|
[3] С древнейших времен пехота разделялась на тяжелую и легкую. Разница основывалась на различии в вооружении: легкая пехота действовала преимущественно метательным оружием и врассыпную, а тяжелая назначалась для решительных ударов
сомкнутым строем в рукопашном бою. В начале XVII столетия, после введения огнестрельного оружия и после изобретения штыка, присоединенного к ружью, вся пехота сделалась одинаковою по вооружению, и разделение ее на легкую и линейную (тяжелую) уничтожилась.
Затем, легкая пехота возрождается для действий, так называемой, малой войны. Мария Терезия, в половине XVII столетия, напрягая все средства в борьбе с Пруссией, выставила против Фридриха Великого кроатов и пандуров. Живя на австрийской
границе, в постоянных стычках с турками, они естественно выработались в превосходную легкую пехоту. Не умея действовать в сомкнутом строю, они отлично исполняли сторожевую и разведывательную службу, лихо нападали на неприятельские отдельные посты и транспорты, в сражениях же искусно действовали на местности закрытой и пересеченной, в селениях и кустах, к чему неспособна была Фридриховская линейная пехота. Кроаты и пандуры носили много вреда противнику и предохраняли австрийские войска от внезапных нападений.
Фридрих Великий для противодействия австрийской легкой пехоте захотел завести нечто подобное и у себя. Во время Семилетней [4] войны (1756—1763 гг.) он сформировал несколько вольных батальонов (Freibatallionen); но эта легкая пехота оказалась не особенно доброкачественною, может быть потому, что Фридрих не имел такого хорошего материала, как австрийцы, а укомплектовывал войска вербовкой. Удачнее шло у него дело с пешими егерями (Под названием «егерей» легкая пехота впервые встречается в Тридцатилетнюю войну, а именно: упоминаются три егерские роты ландграфа Вильгельма Гессен-Кассельского; несколько позже являются егеря и в войсках Валленштайна. Егеря вооружались нарезными ружьями. В 1674 г. в армии великого курфюрста Бранденбургского при каждой роте состояло несколько человек егерей, который должны были преимущественно стрелять по неприятельским офицерам.).
В 1740 году, в первую Силезскую войну, Фридрих взял с собою отряд из 60-ти егерей, вооруженных нарезными ружьями, для несения сторожевой и разведывательной службы. В начале второй Силезской войны этот отряд был увеличен до 300 человек, составлявших две роты, а в 1756 г. переформирован в батальон, силою в 400 человек; в 1760 г. русские совершенно уничтожили его в бою под Шарлоттенбургом, но вместо уничтоженного был немедленно сформирован такой же новый батальон, со временем развернутый в полк десятиротного состава, в 1,300 человек.
Надежность егерей основывалась на том, что они комплектовались крестьянами. сыновьями лесничих, и после нескольких лет службы в войсках сами могли получить места лесничих в королевских имениях. Главное достоинство егерей заключалось в меткой стрельбе; строй их был рассыпной.
Для противодействия прусским пешим егерям у австрийцев в 1758 г. образован корпус немецких егерей, а в 1778 г. корпус тирольских стрелков; последние отличались большими достоинствами.
Основание пешим егерям в России, равно как и рассыпному строю, положил Румянцов. Заметив во время Семилетней войны пользу, которую приносили пруссакам егеря и фрейбатальоны, он во время своей операции под Кольбергом в 1761 г. сформировал их охотников особый батальон, который хотя и не был назван егерским, но по характеру своей деятельности совершенно соответствовал этому названию. Батальон разделялся на пять рот, по 100 человек в каждой; для большей устойчивости [5] ему придано два орудия. Снаряжение было облегчено до последней возможности: вместо шпаг в портупеи вложены штыки, тяжелые гренадерские сумы заменены легкими мушкетерскими, палатки отобраны, галуны со шляп спороты, епанчи (плащи) оставлены только тем, кто пожелает; каждый солдат снабжен шнабзаком для трехдневного продовольствия; на каждую артель (12 человек) полагалось по маленькому котлу. Для действий приказано избирать места «наиудобнейшие и авантажнейшие: в лесах, деревнях, на пасах»; «в амбускадах (засадах) тихо лежать и молчание хранить, имея пред собою всегда патрули пешие впереди и по сторонам»; неприятелю «в тыл впадать»; в лесах приказывалось нападать и на сильнейшего противника, так как он не может оценить силы атакующего. Егеря служили также для поддержки действия легкой конницы.
Не один Румянцов вынес из опыта Семилетней войны мысль о необходимости егерей в русской армии.
Генерал-аншеф граф Петр Иванович Панин, начальствуя в 1763 и 1764 гг. войсками, расположенными в Финляндии (»где положение земли такого существа, что в случае военных операций совсем невозможно на ней преимуществами конно-легких войск пользоваться, но требует она необходимо легкой и способнейшей пехоты для употребления с авантажами»), сформировал при своей дивизии особый егерский отряд в 300 человек, на пополнение которого было назначено по 5 человек от рот каждого пехотного полка. Панин просил воинскую комиссию осмотреть его команду и если представится польза в таком корпусе, то ввести его в состав русской армии. Воинская комиссия, усматривая очевидную пользу от такого нововведения, докладом своим 13-го октября 1765 г. испрашивала Высочайшего соизволения на учреждение в армейских пехотных полках егерских команд. Соизволение последовало, и сформированы егерские команды, всего в числе 1,650 человек, а в 1767 г. численность всех егерских команд простиралась до 3,540 человек.
По докладу военной коллегии 13-го ноября 1769 г. такие команды были исключены из комплекта армейских пехотных полков и составили отдельные команды, а в 1770 г. учреждены таковые и при полках лейб-гвардии Преображенском, семеновском и Измайловском, в числе 72-х человек в каждом.
Команды гвардейских егерей при Екатерине II почти не подвергались [6] переменам в своем составе. Службу они несли наравне с остальной гвардией того времени. В мирное время, кроме обыденных ежедневных занятий, они содержали караулы в С.-Петербурге, а также в Царском Селе и Петергофе, во время пребывания там Высочайших Особ.
Гвардейские егеря, как и все волонтеры гвардейских полков, участвовали в Архипелажской экспедиции, на судах флота графа А. Г. Орлова, который действовал в водах Средиземного моря во время войны против турок в 1769-1774 гг. Егеря присоединились к экспедиции 25-го декабря 1770 г. в порте Ауза, на острове Парос; они были доставлены туда на эскадре контр-адмирала Арфа (три корабля, один фрегат и несколько транспортов), но десантные действия их на берегах Архипелага были незначительны.
Во время первой турецкой войны, при Екатерине II, главнокомандующий Румянцов, по собственному почину, в 1770 г. свел полковые егерские команды в отдельные егерские батальоны, но кроме этого во всех прочих частях армии в каждой роте находилось по несколько человек егерей; к егерскому батальону было придано по четыре орудия. Егерские батальоны строили особые каре на флангах боевого порядка, иногда поддерживали конницу и по большей части употреблялись в рассыпном строе.
Егеря со значительным успехом участвовали в победах Румянцова под Ларгою и Кагулом в 1770 г., но особенно широко пользовался ими Суворов, командовавший отрядом в армии Румянцова. Замечательно применение Суворовым егерей в рассыпном строе в поисках на Туртукай 10-го мая и 17-го июня 1773 года.
Суворовский тип боевого порядка под Туртукаем с рассыпанными егерями, выдвинутыми далеко за фланги и вперед от сомкнутых частей, живо напоминает тип боевого порядка перпендикулярной тактики, выработанной в эпоху революционных и Наполеоновских войн. Таким образом, Суворовский боевой порядок зародился в нашей армии самостоятельно и гораздо ранее появления его в западной Европе (Масловский, вып. II.). Организационные меры Румянцова были одобрены после войны Высочайшей властью.
Егерские команды, учрежденные в 1765 и 1769 гг. указами [7] 22-го февраля 1775 г. и 26-го мая 1777 г., сведены были в отдельные егерские шестиротные батальоны (1-й и 2-й Сибирские. Белорусский. Бугский, Кабардинский, Горский, Днепровский и Финляндский (Полное Собр. Зак., т. XLIII, №№ 14257 и 14614). В 1784 г. сформированы еще Свияжский, Моздокский, 1-й и 2-й егерские батальоны.).
Потемкин, бывший президентом военной коллегии, а в первую Турецкую войну служивший под начальством Румянцова, ясно сознавал значение егерей и заботился об увеличении их числа, наилучшем составе и организации. В 1785 г. отдельные егерские батальоны (кроме Сибирских), с дополнением людей из разных полков, сведены в четырехбатальонные Егерские корпуса (Императорская российская гвардия 1700-1878 гг. Хронологические таблицы барона Штейнгеля, лейб-гвардии Егерский полк.), и численность егерей в 1786 г. доходит до 29,940 человек (Масловский, вып. II, стр. 62.).
В 1786 г. прибавлен кубанский егерский корпус (Бобровский, «История лейб-гренадерского Эриванского полка», Спб., 1893, ч. III, стр. 21), а в 1787 г. прибавлен еще Екатеринославский (журн. исход. бумаг князя Потемкина № 967); в 1788 г. сформирован Эстляндский, в 1793 г. – корпус малороссийских пеших стрелков (5,600 человек) и Кавказский, Таврический, Бугский, Белорусский, Финляндский и Лифляндский; в 1795 г. – Литовский егерский корпус. Численность егерей в 1795 г. доходит до 38,922 человек.
Потемкин всецело развивает Румянцовские начала устройства легкой пехоты: способность к независимым операциям, требование усиленных переходов, быстрота, скрытность движения, действия на пересеченной местности в одиночку, меткость ружейного огня вообще и одиночного огня лучшими стрелками в особенности. Относительно типов построения егерей, на долю которых выпало провести в жизнь рассыпной строй, можно сказать следующее: 1) типы сомкнутых строев в егерских батальонах остаются строго согласными с формами старого устава, но во всех случаях прикрываются цепью стрелков; 2) люди цепи располагаются на 5 шагов, в одну шеренгу, примерно в 30 шагах (Припомним, что дальность ружейного выстрела простиралась тогда всего до 60 шагов.) от сомкнутых частей, прикрывая их фронт и фланги; 3) в случае надобности, весь батальон рассыпался в [8] цепь, имея позади себя слабые резервы: при обороне – за центром, а при наступлении – за центром и обоими флангами.
В 1788 г. Потемкин для обучения егерей составил особую инструкцию, которая волею Императрицы, в 1789 г., сделана обязательною для всех егерских частей русской армии (Вот отрывок из этой инструкции: «Обходиться с ружьем и держать его в чистоте нужной, не простирая сие до полирования железа, вредного оружию и умножающего труды, бесполезные солдату. Учить их пропорции заряда в порохе и пулях; на штуцеры заготовлять с пластырем для дальней дистанции. Обучить заряжать проворно, но исправно; целить верно и стрелять правильно и скоро. Приучать их к проворному беганию, подползать скрытыми местами, скрываться в ямах и впадинах, прятаться за камни, кусты, возвышения и, укрывшись, стрелять и, ложась на спину, заряжать ружье. Показать им и хитрости егерские для обману и сокрытия их места, как-то: ставить каску в стороне от себя, дабы давать неприятелю через то пустую цель и тем спасать себя, прикидываться убитым и приближающегося неприятеля убивать. Учить также стрелять из пистолета, показав им меру выстрела, дабы понапрасну не стреляли на дистанции, куда пистолет не доносит. Не худо заготовить по нескольку на каждого зарядов с картечами на вес пули, а числом по восьми. Движения, употребляемые при таковых обучениях, не могут быть во вред, но, напротив, через то выправляются члены, люди делаются живее и проворнее, а нередко от чего родится храбрость. Выбрать по 20 человек с роты лучших здоровых и проворных, которые, обучившись прежде, будут потом служить для обучения прочих. Я бы желал, чтобы егеря другой стрельбы не делали как цельной и проворной, из чего выйдет лучший огонь батальный». (Дубровин, «А. В. Суворов», стр. 121).).
В состав егерских корпусов выбирали людей проворных и сметливых, а для командования ими штаб-офицеров, наиболее обративших на себя внимание. И действительно, из них потом нередко выходили люди, прославившиеся военными талантами. Так в числе командиров егерских корпусов мы встречаем М. И. Голенищева-Кутузова (впоследствии князя Смоленского), Гудовича и Михельсона, а командирами батальонов были в разное время: Барклай-де-Толли, князь П. И. Багратион и граф Н. М. Каменский.
В начале царствования Павла Петровича, в 1796 г., последовал указ о переформировании егерских корпусов в егерские пятиротные батальоны, а вслед затем, 17-го мая 1797 г., об образовании егерских десятиротных полков.
Егерская рота, послужившая основою для гвардейского егерского батальона, была сформирована при гатчинских войсках, которые, в глазах Цесаревича Павла Петровича, представлялись будущим рассадником настоящего военного образования в России. [9]
По возвращении Великого Князя из заграницы, он поселился на Каменном острове, и вместо караулов, которые назначались туда от флота (Павел Петрович числился генерал-адмиралом.), в 1782 году была составлена постоянная команда от флотских батальонов в 30 человек. Другая такая же команда была послана в Павловское (Павловск), принадлежащее Павлу Петровичу (Сведения о графе А. А. Аракчееве, собранные В. Ратчем, стр. 75.).
В 1784 году каждая команда возросла до 80-ти человек. Начальство над обеими было поручено капитан-поручику барону Штейнверу. Успешное обучение этих команд подало мысль усилить их. Когда Цесаревич переехал в Гатчину в 1786 году, в его войсках было уже 360 человек, составлявших три роты, а именно: Его Высочества, поручика Мея и капитана Штейнвера. Каждая рота имела свое знамя.
20-го мая 1788 года из этих рот был составлен пятиротный батальон, названный батальоном Его Императорского Высочества, принявший участие в походе в Финляндии. В 1791 году батальон переформирован в шестиротный состав: пять гренадерских и одна флигель-рота.
Увеличение гатчинских войск продолжалось. Так в 1792 г. из упомянутого батальона выделены люди на сформирование батальонов №№ 2-го и 3-го. Каждый батальон состоял из пяти рот, но в 1793 году к ним придано по 6-й роте. Признавая пользу существования легкой пехоты и одобряя введение в русской армии егерей, Павел Петрович счел нужным придать их и своему небольшому гатчинскому отряду; поэтому в том же 1793 году сформирована егерская рота, в состав которой выделено по семи человек из каждой роты гатчинских войск; однако через несколько времени люди опять возвращены в батальоны. В апреле 1794 года были вторично командированы 60 человек от батальонов №№ 1-го, 2-го и 3-го на сформирование егерской роты, которая затем уже не уничтожалась, а только развивалась в более крупные единицы. Шефом (командиром) ее был назначен майор Антон Михайлович Рачинский (Первоначально шефом егерской роты назначен подполковник Лидлер, но в том же году был уволен от службы с пенсионом. «Сведения о гатчинских войсках». Спб. 1835 г., стр. 87.).
[10]
В июле 1794 г. сформирован батальон № 4-го, а в 1796 г. еще два новых батальона: № 5-го из части людей батальонов № 1-го и 4-го и № 6-го из 2-го и 3-го; от егерской роты было назначено 20 человек на укомплектование 5-го батальона, а состав роты определен в 52 человека офицеров и нижних чинов («Сведения о гатчинских войсках». Спб., 1835 г., стр. 108. На стр. 8-й той же брошюры состав роты в 1795 г. определен в 32 чел. комплектных и два сверхкомплектных.).
По роду оружия гатчинские войска разделялись на инспекции; инспектором пехоты был сперва подполковник Баратынский, но, навлекши на себя неудовольствие Цесаревича, в начале 1796 г. был сменен Аракчеевым, который соединил в своем лице должности инспектора артиллерии и пехоты. Аракчеев сурово принялся за исполнение своих обязанностей, учения продолжались по 120ти часов в день. Принимая во внимание, что от строя требовалось безукоризненное равнение при трудных движениях развернутым батальоном, сложнейшие эволюции, заряжание по темпам и ружейные приемы по флигельману (Флигельманами назначались в ротах лучшие солдаты, отлично знавшие приемы и маршировку; они обязаны были выделывать ружейные приемы перед строем, который повторял все за флигельманом. например, в «Военном уставе о полевой пехотной службе» стр. 12, сказано: «Все приемы делать скоро и коротко по флигельману; флигельману притом также делать скоро, но с размашкою».), естественно, что утомленные солдаты делали множество ошибок, выводивших из себя начальников, не понимавших, что виновны не люди, а система. Обладая железным здоровьем и почти сверхъестественною неутомимостью, новый инспектор не сходил с поля во все время учений, ничто не ускользало от внимательного взора, и всякий провинившийся подвергался строгому взысканию: прогоняли сквозь строй, били тесаками, шомполами и палками.
Караульная служба была едва ли не самой тяжелою. Гатчина, в то время уже значительно увеличившаяся придворными постройками, казармами и домами офицеров, имела вид и даже устройство небольшого немецкого городка; при въезде в него на всех дорогах были выстроены шлагбаумы с караульными домами, так что число гауптвахт и постов было весьма велико для небольшого гатчинского гарнизона. Требования службы были весьма строги: инспектор объезжал все караулы и взыскивал за упущения. В то время, когда Екатерининские гвардейцы [11] отбывали караулы иногда уже очень по-домашнему, гатчинские офицеры обязаны были сидеть свои 24 часа затянутые в мундиры, не смея ни курить, ни читать.
Кроме строевых занятий и отправления караульной службы производились часто маневры, в которых нередко Цесаревич принимал непосредственное участие.
Егеря на маневрах назначались для занятия лесов, кустов, оград, вообще для действий на местности пересеченной, в рассыпном строе; они высылались вперед или на фланги, в авангард, для действий вместе с казаками, так что егерей предполагали употреблять для первых столкновений с неприятелем в наиболее опасных местах. Так как во время войны со Швецией русским приходилось переплывать реки и озера и высаживаться на берег, то Цесаревич на маневрах в Гатчине обучал войска и десантным действиям, причем егеря шли в первую голову («Сведения о гатчинских войсках», стр. 27-70. Гатчинские маневры имеют существенное значение для истории военного искусства в эпоху Павла Петровича.).
Хозяйственная часть войск: часть провиантская и комиссариатская соединялись в ведении тогда учрежденного в Гатчине военного департамента. Назначение его было: составить точные и правильные постановления для приема и отпуска всех снабжений (Ратч. «Сведения о графе Аракчееве», стр. 97.). Задача департамента была весьма нелегкая, ибо на ничтожную сумму в 30,000 руб., назначенную к отпуску Императрицею, Великий Князь содержал весь двор, делая улучшения в гатчинском хозяйстве.
В состав гатчинских войск входил самый разнообразный люд; тут были сербы, выходцы из Малороссии, разные отпускные, командированные, охотники, иногда случались и беглые. Причина этого заключалась в следующем: Императрица смотрела неблагосклонно на затеи сына, который стремился постоянно увеличивать число своих батальонов; людей, назначавшихся от флота для несения караульной службы, не хватало и потому приходилось прибегать к вербовке.
Выше было упомянуто, что в обучении войск Цесаревич желал строго следовать прусскому уставу; кто же лучше мог его преподать как не сами немцы; этим и объясняется большое [12] число немцев в составе гатчинских офицеров, тем более, что условия для принятия на службу были необременительны: согласие поступавшего и несколько элементарных сведений из прусского устава. Вообще же состав гатчинских офицеров один из современников очерчивает следующим образом: «кроме фрунта они ничего не знали; без малейшего образования и были почти оборыш из армии, ибо как они не могли быть употреблены в войне и кроме переходов из Гатчины в Павловск и из Павловска в Гатчину никуда не перемещались, потому мало и было охотников служить в гатчинских войсках» (Записки Энгельгардта, стр. 197.).
Следует добавить, что при незначительности средств Павел Петрович не мог содержать свои войска также роскошно, как содержалась петербургская гвардия, так что офицеры получали весьма небольшое жалование; простой и некрасивый мундир, продолжительные и утомительные ученья и тяжелая караульная служба не могли привлечь богатую молодежь в войско Цесаревича, а потому масса его офицеров состояла из немцев и сыновей небогатых помещиков, которые потом устраивали в гатчинских войсках и своих родственников; служили только те, для которых это составляло совершенную необходимость.
Сознавая недостаток военного образования своих офицеров и желая сколь возможно пополнить его, Цесаревич, при посредстве Аракчеева, в 1794 году учредил в Гатчине классы для младших офицеров, подпрапорщиков и юнкеров.
Учителями назначены артиллерийские офицеры Каннабих, Капцевич, Апрелев и Сиверс. Занятия происходили по вечерам от 4-х до 6-ти часов для того, чтобы не мешать ходу строевых учений. В первом классе подпрапорщикам и юнкерам пехоты и кавалерии преподавались: чистописание, русский язык, арифметика и начала геометрии; во втором артиллерийским юнкерам читались: русский язык, математика и артиллерия и, наконец, в третьем классе всем офицерам: тактика и фортификация.
Посещение этих классов было всем обязательно, и за этим зорко следил Аракчеев. Но он мог достичь лишь одного – чтобы все офицеры посещали классы; основная же цель не достигалась в виду того, что сами профессора были почти совсем [13] необразованные люди, и современники отзывались об этом учреждении, как о чем-то юмористичном.
Тактику, например, преподавал майор И. Я. Каннибих. Саксон-веймарский дворянин – он поступил в гатчинские войска из морского кадетского корпуса и в звании аудитора Кирасирского Государя Наследника полка исполнял в нем берейторскую должность, а с 1789 г. обучал верховой езде конную артиллерию. Преподавание тактики он сводил на изложение уставных форм и налегал в особенности на места офицеров при всех построениях батальона.
Плохо говоря по-русски, Каннибих ломаным языком забавно рассказывал о разных построениях и тростью выделывал эспонтонные темпы. Тогда все говорили, что в тактический класс приглашаются не слушатели, а зрители.
Форма одежды гатчинских войск была настоящим сколком с прусского обмундирования. Егерская рота имела кафтан длинный, двубортный, светло-зеленого цвета, с воротником, разрезными обшлагами и подбоем красного цвета без нашивок и погона, вместо которого полагался желтый гарусный аксельбант на правом плече. Камзолы у егерей были светло-зеленые, чакчиры замшевые; сапоги до половины икр; галстук черный, а шляпы без обшивки, с кистями только на боковых углах из желтой шерсти с темно-зеленой. Оружие и амуниция состояли из штуцера, кортика и черного кожаного патронташа.
Кортик (Кортик – род ножа, 13 ½ вершков длины и ¾ вершка ширины с медною рукояткою; им можно было действовать, и не примыкая к штуцеру. Штуцер был короче фузеи, а именно: 1 арш. 6 ¾ верш. (фузея – 1 арш. 14 верш.), имел железный шомпол, граненый снаружи ствол и восемь винтообразных нарезов внутри ствола.), когда нужно, примыкался к штуцеру. Офицеры, кроме обыкновенных отличий – шпаги, эспонтона и трости, различались от рядовых золотым аксельбантом на правом плече и шляпою, выложенною широким золотым позументом; замшевые же перчатки с длинными крагенами имели такие же, как у нижних чинов. Для мерки кос отпускались небольшие палочки. Небольшие косы играли роль при равнении как по рядам, так и по шеренгам; обыкновенное выражение было: «равняться в косу», а не в затылок. Возни с пудрой, буклями и косами было много; широкие шляпы тоже приносили много горя егерям, ибо [14] часто слетали с голов при движении беглым шагом, к которому егеря прибегали постоянно при рассыпании (Для изучения службы гатчинских войск в последнее время перед вступлением на престол Павла Петровича имеется драгоценная рукопись в Стрельне в дворцовой библиотеке за № 2720 «Парольная и приказная книга с июля 5-го дня 1796-го года». Для образца выписываем отданный от 10-го июля «Приказ Его Императорского высочества наследника. Ежели чьей роты бежит солдат то оной роты фелтфебель разжалован будет в солдаты и будет прогнан сквозь строй, а ротный командир будет посажен на месяц под арест».).
6-го ноября 1796 г. преставилась Императрица Екатерина II Великая, и на престол Российский вступил император Павел I. Одной из первых его забот было достойным образом отблагодарить свои гатчинские войска. Высочайшим приказом от 9-го ноября они все переведены в гвардию. Со времени этого же приказа начинает свое существование гвардейский Егерский батальон (впоследствии лейб-гвардии Егерский полк). Вот подлинные слова приказа (Высочайший приказ от 9-го ноября 1796 года.): «Семеновская и Измайловская егерские роты с ротой подполковника Рачинского составят гвардии Егерский батальон, которым и командует подполковник Рачинский». 10-го ноября бывшие собственные войска Наследника с музыкой и барабанным боем торжественно вступили в Петербург. Император выехал навстречу с блестящей свитой. Прямо с перехода отряд проследовал на Дворцовую площадь и прошел церемониальным маршем мимо Государя. Вся гвардия была выстроена перед Зимним дворцом для встречи новых товарищей. По мере того, как гатчинские войска подходили тихим, мерным шагом, их выстраивали перед гвардией. Впечатление, произведенное гатчинцами или пруссаками, как их называли в Петербурге, на гвардейцев было громадное; с удивлением смотрели они на стройные ряды проходивших батальонов и эскадронов, одетых по прусскому образцу; поражало все: и скромные потертые мундиры офицеров, и ловкость, и выправка солдат, и отличное состояние лошадей. Когда построение было окончено. Император объехал войска и, обратившись к своим воспитанникам, сказал им: «Благодарю вас, друзья мои, за верную вашу мне службу, и в награду за оную вы поступаете в гвардию, а гг. офицеры чин в чин» (Записки графа Комаровского «Русский Архив» 1867 года. Кроме того, офицерам были пожалованы по чинам поместья (штаб-офицеры получили от 300 до 1,000 душ крестьян, капитаны по 100. а младшие офицеры по 30), а нижним чинам сокращены сроки службы для отставки и для получения знака ордена Св. Анны, учрежденного за беспорочную службу для нижних чинов, дарованы права однодворцев, по 15-ти десятин земли и при отставке по 100 руб. на обзаведение. Приказы при пароле и формулярные списки. «Сведения об артиллерии гатчинских войск», стр. 95.). После сего, объезжая по [15] рядам, объявлял, что старый полк входит в состав нового полка («Русская Старина» 1877 г., стр. 581. «Преобразователи русской армии 1796-1801 г.», Лебедева.).
Сформирование батальона произошло следующим образом: оно состоялось на том месте, где ныне находятся Старо-егерские казармы, а в 1796 г. 10-го ноября стояли небольшие деревянные связи. Егеря Семеновские, Измайловские, и Гатчинские стали в общий ранжир. Командир их, подполковник Рачинский, по приказанию Императора Павла Петровича разбил батальон на три роты, назначил в каждую роту офицеров и тотчас приступил к устройству хозяйственной части.
Новый батальон причислен к войскам, составлявшим Петербургскую инспекцию. По всем данным батальон был сформирован весьма быстро (Частный материал, доставленный Петуховым.), в виду того, что уже через несколько дней после Высочайшего приказа от 9-го ноября он принимает участие, вместе с другими гвардейскими войсками, в печальных церемониях перенесения тела Императора Петра III и при погребении Державных родителей Императора Павла (Военно-учетный архив главного штаба, №№ 255 и 258.).
Поспешностью сформирования можно объяснить себе, что ему не было дано штатов; число офицеров, строевых и нестроевых нижних чинов определилось случайно само собою в зависимости от числа поступивших егерей гвардии. Штат был дан батальону лишь в 1798 году июля 10-го, коим определен трехротный состав батальона. По штату полагался один генерал, один полковник, 14 обер-офицеров, а всего чинов, как строевых так и нестроевых, было в батальоне 448 (Полн. Собр. Зак., т. 41, № 18,577.).
В начале марта 1797 года, по случаю предстоящей коронации, егеря прибыли в Москву, где с прочими полками гвардии ожидали приезда Государя. В день Высочайшего въезда, 28-го марта, все войска под начальством генерал-фельдмаршала Репнина стояли у Петровского дворца, откуда двинулись к Кремлю. Гвардейский Егерский батальон шел по обеим [16] сторонам процессии. По прибытии шествия ко дворцу графа Безбородко, где было назначено местопребывание Государя, войска разошлись по квартирам. Во время двухмесячного пребывания в Москве батальон вместе с прочими полками гвардии занимал караулы в Кремле и Китай-городе. В первых числах мая войска выступили обратно из Москвы и в следующем месяце прибыли в Павловск (12-го ноября 1796 года селение Павловское переименовано в город Павловск.), где Государь произвел каждому полку отдельно смотр (Сообщено Рылеевым.).
Первые годы своего существования батальон провел в мирной жизни, за исключением участия в походе 1799 года в Финляндию, в виду предполагавшихся там смут с целью отложения от Швеции.
11-го апреля 1799 года генерал-майор Рачинский получил от Наследника Цесаревича приказ: «Гвардейскому Егерскому батальону быть готовому для выступления в поход завтрашний день в Финляндию». 12-го апреля егеря выступили из Павловска, а 10-го мая прибыли в Оберфорс и заняли границу пикетами, чем и ограничились военные действия. Через две недели они выступили в обратный поход тем же маршрутом и 31-го мая вступили в Петербург (Сообщено Рылеевым.).
Нелегка была служба войск в мирное время. Государь, еще будучи Наследником, с неудовольствием смотрел на многое в государственной жизни России, между прочим, и на внутреннее устройство нашей армии; во время уединенной жизни в Павловске и Гатчине у Павла Петровича накопилось множество мыслей и проектов; когда же он стал императором, то сейчас же принялся за искоренение всего того, что казалось ему злом. Ко времени вступления Павла I на престол двор утратил свой бывший военной оттенок; военный мундир, блиставший при дворе Петра, уступил место роскошным придворным костюмам сановников; пудра, шелк, кружева, чулки украшали особ громадного дворцового штата; даже военные зачастую меняли свои форменные мундиры на придворный наряд; нравы двора и современного петербургского общества напоминали золотой век утонченной жизни при дворе французских королей; князь Репнин подавал даже проект перевести гвардию из военного в придворное [17] ведомство. И вдруг, по воле Павла I, врага расточительности, праздности и роскоши, залы дворца запестрели скромными гатчинскими мундирами и огласились бряцанием тяжелых палашей и шпор на офицерских ботфортах.
В самое короткое время Император совершенно преобразовал войска. Распоряжения, касавшиеся до устройства военных сил, следовали одно за другим.
Во-первых, Государь заставил всех, состоящих на службе, относиться строже к своим обязанностям и действительно служить; вследствие этого были изданы высочайшие повеления о том, чтобы все полки состояли в полном комплекте по положенным штатам и все люди были бы налицо; строго обозначено время увольнения нижних чинов в отпуск, по сколько человек и на сколько времени; шеф имел право отпускать офицера не более как на 28 дней, а с 1-го апреля по 1-е сентября не отпускали вовсе. даже на сутки; о просрочивших доносили Государю и «повсюду публиковали с барабанным боем, затем просрочившего сажали на два года в крепость» и «выкидывали из службы». Генералам было тоже запрещено отлучаться от своих команд без особого повеления.
Офицерам запрещено носить статское платье; приказом 12-го ноября установлена присылка от всех войск рапортов в военную коллегию о порядке производства в штаб и обер-офицерские чины. Чтобы уменьшить число мнимобольных среди офицеров, Государь приказал вычитать с каждого, рапортовавшегося больным, жалование за время болезни. Отрывать нижних чинов от службы было строго запрещено, так что никто из начальствующих лиц, под опасением строго взыскания, не мог употреблять солдат на частные работы. Даже «духовные наказания» налагались с таким расчетом, чтобы не отрывать солдата от строевых занятий. Чтобы иметь возможность ближе следить за точным исполнением своих распоряжений, Государь приказал присылать на свое имя месячные рапорты от всех частей; кроме того, шефы должны были прямо доносить на Высочайшее имя о смерти офицеров.
Приняв непосредственное начальство над всем войсками, Государь входил в мельчайшие подробности службы, причем малейшее упущение влекло за собой самые неприятные последствия для провинившегося; об этом на следующий же день оглашалось [18] в Высочайших приказах; кроме выговоров и арестов виновных исключали из службы (»выкидывали вон»), переводили в дальние гарнизоны, даже в Сибирь (Вот для примера один из приказов (Полное Собр. Зак., т. XXV, № 19 131). «Его Величество изволил заметить, что гг. офицеры весьма неблагопристойны во всех тех местах, где требуется от них благопристойность, и до такового невежества дошли, что и во дворце в караульном доме сидят в шляпах и кушают, и если впредь замечено будет подобное оному невежество, то таковые будут высылаться в Сибирь в гарнизонные полки».).
Регулятором всей службы того времени был устав, изданный по высочайшему повелению 29-го ноября 1796 г. С первого взгляда кажется невероятным быстрота, с которою он был издан; 7-го ноября Государь вступил на престол, а 29-го уже обнародован новый устав, замечательно подробно входящий не только во все отрасли военной службы, но даже касающийся частной жизни офицеров и нижних чинов; однако же не следует забывать, что устав этот почти в том же виде существовал уже ранее для гатчинских войск и был составлен бароном Штейнвером и Кушелевым; по вступлении же на престол Павла I устав издан под наблюдением Ростопчина («Русская Старина» 1877 г., стр. 240. «Преобразователи русской армии 1796–1801 гг.». Нам не приходилось видеть устава, изданного 29-го ноября; в библиотеках главного штаба и академии генерального штаба имеется устав Императора Павла под таким заглавием: «Его Императорского Величества воинский устав о полевой пехотной службе с планами». