествии и когда возвратился назад в Петербург, вместе с губернатором Сибири, князем Гагариным, то сообщил мне следующие сведения: из Москвы он отправился прямо в Тобольск, главный город Сибири, затем в стороны от него на право и на лево и наконец на несколько тысяч верст проехал глубже в Сибирь, и везде находил хорошие места, в которых можно было бы открыть медные и даже серебряные рудники; тамошние бояре и вице-губернатор, хотя и производят разработку руд в некоторых местах, но способ разработки у них до того плох, что добыча не оплачивает труда.
42. Обо всем этом он представил донесение Его Величеству и с своей стороны предложил, что если [1070] будет угодно, чтобы он возвратился в Сибирь и начал там разработку, то чтобы в его распоряжение выдали порядочное число рабочих и значительную сумму денег; но господа сенаторы, не вполне понимавшие пользу самого дела и желавшие, чтобы все издержки на оное возмещены были в один год, воспротивились предложенному Блюгером предприятию. Его Величество впрочем обещал ему с своей стороны, что, как только будет заключен мир, он основательно займется этим делом.
43. Гагарин привез из Сибири золотого песку, из которого Блюгер, в присутствии Его Величества, делал пробы и получил из фунта такого песку 28 лотов чистого золота. Князь Гагарин только в тайне одному Его Величеству открыл, где Русские нашли тот песок.
44. Сибирь - страна благословенная, изобилующая скотом, хлебом и всякого рода растительностию.
45. Губернатор имеет там только четыре роты солдат; но все жители, которые суть казаки или наездники, должны быть в минуту готовы, по его приказанию.
46. В Сибири находится до 9 тысяч Шведских пленных, считая с обер и унтер офицерами, и хотя их не гоняют ни в какую работу, ни на ловлю соболей (на что употребляют только Русских колодников), но все-таки живут они там в крайней нищете.
47. В одном Тобольске живет их более 800 офицеров, и все они, как крестьяне, ходят в одних совершенно простых и плохих армяках; ни от короля, ни от кого из своих содержания они не получают и потому поневоле работают [1071] на Русских за поденную плату. Некоторые из них промышляют деланием игорных карт (которых несколько колод князь Гагарин привез Его Величеству); другие вытачивают табатерки и иные вещи из каких-то неизвестных громадных костей, которые они находят там в земле и выкапывают.
48. Князь Гагарин (которого, можно сказать, боготворят в Сибири за его щедрость и доброту), в продолжении трехлетнего губернаторства своего, уже роздал вообще всем пленным слишком 15,000 рублей. Пленные эти выстроили себе Шведскую церковь собственными руками и имеют пастора, бывшего в Петербурге при одной Лютеранской церкви и сосланного Его Величеством в Сибирь за некоторые произнесенные им речи.
49. Один известный Шведский обер-лейтенант, также сосланный по некоторым причинам за Сибирь даже, к Остякам, теперь живет там очень хорошо. Он приобрел такую любовь туземцев, что они снабжают его всем, что только ему нужно и во всех делах земли своей спрашивают его совета. Лейтенант этот говорил Блюгеру, что он охотно закончил бы там и жизнь свою, если б только семейству его дозволено было приехать к нему.
50. Инженер Ла-Валь (La Vall), прибывший в Москву с знаменитым Лефортом и также сосланный в ссылку к Китайским границам, где недавно и скончался, так было хорошо устроился там, что когда Его Величество простил его и дозволил возвратиться, то он отблагодарил царя и предложил ему заложить крепость на Китайских границах. Его Величество милостиво принял [1072] такое предложение и приказал выслать ему всё необходимое для того; но так как Китайцы, в самом начале работ, воспротивились возведению крепости и сам Ла-Валь умер, то дело это осталось без дальнейшего хода.
51. Управление князя Гагарина простирается до Китая, и он сам назначает там себе помощников- правителей.
52. Сношения между князем и его помощниками, управляющими по ту сторону рек Енисея и Лены, ведутся особенным образом.
53. Ездок садится в сани, длиною в 20 и шириною в 3 ½ фута, и сани эти чрезвычайно скоро везут четыре собаки или два человека, на больших лыжах, какие носят Лапландцы.
54. Блюгер видел в Тобольске посольство, прибывшее из Китая. Князь Гагарин встретил это посольство на границе Сибири и везде потом продовольствовал оное на свой счет; даже когда оно посетило его в Тобольске, он давал ему великолепные собственные экипажи и прислугу.
55. Едучи в коляске, послы курили табак и только тогда отдали трубки свои, когда вышли из экипажа; во время обеда они опять потребовали было табаку, но князь извинялся, объяснив, что в России это не в обычае и только после стола приказал подать трубку главнейшему из них; но сей последний не принял один трубки, объяснив, что всех Китайских послов семеро, которые тут же и обедали вместе, и каждый из них равен другому, почему и угощение для всех должно быть одинаковое.
[1073] 56. За тем они передали свои верющие грамоты, писанные на Латинском, Китайском и Монгольском языках, князю (Китайский император вообще посылает своих послов только к царскому правителю Сибири) и сообщили ему, что их государь вступает в войну с сильным Татарским князем, по имени Багадиром.
57. Так как земли хана Аюга лежат между Китаем и владениями хана Багадира, то они и посланы к Аюге, чтобы побудить его к разрыву с Багадиром, или по крайней мере к невмешательству.
58. Послы эти (сказывал в заключение Блюгер) находятся в пути уже два года, и он слышал, что в посольстве этом находятся тайком и три Иезуита, которые обязаны представить потом императору донесение о всем, что достойно было замечания в путешествии.
59. В Ригу прибыли три военных корабля, купленные в Англии, и в Петербурге спущен был с стоек один корабль, при чем царь был в самом веселом расположении духа и говорил много разумных вещей по случаю счастливого хода его кораблестроения.
60. Из всех глубокомысленных, остроумных речей, которые слышал я в подобных случаях от Его Царского Величества, особенно замечательна та, с которою обратился он, находясь на борте именно этого вновь спущенного корабля, к сидевшим около него старым боярам, которые до сих пор мало следовали примеру присутствовавших тут же Русских министров и генералов и вовсе не ценили опытности и познаний, приобретенных сими последними.
[1074] 61. «Кому из вас, братцы мои, хоть бы во сне снилось, лет 30-ть тому назад (так начал он), что мы с вами здесь, у Остзейского моря, будем плотничать, и в одеждах Немцев, в завоеванной у них же нашими трудами и мужеством стране, воздвигнем город, в котором вы живете; что мы доживем до того, что увидим таких храбрых и победоносных солдат и матросов Русской крови, таких сынов, побывавших в чужих странах и возвратившихся домой столь смышленными; что увидим у нас такое множество иноземных художников и ремесленников, доживем до того, что меня и вас станут так уважать чужестранные государи?»
62? «Историки полагают колыбель всех знаний в Греции, откуда (по превратности времен) они были изгнаны, перешли в Италию, а потом распространились было и по всем Европейским землям; но невежеством наших предков были приостановлены и не проникли далее Польши; а Поляки, равно как и все Немцы, пребывали в таком же непроходимом мраке невежества, в каком мы пребываем доселе, и только непомерными трудами правителей своих, открыли глаза и усвоили себе прежние Греческие искусства, науки и образ жизни».
63. «Теперь очередь приходит до нас, если только вы поддержите меня в моих важных предприятиях, будете слушаться без всяких отговорок и привыкнете свободно распознавать и изучать добро и зло».
64. «Указанное выше передвижение наук я приравниваю к обращению крови в человеческом теле, и сдается мне, что со временем они [1075] оставят теперешнее свое местопребывание в Англии, Франции и Германии, продержатся несколько веков у нас и за тем снова возвратятся в истинное отечество свое - в Грецию».
65. «Покамест советую вам помнить Латинскую поговорку: ora et labora 4 и твердо надеяться, что может быть еще на нашем веку вы пристыдите другие образованные страны и вознесете на высшую степень славу Русского имени».
66. В глубоком молчании выслушали старые бояре своего монарха, и затем, выразив свое согласие с ним, словами: «да, да, правда!» и заявив ему свое повиновение, снова обеими руками ухватились за то, что составляет высшее их благо, т. е. за стаканы с водкою, и предоставили таким образом царю рассудить в глубине его собственных помышлений, на сколько успел он в их обращении и на сколько мог надеяться достигнуть конечной цели своих великих предприятий.
67. Я изумлялся, за одно с некоторыми Русскими министрами, невежеству этих людей, и многие другие узнанные мною с течением времени черты их нрава подтвердили то изображение этого народа, которое набросал один известный Француз в одном письме и которое, ради верности, я нахожу достойным привести здесь в подлиннике 5.
68. «Московиты - самые тщеславные и прегордые из людей; они смотрели прежде на другие народы, как на варваров и одних себя [1076] считали образованными, смышлеными и мудрыми. С тех пор, как Его Царское Величество познал смешную сторону такого их самомнения и заставил их учиться у иностранцев, они повиновались, но с затаенною гордостию, которая мешает им вникнуть в то, чему их обучают и заставляет думать о себе, как о народе передовом, более ученом и смышленом, чем их учителя, которых они ненавидят и преследуют. Надменность их не может понимать и сочувственно относиться к тем одолжениям, которые предоставляют им эти учителя. Слава, честь, бескорыстие кажутся им химерою; они не могут вообразить себе никаких предметов духовных и ограничиваются теми, которые доступны чувствам; они не могут понять, что какой-нибудь достойный иностранец, явившийся к ним на службу, руководится побуждением, отличным от желания приобрести только деньги и вдобавок издеваются даже между собою над иностранцами, как над людьми, которые продают жизнь свою за ничтожные деньги».
69. Впоследствии из этого журнала будет достаточно видно, что хотя сказанный Француз хорошо знает Русских, но не касается всех их свойств; потому что сам царь, вполне понимающий превосходным умом своим недостатки своих подданных, называет их стадом неразумных животных, которых он делает людьми. Но вообще, трудно сломить их упорство, или искоренить вполне зло в сердцах их. От этого и происходит, что поездки многих молодых Русских бояр, предпринимаемые с полными кошелями, но без надлежащего указания [1078] и руководительства, ни к чему иному не служат, как к заимствованию из Германии и других стран всего дурного лишь, с приправою добра, из чего, по возвращении в Россию, образуется такое смешение с Русскими пороками, которое влечет вполне к духовной и телесной испорченности и с трудом дает место в России действительной добродетели и истинному страху Божию.
70. Иные Русские, в свои заграничные поездки, за вежливость свою и заимствованное доброе обращение, приобрели себе любовь и уважение некоторых Немцев, которые, основываясь на таких примерах, вывели заключение, что Русский, вообще, почтенный и добропорядочный человек, и что, следовательно, царь мог сделать своих подданных истинными людьми.
71. Но послать хоть одного такого Немца в Россию, и пусть он отыщет сказанных путешествовавших молодцев, которых там не одна тысяча, и за тем спросить его: узнает ли он всех их? Он наверное скажет в ответ, что большая часть их (не говорю все) очень похожи на древние поэтические превращения, что они не только отбросили заимствованную в чужих странах вежливость и лишь заученными движениями тела (души они не воспитывают) выражают какую-то невыносимого рода дворскую любезность, но и вполне продолжают вести свой прежний образ жизни.
72. При всем том, полагаю, что отдельные, по природе добрые, Русские люди, оставаясь в Германии, могут очень хорошо воспитать себя и усовершенствоваться, и неоднократные примеры доказывают, что можно [1078] Русского юношу, вследствие присущих почти всему Русскому народу хитрости и смышлености, при хорошем воспитании и руководстве вне отечества, довести до такого же совершенства, как и детей других христианских народов. Те знатные Русские, которые до сих пор проживают в Германии или возвратились уже домой и сделались известными своими способностями, разумностию и благонравным поведением, подтверждают это и служат укором своим одноземцам.
73. Что же касается до ходячего в свете мнения, будто бы сам царь обладает множеством знаний, то это совершенно справедливо, и никто, хорошо знающий этого монарха, не станет оспаривать, что он первейший и разумнейший министр, искуснейший генерал, офицер и солдат своего царства, ученейший из всех Русских богословов и философов, хороший историк и механик, искусный кораблестроитель и еще лучший мореход; но во всех этих знаниях имеет он очень ленивых и из-под палки действующих учеников. Военную часть поставил он на такую превосходную ногу и своих солдат (в особенности пехоту) довел до такой славы, что они не уступят никаким другим в свете, хотя впрочем имеют большой недостаток в хороших офицерах. Одним словом там, где у Русских господствует страх и слепое повиновение, а не рассудок, там они будут впереди других народов, и если царь продержит еще скипетр свой только 20 лет, то он уведет страну свою, именно вследствие сказанного повиновения, так далеко, как ни один другой монарх в своем государстве.
[1079] 74. 17 Мая прибыл из Москвы в Петербург посол Узбекского хана со свитою из 16-ти человек, оставив в Москве жену свою с сыном и слишком 30-тью прислужниками. На следующий день царь дал ему аудиенцию. По установленному церемониалу, этот посол должен был держать речь к царю на коленях; но на этот раз Его Величество не пожелал в точности
придерживаться обычая и приказал послу явиться к себе в доме князя Долгорукого.
75. Когда посол вошел в покой, назначенный для аудиенции, - он положил руки свои на колени и трижды низко поклонился царю; затем начал свою речь, на которую, по переводе ее, Его Царское Величество приказал вкратце отвечать секретарю (Персидскому послу отвечает обыкновенно великий канцлер), с уверением в милости его к послу, при чем сам царь возложил свою руку на голову посла. Просьба последнего состояла в следующих 3-х пунктах:
76. 1-е. Его князь и повелитель Гаджи Магомет-Багадир-хан, радуясь счастливой войне и приращению могущества Его Царского Величества, поручает себя его милости и защите.
77. Просит хан Его Царское Величество внушить подручнику своему, Татарскому хану Аюге, с ним Багадиром жить в добром соседстве и в мире; ибо, кажется, он Аюга имеет намерение соединиться с подвластными Китаю Татарами, против него Багадира и возбудить против него и других соседей. С своей стороны он, хан Узбекский, предлагает, в благодарность Его Царскому Величеству за [1080] такое его содействие, 50000 солдат, которые будут всегда наготове и тотчас явиться по повелению Его Величества.
78. Для большего доказательства своей дружбы, хан предлагает Его Царскому Величеству ежегодные караваны в Китай проводить через его хана землю, при чем он сам желал бы установить с Россиею торговый договор. Все это могло бы доставить Его Величеству невероятную выгоду; ибо до сих пор караваны те, совершая путь через всю Сибирь, разными изворотами вдоль и поперек и через реки, по дорогам неустроенным, достигают в Пекин с великими трудностями и в течении целого года, тогда как, идучи прямо через его страну, по проложенным дорогам, они могут прийти в Пекин всего в четыре месяца. В заключении посол положил у ног Его Величества множество Китайских и Персидских шелковых и других товаров в подарок от своего повелителя царю, присовокупив, что еще несколько Персидских лошадей и зверей осталось в Москве и что один прекрасный леопард и обезьяна, к сожалению, не доехали и околели во время пути. В речи своей посол называл Его Величество Белым Императором (Царем), каковой титул считают Узбекские татары самым высоким и почетнейшим. Имя самого посла было Ачерби (Atscherbi); он был лет 50-ти, имел бодрый и достойный вид, длинную бороду, одет по-восточному и на чалме его красовалось страусовое перо, знак вольности и чести, которое, по словам его, дозволяется у них носить только князьям и владельцам первого чина.
[1081] 79. Его Величество приказал сказать послу, чтобы он немедленно отправился, вместе с великим канцлером, на шняву, 6 называемую Rake и последовал бы за ним в Кроншлот.
80. Двадцатого числа, в превосходном порядке и с беспрестанною пальбою из пушек, отплыли 200 полугалер из Петербурга и на следующий день прибыли в Кроншлот.
81. Двадцать первого числа отправились мы в назначенный полуденный час на нашу шняву и нашли там Узбекского посла и семь сенаторов. Мы плыли в душную погоду и при умеренном ветре. Едва только проплыли мы в море с милю от Петербурга, как заехали, по неопытности нашего Русского капитана, в песчаные отмели, простирающиеся на протяжении мили в этом море, по дороге в Кроншлот, и засели на одной из них. Матросы и солдаты работали до семи часов вечера и хотя освободили наконец корабль, однако ж капитан, не предвидя никакой непогоды, дал ясно понять, что он имел приказ: - покатать прежде несколько дней на воде Узбекского посла, вместе со всем остальным обществом; но около девяти часов вечера поднялась такая сильная и страшная буря, какой никто в четыре года в Петербурге и не запомнит.
82. Малоопытность Русского корабельного капитана и штурмана, старый, с течью, корабль, на котором мы находились, лежащие кругом нас песчаные отмели и постоянно возрастающая [1082] буря делали наше положение опасным, и когда спросили штурмана: что делать и чего можно надеяться? он всплеснул только руками и не отвечал ничего, кроме: Бог знает! После 12-ти часов ночи, висевшие на корабле шлюпки разбились вдребезги и, вместе с надежнейшим якорем, мы потеряли бодрость и все мирские помыслы.
