|
1819.
1. Св. Елена, 19 янв. 1819 н. ст. с бригом Товси, кап. Гилль.
[767]
Граф,
В длинном разговоре о делах службы, который я имел прошлым месяцем с сэром Гудсоном Лоу, он, чтобы удержать меня от посещений Лонгвуда, хотел доказать мне, что я — главный двигатель всего, что там делается.
— Бонапарте, говорил он, полагает, что его поддерживает, защищает русский комиссар. Это делает его капризным и несговорчивым.
Тщетно попытавшись доказать ему противное, я решился исполнить его желание и прервал все связи с Французами. В течении целого месяца, я не видел ни одного из них, даже издали, и не имел никаких известий об Узнике Европы. Я не переставал расспрашивать о нем английские власти, но получал всегда один ответ: — Он существует; более и нам ничего не известно, — и я не имел возможности [768] что-либо узнать, что-либо донести в Петербург. Я сам словно был под стражею, видел только губернатора и его общество, и смел гулять только по направлению к Плантешион-гоузу. Наконец, я узнал нынче утром, совершенно случайно, что никогда не было столько раздоров, интриг и шуму в Лонгвуде, как с тех пор, как там перестали видать русского комиссара. Вот, вкратце, что там произошло:
1) Наполеон, дав обещание переселиться в новый свой дом, как только ему будут доставлены от него ключи, вдруг объявил, что он неудобен, дурно расположен, что в нем жить нельзя.
2) Он велел написать к губернатору несколько официальных записок в весьма повелительном тоне, и запретил Французам их подписать. Все эти записки были ему отосланы обратно.
3) Он самым повелительным образом потребовал, чтобы ему был возвращен фамильный портрет, прибывший на св. Елену под фальшивым адресом и перехваченный здесь в прошлом октябре.
4) Он протестовал в самых резких выражениях против перехвата писем Балькомба, о которых речь в моих донесениях под №№ 33 и 34, и потребовал, чтобы все счеты этого банкира с Лонгвудом немедленно были очищены.
5) В ночь с 16-го на 17-е этого месяца, почувствовав сильную головную боль и головокружение, он велел позвать г. Стоко, хирурга адмиральского корабля, который предписал ему кровопускание, теплую ванну и прием Чельтенгемской соли. С этого дня он его полюбил и непременно хочет, чтобы он был к нему приставлен, что устроить нелегко. [769]
Я не успел еще всего узнать об этих новых замешательствах, но не замедлю написать о них подробнее. Полагая, что я достаточно доказал губернатору, сколь мало влияния имею я на Лонгвуд, намереваюсь отправиться туда через несколько дней. Честь имею быть и т. д.
2. Св. Елена, 25 янв. 1819 н. ст. с бригом Товси, кап. Гилль.
[770]
Я сейчас узнал, что г. Стоко отправляется в Англию. Адмирал счел приличным [771] удалить его с Св. Елены. Вот несколько подробностей, собранных мною об этом медике, и которые спешу сообщить В-му С-ву.
Во время последнего припадка, сделавшегося с Наполеоном, Стоко был позван в Лонгвуд в 4½ часов утра. Он мог прибыть туда лишь в 6, и видел «The illustrious Pаtient», как он его называет в неофициальном своем бюллетене, лишь около полудня. Прежде чем принять его и посоветоваться о припадке, всполошившем весь остров, Бонапарт велел предложить ему поступить к нему в службу на тех же условиях, как доктор О’Меара. Стоко согласился с радостью, подписал все, что ему предложили, не сделал никаких затруднений. Зато адмирал делает затруднения весьма значительные; он объявил Французам, что г. Стоко, будучи инспектором госпиталей по королевскому флоту, не может, без особого разрешения от адмиралтейства, оставить свой пост на борте «Конкерора»; что, следовательно, он будет ездить в Лонгвуд лишь когда его туда потребуют. Губернатор, кроме того, решил, что он там будет допущен к своим больным лишь в присутствии другого Английского медика, который, не вмешиваясь в лечение, смотрел бы за тем, чтобы никто не говорил о политике, и не нарушал правил. Все эти меры с презрением и негодованием были отвергнуты Французами, и дело на этом и остановилось.
Адмирал расспрашивал г. Стоко о признаках хронического воспаления в печени. Ответы его, говорят, были противоречивы и сбивчивы: один день он сказал, что, исследуя правый бок больного, он нащупал завал в печени, а на другой [772] день, что он не мог его найти. Состояние здоровья Наполеона есть тайна, которую раскроет лишь время.
Есть несколько поводов не доверять г-у Стоко:
1) Он друг О’Меара, рекомендовавшего его Французам, и Балькомба, на дочери которого он хотел жениться.
2) Между письмами, перехваченными прошлым октябрем, есть несколько адресованных к нему, в которых бранят губернатора.
3) Он принадлежит к той партии, которая пишет и действует против губернатора и старается о том, чтобы ой был отозван.
На днях, Граф Бертран хотел уговорить доктора Верлинга оставить Лонгвуд.
— Вы не можете, — сказал он ему, — оставаться здесь с чистою совестью. Здесь совершается великое преступление, и вы вполне зависите от палача императора. Побойтесь сделать ваше имя причастным к стыду, который покроет имя его.
О’Меара уверял двух морских офицеров, что, если бы он послушался внушений губернатора, Наполеона давно бы уже не было. Он дал им понять, что его хотят отравить. Вот факт весьма странный, а еще страннее то, что рассказал мне об этом сам сэр Гудсон Лоу. Честь имею быть, и т. д.
3. Св. Елена, 30 янв. 1819 н. ст.; с Балеарским Ерлом, Остинд. компании, кап. Джамесон.
[774]
Нынче утром, доктор Стоко отправился в Англию на бриге Товси (капитан Гилль). Прежде чем сесть на судно, он сказал мне, что Наполеон не раз и очень настоятельно просил его отдать мне отчет о своих посещениях в Лонгвуд. Он не обинуясь объявил мне, что находит его больным телом и духом, что вид у него расстроенный, желудок очень слаб, нервы чрезвычайно раздражены, что он страдает меланхолиею, что тоска его убьет. Он присовокупил, что в ночь с 16-го на 17-е Наполеон едва не умер от прилива крови к голове, весьма похожего на кровяной удар, и что, кроме того, у него весьма сильные завалы в печени.
— Убеждены ли вы в этом? спросил я его, не обманули ли вас? Исследовали ли вы его основательно и тщательно?
