: Материалы  : Библиотека : Суворов : Кавалергарды :

Адъютант!

: Военнопленные 1812-15 : Сыск : Курьер : Форум

Д.Ф. Масловский

Строевая и полевая служба русских войск
времен императора Петра Великого и императрицы Елизаветы

Из истории военного искусства в России в первой половине XVIII столетия

 

Публикуется по изданию: Строевая и полевая служба русских войск времен императора Петра Великого и императрицы Елизаветы. Историческое исследование Генерального Штаба полковника Д. Масловского. Москва. Типография Окружного штаба, 1883 г.  
[1]

I. Значение исследования русского военного искусства 1-й половины XVIII столетия

Значение исследования русского военного искусства 1-й половины XVIII столетия. – Важность этого исследования вообще для оценки военно-исторических фактов и в частности для облегчения труда по составлению истории полков и знакомства со свойствами театров военных действий пограничных с Россией государств. – Значение заимствований Петра 1-го и иностранцев. – Задача настоящей статьи.

 

Строевая и полевая служба наших войск в 1-й половине XVIII столетия остаются до настоящего времени вопросом малоисследованным. Мы имеем несколько серьезных специальных военных трудов, где рассматриваются походы и боевая деятельность императора Петра Великого, но нельзя не признать, что даже по отношению к творчеству великого полководца России внимание исследователей преимущественно останавливалось на стратегических, частью организационных и редко хозяйственных его распоряжениях.
Только в самых общих чертах военно-исторические труды касались тактических оснований и почти совершенно не затрагивали положений, принятых Петром для подготовки войск к бою. Русское же военное искусство времен императриц Анны {1} и Елизаветы остается совершенно не исследованным {2}.
Не имея точного представления о состоянии военного искусства вообще, а в том числе о трое и образе действий войск в бою, невозможно дать во многих [2] случаях действительно верный отчет о боевых действиях. Ллойд {3} говорит, например, что для права оценки факта необходимо представить подробно: «где, как и для чего» предпринято было такое-то военное действие.
Но сомнительно, чтобы, характеризуя, например, строй и образ действий войск в петровскую эпоху лишь общими выражениями, можно было дать себе отчет, «как» именно факт совершился, а следовательно, и сделать более точный вывод.
Г. Леер {4}, указывая на тот де вопрос, на необходимость, при критическом разборе фактов, воссоздания обстановки боя – еще рельефнее выделяет, между прочим, существенную необходимость, прежде всего дать возможно обстоятельное представление о состоянии военного искусства в эпоху рассматриваемого события. Короче, полагаем, что недостаточная разработка состояния русского военного искусства не дает права сделать полные выводы о действиях даже великого основателя русской регулярной армии; чем, как кажется, и можно объяснить то обстоятельство, что до настоящее времени творчество Петра I-го общеизвестно лишь в самых выдающихся проявлениях, как, например, классическая подготовка Полтавского поля сражения в инженерном отношении и т. п.
Между тем нельзя не признать, что в научном отношении, в основных принципах, деятельность Петра I-го никогда не устареет. Если поучительны образцы древних греков и римлян, если мы разучиваем и находим не устаревшими боевые указания Фридриха Великого, наполеона I-го, зная хорошо, что в творениях великих полководцев хранятся вечно неизменные принципы военного искусства, то тем более важно для нас изучение дел русских полководцев, хорошо знавших «обыкновения» своих соотечественников. Петр I-й, Румянцев, Суворов мало того, [3] что составляют предмет национальной гордости, но вместе с тем их действия составляют эпоху образцов русского военного искусства, а следовательно, и источники для изучения основ военного дела. И если эти образцы не выступают до настоящего времени во всей своей силе, то благодаря тому, что русское военное искусство мало или, вернее, почти совсем не разработано. А без полной характеристики состояния военного искусства (средств, служащих для ведения войны) – говорит генерал Леер – не избежать ошибочных выводов
Вот почему нам кажется, что медленная, архивная разработка русского военного искусства должна иметь всегда особое значение. Кроме того, подобное исследование необходимо еще по следующим причинам: во-первых, во всех почти полках усердно поднят вопрос о составлении истории полков, т. е. возникает тот отдел военной литературы, который, в смысле практической пользы для строевых офицеров, обещает самые полезные результаты. Примеры предков-однополчан несомненно скорее всего произведут наисильнейшее впечатление и оставят благие следы. В этих видах, дабы облегчить нелегкий ход работ по составлению истории полков, основание которых в большинстве случаев относится именно к XVIII столетию, существенно важна специальная разработка отделов русского военного искусства прошлого века.
Во-вторых, войны XVIII столетия имеют иногда своим театром местности крайне важные по своему политическому положению и в настоящее время. В некоторых из этих пограничных районов крупных боевых столкновений не было с половины прошлого века. Между тем нужно заметить, что отличительные особенности местности видоизменяются веками. Значение же важных стратегических [4] пунктов остается почти неизменным в течение еще большего промежутка времени. Разбор боевых столкновений несомненно выяснит значение в военном отношении и других пунктов, не вполне отмеченных в мирное время. В общем, военная история, наглядно знакомя с влиянием известных участков страны ан ход боевых действий, несомненно является серьезным пособием военной статистике. Но, в свою очередь, правильная оценка боевых фактов, бывших на этих, важных и в настоящее время, театрах военных действий, возможна только при обстоятельной характеристики военного искусства.
Еще в 1810 г., с первым появлением у нас периодической военной литературы, известный в свое время офицер нашего генерального штаба – майор по квартирмейстерской части Рахманов (первый редактор Военного Журнала) – указал на значение описания и разбора боевых столкновений, бывших на важных для нас районах пограничной полосы {5}. «Военные описания соседних земель, – говорит Рахманов в программе своего журнала, – могут быть полезны для будущих времен, а чтобы читатели более ознакомились (скажем, наглядно) с сими странами, то описания будут (в издаваемом им военном журнале) сопровождаться картами и историями тех походов, которых театрами были описываемые края».
Есть одно обстоятельство, которое в глазах некоторых может, как бы умалять значение русского военного искусства в первой половине XVIII столетии – это какая-то вера, что будто бы вся эта эпоха, и чуть ли не Петровская особенно, есть подражание всему иностранному.
Но позволим себе сказать, что по отношению к русскому военному делу это лишь вера на слово без должного критического внимания. [5]
Нельзя говорить, откуда взяты основы военного дела времен Петра I, когда еще почти не исследованы и не сведены в одно целое самые основы. Тем более это должно относиться до эпох царствований императриц Анны и Елизаветы, так как состояние военного искусства времени императриц остается еще совершенно не затронутым. Обратимся, например, к знаменитому труду Петра I, к «Уставу Воинскому о должности генералов и пр.» издания 1716 года, где в систематическом порядке изложены главные основы русских воинских дел первой половины XVIII столетия; к уставу, «который служит и поныне душою храбрых российских войск и страхом неприятеля», – говорит Голиков, 120 лет спустя после издания устава {6}.
Знакомясь с исследованиями по русскому военному искусству, нельзя не заметить, что даже этот устав в настоящее время не достаточно выяснен, а потому стремиться доказать, откуда он заимствован, по меньшей мере – преждевременно. Кроме того, подобный прием разбора устава Петра I безусловно не возможен без крайнего риска принять мысль и указания, принадлежащие гению и боевому опыту Петра I, а равно старорусские порядки, за положения чужие, иноземные, якобы заимствованные Петром.
Так как Устав Воинский 1716 г. не представляет дословной копии с какого-либо из уставов западноевропейских держав, то, указывая, положим, что отдел организации войск заимствован Петром с имперских положений, с примесью французских; отдел «экзерциций» – со шведского с влиянием особенностей саксонского строя; отдел сторожевой службы и проч. – с датского, но с некоторыми существенными изменениями, где видны следы швейцарского устава и т. п., мы рискуем достигнуть только одного верного результата; а именно доказать, что творчество Петра I в уставе 1716 г. ограничивалось лишь [6] талантливою компиляцией лучших положений о строе, бывших в западной Европе. Но разве подобный вывод можно признать верным? При сравнении устава 1716 г. с западноевропейскими уставами и положениями разве мы имеем право не принять во внимание личные инструкции Петра I, вроде данных Брюсу {7}, Нарышкину {8} и союзным главнокомандующим в период совместного действия против Шведов 1713 г. {9 и 44}, где император прямо высказывает некоторые важные положения как лично усмотренные им в бою {10}, или как приказание его для обучения войск, т. е. видимо, помимо всякого иноземного влияния. Тем более, что эти же положения, встречаемые в частных инструкциях Петра до 1716 г., мы находим и в Уставе Воинском (что нами, между прочим, будет подтверждено).
Следовательно, упуская из вида исторические памятники, в которых заключаются, несомненно, личные указания боевого опыта Петра, а равно не обращая внимания и на то свидетельство истории {11}, что Петр I при составлении устава 1716 г. потребовал себе у Мусина-Пушкина, бывшего в 1712 году в Москве, «Устав родителя его Царя Алексея Михайловича», мы склонны будем каждое недоразумение в Уставе Воинском, в смысле указания, откуда оно заимствовано, объяснять: «влиянием» или «следом» того или другого подходящего иноземного положения; что, повторяем, прежде всего несправедливо, и приравнивает гений и талант великого полководца к простой компилятивной способности. Вся масса подлинных и переводных сочинений по военному искусству и уставов западноевропейских армий, несомненно бывших в распоряжении Петра {12} при составлении устава, служила великому полководцу лишь как материал для более систематического развития собственно своих воззрений и опыта, и только [7] именно гением его можно объяснить, что «варварски сложные» (выражение Рюстова) строй и порядки западной Европы сделались гениально просты в русском военном искусстве при начале устройства наших регулярных войск. Петру не было оставлено в