83. Узбекский посол, никогда не бывавший на такой воде, сделался похож на труп, завернулся наконец совсем в шелковое покрывало, лег на пол и приказал своему мулле стать над ним на колени и читать что-то из книги пророка Али (он был Персидской веры). К утру буря несколько утихла, и продолжалось так весь следующий день и ночь.
84. Когда рассвело, мы увидели в разных местах носившиеся по морю сорвавшиеся суда, а к 10-ти часам утра Его Царское Величество выслал из Кроншлота капитана, на боере 7 разыскать нас и, осведомиться о нашем состоянии. Так как мы окружены были отмелями, то посланный должен был сойти в лодку. Он уведомил нас, что Его Царское Величество всю ночь очень беспокоился о нас, и хорошо было бы, если б мы постарались и выбрались из отмелей. С этим капитан уехал от нас назад, и мы опять весь день должны были простоять на своем прежнем месте. На следующий день, 23-го числа, капитан снова явился уже на полугалере, которая медленно выбуксировала нас в течении дня из песчаных отмелей и вечером дотянула за две мили не доезжая Кроншлота.
[1083] 85. 24 числа подул теплый полуветер, с которым мы достигли наконец к 3-м часам по полудни до Кроншлота, где весь Русский флот, выстроенный в одну линию перед гаванью, приветствовал нашу шняву, по приказанию Его Величества, пальбою изо всех пушек, каковая честь оказана была собственно вице-царю, находившемуся с нами на нашем корабле.
86. Его Величество с придворным штатом своим находился на корабле Екатерина, смотрел, как мы причаливали и, как только мы бросили якорь, приказал дать нам повеление оставаться на корабле, пока он сам прибудет к нам. Прибыв к нам и поздравив нас как смелых мореходцев, он смеялся, зашел в нашу каюту и пробыл часа два слишком. Узбекский посол приказал подать всевозможных плодов своей земли и позвать своих музыкантов и песенников. Два песенника, голосами своими и чудной мелодией, которую они производили, прихлопыванием руками и присвисткою губами, равно как и своими странными телодвижениями, больше всего понравились Его Величеству, который, под конец, расспрашивал посла о разных предметах земли его и о ее соседях.
87. Самое важное из его сообщений, которое Его Величество милостиво передал и нам, на Немецком языке, было следующее: «Сам он посол был знатнейший из чиновников своего повелителя и прежде сего был гофмейстером. Хану, государю его, около двадцати лет, и в прошедшем году он взял себе в супруги самую старшую княжну Персидского шаха, [1084] получив при этом в приданое богатые сокровища; страна, подвластная ему, называется Узбек, а столица Хива, которая, впрочем, состоит из одних палаток и хижин и никогда не остается на одном определенном месте. Страна эта граничит с Китаем, Индостаном и Персиею, с которыми Узбеки находились до сих пор в дружественных отношениях; войны же большею частью вели только с Татарами, живущими ближе сюда, по соседству с вышесказанными странами. Хан его может тот час же выставит войско в 200 тыс. человек (в числе которых Его Величество думает, что считаются все подданные хана, старые и малые, мужеского пола) которые все наездники. Прежде у них вовсе не было пушек: но в последнее время появилось несколько, которые отняты ими у их неприятелей и которые, впрочем, далеко не достигают калибра и грома Русских пушек.
88. Самый удивительнейший из соседей был Могул, которого правление и способ достижения этого правления чрезвычайно странны.
89. Если царствующий император имеет несколько сыновей (как например ныне царствующий, который имеет их пять), то каждый из них получает от отца управление известною частью; но повеления свои по этому управлению он может давать только из тюрьмы, из которой он и не освобождается при жизни отца. Но как только отец умирает, сыновья выходят на свободу, собирают каждый из управляемой им области возможно больше народу, за тем ссорятся и бьются между собою до [1085] тех пор, пока один кто-нибудь из них не одержит верх и, победивши, без милости казнит остальных своих братьев. Таким образом поступил и ныне царствующий император.
90. Его Величество по поводу этого рассказа распространился о жестокости и тирании вообще и похвалял Турок, которые в этом отношении, лет 30-ть слишком, значительно переменились к лучшему; за тем, присовокупив еще несколько похвальных отзывов о великой Китайской империи, он оставил нас и отправился к себе.
91. Узбекский посол, расставаясь с нами, сказал, что он слышал, будто мы тоже были из отдаленного государства и принадлежим именно к тому народу, государи которого отразили Турок от Вены; при этом он пожелал нам, равно как и самому себе, чтобы дальнее странствование наше вознаградилось счастливым исполнением возложенных на нас поручений, и просил, по возвращении в Петербург, оказать ему дружбу и пожаловать к нему на обед, которым ему желательно бы было похвастаться перед своим государем.
92. 31-го Мая, царь, в качестве контр-адмирала (Schout by Nacht), отплыл с военным и галерным флотом из Кроншлота к окрестностям Гельсингфорса; в Петербурге же, в отсутствие Царя, ничего нового не случилось.
93. Княжна Наталья давала в это время в Петербурге великолепный пир, на котором и представился мне случай познакомиться с порядком и способом Русского угощения.
[1086] 94. Прежде чем идти за стол, сам хозяин или хозяйка, не исключая царя, царицы и всех вельмож, подают на подносе приглашенному чарку водки, а между короткими друзьями хозяйка дарит гостя и поцелуем.
95. Когда сядут за стол, то прежде всего подают холодные кушанья, ветчину, колбасы, студень и всякого рода мяса, изготовленные с деревянным (прованским) маслом, луком и чесноком; все эти кушанья остаются на столе с час времени и долее; за тем идут супы, жаркое и другие горячие блюда, а уже в-третьих подают конфекты.
96. За здоровья принимаются пить тотчас в начале пира из больших стаканов и бокалов, видом похожих на колокола. На пирах знатных вельмож, никакого другого вина и не видно, кроме Венгерского, и в изобилии его Русские особенно желают выказать свою роскошь.
97. На помянутом пиршестве присутствовали все красавицы Петербурга, и хотя тогда уже все носили Французские платья, но многие не умели в них хорошо держать себя, а своими черными зубами достаточно доказывали, что они не совсем отстали от устарелого Русского мнения, будто бы только у Мавров и обезьян - белые зубы; впрочем, предрассудок этот с течением времени совершенно искоренился, так что теперь чужестранец, находясь в избранном обществе в Петербурге, до тех пор, по крайней мере, пока не вступит в разговор, решительно может подумать, что он не в России, а в Лондоне, или в Париже.
98. Царевна Наталья скончалась года четыре тому назад и была [1087] единственною родною сестрою царя. Царь Алексей Михайлович имел двух супруг. С первою, Марией Ильинишной, он прижил царя Феодора и царя Ивана и царевен Софию, Марию и Екатерину. Может быть, я буду иметь случай упомянуть позднее об обстоятельствах жизни каждой из них.
99. Здесь же скажу только, что царь Алексей второю супругою взял себе дочь своего министра, Кирилы Полуехтовича Нарышкина, Наталью Кириловну, с которою и прижил царствующего ныне царя и помянутую выше княжну.
100. Прослышав, что на острове Петра (Петровском острове) живут Самоеды, я отправился туда вместе с некоторыми друзьями моими. У царя было там два увеселительных домика, из которых первый находился на самом краю берега, состоял из шести тесных покоев, ничем особенно неубранных, кроме мебели из нескольких стульев, столов и множества павлиньих перьев. В этом домике постоянно живут два Русских сторожа. На выстрел далее, в густом лесу, дом Русского смотрителя, а близь него жилье Самоедов, с небольшой надворной постройкой. В этой последней стояло более двадцати коров, которые прокармливаются травою с острова и дают лучшее в целой области молоко, вследствие чего все масло с этого острова идет исключительно ко Двору.
101. Когда мы вошли в жилье Самоедов, они выползли из своих юрт и с изумлением глазели на нас. Их было семеро, и все одинаково непривлекательной наружности: широкие, темно-желтоватые лица, маленькие глазки, небольшие приплюснутые [1088] носы и почти без волоска на бороде.
102. Первый из них, бывший начальником их, выступил вперед других, заложил свои руки себе под мышки, потряхивал с кислым выражением лица головою и стоял так в одном положении некоторое время; за тем, когда вошла к нам одна, находившаяся в нашем обществе девица, Самоед оскалил зубы, начал чистосердечно смеяться, полез, потряхивая головою, в свою юрту, скорёхонько опять выполз оттуда поближе к нам, пошел потом к своим оленям, лежавшим на земле, спугнул их, подвел их за рога к нам и хотел было взять сказанную девицу за руку, с намерением усадить ее на лежавшие тут оленьи шкуры. Давши ему несколько денег, мы отклонили такую любезность и вышли от него. Всех оленей было только четыре, два старых и два молодых; остальные повыдохли, и только рога и шкуры их развешены были кругом по всему жилью Самоедов.
103. За тем мы осмотрели надворные строения, в которых жили два крестьянина Финна, надзиравшие тут за коровами и дюжиною павлинов.
104. К вечеру приехал домой из Петербурга и Русский главный надзиратель здешний, или смотритель; он любезно приветствовал нас, пригласил к себе в дом, перецеловал нас по Русскому обычаю и приказал принести огромный горшок густых сливок, которые, впрочем, потребовал прежде к себе и затем велел подносить нам кушать их, сколько нам было угодно. Мы попросили хозяина, чтобы [1089] он послал за главным Самоедом и поговорил бы с ним. Один из описанных выше семи Самоедов уже девять лет живет в России, следовательно знал кое-что по-русски; надзиратель велел привести и сего последнего в качестве переводчика, вместе с его сотоварищем, и по приходе их велел главному Самоеду оказать нам Русский привет и поговорить с своим товарищем по-самоедски. Но Самоед этот исполнял все с какою-то досадою, и надзиратель острова рассказал нам о нем, что однажды, когда его надзирателя не было дома, этот Самоед напал на людей, приехавших осмотреть остров, изгрыз им уши и лица и вообще ужасно зло и свирепо их принял; что далее, когда его за это жестоко наказали батогами, он остервенился до того, что вырвал зубами кусок собственного мяса из своей руки, которую надзиратель приказал Самоеду тут же показать и нам; при чем добавил, что всё-таки он велит почаще бить его батогами до тех пор, пока не сделает его совершенно смирным.
105. Человек этот дал таки наконец ответ на вопросы, предложенные ему нами через надзирателя и переводчика, и вот что сообщил он нам. В стране их нет ни церквей, никакого богослужения, ни священников, ни молитв; у них нет там ни городов, ни селений, и жилища их состоят из таких же юрт, какие мы видели здесь в жилье их на острове; они переносят эти юрты на оленях с одного места на другое по глубоким снегам и располагаются жильем там, где им лучше понравится.
[1090] 106. У них нет лучшего удовольствия, как бегать на лыжах. Не имеют они никакого начальства, кроме одного боярина, живущего далеко от них, которого царь, за несколько перед тем лет, дал им в качестве короля.
107. Надзиратель объяснил нам при этом, что упомянутый Самоедский король был никто иной, как один Поляк, который ежемесячно получал по десяти рублей жалованья, вместе с готовым столом и напитками и жил постоянно в Петербурге, потому что он в тоже время был устроителем разных увеселений.
108. Отечество Самоеда было для него любезнее Петербурга, и он очень бы желал поскорее вернуться, если бы мог, к своей жене и четырем сыновьям, которые все давно уже бегают на лыжах. Когда надзиратель приказал ему считать, он растопырил свои пальцы и насчитал по ним до десяти; когда же ему приказали продолжать счет, он начал опять считать по-прежнему и остановился на десятом пальце, говоря, что более у них никакого числа нет, и что они обходятся и этим числом.
109. Когда спросили его, сколько ему лет, он отвечал: очень мало. Переводчик добавил к этому, что они не знают никаких лет и времени, кроме того, когда солнце восходит и заходит. Спрашиваемый нами Самоед был лет около пятидесяти и так как он отвечал неохотно и с досадой, то мы отпустили его; но он, уходя, с угрожающею миною сказал через переводчика бывшей с нами девице, что женщины в его земле такие же красавицы, как и она. В [1091] заключение ему приказано было привести оленей, которых он и заставлял бегать при нас.
110. Надзиратель показывал еще нам, во время прогулки, небольшую рощицу из дубовых деревьев, как большую редкость в Петербурге, после чего мы распростились с ним, а на следующий день осмотрели купанья Русских, которые они употребляют, как универсальное медицинское средство ото всех болезней, между прочим разного рода бани, из которых они выбирают наиболее пригодную и полезную, по их мнению, против недуга.
111. Одни, например, садятся голые в лодку и, добившись обильного поту вследствие усиленной гребли, бросаются за тем прямо в реку, в которой плавают некоторое время и затем сушатся на солнце, или вытираются рубахой.
112. Другие бросаются в воду холодные, за тем ложатся перед огнем, разведенным в печи, мажут все тело маслом, или жиром, и поворачиваются перед огнем до тех пор, пока жир впитается, так сказать, в них; делают это для того, чтоб размять члены и сделать их более гибкими.
113. Третий способ самый общеупотребительный и простой. За Финской слободой, в лесу, у небольшой речки, выстроено 30-ть слишком бань, из которых половина для мужчин, а другая для женщин.
114. Вверху на крышах сидят дети и кричат, что бани их превосходно истоплены. Желающие мыться в этих банях раздеваются на открытом воздухе и бегут за тем в баню; когда же там достаточно пропотеют и обдадутся холодной водой, [1092] выходят на воздух или на солнце, бегают везде под кустами, шутят и балагурят между собою.
115. С изумлением видишь, что не только мужчины в своем отделении, но и девицы и женщины в своем, по 30, 50 и более человек, бегают, без всякого стыда и совести, так как сотворил их Бог, и не только не прячутся от сторонних людей, прогуливающихся там, но еще подсмеиваются им своею нескромностью. Таким образом Русские мужчины и женщины моются зимою и летом, по крайней мере в неделю раз, и за такое мытье каждый платит одну копейку, так как бани принадлежат царю.
116. Те, которые при домах своих имеют собственную баню, обязаны ежегодно вносить известную плату, и от таких бань по всей России казна получает значительный доход.
117. Четвертый и последний род бани есть самое сильное медицинское средство, и Русские прибегают к нему в тяжких болезнях. Он состоит в следующем: натапливают печь обыкновенным образом и когда самый жар в ней, после топки, несколько спадет (до того, впрочем, что я не мог выдержать руки на полу печи и четверть минуты) залезают в нее пять, шесть, а иногда меньше или больше, человек; когда таким образом они разместятся и разлягутся в печке, товарищ их, остающийся снаружи, прикрывает устье печи так плотно, что пациенты едва могут переводить в ней дух. Наконец, когда они не могут уже более выдержать, то начинают кричать, чтобы сторожевой отворил печь и выпустил бы их из нее дохнуть немного [1093] свежим воздухом; вздохнув, они опять залезают по-прежнему в печь и повторяют приемы эти до тех пор, пока вдоволь не распарятся; после чего, с раскрасневшим, как кумач, телом, бросаются они, летом прямо в реку, а зимою (что они еще больше любят) в снег, в который и зарываются совершенно, оставляя открытыми только нос да глаза. Так зарытыми в снегу остаются они два и более часа, смотря потому, как требует их болезненное состояние, и этот последний прием считают они одним из превосходных средств к выздоровлению.
118. Когда царь, возвращаясь в последний раз из Риги, проезжал через Дудров, он узнал, что тамошний Русский коммисар никогда не пьет Венгерского вина и даже не мог выносить его; вследствие чего приказано было напоить его тем вином, и ему задали столько стаканов, что он в скором времени валялся уже на полу. По отъезде царя, слуги коммиссара, видя, что он смертельно болен и едва жив, вытащили его нагого на двор, в глубокий сугроб снегу, зарыли его там крепко-накрепко и дали ему проспать в таком положении 24 часа сряду. По прошествии этого времени, коммиссар поднялся и совершенно здоровый пошел отправлять свои занятия, как ни в чем не бывало.
119. 23-го Июля, ее высочество супруга царевича разрешилась от бремени княжною, которую 29-го того же Июля крестил Русский священник, при чем имя дано было ей Наталия Алексеевна, в честь восприемницы ее, княжны Наталии.
[1094] 120. Царевич находился в это время в Карлсбаде, и некоторые полагали, что, под предлогом нездоровья, он с умыслом оставался в дали, чтобы не быть при родах своей супруги. Царица-наследница (кронпринцесса) просила, чтобы, при церемонии крещения, её пощадили в ее родильном ложе от обычных Русских обрядов, приношения подарков, поцелуев и проч. и проч.
121. По законам Греческой или Русской веры не могут быть восприемниками у одной и той же купели: беременная женщина, муж и жена, или двое обрученных; равным образом неженатые и незамужние лица, если они состоят в кумовстве между собою (т.е. крестили одно дитя), не могут вступать в брак между собою, а также и крестный отец не может жениться на своей крестной дочери; впрочем, по приказанию царя, обычай этот в настоящее время не строго обязателен. При торжественной церемонии крещения находились все тогдашние сенаторы, список которых сообщен мне был следующий:
122. 1) Князь Яков Федорович Долгорукий, человек почтенных лет, бывший более 20 лет посланником во Франции и потом находившийся 10 лет в плену в Стокгольме, вместе с другими Русскими, в числе 40 человек. Он особенным, хитрым образом бежал из-под караула с одного Шведского корабля (скончался в 1720 году).
