|
[73]
Утро 1-го октября выдалось пасмурное и угрюмое.
Мутные громоздкие облака повисли на горизонте.
Моросил мелкий дождик.
Было сыро, холодно и грязно.
После раннего обеда, полк с бивака у деревни Тацыухэ перешел на позицию, что южнее деревни Сыфантунь, откуда было приказано немедленно атаковать впереди лежащую деревню Фудядуань. Для этого предназначались два батальона.
1-я, 2-я, 13-я и 14-я роты, скользя по липкой грязи, выбрались на опушку деревни и рассыпались в цепь, а 3-я, 4-я, 15-я и 16-я роты составили резерв.
Деревня Фудядуань, где находились японцы, ясно выделялась на ровной местности.
Самое наступление, по приказанию командира полка, было приостановлено, дабы дать возможность подготовить атаку артиллерийским огнем, а также подойти резерву (два батальона Чембарского полка), далеко отставшему.
За несколько часов страшной орудийной канонады наша артиллерия своим метким огнем совершенно ослабила противника, не вызвав с его стороны ни ружейного, ни артиллерийского огня.
В сумерках нижние чины 3-й роты, фельдфебель Сергей Голубев, младшие унтер-офицеры Иван Образцов и Никифор Рогов и ефрейтор Иван Беззубов, вызвались пробраться к японской деревне и осмотреть ее. Они скрытно подползли к валу, перелезли [74] через него и, крадучись вдоль стен, обошли всю деревню. Оказалось, что японцы торопливо покидали ее. Донесение разведчиков было радостным известием для полка, который вместе с подошедшим резервом двинулся вперед и без всякого сопротивления, около 7 часов вечера, вошел в деревню. Здесь были видны следы разрушения от нашего артиллерийского огня. Стаканы и осколки снарядов валялись повсюду.
Полк разместился на улицах и дворах фанз, не предприняв, вследствие вечерней темноты, дождя и грязи, преследования противника. Продрогшие от холода и дождя люди разложили костры и принялись около них греться и кипятить чай.
Японцы, заметив огни, обстреляли деревню.
Пострадали двое нижних чинов: один был убит, другой ранен.
Пришлось потушить костры и всю ночь провести на холоде.
О занятии деревни было послано донесение с двумя ординарцами, рядовыми Иваном Котяевым и Павлом Ворожейкиным, но в ночной темноте ординарцы сбились с направления и заблудились. Отыскивая дорогу, они попали в гаоляновую заросль, откуда вдруг раздались залпы. Котяев свалился раненым, лошадь его убили.
Под продолжавшимися залпами, неизвестно кем производимыми, другой ординарец, Ворожейкин, поднял раненого товарища, посадил на свою лошадь и увез его. Вскоре Ворожейкин выехал на дорогу, и оба ординарца возвратились в полк.
На следующий день, с 6 часов утра, японцы открыли по деревне Фудядуань редкий артиллерийский огонь с юго-востока. [75]
Чембарский полк, как занимавший сторожевое охранение юго-восточной части деревни, приготовился к обороне, имея за собой в резерве 4-й батальон Бузулукского полка.
1-й батальон полка был отправлен из деревни Фудядуань в прикрытие к артиллерии.
Командир полка вызвал желающих нижних чинов произвести в сторону противника разведку. На это изъявили желание младший унтер-офицер 14-й роты Алексей Ионов и рядовые Василий Воробьев, Иван Ворожцов и Яков Ручкин.
Они подползли к противнику, выглядели его расположение и, главное, стрелявшие по нас орудия, но тут сами были замечены японцами и подверглись ружейному обстрелу. Все-таки им удалось невредимыми вернуться в полк и сообщить о своих наблюдениях. По указанному ими направлению роты сделали несколько залпов, и японская артиллерия замолчала. Однако, когда залпы прекратились, японцы возобновили артиллерийскую стрельбу.
Не получив приказания переходить в наступление, полк весь день оборонял деревню, отвечая на исключительно артиллерийский огонь противника - ружейным.
Все распоряжения, которые при этом отдавались командиром полка, были одобрены начальником дивизии.