Он отвечал мне, что ничто не может быть несомненнее и достовернее, но что губернатор лишь тогда поверит страданиям знаменитого больного, когда [775] увидит его мертвого в постели, что и может случиться со дня на день.
Англичане уверяли меня, что 18-го, на другой день после того, как он будто бы был при смерти, он прогуливался вокруг нового своего дома, во фланелевом халате, с пунцовым тюрбаном на голове, опираясь левой рукою на биллиардный кий, и держа в другой подзорную трубку, и будто ординарец слышал, как он пел в своей комнате «Frа Mаrtino». Из этого в Плантешен-Гоузе заключают, что он совершенно здоров, и что г. Стоко просто обманщик. А между тем, вот уже второй Английский врач, изгнанный из Лонгвуда и отставленный от службы. Кроме Бакстера, которого Французы называют отравителем, Верлинга, которого они никогда не захотят видеть, и г. Левингстона, который акушер, — более некого назначать туда.
В эти последние дни, Наполеону пришла фантазия сделаться пастухом. Он скупает всех красивых ягнят острова и забавляется тем, что сам кормит их под своим окном. Чтобы они не уходили в скалы и не терялись, он привешивает им к шее колокольчики и на ночь запирает их в маленький загон.
На Св. Елене опять большой недостаток в съестных припасах, в корме, в деньгах и во всех жизненных потребностях. Это уже в седьмой или восьмой раз с тех пор, как я здесь, и это не в последний, ибо сэр Гудсон Лоу ничего не смыслит в управлении. Он роет рвы, возводит укрепления, словно постоянно готовится к бою, и не хочет строить запасных магазинов.
Честь имею быть, и т. д.
4. Св. Елена, 1 марта 1819 н. ст., с Персеверансом, Ост.-Инд. комп., кап. Темплер.
[779]
Граф.
Последняя почта привезла вам Лондонские журналы за сентябрь и октябрь. Наполеон, [780] в уверенности, что союзные государи, и в особенности император Австрийский, примут его сторону против губернатора Св. Елены, ожидал их с живым нетерпением, и велел перевести себе, слово в слово, все статьи из Ахена. Он был сильно обманут в своих ожиданиях, ибо «Morning Chronicle», самый ревностный его защитник, почти не говорит об нем, «Courrier» осыпает его упреками и бранью, а «Observer», от 12 октября, положительно возвещает ему, что наш Августейший повелитель предоставляет его судьбе его. Все это его раздражает, наводит на него тоску; он снова заперся в свой кабинет, и не видит никого, так что не знают, чем он занят, здоров ли он, или болен; никаких о нем известий нет.
Извлечение из писем лорда Батурса, которые приказано было сэру Гудсону Лоу сообщить Французам в ответ на замечания на речь, произнесенную его светлостью в палате лордов 18-го марта 1817 года, помещено в одном из этих журналов, и производит сильное впечатление на Св. Елене, так как положение дел здесь столь противоположно тому, которое лорд Батурс, по-видимому, хотел бы здесь установить. Все здесь изумлены u возмущены этим противоречием.
Говоря с губернатором об этом извлечении, я спросил его, намерен ли он следовать своей инструкции и наконец ослабить непроходимые преграды, замыкающие Лонгвуд. Он ответил мне с некоторою запинкою: «что Французы еще не сделали списка тех обывателей, которые должны составить их общество» — но [781] список этот составлен еще в прошлом июне, и в нем первыми названы гг. Моншеню, Горс, и я — «что он сам представил такой список в 50 имен, и ждет, чтобы он был принят или отвергнут», — меня положительно уверяли, что он не представлял подобного списка — «что он далек от того, чтобы препятствовать столь невинным удовольствиям или посещениям, делаемым его узнику иностранцами почетного разряда, что он постоянно просит таковых посещать Наполеона, которого он не думает лишать общества». Поведение его с адмиралом Малькольмом и с комиссарами союзных держав, несомненно принадлежащими к этому разряду, противоречит этим уверениям.
— Меня уверяют — сказал я ему, — что вы запрещаете офицерам 66-го полка вступать в разговор и гулять с г-жею Бертран, и что они по возможности избегают встреч с нею».
— Нет! — воскликнул он — это неправда, это клевета! Мои офицеры не смеют быть столь неучтивыми ни с нею, ни с ее мужем».
А вот уже 26 месяцев, как он безжалостно придирается ко мне за эти случайные, ничего не значащие встречи. На днях он заклинал меня на колеях и всем, что есть для меня священного, не видать Французов, не говорить с ними. Что подумать о таком образе действий? Что за безумие, в одно и то же время и хотеть и не хотеть одного и того же!
На прошлой неделе, имея надобность рассчитаться с г-жею Монтолон в издержках, произведенных мною для нее в Рио-Жанейро, я выразил желание сделать ей визит. Он написал мне по этому случаю полдюжины записок, обнаруживающих [782] его изворотливую политику. Ваше Сиятельство найдете их при сем приложенными вместе с моими ответами. Я совершенно убежден, что его донесения лорду Батурсу точно также суть сплетение хитростей и двусмысленностей, в котором ничего не разберешь, ничего не рассудишь, по которому не придешь ни к какому разумному решению, и вот почему все здесь запутано.
Честь имею быть, и т. д.
P. S. Мне только что сказали — и дело довольно вероятно — что Наполеон, видя себя оставленным Английским министерством и преданным на произвол сэра Гудсона Лоу, хочет подать на него жалобу Парламенту.
Первая моя записка сэру Гудсону Лоу.
20 Февр. 1819. «Господин губернатор,
Я, кажется, уже имел честь предупредить вас, что Графиня Монтолон выразила желание расплатиться со мною за маленькие издержки, сделанные мною для нее в Рио-Жанейро (1).
Я не желаю к ней писать (2), ни разговаривать с нею на большой дороге (3), ни уладить это дело через третье лицо (4). Сделайте же мне крайнее одолжение, [783] г. губернатор, дать мне знать, могу ли я, не нарушая ни буквы, ни духа постановлений (5), посетить ее с этою целью. Осмеливаюсь при этом случае Вам заметить, что Графы Бертран и Монтолон сделали мне в городе несколько визитов, которых я им еще не отдал; и я очень хорошо помню, что на замечание мое на этот счет, представленное у маркиза Моншеню, Вы почтили меня таким ответом: «Вы никогда не изъявили мне желания отдать эти визиты». Это Ваши собственные слова. Судя по ним, тут, как мне кажется, не может быть никакого затруднения.
Примите, г. губернатор, и т. д.»
В этот самый день, как я получил после этого его записку, он пригласил меня обедать. Я имел с ним длинный [784] разговор об этой переписке, и мне удалось его успокоить и рассеять его дурное расположение духа. Он обещал мне не присылать мне более записок от своего адъютанта и не допрашивать меня, как преступника. Я пожертвовал ему моим визитом г-же Монтолон, и наши личные отношения лучше, чем когда-либо.
(1) Она попросила меня достать ей парижских башмаков а 24 бутылки флёр-д'оранжевой воды для Наполеона.
(2) Записка к г-же Монтолон могла испугать губернатора. Бог знает, как бы он истолковал ее! А флёр д'оранж, о котором я не мог умолчать, непременно представился бы ему фиалкою 1815 года.
(3) Она никогда не согласилась бы передать мне, в чистом поле, мешок с пиастрами.
(4) Я не вижу, почему бы адъютанты губернатора обделывали мои дела в Лонгвуде. Если они имеют позволение проникать туда, я также должен иметь его, в особенности в таких обстоятельствах.
(5) Буква постановлений: это акт парламента, это прокламация 16-го мая 1818 г.
наконец, это то, что здравый смысл предписывает всякому. Вы не станете помогать бегству
Наполеона, вы не возьмете на себя никаких пересылок, ни от него, ни к нему и т. д. Дух
постановлений есть слово, которого никто еще не сумеет ни понять, ни объяснить. Сам
губернатор определяет его смысл, смотря по обстоятельствам и по внушениям собственной
фантазии. Когда ничто ни волнует, ни тревожит его, этот дух молчит. Можно видеть
Французов, болтать и смеяться с ними, он этого не принимает к сведению. Как только лоб его
сморщится или что-нибудь его встревожит, не смей уже встречаться с ними, им
кланяться, не смей шевельнуться; все становится противным этому духу, и он сует его всюду. Это его конек. Когда он расширил область,
доступную Французам, и позволил им входить в дома, он внушил обывателям острова, что они
могут, не нарушая постановлений, принимать Французов, но что это отнюдь не будет
сообразно с духом тех же постановлений, — и таким образом предотвратил всякое сближение между ними.
5. Св. Елена, 18 марта 1819 н. ст., с Русским фрегатом Камчатка, капитан Головнин.
[786]
Граф.
Губернатор и гр. Бертран сказали мне нынче утром, что вот уже несколько дней, как Наполеон чувствует себя гораздо лучше. Каждый вечер он пользуется воздухом на своем крыльце и гуляет немного для моциона. Он даже осматривал свой новый дом.
«Редвинг» военный бриг, кап. Гунн, прибыл в Св. Елену 16-го этого месяца и привез нам ряд Английских журналов до 15-го декабря включительно. В них, между прочими статьями о Лонгвуде, я заметил письмо гр. Бертрана к Графу Лас-Казу, в котором говорится следующее:
«Лонгвуд, 16-го авг. 1818.
С 10-го апреля по 10-ое мая император оставался без медика; видя это, комиссары Австрийский и Русский, возмущенные таким образом действий, дали понять губернатору, что коль скоро император умрет в этом положении, они сами не будут знать, что сказать, если в Европе установится мнение, что он был умерщвлен. Это, по-видимому, заставило губернатора возвратить г-ну О’Меара его должность, но зато нет тех неприятностей, которым бы он не подвергся».
Это имеет некоторое отношение к представлениям, которые я делал сэру Гудсону Лоу по делу доктора О’Меара; но смею уверить В-e С-ство, что я совершенно не причастен этой публикации. Французы не нуждаются ни во мне, ни в других [787] комиссарах, ни даже в самом сэре Гудсоне Лоу со всем его штабом для того, что бы иметь вполне точные сведения о всем, что происходит на Св. Елене. Они имеют в Плантешен-гоузе кого-то, кто правильно извещает их о том, что там делается, что там говорится, что там задумывается. Это вообще видимо, и вот два факта, ясно на это указывающие.
Сантини, в своей брошюре под заглавием «Воззвание к Английскому народу», положительно утверждает, что Русскому комиссару предписано обходиться с Наполеоном почтительно. Я сообщал эту статью моей инструкции только сэру Гудсону Лоу, когда шло дело о протоколе, и в то время я не знал ни одного из жителей Лонгвуда. Кто же мог им говорить об этом? — И на днях я говорил, также в Плантешен-гоузе, что, собираясь оставить эту скалу, это ненавистное, адское место изгнания, в июне, я намерен предложить г же Бертран одну из моих верховых лошадей. На другой день, Наполеон повторил эти слова Монтолону и обнаружил беспокойство по поводу моего отъезда.
Французский комиссар только что получил шифрованную депешу от герцога Ришелье, который прямо предписывает ему по возможности учащать свои сношения с Бертраном, Монтолоном, и т. д. Он имел крайнюю обязательность сообщить ее мне, и В-е С-во найдете в приложении копию с нее. Если бы подобное приказание прислали мне, поплясал бы у меня г. Лоу!
Доктор Бакстер, из которого Лонгвудская опала сделала некоторого рода знаменитость, испросил себе позволение вернуться в Европу Он уже два года страдает [788] завалами в печени, и потерял всякую надежду излечиться от них на Св. Елене.
6. Св. Елена, 29 марта 1819 н. ст. с Варрен-Гастингсом Ост. Инд. компании, капитан Ларкинс.
[788]
Граф.
Губернатор только что известил меня что он получил приказание:
1) Расширить, сколько возможно, ограду Лонгвуда. Он сказал мне, что в [789] нее войдет весь остров за исключением берегов, дна долин и города С. Джемса.
2) Непременно требовать, чтобы Наполеон показывался ординарцу два раза в день, утром и вечером и, в случае болезни, Английскому медику, состоящему на службе Короля или Компании. Этот медик, кроме того, должен присутствовать при всех визитах, которые будет делать Наполеону его частный врач, и отдавать о них отчет властям.
Это приказание было сообщено г. Монтолону на другой день по прибытии «Редвинга», которым, как полагаю я, оно было привезено губернатору. Ответа еще не было. Если это дело будет поведено резко или вяло, по обычаю Плантешен-Гоуза, оно, боюсь, будет иметь дурной исход. Не замедлю написать об этом подробнее министерству. Честь имею быть и пр.
7. Св. Елена, 5 апр. 1819 н. ст. с Русским Фрегатом Камчатка, капитан Головнин.
[791]
Граф.
Императорский Фрегат «Камчатка», кап. Головнин, прибыл в Св. Елену 1-го числа сего месяца и отплыл 3-го.
Не знаю, по какому необычайному побуждению, сэр Гудсон Лоу вдруг изменил свое обращение с Русскими. Лейтенант Коцебу не мог добиться позволения увидеть меня и на минуту, а капитан Головнин провел со мною два дня. Губернатор не только позволил ему стать на якорь в одной из бухт острова, но он не препятствовал ему сойти на берег и послал ему воду, свежие припасы, овощи и т. д., в которых он нуждался; я по истине был изумлен и не мог надивиться его снисходительности.
Капитан Головнин, будучи известен своими учеными путешествиями и долгим пленом в Японии, был принят здесь с большими почестями. Капитаны королевского флота в день его приезда сделали ему коллективный визит, а на другой день завтракали на борте «Камчатки». Австрийский и Французский комиссары приглашали его обедать, а губернатор несколько раз извинялся в том, что сам не выехал ему навстречу, будучи очень занят отправкою корабля Остиндской компании. [792]
Крайне сожалею, что не мог представить его Наполеону, который, конечно, был бы очень рад его видеть, а быть может, захотел бы поручить ему письмо к нашему Августейшему Государю.
Из всех именитых путешественников, которых, в течении нынешнего года, привозил нам индийский флот, один г. Рикетс, член Калькутского совета и близкий родственник лорда Ливерпуля, был допущен до Наполеона. Чтобы испросить аудиенцию, он, по примеру всех своих соотечественников, сделал обычный визит великому маршалу, и 2-го числа нынешнего месяца был представлен его величеству. Ничто из того, что между ними произошло, еще не огласилось. Губернатор и лица его свиты делают из этого тайну, и вот уже две недели, как я не встречал никого из жителей Лонгвуда.
Бонапарт принял г. Рикетса в совершенно темной комнате. Поговоривши с ним с четверть часа, он велел подать свечей и сказал: Хочу однакож вас видеть.
Он лежал на постели в фланелевом халате и в пунцовом тюрбане; борода его не была брита уже несколько дней; от времени до времени он приподымался. Цель этого маскарада, ибо иначе его назвать нельзя, состояла в том. чтобы разжалобить, представляясь весьма больным. Не знаю, чувствовал ли он себя хорошо или дурно. Нет никаких верных известий о состоянии его здоровья. Но полагаю, что он мог бы надеть панталоны, стоять или сидеть, не подвергая своей жизни опасности. Честь имею быть и пр.
8. Св. Елена, 12 апр. 1819, н. ст. с Варрен-Гастингсом Ост-Инд. копании, капит. Ларкинс.
[794]
Граф.
Третьего дня я видел гр. Монтолона, а нынче утром гр. Бертрана. И тот и другой говорили мне о посещении г. Рикетса в Лонгвуд, и вот, в сущности, что они мне сказали о нем:
Наполеон принял его в спальне. Он лежал в постели и страдал. Он поручил ему:
1) Отдать лорду Ливерпулю отчет о печальном и плачевном состоянии, в котором он его видит.
2) Просить, со всею возможною настоятельностью, Принца Регента о перемене губернатора и места ссылки. Он сильно распространялся о нездоровости климата и о ненавистном поведении сэра Гудсона Лоу. [795]
3) Напомнить ему, что несчастным жителям Лонгвуда крайне нужен врач-Француз, Италианец или даже Англичанин, который принадлежал бы им вполне. Он требует его на условиях, приблизительно подобных тем, которые он налагал на докторов О’Меара и Стоко.
4) Объявить ему коротко и ясно, что никогда он не будет жить в новом своем доме, и что строить его нет надобности. «Я хочу, воскликнул он, умереть в четырех несчастных комнатах и на жалкой кровати, на которой уже три года меня заставляют томиться».
По-видимому, г. Рикетс остерегся противоречить ему, восстать прямо против его мнений, и обещал быть его заступником в Лондоне, ибо Бертран и Монтолон чрезвычайно его хвалят, и поздравляют себя с тем, что, наконец, встретили между Англичанами порядочного человека.
Новые приказания лорда Батурса, прибывшие сюда прошлым месяцем, о которых речь в моем донесении под №6, дурно были приняты в Лонгвуде. Их не удостоили ответа. Им не хотят подчиняться, и вот уже две недели, как Наполеон не показывался ординарцу. Губернатор этим встревожен, раздражен, не знает на что решиться, и голова у него идет кругом. Все предвещает. что между ними произойдет стычка. Как только у меня будут сведения об этом деле, не премину написать о нем подробно императорскому министерству.
Г-жа Монтолон опасно больна завалами в печени; каждый день ее заставляют глотать десять гранов каломеля. Ее медик настаивает на том, чтобы она вернулась в Европу, и уверяет ее, что на Св. Елене для нее нет более спасения. Честь имею быть, и т. д.
9. Св. Елена, 22 апр. 1819, н. ст., с бригом Подаргусом, кап. Рус.
[798]
Граф.
Сэр Гудсон Лоу, узнав, что маркиз Моншеню получил приказание по возможности участить свои сношения с Графами Бертраном и Монтолоном, счел долгом снова протестовать против сообщений, который, по его мнению, непозволительны, противны духу постановлений, и только что сообщил мне, по этому поводу, две официальные записки, которые при сем прилагаю, так же как и мой ответ.
Я же столько раз объяснял тайные побуждения, руководящие его действиями, и приводил столько доказательств ложности его показаний, что мне кажется бесполезным еще распространяться об этом предмете. Его истинная цель заключается в том, чтобы надоесть Государю и заставить его отозвать меня. Сверх того, у него страсть к писанию и то беспокойство [799] характера, которое делает потребностью постоянные препирания и свары. Если бы Е. И. В. нашли нужным назначить мне преемника, было бы необходимо оградить его от притеснений губернатора. Положение мое невыносимо. Я бился в нем три года сряду, не доводя дела до разрыва, ни с кем не сталкиваясь; но мне не дают ни минуты покоя, и мне нечем оградиться от несправедливых, смешных притязаний, ежедневно возобновляющихся. Честь имею быть, и т. д.
P. S. Сейчас получил от сэра Гудсона Лоу третью официальную записку, которую имею честь при сем приложить в оригинале. Для того, чтобы положить конец этим писаниям и прожить с ним в ладах последние два месяца моего пребывания на Св. Елене, я решился не видеть более его узников.
Мой ответ на две первые записки сэра Гудсона Лоу.
15 апр. 1819.
«Г. Губернатор,
Честь имею известить вас о получении ваших двух записок, от 2-го и 13-го сего месяца. Вместо всякого ответа, ссылаюсь на неоднократные объяснения, которые я имел с вами о предмете, уже слишком избитом, и в особенности на наш разговор 18 декабря прошлого года, в котором я исчерпал этот предмет до дна и объявил вам в ясных, точных и твердых выражениях, что я никогда не подчинюсь тому, чего вы от меня требуете. Вы должны, г. губернатор, считать меня достойным доверия, коего удостаивает меня Император, мой Августейший Повелитель, и следовательно, вам нечего бояться моих встреч в Лонгвуде. Вот все, что я могу присовокупить. Если, кроме [800] того, вы имеете повод к жалобам на меня, соблаговолите обращаться с ними к вашему правительству, которое отнесется о них к Русскому посланнику в Лондоне. Я всегда буду готов отвечать на них, и убежден, что могу одним почерком пера изгладить те невыгодные впечатления, которые могли бы они возбудить относительно моего поведения или моих правил.
Честь имею быть, и т. д.»
Он однажды сказал г-ну Моншеню, что он в сильном беспокойстве, что я бонапартист, а что на св. Елене следует быть ультрароялистом. Мой товарищ согласился с этим мнением, и обещался никогда не видаться с Бертраном, приговоренным к смерти его королем, и с Монтолоном, этим исчадием революции. Спустя немного времени, ему было приказано видаться с ними как можно чаще. В одной из своих записок, губернатор уверяет, что все жалобы Бертрана и прочих Французов суть клевета. По-моему, это несправедливо, ибо нет ничего нелепее, неполитичнее и неделикатнее поведения Англичан относительно Наполеона.
«Если бы мы были в России — говорят в Лонгвуде и господа, и слуги, — нам было бы так же хорошо, как в Париже. У императора был бы замок, прекрасные сады, экипажи, приятное, избранное общество. Император Александр по великодушию не чета этим скверным Англичанам» и т. д. Эти речи пересказывают губернатору, и вот, может быть, что возбуждает его против меня. В одной из своих записок, губернатор также говорит, между прочим, что доводы, выставляемые мною в пользу моего сближения с Французами, не имеют достаточно важности, что бы возместить те разнообразные неприятности [801] и неудобства, которые бы от этого произошли для него. Это сопоставление того что может быть угодно Императору Всероссийскому, и того что лично неприятно сэру Гудсону Лоу, в высшей степени забавно.
10. Св. Елена, 4 мая 1819 н. ст., с бригом Подаргус, кап. Рус.
[801]
Граф,
Губернатор написал мне четвертую официальную записку насчет моих встреч в Лонгвуде. Думаю, не смея впрочем этого утверждать, что это последняя; — впрочем, мы пока снова в мире и дружбе. О Наполеоне никаких вестей. Спешу переслать при сем императорскому министерству копию с этой записки. [802] Вот уже около трех недель, как сэр Гудсон Лоу переговаривается с гр. Монтолоном на счет введения в Лонгвуде новых постановлений и исполнения приказаний лорда Батурса. Он пишет ему и получает от него раздраженные записки, которые все будут помещены в английских журналах; наконец, он почти готов ворваться насильно к Наполеону, и обо всем этом не говорит ни слова комиссарам союзных держав. Если бы я вздумал заговорить с ним об этом, я наверное получил бы уклончивый или недоброжелательный ответ.
11. Св. Елена, 6 мая 1819 н. ст., с бригом Подаргус, капит. Рус.
[803]
Граф.
Согласно приказанию Государя Императора, не замедлю открыть официальную переписку с генерал-майором бароном Тюйелем, нашим посланником при Е. В. короле португальском и бразильском. Я очень рад, что не имею сообщить ему ничего тревожного. Упорная и зловредная деятельность врагов общественного спокойствия еще не направлялась в нашу сторону. Бонапарт, я уже говорил и повторяю это, требует перемены губернатора и места ссылки, и ничего более. Если его приблизят к Европе или к какой-либо образованной стране, то в нем, быть может, зародятся более обширные замыслы. Невозможно их предвидеть, но на Св. Елене вот к чему он стремится, и я думаю, что решения на его счет на последнем съезде государей разрушат все его надежды. Мое мнение о лонгвудских делах остается и всегда останется неизменным.
12. Св. Елена. 10 мая 1819 н. ст., с бригом Подаргус, капит. Рус.
[803]
Граф.
Нынче утром, губернатор Св. Елены сказал мне, что вот уже около двух [804] недель, ординарец каждый день видит узника Европы у окон или на террасе Лонгвудского павильона. Не имею сообщить императорскому министерству никаких иных вестей.
13. Св. Елена. 26 мая 1819 н. ст., с Регентом, Ост-Индск. комп., кап. Риплей.
[804]
Граф.
Бонапарт продолжает показываться ежедневно ординарцу, капитану Никольсу, появляясь [805] у окна или на террасе Лонгвудского павильона. Об его здоровье нет никаких вестей.
Сэр Джордж Бингам, генерал-бригадир Св. Елены, несмотря на выгоды и блеск этой должности, подал в отставку под предлогом нездоровья, и едет назад в Англию. Генерал-адъютант сэр Томас Рид назначен полицеймейстером Св. Елены. Не думаю, чтобы он был достаточно умен и ловок, чтобы с пользою исполнять эту должность; да к тому же, он любимец сэра Гудсона Лоу, которого здесь не любят. Его боятся и к нему не имеют доверия.
Губернатор сообщил комиссарам союзных держав, что он без промедления доведет до сведения гр. Бертрана протокол Ахенского конгресса относящийся до Наполеона Бонапарта.
P. S. 27 мая 1819 н. ст. Сэр Гудсон Лоу сейчас прислал мне официальную записку, которую имею честь приложить при сем в оригинале.
14. Св. Елена. 18 июня 1819 н. ст., с Леди Кампбель, Ост-Индской комп., капит. Маркиз.
[806]
Граф.
С особенным удовольствием могу сообщить Вашему Сиятельству, что мои личные отношения с английскими властями мирны [807] и дружественны, что я беспрестанно бываю в Плантешен-гоузе, что меня принимают там с распростертыми объятиями, что обеды, балы и вечера, со времени получения последних известий из Европы, повторяются там беспрерывно, и что все это услаждает скуку моего изгнания; но я должен присовокупить с сожалением, что, не видя более ни Бертрана, ни Монтолона, я ничего не знаю о том, что делается в Лонгвуде.
Я спросил губернатора, каково здоровье Бонапарта, что он сказал об ахенском протоколе, печален ли он, или покоряется своей судьбе, и т. д.
«Могу только засвидетельствовать вам, что он существует» отвечал он мне.
В городе уверяют, что Французы в отчаянии и беспрестанно повторяют: «Императора Александра обманули лживыми донесениями, подложными письмами и документами, чтобы иметь предлог лишить нас всяких сообщений с остальным миром. Англичане, пользуясь апатиею и невниманием комиссаров Австрии и Франции и временным отсутствием русского комиссара, навязали союзным государям все, что хотели, все, что могло оправдать их варварский, преступный образ действий. Не было ни заговора, ни политической переписки. Мы хотим, чтобы нас об этом допросили» и т. д.
Мне следовало бы теперь бывать в Лонгвуде, по крайней мере, два раза в месяц. Мне бы там сообщили множество подробностей, относящихся ко всем этим фактам, которые послужили бы к их разъяснению. Кроме того, я знаю, что меня там ждут, что Французы утром и вечером стерегут меня на гулянии, и что Бонапарт, несмотря на то, что было решено на его счет на ахенском конгрессе, [808] все еще хорошо расположен ко мне. Но я, не имея возможности пользоваться выгодами моего положения, не становясь на ножи с сэром Гудсоном Лоу, и держусь по возможности спокойным и в стороне.
15. Св. Елена, 1-ro июля, 1819 н. ст., с Леди Камбель, Ост-Индской комп., капит. Маркиз.
[808]
Граф.
Нынче утром, Графиня Монтолон уехала в Англию на борте «Леди Кампбелль», Ост-индской компании, кап. Маркиз. Ее завалы в печени до того застарели, что стали неизлечимыми. Самый каломель не имел на них действия. Быть может, европейский климат и серные воды принесут некоторое облегчение ее болезни. Это женщина умная и дельная, чрезвычайно любезная, и была для меня большим [809] утешением на Св. Елене. Это для меня невознаградимая потеря. Муж ее остался при Бонапарте.
В. С. найдете при сем приложенную в копии записку, разосланную сэром Гудсоном Лоу комиссарам союзных держав, чтобы известить их об отъезде г-жи Монтолон. В ней не сказано ни слова о ее болезни.
16. Св. Елена, 20 июля 1819 н. ст., с
фрегатом Фаэтоном, капит. Дилон.
[809]
Граф.
Г. Никольс, ординарец в Лонгвуде, продолжает видеть Бонапарта всякое утро у окон или на террасе его тюрьмы. Нет никаких известий ни о состоянии его здоровья, ни о том, что он делает, еще менее о его настоящих надеждах и планах. На днях, будучи веселее обыкновенного, [810] он послал свой портрет, осыпанный каменьями, г же Бертран и золотую цепь дочери этой последней, молодой Графине Гортензии.
Мои личные отношения к сэру Гудсону Лоу весьма удовлетворительны. Генерал-адъютант и полицмейстер сэр Томас Рид был тяжело болел завалом в печени. Честь имею быть и т. д.
17. Св. Елена, 5-го авг. 1819 н. ст., с бригом Редполь, капитаном Эванс.
[811]
Граф.
Наконец имею честь донести В-му С-ству, что Бонапарт начинает делать моцион. Каждый день, начиная с 20-го прошлого месяца, он прохаживается большими шагами около своего дома и даже спускается иногда в Лонгвудскую долину, отстоящую от него на четверть мили. Уверяют, что лицо у него свежее, и что он совершенно здоров.
1-го числа нынешнего месяца семь или восемь сот Китайских рабочих, содержимых здесь Ост-Индскою компаниею, поссорившись из-за религиозного вопроса, из-за темного пункта в своем нравственном или догматическом учении, вступили в кровавый бой около Плантешен-гоуза. Выстроившись в три или четыре массы в 100 или 150 человек каждая, вооруженные бамбуками, копьями, ножами и т. д., [812] они кинулись друг на друга с ужасною яростью. Армия Конфуция испускала страшные крики и произвела тревогу в Гайпольском посте. Вместо того, чтобы послать против них сильный патруль старых английских драгунов, который рассеял бы их в одно мгновение, им противопоставили здешних стрелков, по большей части пьяных молодых людей, которые, не ожидая приказания, поспешили вступить в бой и со всех сторон напали на бедных Китайцев. Двое или трое из них были убиты и многие ранены; остальные рассыпались, и порядок восстановился. Если последствия этого трагикомического случая представят какие либо интересные черты, не премину сообщить их императорскому министерству.
Губернатор не одобрил, в этом случае, поведения своей пехоты. Дело это будет судиться при первых ассизах.
P. S. В-е С-ство найдете при сем извлечение из частного письма, которое капитан де Горс, адъютант маркиза Моншеню, отправляет сегодня г-ну Рейневалю, чтобы с некоторыми подробностями объяснить ему положение иностранных комиссаров на острове Св. Елены. Г. Моншеню не доводит всех этих подробностей до сведения своего двора. Вот уже девять месяцев, как, вопреки положительному шифрованному приказанию герцога Ришелье, нога его не была в Лонгвуде.
18. Св. Елена, 8 авг. 1819, н. ст., с бригом Редполь, капитаном Эванс.
[813]
Граф.
Сэр Гудсон Лоу сейчас прислал мне пространную и конечно весьма точную реляцию о деле Китайцев. В-e С-ство найдете ее при сем приложенную в оригинале. Tа, которую я прислал Вам, была основана на городских слухах, и на том, что сказали мне об этом деле гарнизонные офицеры.
Честь имею быть, и т. д.
19. Св. Елена, 16 авг. 1819, н. ст., с купеч. корабл. Голькондою, капит. Эдварс.
[813]
Граф.
14-го этого месяца, ординарец подошел, по обыкновению, к окну Лонгвудского павильона, чтобы удостовериться собственными глазами в существовании Бонапарта. Этот последний, который уже [814] час сидел в ванне, вдруг с гневом и досадою выскочил из нее и показался in nаturаlibus капитану Никольсу. Иных известий императорскому министерству сообщить не имею.