123. 2) Михаил Владимирович Долгорукий, двоюродный брат, а может быть и племянник первого. В 1718 году, при следствии над царевичем, попал в немилость.
[1095] 124. 3) Граф Иван Алексеевич Мусин-Пушкин, хороший камералист, управлявший несколько лет Астраханью и в следственном производстве над царевичем состоявший президентом.
125. 4) Тихон Никитич Стрешнев, бывший прежде в великом почете и информатором царя. Умер в 1719 году.
126. 5) Никита Моисеевич Зотов, называемый запросто князем-папою. Умер года два тому назад.
127. 6) Князь Федор Юрьевич Ромодановский, вице-царь Московский, умер тоже два года назад, а сын его наследовал ему в его должности.
128. 7) Андреевич Опухтов, бывший посланник (Матвеев) по возвращении домой, сделан сенатором и президентом Юстиц-Коллегии; и следующие четыре действительных тайных советника, именно:
8) Великий канцлер - граф Головкин, вице-канцлер барон Шафиров, князь Долгоруков, теперешний посланник Польский и г-н Толстой, бывший посланник при Порте: все также присутствуют в Сенате.
129. 20 Августа курьер привез известие о первой морской победе, одержанной царем над Шведской эскадрой, у Финляндского берега, при Гангуде (Ганго-Удд) 8, и 18 Сентября царь совершил торжественное вшествие свое в Петербург, через нарочно устроенные для того победные ворота, следующим порядком.
130. 15 Сентября Его Царское Величество прибыл в Кроншлот и [1096] оставался там два дня; за тем продвинулся к Екатерингофу, где прождал тоже два дня, пока царица разрешилась от бремени новорожденной царевной, и за тем уже, 20 числа, приблизился к крепости, приветствуемый 150 выстрелами из пушек.
Шествие начинали:
1) 3 Русские галеры.
2) 3 Шведских шербота 9, каждый о 4 пушках.
3) 6 Шведских галер, каждая о 14-ти пушках.
4) Шведский Фрегат с своим контр-адмиралом Ереншельдом.
5) Одна шампавия 10, с Русским контр-адмиралом (самим царем, который во флоте приказывал называть и чествовать себя не иначе, как по заслуге в оном).
6) Три Русских шампавии с Русскими солдатами.
Когда суда эти бросили якорь и люди вышли на берег, то шествие открывал:
1) Генерал-майор Головин, проходя через победные ворота, во главе роты лейб-гвардии Преображенского полка. За ним следовали:
2) 10 пушек, 60 знамен и 3 штандарта, отнятые генералом князем Голицыным у Шведского генерал-майора Аренфельда, в деле при Вазе, в Финляндии.
3) Две роты Астраханского полка.
4) Шведские морские унтер-офицеры, солдаты и матросы, в числе 200 человек.
5) Две роты Преображенцев.
[1097] 6) 14 Шведских морских офицеров.
7) Флаг Шведского контр-адмирала, несомый четырьмя унтер-офицерами.
8) Шведский контр-адмирал, одетый в новый, шитый серебром, подаренный ему царем, кафтан.
9) Его Царское Величество, в качестве контр-адмирала, в зеленом, золотом шитом, кафтане, заключал шествие, вместе с остальными ротами Преображенского полка.
На великолепно-разукрашенных победных воротах выведены были различные замысловатые изображения. Между прочим орел, сидящий на слоне, с надписью: «Русский орел мух не ловит». 3ахваченный Шведский Фрегат, называвшийся Элефант, объясняет сказанное изображение.
131. В описанном порядке победители и побежденные вошли в крепость, где, восседая на троне и окруженный всеми сенаторами, вице-царь Ромодановский потребовал царя, как контр-адмирала, в Сенат и принял от него письменное донесение об одержанной победе.
132. Ромодановский вместе с сенаторами прочитали донесение; прочитавши держали некоторое время между собою совет и за тем, предложив еще несколько словесных вопросов Русскому контр-адмиралу и другим лицам, в заключение единогласно наименовали и провозгласили последнего, за верно-сослуженную им службу Отечеству, Русским вице- адмиралом, при чем вся комната Сената огласилась громкими криками: да здравствует вице-адмирал! Новый вице-адмирал, отблагодарив как следует за оказанную ему честь, отошел в свою шлюпку, на которой и развернул [1098] свой вице-адмиральский флаг, и за тем, приняв поздравление от иностранцев, явился на пиршество, приготовленное во дворце князя Меньшикова.
133. После стола царь оказывал особенную милость Шведскому контр-адмиралу Ереншильду и сказал всем стоявшим вокруг Русским вельможам: «Вы видите перед собою храброго и верного слугу своему государю, у которого он удостоился высшей награды; и он должен также, до тех пор пока будет у меня, пользоваться всевозможною и моею милостью, хотя он и много перебил храбрых Русских. Я вам это прощаю (прибавил он, обращаясь к Ереншильду с улыбкою) и пребуду благосклонен к вам».
134. Отблагодарив царя, Ереншильд отвечал: «Хотя я и честно служил своему государю, но сделал не более того, что я обязан был сделать. Я искал смерти (он получил семь ран), но не нашел её и утешаюсь в моем несчастии тем, что взят в плен Его Величеством, как великим морским офицером, ныне возведенным в звание вице-адмирала, и что я им принят с такими милостями». Ереншильд этот уверял, что Русские сражались, как львы и что если бы он сам не видел их стойкости в бою, то никогда бы не поверил, что из своих глупых подданных царь сделал таких хороших солдат Но чего не могут достигнуть настойчивость, время и мудрость!
135. Надеюсь, что читателю не будет неприятно, если я открою здесь те обстоятельства и средства, которыми царь довел свое военное управление [1099] до такого превосходного состояния, которому теперь весь свет удивляется.
136. Известно, что по смерти старшего сводного брата Феодора, было прежде общее управление со вторым сводным братом его Иваном, и что царевна София, родная сестра Ивана, по особой любви к сему последнему и по своему непомерному желанию правительствовать, изыскивала всевозможные на свете средства к тому, чтобы совсем извести сводного брата своего, нынешнего царя Петра, или по крайней мере устроить дело так, чтобы тем или другим образом можно было устранить его от наследования престола.
137. Чтобы достигнуть этой последней цели, она полагала, что нет иного лучшего пути, как лишить юного царя Петра хорошего воспитания и оставить его расти в дикости, среди общества молодых, грубых людей, в надежде, что по неблаговидному образу жизни своей, он, без сомнения, сделается со временем ненавистным народу, и что его выдающийся великий дух и разум померкнут вследствие разврата и знакомства со всеми возможными порока-
ми, и следовательно сделают его неспособным к правлению и предприятию великих дел.
138. Но все эти замыслы и соображения удались очень плохо, потому что превосходная натура возраставшего царя взяла верх, и обнаруженное возмущение царевны Софии в 1683 году, равно как и предостережения Русских, верных царю, открыли наконец ему глаза и возбудили в нем сильное негодование против многих знатных людей в государстве и вместе с тем и желание, со временем и при случае, отомстить [1100] этим противникам его. Поэтому, на сколько с одной стороны забота, которую причинила ему партия Софии, на столько с другой и необходимость низвергнуть оную, положили первое основание намерению царя тверже укрепиться на своем престоле, с помощию иностранцев, для чего призывать их более, чем когда-либо прежде, из всех стран света, на всевозможные к нему службы. Он хорошо понимал, что эта толпа пришельцев, будучи ненавидима и преследуема его подданными, тем самым побуждена будет возлагать единственное свое упование на него, царя и, в случае возмущения, без сомнения будет держаться его и делить с ним его счастие и несчастие.
139. Беспрестанные подстрекательства и тайные заговоры, которые возбуждаемы были против царя Петра и которых он избавлялся удивительным образом, ускорили вербование иноземных офицеров, и когда в числе их прибыли в Россию многие такие способнейшие люди (и в особенности знаменитый Лефорт) которые скоро приобрели внимание и милость монарха, то естественно, что рассказы их о своих странах, их предложения умножить в России военную силу и поставить её на Немецкую ногу, а следовательно и привести к повиновению Русских, враждебных царю, должны были еще более укрепить в нем желание изменить у себя форму правления.
140. Таким образом царь Петр принял твердое решение поставить Русской злобе Немецкий противувес и с помощию сего последнего совершенно извести старую Русскую закваску; поэтому его первым старанием было уничтожить корпус, [1101] очень преданный сестре его и состоявший из 40000 слишком стрельцов, так как воины эти были уже стары, своенравны, но довольно еще сильны для того, чтобы подчиниться муштрованию и нововведениям Немецких офицеров. Весьма необходимо, следовательно, было вести дело это с такою осторожностию, чтобы никто не мог заметить цели предприятия, чтобы не озлобить Русских и не напугать иностранцев, которые из опасения могли и уйти из службы.
141. Вследствие всех этих соображений, царь Петр завел роту в 50 человек, которая не имела никакого родства и ничего общего со стрельцами, приказал ее одеть и упражнять на Немецкий лад, поставил в ней иноземных обер и унтер-офицеров; сам, для ободрения новобранцев, стал в ряды их в качестве барабанщика, потом унтер-офицера и так далее до капитана, ходил с этою ротою на парады, и Русские воображали себе, что он держит людей этих только для потехи своей; поэтому и стрельцы смотрели на неведомые им упражнения, как на зрелища, и забавлялись только ими.
142. И так дело превосходно подвигалось вперед; маленький отряд, с течением времени все более и более усиливался, пока наконец из него образовался целый батальон, а потом и несколько полков, таким образом, что этот казавшийся в начале шуточным рассадник вывел, в конце концов, такую новую армию, которая сломила шею старой за ее возмущение, утвердила трон царя, и в последствии, доставила ему как внутреннюю безопасность, так и высокое уважение иноземных государств. Поэтому-то царь [1102] свою лейб-гвардию, состоящую из 10,000 человек, как опору и защиту государства, более любит и содержит лучше, чем все другие войска.
143. Если теперь к этим 10,000 человек прибавить многочисленные войска, стоящие в Финляндии и Украйне, гарнизоны Петербурга, Нарвы, Риги, Ревеля и пограничных Украинских крепостей, то можно вывести довольно верное заключение, что военная сила царя в действительности должна простираться до ста тысяч обученных, хорошо снаряженных и еще лучше вооруженных солдат, не считая тут состоящих в царском подданстве Казаков, Татар и Калмыков, ни так называемых черных полков, составляющих род земской милиции.
144. Эта военная сила в настоящее время держится в строжайшей дисциплине и весьма порядочно выучена, хотя, по ничтожности жалованья Русских офицеров, она не стоит так высоко у царя, как армии в других странах.
145. Русская пехота не уступит никакой другой, кавалерия же хотя также состоит из истинно достойных воинов, но в ней следовало бы кое-что изменить; при том же лошади в России малорослы, и Русский человек никак не привыкнет надлежащим образом блюсти и беречь своего коня.
146. На помянутом выше пиршестве, офицеры, бывшие на море с царем, рассказывали, что Его Величество, во время страшной бури в Июле месяце, находился с кораблем своим в большой опасности, и по мнению всех, понимавших морское дело людей, считал себя уже погибшим, вследствие чего из двух [1103] зол он выбрал будто бы меньшее и, не взирая на скалы и на отговоры Русских, умолявших его на коленях, сел в крепкую шлюпку, сказав только: «Вы братцы не верите судьбе» (Praedestination) и в неунимавшуюся бурю, в темную ночь, пустился в море, счастливо достигнул берега, находившегося в двух милях и, по условию, развел тотчас же на берегу огонь, чтобы известить флот о своем спасении.
147. Оба месяца, Октябрь и Ноябрь, проведены были в разных полезных занятиях, и царь в особенности хлопотал о постройках в крепости, о сооружении разных других общественных зданий, о кораблестроении, для чего собрано было более 40,000 рабочих людей; но так как и этого количества народу было недостаточно, то в помощь пригнаны были Финские крестьяне и пленники Шведские. Сих последних прибыло из Самары, города лежащего за Казанью на р. Волге, 600 человек, которые там работали несколько уже лет, в серных копях; по вредному влиянию работы этого рода на здоровье людей, пленники большею частью перемерли в тех местах.
148. Государыня-царица, как первая покровительница и благодетельница всех бедных и несчастных людей, когда пленники прибыли в Петербург, оделила их зимней одеждой и дала им по нескольку денег.
149. В последний из поименованных выше месяцев, я осматривал город Нишанц, разрушенный в начале настоящей войны Русскими. Город этот находился на расстоянии около мили от Петербурга, по ту сторону реки, как раз на ее берегу, и я мог видеть одни только [1104] развалины его, глубокие рвы, колодцы и погребные ямы, потому что весь материал разрушенных домов употреблен был на обстройку Петербурга. Жители города, производившие порядочную торговлю в Остзейском море, большею частию захвачены в плен, а незамужние девицы взяты к себе в услужение царицею, княгинею Меншиковою и другими знатными дамами и за тем повыданы замуж.
150. В тоже время я взглянул на увеселительный дворец Петергоф, лежащий у самого взморья, и если я скажу здесь о нем только то, что в продолжении 10-ти уже лет над ним работали лучшие мастера и несколько тысяч рабочих людей, которые покорили и переделали самую природу, то уже поэтому можно составить себе понятие о великолепии и отделке увеселительных построек, на которых в прошлом году ежедневно находилось по 10,000 человек и которые скоро представят собой новый Версаль.
151. 1-го Декабря умер Самоедский князь, о котором я говорил выше; отпевание совершалось с большими церемониями в католической церкви, к которой он принадлежал по своей вере, и при этой церкви он и погребен.
152. За несколько лет перед сим он был коронован в Москве, и ему присягали 24 Самоеда, нарочно для того выписанные из их земли, вместе с таким же числом оленей.
153. В начале Декабря месяца, прискакал из Константинополя курьер, от вице- канцлера Шафирова, доносившего царю, что, после многих тревог и неудовольствий, он получил от Порты благосклонный [1105] отпуск, что отправляется домой, находясь в наилучшем с нею согласии, и посылает из Константинополя курьера вперед на три мили. Царь очень рад был возвращению этого министра, который целому государству Русскому сослужил такую великую службу.
154. В это же время царь приказал написать своему агенту во Францию, чтобы он приискивал как можно больше всякого рода искусных ремесленников и договорил их приехать в Россию на выгодных для них условиях, обещая им, между прочим, что они будут иметь даровые помещения и первые 10 лет свободу от всех податей и повинностей.
155. Из Берлина приехал в Петербург один Француз, взявшийся устроить чулочную фабрику, для которой и начали уже строить большой каменный дом.
156. Всем жителям Петербурга, имеющим деревянные одноэтажные дома, строго воспрещено возводить на них другой этаж. Указом недавно вышедшим повелено также, что хотя и дозволяется еще иметь значительное число выстроенных уже деревянных домов, но чтобы впредь не строить ни одного дома из лесу, а чтобы стены и крыши новых домов были кирпичные.
157. Царь приказал предписать царевичу, чтобы он, окончив лечение в Карлсбаде, явился в Петербург. Когда пришло к нему это повеление, а также и в своем ответе на оное, царевич обнаружил мало охоты исполнить его; ходили слухи, будто он был недоволен тем, что до сих пор числился только сержантом.
[1106] 158. Богатый князь Гагарин, губернатор Сибирский, хотел было единственную дочь свою, молодую, прекрасную и разумную девицу, выдать, против воли ее, за старшего сына сенатора Мусина-Пушкина, воротившегося из Франции; чтоб избавиться от этого невольного брака, девица бежала из Москвы в какой-то Русский монастырь и постриглась в нем.
159. В России, если жена убежит от мужа или дочь от родителей и поступят в монастырь (что случается довольно часто в провинциях), то никто уже не может ее взять оттуда, коль скоро она постриглась в монахини.
160. Царь совершил поездку в Дудров и другие местности Ингерманландии, дабы обозреть колонии, выселенные туда из России и взглянуть лично на состояние их. Из России он вывел в Ингерманландию множество зажиточных с полным хозяйством крестьян, с женами и детьми, и поселил их в поместьях, прежде доходных, но вследствие войны и чумы обратившихся в совершенно пустынные земли; с другой стороны, бедным крестьянам, жившим внутри России, роздано в собственность все то, что оставили там упомянутые выселенные оттуда крестьянские семьи.
161. Из Москвы пришли слухи, что вдовствующая супруга царя Ивана, Прасковия, с тремя дочерьми своими (из которых старшая Анна была тоже уже вдовою герцога Курляндского, а средняя вышла позднее за герцога Мекленбургского) получила приказание оставить свою увеселительную дачу, доставшуюся ей во вдовий удел - Измайлово, [1107] лежащее в 3 милях от Москвы, и приехать в Петербург.
162. Царевны, дочери царя, воспитывались в Петербурге; они хорошо и старательно обучены всему, что было им необходимо. Они очень свободно говорили по-немецки, но
по-французски их еще не обучали.
163. Однажды царь спросил у кого-то: «Неужели Немецкий язык недостаточно богат, чтобы можно было вразумительно и попятно объясняться на нем!» И когда ему отвечали: «Да, Немецкий язык достаточно богат для того», он выразил удивление, что Немцы так сильно влюблены во Французской язык.
164. Работы по сооружению большего здания для новой канцелярии, все время, деятельно продолжались и теперь совершенно окончены. Нет в целом свете (дипломатической) канцелярии, в которой бы велись дела на стольких языках, как в Русской. В ней 16 переводчиков и секретарей, ведущих переписку на Русском, Польском, Латинском, Немецком, Английском, Голландском, Датском, Французском, Итальянском, Испанском, Греческом, Турецком, Китайском, Татарском, Калмыцком и Монгольском языках.
165. По завоевании Дерпта и Нарвы Русскими, все жители этих городов, взятые в плен, числом 1600 человек, выселены были внутрь России, в Казань, Астрахань, Сибирь, Вологду и Москву; когда же, прошедшим летом, все эти пленные были разысканы и им объявлено, что они могут возвратиться на родину, то, вследствие этого повеления, человек 200 из них, людей зажиточных, воротились в Нарву [1108] и теперь давно уже находятся там; другие же, доехав до Москвы, остались там и представили царю слезное прошение, что так как они потратили на проезд все, что имели, то и не могут ехать далее. Вследствие этого Его Величество приказал дать им в Москве 200 повозок с лошадьми, для доставления их на родину. В настоящее время люди эти хотя и проживают уже в Нарве, но дела их вообще плохи. Большая же часть пленных добровольно осталась в местах, куда были высланы, потому что там они могли добыть лучшие средства существования, и не захотели покидать свои вновь приобретенные дома и земли.
166. Один офицер, приехавший из Финляндии, рассказывал мне, что в одном лишь городе Каянебурге, лежащем у открытого моря в Финляндии, еще стоял Шведский гарнизон, но что теперь и он также находится под владычеством царя. Относительно этого города замечательно то, что Шведский комендант его, во все время войны, состоял в самых дружественных отношениях с пограничными Русскими и Лапонцами, что одинаково приятно было для обеих сторон, для Шведов, и для Русских. Это объясняется тем, что, по причине бедности самой страны и её жителей, неприязненность не доставила бы никакой выгоды или пользы. То же самое, как слышал я от самого царя, происходит и в главном городе Лапонии Коле, где сходятся границы Шведских, Датских и Русских Лапонцев и где эти различные народцы, скудно питаясь печеною рыбою, в продолжении всей войны, жили между собою дружелюбнейшим образом [1109] и не переставали вести торговлю друг с другом.
Положение Финляндии (по рассказам того же помянутого офицера) крайне бедственное: крестьяне некоторых уездов до сих пор не имели вовсе хлеба и питались древесною корою. В этой стране нет даже селений, а лишь отдельные, там и сям разбросанные избы, и на пространство 4 и 5 миль приходится по одному только священнику. Почва земли во всей Финляндии мало плодородна и покрыта больше голыми утесами, скалами, озерами, болотами, порубленным кустарником, который, с помощию крестьян, рубили и расхищали Шведские партизаны.
167. В этом месяце обнаружилась наконец причина печального настроения царя, в котором он находился уже несколько недель. Он открыл теперь злоупотребления, вкоренившиеся в его государстве еще с 1706 г. и узнал, почему войска получают плохо жалование и терпят великую нужду, почему уходят Немецкие офицеры, от чего тысячи рабочих людей погибли самым плачевным образом, от чего настала такая дороговизна в его стране, внутренняя торговля упала и особенно финансы находятся в столь дурном состоянии. Царь принял твердое решение исправить все это, если не вполне, то насколько возможно, для чего и приказал произвести в этом году общее расследование.
168. Из 20 летнего опыта известно, что царь, несмотря на все расходы по устройству армии и флота и всевозможные сооружения и постройки, никогда не был в необходимости прибегать к займам, но [1110] всякий раз находил для исполнения своих предприятий новые вспомогательные средства в своем государстве. Россия чрезвычайно богата товаром и продуктами, но в чистых деньгах избытка далеко в ней нет, и если взглянуть на огромное пространство этого государства, то становится удивительным, что между обширностию его и доходами оказывается такая громадная несоразмерность; ибо в нем есть много провинций, которые, в плодородии и в богатстве произведений, служащих к удовлетворению потребностей человека, не уступят никакой другой стране в свете. Хотя царь и открыл большую часть причин этого неудовлетворительного состояния и многие уже устранил; но иные в настоящее время ему еще невозможно уничтожить; а об остальных он и сам не имел еще ни времени, ни случая собрать вполне достаточные сведения.
169. Нельзя отрицать, что в России мало городов, а много лесов и степи; что большая часть земли ее бесплодна или, лучше сказать, остается необработанною; но одна из важнейших причин такого явления заключается в том, что страна обессилена убылью народа от теперешней войны; остальное население, вследствие тирании чиновников и дворян, не имеет ни охоты, ни расположения приложить к чему-нибудь руки и помышляет только о своем ежедневном скудном пропитании.
170. Так как цари имеют власть во всякое время, по усмотренным обстоятельствам, отбирать имения у бояр своих, то поэтому и сии последние возымели ложное мнение, будто они тоже могут делать с своими крестьянами; отсюда и происходит, [1111] что всякое прилежание, всякое стремление к приобретению подавлены у крестьян и что крестьяне эти, из недоверия к помещику своему, если и приобретают кое-что тайком, то зарывают в навоз и ничему не дают ходу.
171. Высасывая себе таким образом хитростию и властью сок и силу крестьян, дворяне не хотят в тоже время колоть глаза своими награбленными богатствами, и оттого, по примеру крестьян, запирают свое золото в ларцы, где оно и ржавеет, или же (как разумно делают теперь некоторые из них) посылают свое золото в банки, в Лондон, Венецию, или Амстердам. Вследствие всего этого, так как деньги дворян и крестьян скрыты, то они и не могут быть в обращении и не приносят стране никакой пользы; и хотя царю не раз советовали отменить рабство, пробудить и ободрить большинство своих подданных дарованием им некоторой умеренной свободы и тем доставить выгоду и себе; но царь, в виду дикой натуры Русских, а также и того, что без принуждения их ни к чему не поведешь, имел достаточные причины отвергать до сих пор эти советы и предложения.
В первое время пребывания моего в России, хотя я и старался всеми мерами добыть точное исчисление царских доходов, но все старания мои оставались тщетными до тех пор, пока наконец, с помощию некоторых добрых друзей, я не напал на след. Таким образом из данных, полученных мною от них, а частию извлеченных мною самим из тех или других источников, я хочу сообщить здесь [1112] читателю верные и до сих пор еще нигде не обнародованные сведения о доходах царя в том виде, как они были с 1714 по 1717 год, и тем дать точное понятие о теперешнем состоянии такого могущественного государства, какова Россия.
172. Доходы, ежегодно предполагаемые к поступлению в царскую казну с отдаленных областей, входящих в состав Русского государства, троякого рода: людьми, провиантом и деньгами.
173. В числе людей, поставка которых доставляет царю известные выгоды, справедливо считают:
174. Казаков или Черкасов. Они населяют так называемую Украйну, или пространства, лежащие между рр. Доном и Днепром, выше порогов сей последней реки, почему они и пишутся также Запорожцами. Прежде они состояли под владычеством Польши, но непомерно угнетаемые этою нациею перешли в подданство сперва Турок, а потом, когда не нашли, вероятно, желанного и у этих неверных, в подданство к царю Алексею, отцу нынешнего монарха.
175. Виновник сего последнего подданства был тогдашний генерал или гетман казаков, Дорошенко, потомки которого и теперь еще считаются знатнейшею фамилиею и который сумел постановить такие условия договора, что в тех местах, где в последствии не было никаких перемен, казаки, не смотря на подданство свое, едва ли знают, что называется подданством.
176. Поступая под защиту и покровительство Его Царского Величества, Дорошенко выговорил себе преимущественно следующие условия: чтобы вся Украйна была свободна [1113] ото всяких гражданских повинностей, чтобы казаки жили по однажды принятым и в Украйне действующим Магдебургским правам, чтобы они пользовались свободною торговлею и в особенности винокурения, варения и продажи пива и меду, чтобы они управлялись своим начальством и чтобы отнюдь не поставлять им начальника из Русских или иностранцев. За все это он с своей стороны обязался поставлять царю, по первому его востребованию, конное войско в 60,000 человек. Такое предложение представляло великую выгоду в те времена, когда не знали еще регулярных войск и когда казаки в Польском и Русском мире считались лучшим и сильнейшим войском; в настоящее же время, при теперешнем устройстве царских войск, в казаках нет уже такой надобности, и их бы охотно освободили от воинской их службы (тем уже более, что теперь они свыше 30,000 человек и доставить не могут) и поставили прямо на Русскую ногу, если б не опасались того, что они уйдут назад, через Днепр, в пределы Польши, или за Дон в Татарию, так как они и всегда называют Татар своими братьями. В таком случае можно опасаться не только того, что занимаемые ими теперь превосходные земли обезлюдеют и обратятся в пустыни, но также и того, что, под их водительством и подкреплением, в Россию могут вторгнуться и Татары. Отважиться на это и подвергать себя такой случайности Русскому правительству кажется довольно опасным, и потому оно изыскивает другие, не столь заметные, способы, чтобы вполне поработить и обессилить [1114] Украйну. Приступ к этому сделан уже довольно удачный, именно тем, что, со времени войны с Турками и даже до сего дня, казаки обязаны были не только давать квартиры для большей части Русской кавалерии, но и ставить почтовых лошадей, ежеминутно требуемых, но ничем не оплачиваемых, вследствие чего вся страна их разорена до такой степени, что теперь она не походит даже на тень прежней Украйны.
177. Подобного же рода воинство Его Царское Величество может призывать и из 2) Калмыцких орд. Но так как этим войскам необходимо доставлять вспомогательные средства, которые обходятся Русскому правительству дороже пользы, ими приносимой, то их и употребляют весьма редко. Несколько лучшую службу доставляют подвластные Русскому государству 3) Татары, которые также обязаны являться по требованию царя и прежде употреблялись только в походах, а теперь наряжаются и на всякие другие работы.
178. Но самую большую выгоду извлекает царь из 4) рекрутов, которых обязана доставлять ему страна в таком количестве, какое ему будет угодно, без всяких пособий с его стороны.
179. Прежде, еще до устройства полков, призыв рекрут был довольно беспорядочен. За короткое время перед выступлением в поле, из воинской канцелярии выдавался полковникам список, с специальным поименованием тех селений, из которых следовало набирать рекрут, при чем полковники имели в виду царский интерес гораздо менее, чем собственный свой и, чтобы набить свой карман, поставляли [1115] в поле самый горестный народ. Это было тем легче, что, с одной стороны природное отвращение Русского простонародья к войне давало достаточный повод к выжиманию денег из людей трусливых, а с другой не было никого, кто бы захотел обратить внимание на такие злоупотребления, а тем более преследовать их. Но с тех пор, как военному управлению в России дана новая форма, большая часть этих злоупотреблений уничтожена, и так как в Русском простом народе нет добровольных охотников поступать в солдаты, то в призыве рекрут установлен следующий порядок. Как только пополнится армия, и рекрут останется всего каких-нибудь несколько тысяч, делается представление в Сенат, что потребно такое-то количество новых рекрут. Сенат распределяет это требование по губерниям и предписывает каждому местному губернатору, сколько именно он должен выставить рекрут, сообразно с управляемою им областью. Губернаторы делают уже распоряжение по находящимся в их ведомстве крестьянским дворам; ибо каждые 40, 50, а иногда только 20 дворов, обязаны на свои средства поставить одного рекрута и доставить его в Москву, или иное сборное место, а оттуда уже, вместе с остальными собранными там, отправляют их в Петербург или в армию. По такому порядку исчислено, что обыкновенно предписывается набирать 20000 ординарных рекрут в год, что по громадности земель, обладаемых царем, почти невероятно как мало, особенно если принять в соображение дурное продовольствие, которым прокармливают этих людей по общему Русскому [1116] обычаю и то, что большинство их, еще в учебные годы, гибнет больше от голоду и холоду, чем от неприятеля. Описанный набор в настоящее время, когда армия не терпит уже значительной убыли, делается с крестьянских дворов; но в начале текущей войны, когда Русские войска понесли важные поражения, при Нарве и в других местах, набор производим был несколько раз и из домов вельмож, державших при себе, по древнерусскому обычаю, от 4 до 5 сот прислуги, из коей 3-ий, или 4-й человек должен был стать под ружье, что, впрочем, делалось только временно, по приведенной выше причине, но никаким законом, или указом установлено не было. Почти подобное обстоятельство было и с 5) матросами, которые в начале набирались только из областей, лежащих на больших реках, как например в Архангелогородской и Казанской губерниях.
180. Русские, обитавшие по берегам Ледовитого моря (так же, как было это и на островах Великобритании) добывали значительное количество морской соли, с помощию огня и растущего у них в изобилии лесу. Когда сообразили, что люди эти, привыкшие плавать повсюду на своих сшивных судах, легко могут выучиться плавать и на устроенных надлежащим образом кораблях, то всех их позабрали в Петербург, и добывка соли была, следовательно, брошена; поэтому-то, царь и велел в последствии закупать заграничную соль, на что должен был затрачивать ежегодно великие суммы. Теперь же, когда флот значительно умножился и на него требуется больше народу, и отдаленнейшие области [1117] обязываются поставлять людей, и их берут даже из рудокопень, в которых люди эти работали с юных лет, и потому, как только попадут они на воду (стихию им непривычную) то мрут, как мухи, тем более, что, по причине суеверия, их невозможно уговорить не соблюдать долгих постов. Так как рекруты набираются обыкновенно чрез посредство губернаторов, которые потом и высылают их к месту назначения, то при наборе матросов, всякий почти раз посылается лейб-гвардии Преображенский или Семеновский офицер в известную область, с собственноручным повелением Его Величества; в таком случае офицер этот уполномочивается поступать при наборе по своему усмотрению, даже против желания губернаторов.
181. Так как царь, из всей военной силы, любит, по-видимому, всего более флот, то он особенно заботится о том, чтобы всё, что необходимо для снаряжения и устройства флота, исполнялось самым старательным и поспешным образом.
182. Точно также Русское земство, по указу своего государя, обязано доставить 6) всякого рода ремесленников, в особенности же каменщиков, плотников и кузнецов. Так как этот род людей (каменщики, плотники и кузнецы), без всякого обучения, просто самоучкой, живут и промышляют в большей части Русских селений, из которых перебираться на житье в такую новую местность, какова Петербург, им бывает тягостно в высшей степени, то их набирают из крестьян так же, как и рекрут, но только с 400 или с 500 крестьян поставляется обыкновенно, по приказанию [1118] губернатора, всего только один работник. Путевое продовольствие этих новобранцев принимают на себя все сказанные крестьяне, по определенному денежному сбору; но как скоро доставят его на место, он поступает на царское жалованье, по одному рублю в месяц, которое и получает обыкновенно до конца своей жизни; но случается, что за доброе поведение и знание своего мастерства ему делается и некоторая надбавка. Остальные, более тонкие ремесленники, каковы: часовых, золотых дел мастера, слесаря, медники, башмачники, портные, переплетчики и пр. от земства не требуются; но если узнают, что такой мастер находится в известном месте, его просто берут, где бы он ни был, и везут прямо в Петербург.
183. Так как, особенно в правление настоящего царя, в Петербурге, Киеве, Москве, Азове, Таганроге, Чернигове, Нижнем, Переяславле и в других местах, заложены крепости и возводятся большие здания: то найдено необходимым требовать от земств и 7) подручных и барщинных работников на эти постройки. По множеству зданий, возводимых в Петербурге, эти рабочие сгоняются сюда изо всех областей, в остальные же города только из той именно области, в которой строятся крепости, так: в Киевскую, Нижегородскую, Переяславскую и Черниговскую, - из Киевской; в Азовскую, Таганрогскую, Черкасскую - из Воронежской или Азовской области. Набираемым рабочим людям тотчас же выдаются путевые деньги и продовольствие на 6 месяцев, по прошествии которых рабочие эти возвращаются домой, а на [1119] места их должны явиться другие: это как бы бездна, в которой изнемогает и гибнет бесчисленное множество Русских подданных. Люди, знающие основательно это дело, уверяют, что при возведении крепости в Таганроге у Черного моря погибло более 300,000 крестьян, и еще более на Петербургских и Кроншлотских работах, частию от голода, а частию вследствие болезней, развившихся от болотистой почвы.
184. Вот все выгоды или доходы, извлекаемые Его Царским Величеством из подвластных ему стран, относительно людей.
185. Большая часть царских доходов извлекается так же, как сказано, из провианта. Повинность эта не всегда одинакова, но умножается или уменьшается, смотря по обстоятельствам и требованию войск. В прежние времена, когда гарнизоны защищали пограничные крепости от Турок, Крымских и других Татар, от Поляков, Шведов и других неприязненных соседей, и войска, находившиеся внутри государства, продовольствовались земством. Они располагались по селениям, и от каждого двора требовалась известная доля хлеба, овса и крупы, что при многочисленности войск и гарнизонов в крепостях составляло значительное количество потребляемого провианта. За тем, когда границы государства начали расширяться на Севере, способ взимания провианта удержан тот же, но с тою прибавкою, что крестьяне обязаны были доставлять хлеб в Петербург и другие вновь завоеванные местности, что, при значительном отдалении мест доставки, было гораздо невыносимее самой повинности сбора провианта. Когда по этому случаю [1120] возникли многочисленные жалобы, было решено наконец доставку провианта предоставить известным поставщикам и, вместо хлеба, взимать с земцев стоимость его. Мера эта, без сомнения, была бы великим облегчением стране, если б только дело повелось чисто. Но при этом завелась бездна мошенничества, и большие господа, которым поручалось договариваться с поставщиками, сами принимали доставку на себя, под чужими именами, выговаривая себе в контракте цену за тонну хлеба, какую хотели, так что цена за хлеб, поступавший в царские магазины, стояла гораздо выше рыночной; поэтому ожиданное облегчение стране обратилось в невыносимую ей тягость, и множество народу бежало из собственных домов. Такое угнетение страны продолжалось довольно долгое время, отчасти потому, что сам царь мало бывал внутри государства своего, а отчасти и оттого, что не было никого, кто бы захотел открыть правде глаза и оскорбить вельмож, которые были в это замешаны. Наконец нашелся человек, который бедствия страны принял к сердцу ближе собственной опасности и отважился эти злоупотребления открыть царю, хотя и таким способом, что если б он увидал, что на его донесения не обратят никакого внимания, он мог бы вынуть еще из петли свою голову и остаться неузнанным.
186. Для этого он написал жалобы от страны и разбросал их по разным местам, где, как ему известно было, должен был проходить царь. Счастье захотело послужить ему. Царь поднял одну из этих жалоб, сам прочитал ее, [1121] обратил на нее строгое внимание и обещал даже составителю ее безнаказанность и щедрую награду, если только он объявит себя и докажет справедливость всего им написанного. Тогда-то писавший открылся, начал свое дело и довёл его до того, что царь ясно уже мог видеть неверность своих чиновников. Это дало повод к огромному следствию, которое в начале 1715-го года в Петербурге поручено было ведению находящегося теперь в заключении генерала Василия Долгорукого. В нем замешаны были все знатные лица государства: генерал-адмирал Апраксин, князь Меньшиков, Петербургский вице-губернатор Корсаков, обер-адмиралитетс-гер Кикин, первый коммиссар адмиралитета Синявин, генерал-фельдцейгмейстер Брюс, двое из Сенатской Коллегии: - князь Волконский и Апухтин, и бесчисленное множество царских чиновников второго и третьего чинов. Апраксин, Меньшиков и Брюс оправдывались тем, что они редко были в Петербурге, а больше в походе, или вне государства, и потому не могли знать, что происходило у них и дома, а тем более не могли проникнуть проделки своих неверных подчиненных чиновников и помешать им. Такие оправдания этих господ, частию по кажущемуся правдоподобию их, частию же потому, что господа эти пользовались особым расположением царя, были приняты во внимание, но только с тем условием, чтобы они уже надлежащим образом поплатились из казны своей. Другие же, не имевшие возможности оправдаться, строжайше наказаны: Корсаков публично наказан кнутом, Апухтину и князю Волконскому [1122] жгли языки раскаленным железом и также били их кнутом; некоторых низших чиновников секли батогами или палками, а других сослали в Сибирь и другие отдаленные места и конфисковали все их имущества и имения. По окончании этого дела уставлен был наконец такой порядок, по которому все пути к плутням коммиссаров были обрезаны, и таким образом со страны снята была великая тягость, по крайней мере на то время, пока продолжался этот новый порядок.
187. Но еще большее облегчение получила страна, когда найдено было за лучшее, после Полтавского дела, значительнейшую часть войск расположить в Польше и порядочный также корпус кавалерии расквартировать у вышепомянутых казаков под предлогом обороны от тревожных Татарских набегов. Но так как, по заключении с Турками мира при Пруте, Русскую армию приходилось вывесть из Польши назад, а в Померании хотели употреблять её не вполне всю, то нельзя было обойтись, чтобы некоторые полки не расквартировать в России, что и пало преимущественно на Петербургскую губернию: ибо желательно было иметь войска ближе под рукою и чтобы они по возможности были бы избавлены от слишком больших передвижений. В тоже время нужно было вывести из Украйны и некоторые кавалерийские полки, чтобы показать, что на беспрестанные жалобы казаков обращено было некоторое внимание, и полки эти приказано разместить в Смоленском и Рижском округах. Сверх того и Дерптский округ обязался, еще при сдаче своей, ежегодно продовольствовать по два полка, что для [1123] войск, которые царь хотел держать тогда по близости к Петербургу, представляло весьма значительные выгоды. Новгородский округ также обязан давать квартиры лб.- гвардии Преображенскому и Семеновскому полкам, а потом и придвинутым к ним полкам Астраханскому и Ингерманландскому, на всё время, когда они бывают не в поле, каковые квартиры, впрочем, были здесь далеко не так сытны, как те, которые они занимали перед тем в Польше. Гарнизоны, размещенные прежде во многих Русских местечках России, почти все повыведены оттуда и только в крепостных городах и в самых крепостях оставлена небольшая часть земской милиции, получающей продовольствие с того округа, которому принадлежит город. Таким же образом получали часть своего содержания и поставленные в этих городах от правительства чины (каковы: коменданты, земские заседатели, коммиссары, фискалы, правители канцелярий, секретари, канцеляристы и другие канцелярские служители) хлебом и овсом, по уставленной и объявленной Его Царским Величеством раскладке. На всё это собирается с округа, по примеру, как было в 1716-м году в Киевском округе, по ½ четверика ржи и постольку же овса с каждого крестьянского двора
188. Наконец доходы, доставляемые в кассу Его Царского Величества чистыми деньгами, бывают двух родов: постоянные и изменяющиеся. В числе этих не считаются, впрочем, доходы, которые поступают к царю из тех казенных (прямо или в пользование принадлежащих царю) имений, которые исключительно [1124] назначены только на содержание придворного штата Его Величества; ибо в особенности, по крайней мере в управление теперешнего царя, никогда не бывало слышно, чтобы он пользовался хоть малостию для потреб Двора своего, или для своего удовольствия, из тех денег, которые собираются со страны, за исключением своего генеральского и вице-адмиральского жалованья, которое, как по праву заслуженное им, позволяет он себе получать из воинской кассы.
189. Есть люди, которые сумму, получаемую царем с таких его имений, определяют точно и считают её в 400,000 рублей. Но, кроме того, что трудно дознать дело, о котором сведения не собраны в одном каком-нибудь Русском приказе, или канцелярии, или в одной какой-нибудь местности, а разбросаны и их нужно доставать по всем провинциям, где находятся те имения: получить верные об этом деле сведения даже и невозможно, потому что самые имения эти подвергаются ежегодным переменам. То из них выделяется часть в пожалование какому-нибудь ревностно служащему офицеру или любимцу царя; то, по конфискации, присоединяются к ним новые имения мятежников или иных преступников, впавших в немилость у царя, и таким образом, смотря по обстоятельствам времени, имения царя получают большее или меньшее приращение.
190. Русский крестьянин, за свой двор и землю, платит в государственную казну следующие постоянные или обыкновенные подати:
В воинскую канцелярию - 25 к.
В адмиралитет - 10 к.
Рекрутских денег – 6 к.
[1125] Денежный сбор в замен поставки лошадей в губернии - 11 к.
На кирпичные заводы - 3 к.
На добывку извести - 3 к.
На материалы при постройки крепости в Петербурге - 4 к.
На почтовых лошадей - 5 к.
На содержание канцелярии – 1 к.
На чрезвычайные расходы пол копейки.
Такой сбор взимается с каждого селения, по числу дворов, как значатся они в инвентаре визитации. До 1710 года руководствовались при этом списком или реестром, составленным еще в 1679 году, в правление царя Феодора Алексеевича. Но когда соображено было, что с того времени число жителей должно значительно умножиться, в сказанном 1710 году наряжена была коммиссия, которая должна была снова, объехать всю страну и привести в известность число всех крестьянских дворов в каждом селении, с поименованием не только домохозяина, но и всех членов семейства его.
191. В 1715 году снова повелено было, чтобы уже сами земские заседатели лично ездили повсюду и все дома, которые только усмотрят они, записали в точности, что в Московской губернии и было приведено в исполнение, но в других, не знаю почему, было отложено. Однако ж все эти дознания не достаточны для того, чтобы устранить злоупотребления и разные извороты, к которым прибегают Русские дворяне, желая сделать бессильными все благие намерения и предприятия царя. Так как главнейшая часть богатства их заключается в селениях и поместьях, то ничто на свете не занимает их столько, как забота получать с этих имений доходы [1126] и на сколько возможно освободить крестьян своих от казенных повинностей, для достижения чего они не пренебрегают никакими средствами. Если, например, назначенный к ним для ревизии коммиссар человек честный, на подарки неподкупный (что в этом народе, впрочем, встречается также редко, как и трилистник о четырех листках), то они прибегают к другому приему, так, чтобы можно было такого коммиссара с зрячими глазами сделать слепым и обмануть. Сделать же это довольно легко, потому что все крестьянские избы и дворы в России складываются из положенных одно на другое бревен, которые в два-три часа можно разобрать и перенести в какое-нибудь другое место. Так как всё это правительству хорошо известно, а устранить это едва ли бы было возможно, то Сенат и заблагорассудил продолжать взимание податей по старым спискам и только в одной Киевской губернии собирать их по ревизии 1710 года: ибо вследствие новых выселений в эти места, бывших уже после присоединения Украйны под Русское владычество, число крестьянских дворов, значившихся в описи или ревизии 1679 года, умножилось до такой степени, что царская казна могла бы потерпеть большие убытки, если не принять в расчёт этой разницы.
192. Кроме этих обыкновенных податей, сельские жители и вообще земцы обязаны взносить ежегодно известную пошлину за мельницы, пруды, рыбные ловли, пасеки, за луга, сады, бани и другие подобные заведения.
193. Мельница облагается на основании ежегодного помола на ней, так что четвертая часть того, что [1127] можно получить от неё за помол, должна идти Его Величеству. Такая пропорция соблюдается верно, по таксе, которою облагаются мельницы простого народа и духовенства; знатные же люди и здесь, как и в других делах, нашли средства уверять назначаемых для определения таксы коммиссаров, что доходы их мельниц гораздо ниже действительных, и таким образом сумели умилостивить коммиссаров снисходительнее поступать с ними.
194. С бань крестьянин платит ежегодно не больше 5 алтын с каждой, каковой сбор, не смотря на свою незначительность, по множеству бань и по тому, что Русский скорее обойдется без церкви, чем без бани, составляет большую сумму.
195. На остальные угодья, как на пример: на рыбные ловли, пруды, луга, сады и т. п. определенной таксы нет, а платятся с них большие или меньшие пошлины, которыми они издавна обложены, сообразно с временем и другими обстоятельствами. Дерптская провинция, по установленному договору, уплачивает 25000 р., Рижская 600 р., Эзельская 9000 р. и Ревельская 15,000 р.
196. Русские городские жители и жители торговых местечек, кроме описанных обыкновенных податей, которые они несут наравне с крестьянами, обязаны нести еще две другие, именно: поземельные налоги и подати с имущества.
197. Поземельные деньги взимаются со всех обывательских домов, выстроенных не на белой земле, в количестве по пяти копеек в год с каждой квадратной сажени, занимаемой домом. Белой же землей называются в России такие участки, которые некогда отведены были знатным [1128] боярам или дворянам, а также и солдатам для житья, почему они и свободны от сказанной подати. Остальные участки, носящие название черных земель, обязаны платить эту подать, кто бы ни жил на них, так что и знатные вельможи, имеющие дома на черной земле, не освобождаются от оной. Но налог этот очень ничтожен сравнительно с имущественною податью, которою облагаются люди, занимающиеся торговлею, ремеслом или иным частным промыслом. Хотя налог этот относится также к постоянным доходам, но в нем ежегодно делаются некоторые перемены. Так как в частной жизни невозможно, чтобы обыватели оставались навсегда в одном положении, но чаще одни из них беднеют, а другие наживаются, то, чтобы соблюсти соразмерность, немного лет тому назад заведено выбирать из их собственной среды нескольких бургомистров, которые наблюдают за равномерностию этой подати, и чуть кто обнищает до того что не в состоянии бывает заплатить оную, слагают с него непосильную для него тягость и накладывают её на других, более зажиточных. Эти же бургомистры, при таком наблюдении за состоянием своих сограждан, имеют достаточное основание и случай взыскивать уплату и других податей таким же образом, вследствие чего бедняки заметно облегчаются, без ущерба государственной казне.
198. Всех граждан, на основании их имущества, делят они на известные классы и облагают: одних полкопейкой, других - копейкой, двумя и до рубля. Когда приближается время уплаты казенных податей, они делают такую раскладку, что если [1129] принадлежащий к самому высшему классу платит рубль, принадлежащий к низшему должен был бы платить полкопейки.
199. Несмотря, впрочем, на такое облегчение, подати граждан все-таки велики, до такой степени, что, выражаясь Русской же поговоркой, кто сидит на алтыне или 3-х копейках, должен уплачивать зачастую 20 р.-30 р. в год.
200. Гражданину первого класса обходятся они, из году в год, не считая пошлин, от 500 до 600 р. Сверх того граждане Русских городов обязаны взносить особый сбор за свои бани: простые обыватели по 1 р., а богатые купцы ведущие оптовую торговлю и бояре по 3р., и это почти единственный налог, которым обложены боярские и дворянские дома, как таковые, кои свободны от всяких других повинностей.
201. С обывателей - домовладельцев, какого бы состояния они ни были, на исправление мостовой или деревянного помоста, которым выстилаются городские улицы, в каждые 5 лет собирается еще по 5 коп. со всякой сажени по длине дома; из этого сбора, впрочем, мало или и вовсе ничего не идет в государственную казну, потому что большая часть этих денег выдается тем подрядчикам, которые принимают на себя исправление улиц.
202. Духовенство в этой стране также не свободно от казенных податей, как и миряне. Архиепископы и епископы здешние, хотя и обладают большими поместьями или богатством, но обязаны уплачивать такие же большие тягости, как и дворяне.
203. Лет 10 с небольшим назад, когда еще неудачная война с [1130] Шведами требовала значительных денежных сумм, все епископские и монастырские имения были, по совету
тайного советника и графа Мусина-Пушкина, отобраны и причислены к уделу Его Царского Величества. Но в 1711 году епископам возвратили имения их назад, ради ли удовлетворения докучливых просьб и бедствий этих голодных духовных лиц, или, может быть, ради того, чтобы по случаю предстоявшей тогда войны с Турками отнять все поводы ко внутренним беспокойствам. Но при этом правительство удержало право получать от владельцев этих имений, через каждые два года на третий, нечто в роде безвозмездного дара в 20 или 30 тысяч рублей, смотря по епархии (доходы которых, между прочим, были уже основательно дознаны). Кроме того Его Величество оставил за собою и патриаршие имения, упразднив самое достоинство это со смертию последнего патриарха Адриана и возложив отправление обязанностей по этому сану на архиепископа Рязанского, как экзарха патриаршего престола. Монастыри же не все были так счастливы, как епископы. А именно, значительные из них, предъявившие просьбы о возврате имений в то еще время, когда это благосклонное для них решение правительства было в самом ходу, без труда получили обратно отнятые у них имения; монастыри же незначительные, узнавшие о нем уже тогда, когда первая ревность правительства охладела, встретили потом значительные препятствия к получению своих имений; и даже теперь еще часто встречаются шатающиеся всюду около Сената ходатаи или просители в черных рясах и клобуках, и [1131] с великими трудами, а может быть и тщетно, ищут там того, что прежде предлагалось им же самим.
204. Белое духовенство, пользующееся обыкновенно в России меньшим почетом, чем лица других состояний, облагается и сообразным с доходом их сбором больше, чем другие граждане. Если священник имеет приход, то с каждого в приходе его дома он обязан платить по 6 копеек, хотя сам он, может быть, и не получит этого. Еще другой сбор обязан он заплатить за свой священнический сан и кроме того особый за своих детей. Наконец, так как известно, что священник не может служить обедни post concubitu sine Iotione и след. не может обойтись без бани, то банный сбор с него назначают выше сбора с мирян. Тогда как крестьянин платит за свою баню не более 15 копеек, священник за самую плохенькую обязан платить по рублю в год. - Всё это составляет доходы, которые в этом государстве можно бы считать за постоянные, хотя они по разным обстоятельствам не всякий год совершенно одинаковы. Количество, какое представляет каждый из этих налогов в отдельности, определить трудно, по неодинаковости их самих; для иностранца же, для которого доступ в высшие по счетоводству места закрыт, почти совершенно невозможно. Однако ж, нашлись такие любознательные охотники, которые сумели склонить чиновников, служащих в тех местах, сообщить им следующее состояние постоянных доходов.
[1132] Губерния или область Города Обывательские дома в городе Крестьянские дворы Доход Москва 39 17,301 236,672 1,149,687 р. С. Петербург 28 8,324 132,652 408,627 р. Киев (1) 56 1,864 25,816 114,857 р. Архангельск 20 4,302 92,298 374,276 р. Рига (2) 17 1,771 42,555 83,039 р. Азов 17 958 40,700 154,933 р. Сибирь 30 3,740 36,154 222,080 р. Казань 54 2,545 20,571 344,064 р. Нижний Новгород 10 3,694 78.562 259,581 р.
Примеч. (1) Может показаться не сообразностью, что в Киевской губернии такое множество городов и так мало в них обывательских домов сравнительно с другими губерниями, но необходимо при этом заметить, что Киевскую губернию населяют казаки, и что коренные жители тамошних городов (т.е. казаки) свободны от всяких податей. Поэтому и в приведенном числе обывательских домов считаются только те дома в этих городах, за которые Русские собственно жители обязаны платить подати их и налоги. Подобное должно заметить и об Азовской губернии, где Донские казаки, обитающие в долинах по реке Дону, также свободны от податей, и в замен того обязаны иметь бдительное наблюдение за движениями соседственных Татар.
(2) Рига и Смоленск, с принадлежащими им местечками, считаются в одной губернии или области, и обыкновенный доход с неё полагается в 83 тысячи рублей, тогда как, впрочем, доходы Лифляндии, в настоящее время, едва ли составляют и половину этого.
205. Из непостоянных доходов, важнейшая экстраординарная или чрезвычайная подать, так называемые [1133] у Русских запросные деньги (Tschaprosnie dengi), или такой налог, который можно было бы сравнить с безмездным даром (don gratuit). Подать эта налагается, когда какие-нибудь чрезвычайные случаи требуют и экстраординарных денежных издержек, как например когда предпринималась в 1711 г. война с Турками, или когда нужно было продовольствовать пограничные крепости Финляндии, Ингерманландии и проч., или наконец на что-либо другое, что не могло быть покрыто одними обыкновенными доходами. Так как случаи эти не во всякий год бывают одинаковы, то и чрезвычайная подать, после того, как Россия обеспечила себя от войны с Турцией, не была уже более так значительна, как до того времени.
206. В 1716 г. с каждого крестьянского и городского обывательского двора взимались следующие экстраординарные налоги:
На продовольствие С. Петербурга и Риги - 57 к.
На доставку потребных для Ревельского адмиралитета материалов – 24 ¾ к.
Со 100 дворов одного работника, и в добавок к нему с каждого двора - 3 к.
С 500 дворов одного плотника и в добавок к нему с каждого двора - 1 к.
На жалованье земским заседателям, судьям и другим канцелярским чиновникам, по указу, объявленному в 1715 г. Июня 28 дня. - 10 к.
Итого 95 и ¾ к.
207. Кроме приведенных выше податей, ни городские обыватели, ни поселяне, за земли свои и по имуществу, не обременяются никакими [1134] налогами. Налоги эти были бы очень легки там, где земледелец умеет пользоваться благословением, Богом ему ниспосылаемым; но они оказываются необыкновенно тягостными в стране, где крестьянин не понимает, как лучше извлечь пользу от земли своей и от собранных им плодов, и где его постоянно высасывает помещик. Угнетение духа, проистекшее из рабства, до такой степени омрачило, по-видимому, всякий смысл крестьянина, что если б ему указана была выгода экономии, и даже если б он сам ясно видел пользу ее, то все-таки не перестал бы держаться прежних своих порядков, полагая, что предки его лучше разумели дело. Что можно было бы извлечь из плодородной земли его, можно видеть в особенности, когда из России переедешь в страну казаков: хотя почва тамошней земли гораздо хуже, и сами Русские, живущие в Украйне, уже по натуре своей далеко не так прилежны и деятельны как казаки; однако ж вследствие хозяйства, которое у них ведётся почти на Польский образец, не, взирая на расквартирование войск и другие притеснения, они гораздо зажиточнее тех Русских, которые добывают себе пропитание под благодетельным покровительством господ своих.
208. Та же самая дурно устроенная экономия бывает причиною того, что многие крестьянские семейства, пришедшие в несостоятельность, из страха перед экзекуцией, которая здесь имеет значение почти как уголовный допрос, бросают свои избы и дворы и убегают в леса, умножая собою толпы раскольников (так называются те фанатики в России, которые крепко держатся древних [1135] церковных книг и которые, вследствие исправления этих книг теперешнею церковью, считают сию последнюю неправославною), или же переходят в другие области под защиту и власть какого-нибудь помещика. Но таких перебежчиков теперь неохотно принимают, потому, что по закону о губерниях (по провинциальному праву) установлено: если кто отыщет своего крестьянина в имении другого помещика, то сей последний не только обязан возвратить крестьянина прежнему его владельцу, но и заплатить ему еще деньгами, по 25 р. за каждый год, который тот пробыл у этого другого помещика. В виду такой пени, разумеется, временному владельцу приходилось плохо, потому что редкий крестьянин вносит помещику свыше 10-12 рубл. в год оброку. Но самый большой вред от таких беглых крестьян наносится их первому владельцу, потому что у него нет силы обрабатывать оставленные бежавшими участки, которые кроме того и возделывались плохо; подати же, лежащие на этих участках, он во всяком случае уплачивать должен, от чего и происходит, что когда участки эти совершенно истощатся, владелец их, по примеру бежавших крестьян, принужден бывает, наконец, предпочитать леса полям. Но такая неурядица далеко не наносит стране столь великого вреда, как злоупотребления тех земских заседателей, правителей канцелярий и канцеляристов, которым поручаются взимание и взыскание выше сказанных податей. На этих людей смотреть иначе и нельзя, как на хищных птиц, которые думают, что со вступлением в должность им в тоже время предоставлено [1136] право высасывать крестьян до костей и на их разорении устраивать свое счастие. Поэтому-то какой-нибудь писец, хотя у него, при определении на место, всего имущества едва хватало на покрытие нагого тела, в четыре или пять лет так разживается, что там, где бегут крестьяне, он скорехонько выстраивает себе каменные палаты, которых, разумеется, он не мог возвести из своего жалованья, состоявшего перед сим из 5-6 рублей в год, и только теперь, по указу Его Величества, увеличенного до 15 и 20 рублей (с целию лишить их поводов к такого рода злоупотреблениям).
209. Так как высшие чины поступают не лучше и также желают получать свою часть незаконных поборов, как и подчиненные их, то вся страна оказывается в таком положении, что когда в самые тяжелые годы, ни один двор не обязан был платить царских податей более 6 или 7 рублей, крестьянин вынуждаем был платить 13 и часто даже 15 р. в год. Поэтому один Русский, сведующий в подобного рода делах, сказал однажды: из собранных податных 100 р. наверное каких-нибудь 30 рублей поступают в казну Его Величества, остальное чиновники делят между собою за труды свои.
210. Средства, употребляемые для извлечения взяток, неисчислимы, и их также трудно исследовать, как и исчерпать море, и хотя повелением Его Величества многие из них искореняются, но чиновники с изумительною быстротою приискивают новые. Например, если комендант захочет оказать милость какому-нибудь писцу своему, он дает ему [1137] поручение объехать известный округ и удостовериться, заплатили ли крестьяне все свои подати и имеют ли в том квитанции. Как только посланный приезжает в селение, сейчас же, с неистовством, требует квитанции в уплате податей и приказывает разместить своих провожатых по квартирам. Если крестьянин не тотчас находит квитанцию (что случается очень часто, потому что страх от этих кровопийц лишает его рассудка), он должен, до отыскания ее, еще раз заплатить подать, или по крайней мере, если еще он надеется найти её, подарить писца за то, чтобы он обождал немного. Если же крестьянин находит квитанцию, то хотя он и избавляется от вторичной уплаты её, но всё-таки должен ублажить писца, кроме съестного и напитков, и деньгами за труды его, и такой прием употребляют они в особенности там, где, как им известно, сгорел господский дом, в котором хранятся, обыкновенно, все бумаги, касающиеся до имения. В этих случаях исключение на случай пожара (exceptio incendii) не помогает у таких недостойных, своекорыстных судей.
211. Кроме описанных выше податей, взимаемых со страны, Его Царское Величество получает еще некоторые другие регалии, из которых ежегодно извлекает значительные, хотя и непостоянные доходы, а именно:
1) Право монеты, принадлежащее исключительно царю, и ни под каким предлогом никакому другому князю, вельможе, или городу; и хотя в старину города Новгород и Псков также чеканили монету, но право это давно уже отнято у них. [1138] В продолжении известного времени монеты этих городов были, правда, в обращении, и даже там чеканились новые в пользу и от имени царя: но в последствии все они были изъяты из обращения, и все дело переведено в Москву. В настоящее время в Москве имеются две монетных палаты, из которых одна называется денежный, а другая монетный двор; в монетном дворе до сих пор чеканятся одни медные деньги, в такой пропорции, чтобы из каждых двух фунтов меди выделывался один рубль. В другом же чеканятся только серебряные монеты, больших и малых сортов, и при этом дворе всегда имеется пробный мастер. Считают, что оба эти двора вместе ежегодно приносят царю с небольшим 200,000 руб.
212. 2) Право продажи питей, которое царь во всех провинциях и зависимых от него областях, кроме Украйны (той части ее, которая заселена казаками) и Лифляндии, удерживает за собою. Впрочем, это право простирается только на те напитки, которые изготовляются внутри страны, каковы: пиво, мед и хлебная водка; эти питья никому, кроме уполномоченных царем и в его пользу, не дозволяется ни в кабаках, ни где-либо продавать, и если кого поймают, то за продажу пива и меду штрафуют деньгами, а за продажу водки жестоко наказывают и телесно.
213. Так как Русский народ больше, чем какой либо другой, любит крепкие напитки, то легко понять, что доход по этой части должен быть очень велик; к тому же в кабаках такой уже обычай продавать всё вдвое дороже, вследствие чего большая часть народных денег [1139] привлекается обратно в царскую казну. А так как, рабочие Русские, равно как и солдаты, половину жалованья получают продовольствием и другую только деньгами, то они и не очень-то берегут сии последние; а несут большую их часть в кабак и хотя в среде Русских есть не пьющие решительно никаких крепких напитков, но большинство их считает недостаточно добрым христианином того, который захотел бы воздержаться от вина на масленице, или в какие-нибудь другие большие праздничные дни.
214. При таких обстоятельствах, считают ежегодный доход, получаемый от кабаков, или питейных домов во всем государстве, близко к миллиону рублей.
Москва одна приносит более ста тыс. р.; другие же города, которых во всем государстве считается 325, смотря по величине населения - 40,000 30,000, 20,000 и 10,000 р.; маленькие от одной до двух тысяч рублей. Доход этот был бы еще гораздо больше, если б боярам и дворянам не дозволялось привозить водку из собственных запасов в Москву и Петербург; потому что под этим предлогом все их слуги торгуют этим товаром, и так как они, получая всё-таки большую прибыль по высокой цене на водку, продают её дешевле, чем в казенных кабаках, то и легко находят покупщиков. Мне известно, что из одного посредственно - зажиточного дома, в один год, продано было таким образом более 100 ведер водки, что причинило убытку царским интересам по крайней мере на 900 р., из чего уже можно судить, что должны получать знатнейшие и [1140] обширнейшие господские дома. Сюда следует отнести также
215. 3) Продажу табаку, которая также никому в целой России, кроме царя, не дозволяется. Впрочем запрещается собственно торговля только Английским и казацким, или отечественным, табаком; но Турецкий, привозимый из Константинополя через Киев, и нюхательный табак, может всякий покупать и продавать свободно. И Английский, впрочем, табак позволяется Немецким купцам продавать потихоньку, в особенности при снисходительности
знатных господ, которые сами берут этот табак у этих же купцов, когда пожелают выкурить что-нибудь получше; потому что в царских лавках ничего нельзя найти, кроме гнилого товара. Продавать отечественный табак в собственно так называемой России (не считая Украйны и Лифляндии) составляет право только одного царя, и те, которых поймают в такой продаже, строго наказываются денежно и телесно. Хотя, в этих случаях, не помогает никакое оправдание, в роде например того, что табаку запасено для своего собственного употребления (потому что и это также строго запрещается) но все эти препятствия не мешают однако ж тому, чтобы и в этом деле не было тайной продажи, если еще не больше, чем в торговле вином, так как прибыль весьма значительна (например: в Украйне купишь на копейку, а в Москве продашь за 6, за 8 копеек) то многие Русские соблазняются ею и решаются идти под кнут, лишь бы приобрести кусок хлеба таким легким способом.
216. 4) Подобные же монополии принадлежат царю и в продаже [1141] поташа, вайдовой золы, рыбьем клее и дегте, и так как эти продукты приказывает он продавать по какой угодно ему цене, то и они доставляют ему немаловажную выручку. Если товары эти найдут у частного купца, его также штрафуют, но только отобранием у него запрещенного товара.
217. 5) В 1716 году, когда царь уехал в Голландию, вышло повеление, чтобы никто из частных лиц не покупал юфти и чтобы все сыромятники или кожевники продавали юфть назначенным для того коммиссарам, и именно по 4 р. за пуд. Эти скупщики-коммиссары доставляли юфть в Архангельск, где, по той же цене, продавали ее иностранным купцам, но с тем, чтобы купцы эти рассчитывались Альбертс-талерами, считая талер по 80 копеек, и уплачивали их непременно - в Голландии. Распоряжение это последовало от части потому, что
вексельный курс в Голландии в то время был очень высок, так что нельзя было пересылать Его Величеству деньги без значительного убытка; от части же для того, чтоб попробовать, какая выйдет из того польза. Так как первая из этих причин миновалась, и при том заметили, что кожевники, опасаясь, что монополия продолжится, стали выделывать юфть меньше прежнего, то сказанное распоряжение отменено, и торговля юфтью стала опять свободна.
218. 6) Все солеварни по всей России также составляют собственность царя. В прежние времена их было очень много в Русском государстве, но позднее все они были брошены, кроме трех: Строгановских, Бахмутских и Сибирских. Первые находятся в Казанской губернии и [1142] называются так по прозванию одного богатого Московского купца, Строганова, фамилия которого и теперь еще там в большом почёте. Этот Строганов, купивши солончаки, нашел средства основательно и дельно разрабатывать их и упросил царя, чтобы он велел позакрыть все незначительные солеварни, обязавшись при этом добывать такое количество соли, какое потребно для всей России и возможно дешевле. На таких условиях и держал этот купец солеварни несколько лет, но затем он возбудил зависть знатных вельмож, которым богатство его кололо глаза и которые повели дело так, что управление солеварнями у Строганова было отобрано; но так как солеварни эти находились в его имении, то царь приказал с каждого пуда соли, добытой из Строгановских солеварень, уплачивать ему из казны по 1 ½ копейки что одно составляло в год 20,000 рубл.: из этого легко заключить, какую громадную отсюда прибыль извлекал сам царь.
219. Сибирские солеварни разрабатываются плохо, и добывается из них соли только то количество, какое требуется в областях самой Сибири и для соседственных с нею Татар.
220. Бахмутская солеварня при реке Доне принадлежит собственно Татарам и доставляет до сих пор в царское казначейство около 30,000 р. в год. Но полагают, что здесь также много воруют и что доходу с этих солеварень можно бы получить вдвое больше. Так, в начале 1717 г., комендант Бахмутской, князь Дмитрий Кольцов-Мосальский, за злоупотребления по этой части, взят под стражу, за тем [1143] привезен в С. Петербург и публично повешен. Тело его, для устрашения других, оставлено было на виселице целые два месяца. Ходатайство и кредит графа адмирала Апраксина, брат которого, сенатор, также был замешен в этом деле, не помогли виновному.
221. 7) Царь имеет также монополию на все Сибирские товары, а в их числе считаются не только те, которые и добываются в Сибири, но и те, которые привозятся из Китая, через Сибирь, в Россию. Важнейшие из этих товаров суть: черная и всякая другая лисица, соболь, росомаха, горностай, рысь и другие подобные меховые товары; за тем Китайское золото, рыбья кость, зубы мамонта, Китайские материи и пр. и пр. Купля и продажа всех этих товаров запрещена, как в Сибири, так и в России. Для этого в тех местах, через которые необходимо проезжать из Сибири в Москву, установлен самый точный и бдительный надзор, чтобы ничего из поименованных товаров не провозилось на счёт частных лиц, так что, если надсмотрщики-офицеры и воеводы, или земские заседатели в городах, чуть только заподозрят кого из проезжающих, то отдирают и свидетельствуют даже колесные шины и санные подрезы. Особенно строже стали следить и осматривать проезжающих с тех пор, как открыли, что некоторые путешественники запрятывали целые ящики золота во внутренность больших рыб-белуг, ловящихся в Сибири, и таким образом повывезли из страны довольно значительное количество золота. Оттого и происходит, что за вещи, которые в Сибири дешевы до смешного, в России [1144] платится чрезвычайно дорого, и по истине счастливым может считать себя тот, кто получит от губернатора паспорт выехать из страны без осмотра, если только конечно он имеет деньги, или кредит, чтобы закупить что-либо там. Но, несмотря на то, что торговля эта частным лицам строго запрещена, Сибирские губернаторы, неограниченно правящие страною, мало обращают на это внимание и наблюдают в торговле Сибирскими товарами свои выгоды более, чем счеты царские, от чего они и возвращаются из этой страны (во всех других отношениях совершенно бесплодной) с необычайным богатством. В этом обвиняли даже и теперешнего губернатора, князя Гагарина, которого поэтому в 1715, 16 и 17 годах вызывали в Петербург и который, при отъезде моем, в последний раз, из Петербурга, находился там еще под стражею.