С наступлением темноты, отряд, по приказанию начальника дивизии, выступил из деревни Фудядуань на присоединение к общему резерву. Пропустив вперед чембарцев, полк с мерами охранения отошел последним к резерву, не понеся за этот день никаких потерь, а в 10 часов вечера, [76] согласно приказанию по отряду, направился к деревне Айдяпу, куда прибыл в 6 часов утра 3-го октября.
Люди, не спавшие ночь и голодные, в мокрой от вчерашнего дождя одежде, нуждались в пище и отдыхе, а голубое солнечное утро, теплое и безветренное, манило к покою.
Горячая пища была уже готова.
Но едва только полк начал обедать, как получилось приказание немедленно выступать на деревню Шоуялинцза. Солдаты вылили из котелков недоеденные щи, и полк, в составе 1-го и 4-го батальонов, тронулся в путь.
По приходе в деревню Шоуялинцза, батальоны были назначены в резерв отряда, за левым флангом боевого расположения, при чем 2-я и 3-я роты выделились в прикрытие к артиллерии.
В 2 часа дня, по словесному приказанию командира 5-го корпуса, 4-й батальон, под начальством подполковника Крючкова, выдвинулся на окраину деревни Сандиоза для поддержки боевой части. Как раз в этот момент получилось лаконическое приказание командующего дивизией:
«Сегодня командующий армией не приказал переходить в наступление».
Из двух разноречивых приказаний было исполнено первое, т.е. приказание корпусного командира.
Через полчаса и остальные роты, 1-я и 4-я, под личным начальством командира полка, присоединились к 4-му батальону для того, чтобы помочь частям боевой линии.
Не менее полка японцев занимали видневшуюся впереди, на гладкой равнине, большую и сильно укрепленную деревню Уанчуанцзы. [77]
Отряду было приказано атаковать противника и выбить его из этой деревни.
Стройными цепями по желтой глади убранных полей двинулись 13-я, 14-я, 15-я и 16-я роты. Следом за ними, тоже цепями, вышли из деревни 1-я и 4-я роты, составившие резерв, во главе с командиром полка, князем Амилахори.
Град пуль осыпал наступавшие роты. Глухо грохнула неприятельская артиллерия. Шимозы забороздили землю, выбрасывая черные клубы едкого дыма.
Местами раздавался треск лопавшейся шрапнели.
Одиночные люди падали; послышались стоны раненых.
А цепи неудержимо, красиво и стройно двигались вперед.
Вот уже 1-я и 4-я роты слились с 4-м батальоном и перебежками мчались на врага. Японцы употребили все усилия, чтобы адской стрельбой отбить атаку. Пачечный ружейный огонь их был доведен до крайнего напряжения. Казалось, что воздух наполнен расплавленным свинцом, брызгавшим по всему пространству между двумя деревнями.
Полк наступал без выстрелов, а наши двадцать слишком скорострельных орудий, стоявших сзади, тоже молчали, точно чужие.
Трудно передать радостное, задорное чувство, какое охватывает человека, идущего в бой, когда видишь и слышишь за собой дружную поддержку своей артиллерии, и как невыносимо больно и жутко, когда эта артиллерия стоит тут же молча и своим полнейшим безучастием в общем деле будто потешается над слабостью пехоты, над ее гибелью. Это чувство испытывал всякий, кому хоть раз случалось [78] бывать в большом бою. От ответа на вопрос, почему не стреляли наши орудия, я уклоняюсь, хотя должен заметить, что ввести в дело артиллерию представлялась полная возможность, а о необходимости в данном случае ее поддержки и говорить нечего.
Не доходя шагов 400-600 до неприятеля наступавшие цепи были остановлены. Идти дальше было немыслимо: японцы уничтожили бы нас своим огнем прежде, чем мы достигли бы деревни. Цепи залегли за борозды, отчасти за китайские могилы, и оттуда учащенным огнем начали обстреливать противника. Командир полка, князь Амилахори, находясь тут же, на открытом месте, лично руководил действиями рот и своим мужеством, спокойствием и распорядительностью воодушевлял офицеров и солдат.
Его примеру следовали командир 13-й роты, поручик Рылов, фельдфебель 14-й роты Иван Дудкин, старший унтер-офицер Василий Бубенцов, фельдфебель 4-й роты Евдоким Кудинов, и старший унтер-офицер Матвей Сабанов и много других. Они под пулями бесстрашно расхаживали взад и вперед по цепи, ободряя своих подчиненных. Поручик Рылов был ранен двумя пулями в ногу навылет и упал. Его хотели вынести из-под огня, но он отказался, встал и, сильно прихрамывая, пошел на перевязочный пункт. Не посчастливилось и доблестному фельдфебелю Дудкину. Сразу две пули пронизали его: одна в грудь, расколов висевший на ней ротный образ, другая - в живот.
Дудкина унесли на перевязочный пункт и там он умер. В середине боя был контужен шрапнельной пулей командир полка, князь Амилахори, [79] но строя не оставил и, точно ни в чем не бывало, продолжал до конца боя спокойно управлять полком. Тогда же были ранены подполковник Крючков, которого вынес из-под огня рядовой Тимофей Есбин, и прапорщик Герман, оба осколками снарядов в голову, и контужен, также осколком снаряда, прапорщик Адамский.
Потери, нанесенные нами противнику, были, нужно полагать, очень велики. Часто, после меткой нашей стрельбы, огонь японцев внезапно прекращался или ослабевал, и затем вновь разгорался, очевидно, по усилении каждый раз их боевой линии.
Успех беспрерывной и учащенной стрельбы рот в известной мере обязан своевременной доставке в цепь нижними чинами патронов. В этом отношении выказали особенное мужество: полковой барабанщик Василий Мокеев, старшие унтер-офицеры: 1-й роты Николай Глистенков и 14-й роты Матвей Мазанов и рядовые: Евсей Целуйко, Илларион Ильин, Имаметдин Хайсаметдинов и Даниил Городнев, которые, пренебрегая смертельной опасностью, в течение всего боя подносили из деревни патроны, снабжая ими цепи.
Рядом с полком, в таком же порядке, действовали Инсарский и Чембарский полки. Одна или две роты Инсарского полка находились с левого фланга нашего расположения, а остальные части с правого.
Перед концом боя и наша артиллерия открыла огонь, но было уже поздно. Части Инсарского и Чембарского полков, сбитые артиллерийским огнем противника, начали отходить.
При малейшей оплошности начальствующих лиц, поспешное отступление соседних частей могло бы, [80] как это часто случается, и было, кстати, в бою у Янтая, увлечь за собой малодушных людей державшегося на позиции полка, но своевременно принятыми мерами на этот раз цепи не поколебались и, оставаясь на местах, спокойно продолжали свое дело.
Спустя час, полк остался совершенно один впереди, и, командир полка, находя бесполезным держаться дольше под сосредоточенным огнем противника, приказал ротам постепенно отступать назад, на линию резервов, прикрываясь огнем 1-й и 14-й рот.
Роты отходили в полном порядке, не спеша, подбирая на пути раненых. В сумерках полк занял окоп, вырытый шагах в 1500 от деревни Уанчуанцзы.
После этого были вызваны охотники для уборки раненых и убитых офицеров и нижних чинов Инсарского полка.
Охотники, совместно с санитарами 4-й роты, ефрейторами Николаем Осиповым и Василием Романовым и рядовым Акимом Никифоровым, под руководством заведывающего отрядом Красного Креста Лярхэ и полковых врачей, до поздней ночи подбирали раненых, в числе которых были вынесены один убитый штаб-офицер и один раненый обер-офицер. Раненые доставлялись на полковой перевязочный пункт, действовавший в деревне Паюньчжуань.
Таким образом, полк, оставаясь на позиции, содействовал спасению раненых Инсарского и Чембарского полков.
Неуспех атаки всецело обусловливался тем, что она не только не была предварительно подготовлена [81] артиллерийским огнем, но и самый огонь, открытый слишком поздно, не был действителен, между тем как ружейным огнем невозможно было выбить японцев из занятой ими деревни, обнесенной высокой глиняной стеной и хорошо укрепленной.
По достоверным сведениям, в деревне Уанчуанцзы, как и в деревне Сандиоза, имелись окопы, приспособленные для стрельбы с колена и лежа, и, кроме того, бойницы в глинобитных степах.
В докладе по поводу боя командующему дивизией командир полка, между прочим, высказал:
«Все чины полка действовали отлично. Каждый из них достоин имени русского солдата, но укрепившаяся страсть в войсках уповать на успех боя при помощи штыка и не пользоваться дальнобойностью и скорозарядностью винтовки, а в данном случае и артиллерии, послужила к неудаче.
Не могу не засвидетельствовать, что участвовавшие 3-го октября в бою 1-й и 4-й батальоны с честью выполнили данное командующему армией слово: при первом же случае загладить янтайский промах.
Доблестно вели себя чины от офицера до последнего рядового, не исключая и ротных фельдшеров, которые под сильным ружейным и артиллерийским огнем делали перевязку».
Восемь участвовавших рот получили по 4 знака отличия военного ордена на каждую роту.
Фельдфебель 4-й роты Кудинов был представлен к награждениио его знаком отличия военного ордена 3-й степени, минуя низшую степень, за обадривание нижних чинов примером неустрашимости.
Память о герое Дудкине, погибшем во славу русского оружия, навсегда сохранится в полку. [82]
Подполковник князь Амилахори, высоко ценя доблести русского солдата, исходатайствовал впоследствии семье фельдфебеля Дудкина пособие в 400 руб. и объявил в приказе по полку следующее:
«В бою 3-го октября 1904 года фельдфебель из добровольцев Иван Дудкин проявил поистине изумительное мужество и храбрость.
В 400 шагах от противника, под сильным его огнем, он, все время стоя в цепи, ободрял нижних чинов, служа для них назидательным примером. Будучи ранен, оставался в строю, так же стойко продолжая свое дело. Будучи ранен вторично, он только по настоянию отправился на перевязочный пункт и там умер. Дабы не осталась без награды такая самоотверженная, доблестная служба, я ходатайствовал о пособии семье фельдфебеля Дудкина, и получил разрешение отчислить из сумм полка 400 руб. пособия семье этого славного солдата. Объявляю о сем в приказе, чтобы каждый солдат помнил, что за Царем и отечеством доблестная служба не пропадает».
Из участвовавших в этом бою офицеров 5 человек ранено и контужено. Нижних чинов убито 15, ранено 195, без вести пропало 5. К утру все раненые были транспортированы.
В то время, когда полк молодецки дрался у деревень Фудядуань и Уанчуанцзы, полковая охотничья команда, под начальством подпоручика Гогина, действовала в другом месте.
1-го октября. около 7-ми часов вечера, команда, совместно с батальоном Чембарского полка, приблизилась к деревне Лидянтунь с намерением атаковать ее, но казачьи разъезды сообщили, что деревня [83] японцами оставлена. Тогда команда и батальон перестроились во взводные колонны и двинулись прямо в деревню.
Во мраке наступившего вечера взвод за взводом углублялся в тесные, обнесенные глинобитными стенами улицы. Вдруг из дворов фанз, шагах в тридцати от головы колонны, раздались выстрелы, и можно себе представить, какое впечатление произвели они своей неожиданностью. Батальон Чембарского полка скучился в узком проходе и ринулся назад. Шедшая во главе охотничья команда остановилась. По команде подпоручика Гогина, взводы, как один, упали на землю и приготовились к бою. Таинственная ружейная трескотня между тем не стихала и пули визжали над головами людей. Начальник команды приказал открыть по фанзам огонь. Дружный залп сделал свое дело. Скрывавшаяся за стеной засада прекратила стрельбу и слышно было, как несколько человек тяжело застонали. Это были японцы, обнаружившие себя резким, гортанным говором. Немедленно от команды отделился взвод, под начальством унтер-офицера Холодова, с криком «ура» ворвался во дворы фанз и бросился в штыки. Японцы мигом разбежались и скрылись в ночной темноте. После этого все фанзы были тщательно осмотрены и отряд расположился здесь на ночь, выставив впереди деревни сторожевое охранение.
Немного позже на окраине деревни был пойман легко раненый японский кавалерист, отставший от прогнанной засады и пытавшийся пробраться через наше сторожевое охранение к своим. Другой японский кавалерист, не осведомленный, вероятно, о занятии [84] нами деревни, въехал в район сторожевого охранения и что-то произнес по-японски. Его окружили наши солдаты и хотели поймать, но он ловко спрыгнул с коня и удрал, а лошадь его задержали.
Всю ночь отряд вел ружейную перестрелку с передовыми частями японцев.
На другой день, с утра до полудня, деревня Лидянтунь обстреливалась ружейным и артиллерийским огнем противника. Около 2-х часов пополудни, по письменному приказанию командира 5-го корпуса, переданному офицером Чембарского полка, охотничья команда и батальон очистили деревню и отступили версты на четыре назад, но в дороге получилось приказание возвратиться в деревню Лидянтунь, куда отряд прибыл к вечеру и тотчас же завязал с японцами оживленную перестрелку, продолжавшуюся до ночи.
3-го октября, с раннего утра, у деревни Лидянтунь появились японские разъезды, быстро, впрочем, прогнанные метким огнем охотничьей команды.
Увлекшись наблюдением за противником, команда не заметила, как отряд еще на рассвете покинул деревню. Пришлось нагонять ушедший батальон.
При выходе из деревни, команда подверглась усиленному обстрелу японского эскадрона, находившегося невдалеке в кустарнике, но огонь этот, остановленный залпами команды, не принес ей никакого вреда.
4-го октября команда присоединилась к полку, который к этому времени собрался у деревни Сахоботай и встал правее Инсарского полка в боевом резерве.
Унтер-офицер Холодов, по докладе начальником команды о его мужестве, храбрости и распорядительности, [85] был представлен командиром полка к награждению знаком отличия военного ордена 4-й степени и к переименованию в зауряд-прапорщики.
Утром бивак посетил командир 5-го Сибирского армейского корпуса, генерал-лейтенант Дембовский, и сердечно, прочувствованно благодарил всех чинов полка за молодецкое дело.
У деревни Сахоботай полк простоял целые сутки под сильным и холодным дождем, с минуты на минуту ожидая нового боя.
И только на следующий день, 5-го октября, все успокоилось, улеглось, призрак неприятельского наступления исчез, и люди, разместившись в фанзах, могли, наконец, предаться столь желанному и необходимому отдыху.
Бой 3-го октября имел для полка громадное моральное значение.
Это было нелегкое испытание за старые, невинные грехи, выдержанные с поразительной стойкостью... Дурная слава, хотя и незаслуженная, рассеялась новой, незыблемой славой, достойно заслуженной. Шесть рот полка, грудью подставленных под град пуль и снарядов противника, геройски умирали, подавляя в себе и страх и страдания. Какая-то неестественная сила сплотила несколько сотен людей воедино, воодушевила их, и враг не мог сломить могучей, живой твердыни, гордо выросшей перед его глазами.
Кто же создал за короткое сравнительно время из разбитых под Янтаем бузулукцев поистине чудо-богатырей? Чьей могучей волей возродилась светлая слава униженного полка?
Там, в цепи, приникшей к земле, обрисовывалась фигура нового командира, князя Амилахори. Зловещий [86] вихрь пуль и снарядов, обдававший холодным дыханием смерти заброшенную сюда горсть людей, не вызывал ни робости, ни боязни со стороны героя-командира. самоотверженно и благородно исполнявшего свой святой долг перед родиной.
Князь Амилахори овладел солдатской душой, подчинил ее своей воле, заставил полюбить и уважать себя. Вот источник того великолепного в психическом смысле боевого дела, которое доставило полку первую, дорого приобретенную славу.
Общий неуспех боя нисколько, конечно, не зависел от полка, сделавшего больше, чем от него требовалось. Отступление совершилось только по приказанию, с соблюдением образцового порядка и так умело, что японцы не решились преследовать нас, а оставшиеся на поле сражения раненые других полков, под нашей защитой, были подобраны и доставлены на перевязочные пункты.
С этого момента полк осязательно сознал свою боевую мощь и смело и бодро глядел в будущее, прояснившееся от застилавших его до сей поры мрачных янтайских туч.
|