20. Св. Елена, 23 авг. 1819, н. ст., с транспортом Леди Кеннеди, капит. Донжон.
[815]
Граф.
Уже около двух недель, Бонапарт прекратил свои прогулки, не является более у окон своего павильона и делает затруднения, чтобы показываться ординарцу. Губернатор, которого сорок второй протокол Ахенского конгресса, по-видимому, успокоил и привел в хорошее расположение духа, избегает тревожить его на этот счет. Знают, что он в Лонгвуде, слышат, как он говорит, поет, ходит по своей биллиардной, и этого достаточно. Нравственное убеждение равносильно очевидности.
Я только что узнал, совершенно достоверно, что в прошлом Феврале месяце, желая переслать в Европу простое письмо, помимо английских властей, он предложил 600 ф. стерл. капитану купеческого корабля, который отказался от этого поручения.
Стрелки здешнего баталиона, преданные гражданскому суду, по поводу схватки с Китайцами, были судимы при последних ассизах, и единогласно признаны невинными в умышленном убийстве. Им возвращена свобода.
Хирург Стоко прислан обратно в Св. Елену лордами адмиралтейства, чтобы быть судимым здесь по десяти обвинительным пунктам. Он прибыл сюда на борте «Абонданса», корабля королевского флота. По его процессу теперь производится следствие. Как только оно будет окончено, не премину донести о нем императорскому министерству.
21. Св. Елена, 2 сент. 1819 н. ст., с Гиенною, кораблем королевского флота.
[817]
Граф.
Честь имею известить В-e С-ство, что хирург Стоко судился нынче утром, на борте адмиральского корабля, военным судом, составленным из гг. Станфеля, капитана «Конкерора», президента Вангопа капитана «Евридики», Ренни капитана «Тиса», Пломриджа капитана «Сафо» и сэра Вильяма Вайземана капитана «Софии» — судей. В-e С-во найдете при сем, в копии, обвинительный акт, составленный против него, в том виде, в каком лорды адмиралтейства прислали его капитану Станфелю.
После четырех заседаний, по выслушании свидетелей и длинном совещании, военный [818] совет единогласно объявил хирурга Стоко виноватым в возводимых на него проступках, приговорил его к увольнению, но, приняв в соображение его прежние заслуги, представил его к половинному жалованию хирурга королевского флота. Здешние власти, чтобы напугать обывателей, которым вздумалось бы подражать г-ну Стоко, наделали много шуму из-за этого дела. Мы были вполне убеждены, что обвиненный раскроет все тайны Лонгвуда, и будет повешен, или, по крайней мере, сослав в Ботани-Бей. Никто, несмотря на его настоятельные просьбы, не захотел быть его защитником. Он защищался сам, не без ловкости и присутствия духа; он сознался в проступках против субординации, и дал почувствовать, что он, быть может, был орудием, во отнюдь не сообщником врагов Плантешен-гоуза; он возбудил сострадание судей и слушателей, и в глазах общественного мнения, остался человеком слабым, неосторожным и несчастным. И так гора родила мышь.
На св. Елене не знают, почему хирург О’Меара, который, по словам сэра Гудсона Лоу, великий преступник, не был также привлечен веред своих естественных судей, на борте Конкерора, или перед чрезвычайное судилище в Лондоне.
Обвинительный акт был сообщен мне адмиралом Плампеном. Я счел долгом поощрить это счастливое, новое, необычайное расположение к доверию, и написал ему следующее:
«Честь имею известить вас о получении вашего сегодняшнего письма, и не премину послать императорскому министерству, при первом случае, приложенный при нем в копии обвинительный акт. Примите выражения искренней моей благодарности, и будьте [819] уверены, что я невыразимо тронут этим знаком доверия. Сообщения, получаемые мною здесь от английских властей, всех лучше бывают приняты в Петербурге, и я передаю их с особенною тщательностью и усердием».
Честь имею быть, и т. д.
22. Св. Елена, 10 сент. 1819 н. ст., с Гиеною, кораблем королевского флота.
[820]
Граф.
Губернатор св. Елены только что разослал комиссарам союзных держав официальную записку, которую спешу доставить при сем, в копии, императорскому министерству.
Я прочел в только что вышедшем безымянном памфлете, под заглавием Факты, относящиеся до обращения с Наполеоном Бонапартом на cв. Елене, следующие строки:
«Тот же дух притязательности и презрения к людям, которым отличался Бонапарт, когда был императором, обнаружился в нем относительно комиссаров, посланных на св. Елену отдельными континентальными державами. Мысли его на их счет весьма мало согласовались с тем понятием, которое они составили себе о своей власти и своем значении: ибо они почитали себя не менее, как посланниками своих дворов. Присутствие этих комиссаров на св. Елене кажется нам совершенно бесполезным», и т. д.
Автор «Фактов», по-видимому, есть чиновник министерства колоний на Иль-де-Франсе. В проезд свой через св. Елену, он находился под тяжким обвинением, и ехал в Англию, чтобы подвергнуться суду. Это, по-видимому, ловкий человек и импровизатор, который печатает все эти небылицы, чтобы заслужить прощение. Вот что говорят об этом в Лондоне и на св. Елене.
Честь имею быть, и т. д.
23. Св. Елена, 22 сент. 1819, н. ст., с Кокеткою, торговым судном, капит. Мур.
[821]
Граф.
Вот уже около шести недель, как Бонапарт не делает более моциона, и даже не переступает порога своего дома; но зато, со времени приговора над хирургом Стоко, он ежедневно показывается ординарцу, являясь у окон Лонгвудского павильона.
Транспорт «Снайп», кап. Суайн, отплывший из Англии 9 июля, прибыл в Св. Елену 20 сего месяца. На борте его находились гг. Буонавита и Виньоль, священники, [822] г. Антомарки, хирург, метрдотель Кюрсор и повар Шанделье, все присланные для того, чтобы находиться при Бонапарте. Эти люди, сообщая ему бессвязные, маловажные известия из Европы, на первых порах будут услаждать его скуку, и если отец Буонавита, который слывет святым человеком, сумеет отвратить его от земного величия и навсегда отвязать от него помыслы, об оном, то он, из пяти, принесет ему наибольшую пользу.
24. Св. Елена, 1 окт. 1819, н. ст., с фрегатом Евридикою, кап. Ванчоп.
[824]
Граф.
Третьего дня, 29 сентября, в Дидвуде была скачка. Обыватели и гарнизон острова толпою собрались на нее. Губернатор и его семейство почтили ее своим присутствием, и я видел тут же жалкую и запуганную свиту Бонапарта. Его хирург, Антомарки, поспешил со мною познакомиться. Это ловкий и тонкий Корсиканец, который, полагаю я, скоро введет Англичан в затруднения. Он уверял меня, что у императора Наполеона, его «знаменитейшего пациента», уже вполне развился завал в печени, и что климат Св. Елены убьет его.
Г-жа Бертран сказала мне, что она намерена вернуться в Европу в будущем марте, что скука, тоска, спазмы и нервные боли потрясли ее здоровье, что каждое воскресенье, рано утром, отец Буонавита будет служить обедню у императора, а в полдень отец Виньоль у нее. Она просила меня присутствовать правильно при той и при другой. I
Г. Монтолон, которого Бонапарт обыкновенно посылает к комиссарам союзных держав, спросил меня, имею ли я сведения о своем преемнике.
— Никаких, отвечал я ему.
— Как! воскликнул он, вы не знаете, что вы замещены, что вы на дурном счету у вашего министра, и на хорошем у вашего государя?
— Басни, не верьте! отвечал я сухо.
— Вот, продолжал он, что приказано мне передать вам. «Если вы увидите графа Бальмена на дидвудской скачке», сказал мне император, и я передаю вам собственные его выражения, «то предупредите его от меня, что преемник [825] его находился в Париже прошлого 26 июля, что он штаб-офицер, уважаемый по своим заслугам и хорошим качествам; этот штаб-офицер, говоря о графе Бальмене в парижских кружках, объявил положительно, что ссоры его с властями Св. Елены вынудили ею отозвание; что Граф Нессельроде, или точнее Петербургский кабинет, не одобряет его поведения, но что императорский двор им внутренне доволен, и что вся Европа признала в нем приложение неизменного правила Русских и всех честных людей: «Великодушие и деликатность относительно побежденного врага». Скажите ему, что император Александр сохраняет ко мне лично дружелюбные чувства, которые независимы и всегда останутся независимыми от хода его политики. Поблагодарите его за участие, принятое им в моем здоровье. Я узник и не могу быть ему полезным, не могу доказать ему моей благодарности. Могу только погубить его. Пусть он раз навсегда покинет меня, и постарается жить в ладах с моим убийцею».
Сэр Гудсон Лоу, которому я передал от слова до слова эту речь г-на Монтолона, был ею поражен, и полагает, что она придумана нарочно, что цель ее — либо завязать новую интригу, либо поставить мне ловушку. Я с ним не согласен.
25. Св. Елена. 25 окт. 1819 н. ст., с военною шлюпкою Конвей, капит. Барнар.
[826]
Граф.
Со времени закрытия Ахенского конгресса, дела в Лонгвуде приняли правильный ход, и, как дела в Европе, идут мирно. Бонапарт менее волнуется. Иногда, когда он не в духе или огорчен, он запирается между четырьмя стенами и не хочет показываться ординарцу; но этими неровностями перестали тревожиться, и они сглаживаются. Впрочем, в его теперешнем поведении не видно никакого плана, никакой цели. Его препирания с сэром Гудсоном Лоу совершенно прекратились. Г-жа Бертран испросила себе позволение видеть немного общества. Отцы Буонавита и Виньоль проповедуют Французам согласие, терпение, прилежание к добрым делам. [827] Они уже женили троих служителей, которые имели незаконные связи.
Все предвещает конец интриг и вспышек, все заставляет предвидеть на св. Елене такой порядок вещей, какого только могут желать европейские державы. Тем не менее, с моей стороны было бы слишком смелым ручаться за будущее, и весьма возможно, что эта видимая покорность и тишина установились не навсегда.
26. Св. Елена. 5 ноября 1819 н. ст., с военною шлюпкою Конвей, капит. Барнар.
[827]
Граф.
Сэр Гудсон Лоу только что сообщил мне официальный документ, относящийся к ограничениям, положенным на свободу Лонгвудских жителей 9-го октября 1816 года. Он уверяет, что Французы, в своих замечаниях на речь лорда Батурса [828] в палате лордов, от 18-го марта 1817 года, скрыли этот документ от публики. Это и побуждает меня передать его при сем, в копии, императорскому министерству.
С весенним равноденствием к нам вернулись повальные болезни, завалы в печени, воспалительные лихорадки. Большая городская больница наполнена больными из 20-го пехотного полка, Нет никаких известий о здоровье Наполеона. От времени до времени, он прогуливается перед своею дверью в охотничьем платье.
Честь имею быть, и т. д.
27. Св. Елена. 26 ноября 1819 н. ст., с купеч. судном Лорд Колингвуд, капит. Паркин.
[829]
Граф.
Число больных, в особенности между солдатами 20-то пехотного полка, ежедневно увеличивается. Можно их считать 20 на роту в 60 человек. Это род поветрия, вдруг настигнувшего нас и поражающего в особенности печень и желудок. Адмирал велел перенести всех выздоравливающих с своей эскадры на высокую гору, где чистый воздух способствует восстановлению сил. Капитан де Горс, адъютант комиссаров французского и австрийского, был опасно болен желчною лихорадкою. Я сам вот уже пять недель страдаю сильным расширением печени, которое значительно истощает и ослабляет меня.
Уверяют, что Бонапарт совершенно здоров. Он на днях превратил свою столовую в часовню. Уж не склонится ли он к набожности?
Между мною и властями острова начинают устанавливаться искренние и дружеские отношения, которые я всей средствами стараюсь поддерживать.
28. Св. Елена. 1-го дек. 1819 н. ст., с купеч. судном Еллергиль, капит. Поттон.
[830]
Граф.
Нынче утром, гр. Монтолон сказал сэру Гудсону Лоу, что здоровье императора Наполеона видимо поправляется, что его силы уже восстановились, и что он, быть может, решится ездить верхом. Вот уже несколько дней, как он очень занят своим садом, и заставляет работать в нем мужчин, женщин и детей — всю свою свиту, не исключая старого отца Буонавиты.
К концу этого месяца, ожидают сюда лорда Чарльса Соммерсета, губернатора Мыса Доброй Надежды. Он едет в отпуск в Лондон на бриге «Сафо», капитан Пломридж. |