222. 8) Все другие товары, свободные в торговом обращении, должны быть также оплачиваемы известною пошлиною при ввозе их и вывозе. Хотя во всех Русских городах находятся известные таможенные, или пошлинные лавки, где купец оплачивает известною пошлиною покупаемые или продаваемые в тех городах товары; но собственно больших, или главных таможень считается в России не более пяти, и именно: в Архангельске, С. Петербурге, Астрахани, Киеве и Москве. В Архангельске и Петербурге взимается пошлина с товаров, прибывающих в Россию из Пруссии, Англии, Голландии, Дании, Франции, Гамбурга и из других приморских городов, а равно и с товаров, отправляемых из России [1145] во все эти города; в Астрахани взимаются пошлины с Персидских, и в Киеве с Турецких товаров; в Москве наконец снова взимаются новые пошлины на бирже со всех товаров, которые стекаются и собираются сюда изо всей России.
223. Вот почти все главнейшие выгоды, или доходы, которые ныне правящий царь извлекает из своего обширного государства, и на этот раз я не упоминаю здесь только о тех, которые этот монарх собственным своим прилежанием и образованием находил себе в добывании материалов необходимых на постройку кораблей и различных зданий.
224. Но хотя Русское государство приносит царю так много, что он, при чрезвычайно тягостной войне и при множестве перемен и предприятий, не только не прибегал к заграничным займам (как уже упоминал я об этом) но и не имел до сих пор надобности выпускать ассигнации, тем не менее Его Величество мог бы извлечь из подвластных ему стран несравненно больше, если б только он окружил себя мудрыми и верными советниками и финансы всех провинций своих поставил бы на Немецкую ногу; ибо именно от этих-то причин и происходит ежедневно возрастающий недостаток в деньгах, который, впрочем, вновь учрежденным в настоящее время казначейством (Rentkammer) несколько уменьшается, и доходы начинают принимать лучший вид. Но кроме того, что 10 или 12 иностранцам трудно и даже не-
возможно привести такое дело, в незнакомой им стране, в лучший порядок, царь в упорстве своей нации и в любви её к неправде [1146] встречает еще величайшие препятствия к тому, чтобы вполне достигнуть предположенной им спасительной конечной цели.
225. 11 Декабря праздновали Андреевский торжественный день. Кавалерами этого ордена были тогда царь, короли Датский и Польский, князь Меньшиков, адмирал Апраксин, великий канцлер Головкин, генерал-федьдцейгмейстер Брюс, генерал князь Репнин, Польский граф Вицтум, генерал Вейде; позднее были приобщены к ним: вице-канцлер Шафиров и тайный советник Толстой.
226. Царица также возложила на себя свой новый орден на этом празднике. Он состоял из белой ленты с надписью: «За любовь и верность Отечеству».
227. Царица, по великой любви своей, следовала за супругом на берега реки Прута и когда вся армия, вместе с обоими Императорскими Величествами, находилась там в самых стеснительных обстоятельствах, то она послала (одни полагают без ведома царя, другие же,
будто с тайного его согласия) к великому визирю гонца, с предложением громадной суммы денег (которую она впоследствии и заплатила), если только он согласится заключить с царем договор. Когда великий визирь согласился на такую лестную для него просьбу и вошел в переговоры (а позднее мудростию царя заключен был и мир) то он послал в Русский лагерь своего уполномоченного, которому между прочим поручил испросить дозволение у царицы увидеть её, потому что визирь сомневался в ее присутствии и не верил, чтобы женщина, из любви к своему [1147] супругу, пустилась в такой опасный поход. Вспомнив об этом событии не задолго до праздника, царь пожелал, чтобы царица, на всегдашнюю память об оном, возложила на себя помянутый орден.
228. 20 Декабря прибыли наконец благополучно в Петербург барон Шафиров и тайный советник Толстой из своего досадливого Турецкого посольства.
229. Один Русский священник, по имени Фома, дерзнул в Москве открыто проповедовать против Русской религии, против чествования икон и прочих подобных вещей. В начале духовенство увещевало его отказаться от своего лжеучения; но когда он всё-таки не обращался на истинный путь и даже в праздник Св. Алексия вторгся в церковь во время общественного богослужения, изрубил топором в щепы иконы сказанного святого и Божией Матери и при этом начал было еще сильнее объяснять народу нелепости Русской веры, его схватили, посадили в тюрьму и, после наряженного совещания и суда над ним, в начале этого месяца, сожгли в Москве живого, при чем он, держа в огне руку с топором, согласно приговору, обнаружил непоколебимую твердость во всё время, пока пламя пожирало его тело и до последнего издыхания не переставал проповедовать народу. Рассказывали, что он был из раскольников, из той секты, которая совершенно отделилась от Русской церкви, удержав только некоторую обрядность и адиафору (adiaphora), и скрывается в лесах и других удаленных местах. Эти сектаторы впрочем сполна уплачивают свои подати, только не желают находиться [1148] в таком рабском повиновении, как Русские, и в остальном во всем ведут жизнь безукоризненную. Их часто преследовали, с целию искоренить их; но до сих пор это оказывалось невозможным, и так как недавно еще настигли триста человек этих раскольников и загнали их кучею в одну церковь, чтобы позабрать их, то они не сдались в руки, а зажгли церковь и сами все побросались в пламя. После этого царь уже приказал оставить их в лесах и, пока они не будут распространять свое учение между Русскими, не преследовать их.
230. В конце этого года приехал Калмыцкий посол с довольно странным поручением. Несколько лет тому назад, князь Меньшиков подарил Калмыцкому хану прекрасную из Англии выписанную карету; теперь хан обращался через этого посла с презабавною просьбою, состоявшею в том, что так как одно колесо у этой кареты изломалось, то не может ли князь прислать ему новое. Придворный лагерь этого хана состоит обыкновенно из голых юрт и палаток, которые он переносит из одного места в другое. По рассказам приехавшего посланца, хан его дает в сказанной карете аудиенцию посланникам соседних государств и пирует в ней в торжественные дни. Дышло у кареты он нашел ненужным и велел отрубить его.
231. Января 3-го царь послал Русского подполковника в Пиллау, что близь Кенигсберга, с поручением привезти оттуда Голштинский глобус санным путем на огромных скалках или катках, в Ригу, откуда прямо уже водою доставить оный в Петербург. Перевозка [1149] этого глобуса сушею наделала несказанное множество хлопот, потому что местами приходилось вырубать целые деревья, чтобы удобнее и просторнее проложить дорогу огромной машине, которую разобрать по частям было невозможно. Глобус этот стоит теперь в Петербурге в том здании, которое было жилищем слона.
232. Января 8-го умер карлик, бывший в услужении у царя и очень им любимый, почему царь и приказал устроить ему торжественные похороны. Впереди шли 4 Русских священника, облаченные в великолепные ризы, потом хор из 30 певчих, за которыми следовали 2 маршала, предшествуя телу.
233. Гроб обтянут был черным бархатом, и везли его на санных дрогах шестернею премалорослых вороных лошадок; позади на дрогах сидел карлик, лет 50, брат умершего и поддерживал гроб, охватив его руками. Тотчас за телом шли 12 пар карликов, держась попарно за руки, одетые в черные кафтаны, с длинными, по земле волочившимися, мантиями и обшитые флером. Еще красивее была процессия карлиц: они шли за карликами в таком же порядке, и по росту размещены были на подобие органных дудок. Наконец Его Величество, со всеми своими генералами, министрами и другими чинами заключал шествие.
234. При наступлении дня нового года по новому календарю, царь в 4 часа утра отправился в церковь, и так как день этот считается одним из самых больших праздников, то царь сам пел в церкви и читал пред алтарем Апостол, что обыкновенно делает он [1150] теперь со времени упразднения патриаршества. Когда богослужение кончилось и царь возвратился домой, стреляли из всех крепостных пушек. Мы поздравляли царя, царицу, царевен и были все допущены к целованию их рук, после того как из собственных рук Его Величества выпили все по чарке водки. После обеда царь со всеми знатными Русскими отправился славить, что и продолжалось целые восемь дней. Это такой Русский обычай, которого царь уничтожать не хотел. Русское слово славить означает праздновать, чествовать, или благодарить Бога, и совершается этот обычай таким образом. Двое Русских идут впереди с известным железным снарядом, похожим на литавры иди бубны (колотушка, которою колотят по этому инструменту, для смягчения звука, обтягивается сукном); за тем следует царь со всем духовенством и великою свитою князей и бояр. Все это общество едет на санях и посещает всех знатных придворных. Прибывши к кому-либо в дом, начинают пением Русской молитвы: Тебе Бога хвалим, потом пожелание счастия с новым годом и по окончании славления является хозяин, подает царю, как главному здесь священнодеятелю, почтенную признательность деньгами и приглашает гостей за стол, за которым щедро угощает разными кушаньями и напитками. Гости во всяком доме посидят так часа два слишком, и в день сделают пять-шесть визитов, которые, благодаря присутствию царя, доставляют духовенству значительную прибыль.
235. 17-го числа у Русских был особенно священный и знаменитый [1151] праздник трех царей и водосвятие, совершаемое у них с особенным великолепием. Утром в 7 часов началось богослужение, продолжавшееся до 10-ти, а между тем 7 батальонов Преображенского полка вышли на замерзшую реку Неву и построились там в каре. Его Царское Величество, в кафтане начальника гвардии, и царевич, в качестве её сержанта, сами присутствовали тут. Посреди каре вырублена была во льду прорубь, и вокруг нее возведена красная беседка или палатка, со сводами, сходящимися на верху. Около палатки устроены были еще особые перила, обитые красным сукном. По окончании служения в церкви, началось шествие из церкви на лед, возвещенное звоном во все колокола. 4 священника, с горящими факелами, предшествовали досточтимому архиерею, который нес распятие, унизанное сплошь драгоценными камнями и которому сопутствовали два другие священника. За ним шли множество попов и невероятная масса народу. Все духовенство во время шествия пело, будучи облачено в богатейшие церковные ризы. Когда процессия прошла мимо царского полка, и царь приветствовал ее своею шпагою, она направилась к упомянутой палатке и, вступив в оную, начала совершать там молебствие и за тем водосвятие; по окончании водосвятия раздались выстрелы изо всех пушек, и войска произвели троекратные ружейные выстрелы. Между тем священники черпали из проруби освященную уже воду, давали пить оную толпившемуся вокруг народу и окропляли подносимых детей. Когда духовенство двинулось в обратное шествие, простой народ с неудержимою [1152] ревностию бросился к проруби, черпал из нее воду сосудами и расходился домой с великою радостию. Тут же приползли разные калеки, хромые и недужные и тоже черпали и пили из проруби святую воду.
236. Начало этой церемонии, должно быть, исходить от древних Греков, и в России она в ходу уже с давних пор. Русские придерживаются ее с такою ревностию, потому что у них главнейшее лекарственное; и целительное средство состоит в речном купаньи, вследствие чего ежегодно они благодарят в этот день Бога за такую милость Его и снова освящают текущую воду. Прежде в этот день царь должен был сопровождать патриарха, помогать ему воссесть и сойти с коня; но ныне правящий царь дал духовному сословию новое положение и ограничил его власть и значение. Большая часть доходов духовенства уменьшена до третьей доли, и само оно с великим трудом едва отстояло покамест свои бороды.
237. В конце Января привезен из Москвы в Петербург граф Пипер, который за тем и заключен в Шлиссельбургскую крепость. Причина такой немилости к нему была следующая.
238. В 1712 году Русские, усмотрев пять Голландских купеческих кораблей у Гельсингфорса, приняли их за Шведские и по оплошности и торопливости сожгли их; уплаты же за такой вред Голланды до сих пор тщетно домогались. Сообразив, что поводом к такому ошибочному сожжению кораблей, были корабли Шведские, стоявшие в то время также у Гельсингфорса, и что с другой [1153] стороны граф Пипер сделался ненавистным при Русском Дворе, а перед пленом своим причинил Русским много вреда и забот, пришли к заключению: нельзя ли как-нибудь взять с этого графа требуемую на удовлетворение Голландцев сумму, почему и приказано было объявить ему, чтобы он или представил 50,000 рубл. или же отправлялся в отдаленнейшие места. Сибири. Хотя граф дал с своей стороны вексель в 50,000 р. на жену свою, проживавшую в Швеции, но уплата этих денег была возбранена Шведским королем, под опасением строжайшего наказания, вследствие чего и граф Пипер содержался в тюрьме, еще строже прежнего.
239. Около этого времени Киевский губернатор донес царю, что Крымские Татары пришли опять в движение и подходят ближе. Эта сволочь обыкновенно начинает свои неприязненные действия по возбуждениям Порты. Года два тому назад, они с яростию вторглись во владения царя и угнали к себе в плен свыше 12000 челов. Хотя Порта, по предъявленным со стороны царя жалобам, и приказала мурзе или Татарскому военачальнику возвратить полоненых людей; но мурза возвратил только 2000 стариков и старух, объяснив, что остальные разбежались или повымерли.
240. Его Царское Величество, ради защиты страны своей и границ от этих Татар и их скопищ, издал повеление, по которому уже несколько лет Украйнская армия и множество крестьян постоянно работают при крепостях в Киеве, Чернигове, Полтаве и в других местах, и над устройством новой крепости в 4 милях от Полтавы.
[1154] 241. В Петербург приехало посольство от Донских казаков. Лет шесть тому назад, когда Его Величество объявил в своих землях большой набор, 30.000 молодых крестьян бежали в землю Донских казаков и пристали там к разбойничьим шайкам.
242. Царь обратился с воззванием к своим поданным возвратиться назад, но получил в ответ отказ; поэтому он отправил генерала Долгорукова и двух других князей, в качестве послов к казакам, и приказал еще раз увещевать их выдать его подданных. Но казаки и вначале приняли не хорошо этих уполномоченных царя, а впоследствии перебили их всех, со всеми, кто при них был, и за тем двинулись к Азову и осадили его.
243. Это уже побудило царя послать против этих разбойников генерал-лейтенанта Долгорукова, с 12 000 опытных солдат, чтобы усмирить этот народ и отомстить за смерть брата Долгорукова. Генерал-лейтенант Долгоруков был счастливее брата: он дважды разбил казаков в поле, прогнал их от Азова и преследовал до того, что заставил просить пощады и подчиниться владычеству царя. Из этого народа царь извлекает известную теперь пользу, но считает еще преждевременным обучать их воинскому делу по Немецкому образцу; в случае же надобности в наезднических отрядах, он призывает их и наделяет оружием, которое и отбирается от них по окончании похода.
244. Большой маскарад, к которому весь Двор готовился уже три месяца, праздновался наконец [1155] 27 и 28 Января и так как подобного маскарада, может быть, никогда не бывало на свете, то я не могу не коснуться здесь, хотя вкратце, главнейших его обстоятельств.
245. В детстве у царя был учитель чистописания, некто Зотов, которого он, семидесятилетнего уже старика, сделал потешным советником (lustiger Rath), произвел в шутку в патриархи, потом, в таком же смысле, даровал ему княжеское достоинство и наконец объявил папою, в каковом качестве царь и женил его, когда ему было уже 84 года, на здоровой и бодрой еще 34 летней вдове. По случаю этой-то свадьбы и назначен был маскарад из 400 человек обоего пола, в котором каждые 4 лица должны были иметь свой костюм и особый музыкальный инструмент, таким образом что все вместе должны были представить 100 различных костюмов и звуков всех, преимущественно Азиатских, наций. Те четыре особы, которые должны были приглашать на свадьбу, выбраны из самых сильных заик, каких только можно было отыскать в России. Свадебным маршалом, шаферами, дружками и другими свадебными прислужниками выбраны окаменевшие уже от лет старики, которые не могли ни стоять, ни видеть что либо; а в скороходы назначены такие тучные особы, которых нужно было водить, по тяжести их тела, и которые почти всю жизнь свою возились с подагрою.
246. Подставной царь Московский по одежде представлял собою царя Давида, но вместо арфы ему дана была обтянутая медвежьей кожей лира, которою он должен был потрясать в поезде. Как важнейшее [1156] лицо, его везли на особых козлах, приделанных к огромным саням, и на 4-х концах этих козел посажено столько же огромных диких медведей, которых приставленные нарочно для того люди кололи острыми рогатинами и заставляли страшно реветь, как только царь Давид, а по его примеру и все остальное общество, начинали свою дикую музыку, неистово заглушая друг друга.
247. Сам царь одет был Фризским крестьянином и вместе с тремя другими генералами искусно выколачивал на барабане. При такой обстановке и под звон колоколов, маски сопроводили неровную брачную чету в главную церковь и поставили ее пред алтарем, где и обвенчал ее столетний священник. Перед этим последним, потерявшим уже зрение и память, и еле стоявшим с очками на носу, держали две свечи, и в уши кричали ему какие он должен был читать молитвы перед брачною четою. Из церкви процессия отправилась в царский дворец, где веселое пированье продолжалось несколько дней и сопровождалось катаньем на санях, во время которого также проделывались разные забавные потехи; но дальнейший рассказ о них был бы утомителен, и описанного довольно, чтобы показать, что при всех тяжких заботах своих по управлению, царь может думать и о забавах и обладает богатою для того изобретательностию.
248. В Марте месяце приехал из Украйны в Петербург принц князь Кантакузен (conto Cantaguseno).
249. Четыре несчастные князя, изгнанные из стран своих, отдались под покровительство царя. Первый из них Молдавский господарь Кантемир, [1157] имеющий двух сестер. Старшая из них замужем за господарем Валахии, около 3-х лет тому назад, убежала из Турецкого плена с двумя сыновьями своими; супруга же ее задушили в Константинополе. Старшего сына его, которого в 1718 году я видел в Петербурге, царь взял к себе в лейб- гвардию. Кантемир этот имел еще другого брата, который тайно проживает в Константинополе и ведет с ним переписку. Другой из несчастных князей, принц князь Кантакузен, женат на второй сестре помянутого Молдавского господаря и также бежал с своим шурином сюда из Молдавии, оставя там более 4 бочонков золота. За особенно усердную службу и достойное поведение царь очень любит его, сделал его своим генерал-маиором и дал пенсион в пять тысяч рублей. Он заведывает теперь одною из Украинских крепостей. Третий несчастный был князь Милитецкий (Имеретинский), лишенный своих земель в Грузии царем Персидским и умерший в Москве.
250. Четвертый несчастливец единственный сын последнего князя Милитецкого, будучи генерал - фельдцейгмейстером царя, захвачен был в плен при Нарве и умер в Стокгольме. Царь обещал отцу, по окончании Шведской войны, послать его с несколькими тысячами войска в его наследственные земли и отнять их обратно силою оружия. Это намерение прогнать тамошнего узурпатора и теперь еще имеется в виду, и Молдавский господарь говорил мне, что если Русские внимательнее отнесутся к этому делу, то можно рассчитывать на успех в Грузии, ибо [1158] шах неохотно вступит из-за неё в войну.
251. Этот шах, человек лет 40-ка, чрезвычайно миролюбивого нрава, предан только удовольствиям, и все столкновения с Индейцами, Турками и проч. постоянно устранял от себя с помощию правителей своих и денег, и хотя он называл себя сам шанишахом, т.е. императором императоров, но боялся Турецкого султана до того, что во всех случаях титуловал падишахом, т. е. титулом выше императорского; и хотя Турки оттягали у Персов столько прекрасных стран, каковы: Мидия, Ассирия, Вавилон и Аравия, но вот уже в течении 80 лет Персы не решались вступать с Портой ни в какие военные действия для возвращения отторгнутых стран.
Весенние месяцы (в Петербурге) проведены были в более ревностном против прежнего приготовлении к морской кампании, и несколько новых военных кораблей спущены на воду.
252. 7 Июня скончалась новорожденная царевна, третья дочь царя. 9-го числа царь отправился в Кроншлот, куда последовали и мы на галере, но вследствие сильной бури, два дня и две ночи, без огня, без постелей, без еды и питья, должны были простоять на якоре на этом открытом судне. Когда наконец мы прибыли к Кроншлоту, царь приказал пригласить нас в увеселительный домик его, в Петергоф, лежащий на Ингерском берегу, и по обыкновению угостить нас. Мы проехали туда с попутным ветром, и за обеденным столом до такой степени нагрелись старым Венгерским вином (хотя Его Величество при этом щадил себя), [1159] что, вставая из-за стола, едва держались на ногах, а когда должны были еще осушить по одной кварте из рук царицы, то потеряли всякий рассудок, и в таком положении нас уж поразнесли на разные места, кого в сад, кого в лес; остальные просто повалились на земле, там и сям.
253. В 4 часа после обеда нас разбудили и опять пригласили в увеселительный домик, где царь дал каждому из нас по топору и приказал следовать за ним. Он повел нас в молодой лесок, где указал на деревья, которые следовало срубить для проведения аллеи прямо к морю, длиною шагов во сто, и приказал нам сваливать те деревья. Он сам начал работу тут же, и хотя нам (нас было семеро, не считая самого даря) эта непривычная работа, при нашем далеко нетрезвом еще состоянии, была крепко не по сердцу, однако ж мы рубили так бойко и бодро, что в какие-нибудь три часа аллея была готова, и винные пары совершенно улетучились из нас, при чем никто из нас не причинил себе никакого вреда, кроме министра 11…. , который совершенно бессознательно рубил одно дерево и, падением другого, сшибен был с ног на землю и исцарапан.
254. После устной благодарности получили мы и действительную награду за ужином во вторичной такой сильной выпивке, что без памяти разбрелись по своим постелям; но едва успели мы вздохнуть часа полтора до полуночи, как явился известный царский Фаворит, извлек нас из наших перин и волей неволей [1160] потащил в покой спавшего уже со своею супругою одного Черкасского князя, где мы, перед его постелью, нагрузились снова вином и водкою до такой степени, что на другой день никто из нас не мог припомнить, кто принес его домой.
В 8 часов утра нас пригласили во дворец на завтрак, который состоял из доброй чарки водки, и за тем повели вниз к подошве одной горы, лежавшей перед дворцом, где один крестьянин держал в поводу восемь жалких крестьянских кляч, без седел и стремян; крестьянин этот и помог нам взобраться на приготовленных нам лошадей.
Один знатный Русский, в качестве маршала, поехал впереди нас, и мы погнали наших тощих кляч (которые все вместе не стоили и 4-х рейхсталеров) палками так усердно, как только могли, и взобрались таки на гору. В этом забавном поезде были мы на виду у обоих величеств, которые стояли возле окна. Проездивши с час времени везде по лесу и охладив несколько жар наш полной ведеркой воды, вернулись мы назад и за обеденным столом опять - в 4-й раз, выпили препорядочно. Так как ветер был довольно силен для предстоявшего досадного морского путешествия, то нас поместили на царской крытой шюте 12, в которой царица с своею Фрейлиною заняли каюту, а царь с нами оставался на открытом воздухе и обнадеживал, что, не взирая на порывистый противный ветер, в 4 часа мы будем в Кроншлоте.
Но, пролавировав в море около двух часов, мы застигнуты были [1161] такою страшною бурею, что царь, забыв все шутки, сам принялся за руль и в этой опасности обнаружил не только большое знание в маневрах, но и необыкновенную физическую силу и непоколебимость. Царица, по причине волн, бивших через все судно и проливного дождя, проникавшего в ее каюту, перенесена была на приподнятые лавки, и в этом затруднительном положении оказала тоже особое величие души. Каждый из нас предался вполне на волю Божью и утешался тем, что погибнет в сообществе с такими высокими и дорогими особами. Особенно быстро прошел в нас весь хмель, и мы преисполнились помыслами покаяния.
Четыре бойера, на которых находился придворный штат царицы и наша прислуга, разбросанные, были прибиты к берегу; наше же судно, по особенной прочности его и искусству опытных моряков, после семичасовой опасности, загнано было в Кроншлотскую гавань, где царь оставил нас, проговорив: «Покойной ночи! Забава была чересчур уж сильна!» На другой день он впал в лихорадку. Так как целый день дождь мочил нас до нельзя и, кроме того, целые 7 часов мы сидели по пояс в воде, то мы развели на острове огонь и, не имея с собой ни платья, ни постелей, ни каких других вещей, которые все остались у прислуги, совершенно нагие, покрылись добытыми у крестьян суровыми санными покрывалами, и во всю ночь имели достаточно времени, греясь у такого камина, высказывать наши размышления о бедности и треволнениях человеческой жизни.
[1162] После этой прогулки все мы заболели лихорадкой, или другими недугами, и лишены были счастия видеть, как 16 Июля царь отправился с своим флотом в море, хотя после, в Августе, мы последовали сухим путем за ним в Ригу и застали там Английский флот, стоявший под начальством адмирала Норриса.
255. В проезд мой через Нарву я нашел этот город все в том же плачевном состоянии, как и в прошлом году, с тою только разницею, что с того времени возвратилось туда до 70-ти семейств пленных из Казанской и Астраханской областей. Семейства эти были в самом бедственном положении, едва имели насущный хлеб и вовсе без денег, чтоб исправить свои разрушенные дома, или начать какую-нибудь торговишку или оборот. Уведенные также в плен из совершенно разрушенного и разоренного города Дерпта и теперь снова возвратившиеся на родину жители этого города также проживают большею частию в Нарве. Таким образом, в настоящее время, из всего бывшего Нарвского и Дерптского населения, возвратилась на родину, как я выше уже упомянул, только шестая часть.
256. Когда город Нарва взят был осаждающими, и Русские бросались истреблять в нем всё, что им попадалось, царь с великим усилием мог воздержать их от дальнейших неистовств. И теперь еще показывают стол, на который царь бросил, будто бы, свою окровавленную шпагу и сказал: «Это не Шведская, но Русская кровь, которую я пролил, чтобы спасти вашу жизнь и жизнь сограждан ваших!»
[1163] 257. Перед городом есть высокий естественный обвал (водопад) в реку Нарву, у которого в изобилии ловится семга.
258. Между Ингерманландскими крестьянами есть особый род, не Русские и не Ингры, которые говорят смешанным языком, держатся особых верований и многих обычаев, имеющих сходство с Иудейскими. Хотя у них и есть евангелические священники, но крестьяне эти, помимо воли священников своих, уходят в разные времена года в кустарник, освящают там по своему деревья, за тем рубят их, варят себе на этих дровах известное количество пива и до тех пор не выбираются из кустарника, пока не выпьют всё; под конец складывают из тех же деревьев костер, сажают на него живого петуха и сожигают его вместе с костром.
259. По эту сторону Нарвы, я нашел качество почвы и хлеб в поле гораздо уже лучше, чем в Ингерманландии, и в добрые времена страна эта вела довольно значительную торговлю хлебом. Иностранцы покупают Эстляндский хлеб предпочтительно перед Польским, и перед всеми другими, потому что крестьяне сушат его в теплых овинах, вследствие чего его нет надобности провеивать в продолжении 3-х и даже 4-х лет.
260. Война оставила мало селений в Эстляндии, и жилые избы стоят очень разбросано. Часто на двух-трех милях увидишь одну церковь, которая обыкновенно стоит на горе.
261. Страна, по причине недостатка в народе, не заселена даже и на четвертую долю, и по оставшимся еще развалинам можно судить, какое громадное множество дворянских [1164] и крестьянских домов истреблены пламенем войны.
262. Самое бедственное время, выстраданное этою страною, было в начале последней войны; ибо тогда царь, не рассчитывая еще непременно удержать эти земли за собою, чтоб нагнать страх на Шведов, выслал сюда Калмыков и Татар, которые страшно неистовствовали. Жители страны - рабы. Принимая под свою власть это княжество, царь укрепил за дворянами все их древние привилегии и отменил прежнюю редукцию (Reduction), от которой во всей Эстляндии свободны были только 20 поместий. Таким образом теперь дворянство спокойно владеет своими поместьями; они имеют по крайней мере обеспеченное существование, хотя впрочем мало наличных денег. Во времена редукции, когда дворянам приходилось и собственные имения свои брать у короля в аренду, они сделались хорошими хозяевами. Король Шведский, во время последней войны, взял с Эстляндии 1500 офицеров, и во всей стране остались только двое дворян, которые не служили.
263. Вся Эстляндия платит ежегодно контрибуцию царю в 25000 рублей; но кроме того всякий съёмщик, или арендатор коронных имений, вносит царю за каждый гакен, или 60 моргенов земли 13, по 40 рублей в год.
264. Достойно замечания, что в Эстляндии находят в разных местах мумии, о происхождении которых заключают различно. По дороге в село Везенберг, мы видели в церкви гроб, в котором покоилась [1165] вполне сохранившаяся благородная дама, Фон-Логе, еще с 1604 года. Когда её приподняли, то она была так легка, как сухое дерево, и казалось, что она погребена была только несколько недель назад. Так как труп этот набальзамирован никогда не был, то некоторые физики приписывают чудо это действию сокрытых в земле минералов.
В 1718 году я видел труп этот все в том же состоянии.
265. Город Ревель лежит частию в веселой равнине и на низменности, частию на высокой горе, на которой находятся собор и дома земского дворянства (рыцарей). Сии последние дома недавно выстроены, остальные же, дома горожан, весьма древни и ветхи.
266. Во время осады все окрестное сельское население сбежалось в этот город, и уцелевший в ратуше список свидетельствует, что в последнюю заразу в нем одном умерло 55,000 человек.
267. Горожане удержали свои привилегии и богослужение. Русские свое богослужение отправляют в церкви, которую они имели уже здесь и прежде, тогда как в Нарве они забрали себе все Немецкие церкви. Хотя здесь стоит от 3 до 4000 гарнизона; но, несмотря на это, граждане имеют право держать городскую стражу на свой счет, которая и занимает главную гауптвахту на рынке (торговом месте). Управление здесь троякого вида: совет, земское дворянство (состоящее из 12 земских заседателей и одного президента и заведующее земскими делами), и собственно управление, имеющее исполнительную власть.
Адмирал Апраксин в настоящее время есть генерал-губернатор всей Эстляндии.
268. На церквах, древних зданиях и по другим местам сохранились еще высеченные Датские гербы и надписи на Датском языке. Ревель построен Датскими королями, и вся эта страна ставить себе за честь и похваляется, что большая часть привилегий дарованы ей в старые времена этими королями.
269. Замечательна в этой стране особенность, что крестьяне, переселенные сюда в древние времена из Дании, и до сих пор еще отличаются некоторыми обычаями своими от остальных Эстляндских крестьян. Так различие это видно например в том, что потомки Датских колоний носят на головах шапки или картузы, Эстляндские же крестьяне шляпы.
270. Когда я ехал, бывало, здесь во время жатвы и встречал в поле жнецов (кос здесь не употребляют и не знают даже) то везде слышал довольно дикое пенье, которым эти люди сопровождают свои работы, и один священник рассказывал мне, что это еще древние языческие их песни, без рифм, от которых никак их не отучишь, хотя на том же Эстляндском языке можно слагать и искусно составленные с рифмами песни, в доказательство чего священник переложил уже многие Евангельские песни стихами на Эстляндский язык. То же самое свойство имеет и совершенно отличный от этого Лифляндский язык, и следующая песенка, сообщенная одним Лифляндским студентом, может дать читателю некоторое понятие о падении слогов и рифмовании слов на сем последнем языке. [1167] Klausset sche
Meitinge
Wel thee Wiering lete.
Es gril eet
Ehuweet
Appaacksch jussu seete
Pirmak ka tas Laizing naak
Titzet mannu wardu
Kajus v isse blaikau eest
Un pa pulkem packal skreest
Wenu pusches bardu.
(Послушайте, девицы. Юноши еще дешевы; я пойду, как покорный житель, под вашу власть, пока еще не пришло то время, поверьте моей речи, когда вы все, и рядом, и кучею, будете гоняться за бородкой мужчины).
271. 10 Сентября возвратились мы снова в Петербург, где я получил из Москвы письмо отъезжающего в Персию Русского посланника Артемия Волынского, уведомлявшего меня, что он намерен отправиться в свое путешествие в этом месяце. От Русского министра я
также узнал, что царь желал иметь верные сведения о свойствах Персидского царства, о воинской силе его, крепостях и границах, для чего и посылает туда этого Волынского, приобщая к нему и несколько ученых людей.
272. В тоже время было предположение послать в Испанию большого любимца царского, члена Адмиралитета, Кикина, для составления торгового трактата, так как не без основания думали, что Русские товары с великою выгодою могли быть продаваемы там вместе с кораблями, которых постройка обходилась России дешево. Но предположение это отложено было в дальний ящик, и Кикин предан был в 1718 году в Москве суду, как советодатель царевича в его бегстве.
[1168] 273. Из Астрахани царь получил донесение, что у Каспийского моря, при впадении Дарии, открыты богатые минералы и золотоносные жилы; вследствие этого царь послал туда Черкесо-татарского князя, состоявшего в звании капитана царской лейб-гвардии, Александра Бекевича, вместе с мастером горного дела, обозреть сказанные местности, но прежде очистить их от Калмыцких ватаг. Для этой цели капитан этот должен был взять в свое распоряжение Астраханский гарнизон и приобщить к нему и то вспомогательное войско, которое обещала царю мать Бекевича, как состоящая в вассальном подданстве у царя.
274. Так как все караваны, идущие в Китай, обязаны брать у князя Гагарина пропускной паспорт, и как сам губернатор вел значительную торговлю с Китайцами и был в большом у них уважении, то Китайский император писал к Гагарину и просил его приискать и прислать ему хорошего медика и разных медикаментов, служащих для поправления здоровья. Один Английский хирург, находившийся при Петербургском госпитале, изъявил желание отправиться в такое путешествие, вследствие чего, наделив его дипломом доктора и разными медикаментами и дав ему в сообщество по приказанию царя одного инженера, Лоренца Лангена, и послали в Китай, в Августе, когда мы были еще в Ревеле 14.

( Продолжение будет).

 


Назад

Вперед!
В начало раздела




© 2003-2024 Адъютант! При использовании представленных здесь материалов ссылка на источник обязательна.

Яндекс.Метрика Рейтинг@Mail.ru