наследство благоустроенной армии, как Фридриху Великому, который буквально все принял от своего предшественника1; ему приходилось организовать все на новых началах. а в этом случае знание положения военного дела у соседей было необходимо уже по одному тому, чтобы поставить вновь устроенную армию выше иностранных. Кроме того, мы всегда должны помнить, что по указанию Петра Великого те или другие распоряжения генерала зависят не от безусловных правил, а всегда от искусства, храбрости, осторожности генерала, от уменья его пользоваться местностью и знания обыкновения неприятеля, а это приобретается изучением в мирное время современного военного искусства иностранных армий. Ни один из великих полководцев не оттенял последнего чрезвычайно важного обстоятельства в том виде, как указано Петром. Так что в общем несомненно верные свидетельства, указывающие на то, что Петр Великий хорошо знал военное дело современных ему европейских армий, не только не могут умалять русское воинское искусство начала XVIII столетия, как взятое извне, но, полагаем, напротив: на изучение Петром строевых положений соседей нужно смотреть, между прочим, как на личный пример, поданный великим полководцем к исполнению принципа, установленного им же, а именно – знание «обыкновения» противника вести бой, знание военного искусства неприятеля – есть залог успеха в бою в ряду храбрости, талана и умения искусно пользоваться местностью. [8]
Что же касается до самых заимствований, то раньше чем не будут выяснены и исследованы частные инструкции Петра его генералам (по крайне мере большая часть их), пока не будут также обстоятельно разобраны порядки, бывшие при Алексее Михайловиче, если не будет и попытки разобрать боевых и строевых обычаев, которые жили в нашей армии в период допетровский, до тех пор, полагаем, нет ни малейших оснований толковать о тех или других «влияниях» иноземных законов на составление отделов Устава Воинского.
Вопрос другой, насколько легко разыскать и разобрать все эти инструкции, уставы и т. п. – это дело, конечно, не легкое; но раз, если есть доказательства, что в устав 1716 г. вошли положения, несомненно, данные Петром в первое время существования регулярной армии, как результат замеченного им в бою, а равно, что им были приняты во внимание и прежние положения «Царя Родителя его», то строгая критика требует такого исследования.
Но составляет ли вопрос о розыске источников, откуда Петром I заимствованы положения Устава Воинского, сущность дела? Можно ли приступить к выяснению самых положений Петра о воинском искусстве, не затрагивая доказательств, откуда они заимствованы? Мы полагаем, что собственно основы военного дела, указанные Петром, для громадного большинства и составляют сущность дела. Вопрос заимствования важен, конечно, для исследователя в том отношении, что в случае неясностей облегчает разъяснение. Но устав 1716 г. так ясно изложен, что к этому нужно прибегать лишь в исключительных случаях.
Не касаемся, насколько вопрос о заимствовании важен для других отделов организационной деятельности Петра, [9] например, при составлении «твердых оснований русского военно-уголовного кодекса».
Вопрос о заимствовании, при составлении Петром «Артикулов», почему-то считают некоторые настолько исключительно важным, что полагают совершенно возможным и правильным не обращать и внимания, не вспоминать даже о допетровском времени и о распоряжениях Петра I по военно-судной части до 1716 г. Но нельзя же признать, что военачальники руководствовались в допетровских армиях и в период до 1716 года произволом: по своему желанию расстреливали, казнили или налагали другие крупные взыскания; если бы даже и существовал такой произвол, то и о нем русское военно-уголовное право не может умалчивать и не разъяснять его.
Но этой особый, специальный отдел, которого мы в настоящем случае не касаемся. Думаем только, что и на одних нас трудно убедить в том, чтобы могло существовать «русское военно-уголовное право» даже без упоминания о русских военных законах и обычаях, бывших до 1716 г., как то, по-видимому, следует из позднейших исследований «Происхождение Артикулов» Петра I {13}. По части же строевой и полевой службы полагаем, что наиболее всего ценны поучения императора-полководца, важны указания великого полководца России, воспитавшего войско от «младенческой игры» (Нарвы) до великой Полтавы; важно знать основы военного искусства, посеянные Петром, которые живы и теперь в значительно разросшейся форме; важно все это потому, что знания эти несомненно будут содействовать как отчетливому и вполне сознательному уяснению основ военного искусства, так и анализу исторических фактов отечественной военной истории, где хранятся образцовые примеры действий русских войск, назидательные не только в смысле изучения нравственного[10] элемента, но в тактическом и в стратегическом отношениях, а равно и в смысле знакомства со свойствами важных для нас районов местности.
В настоящем случае мы разбираем только положения Петра I и Елизаветы Петровны по строевой и полевой службе {1}. [11]

 

 

Примечания

1. Подтверждение этого можно видеть в последнем труде профессора полковника Сухотина «Фридрих Великий».

 


Вперед!
В начало раздела




© 2003-2024 Адъютант! При использовании представленных здесь материалов ссылка на источник обязательна.

Яндекс.Метрика Рейтинг@Mail.ru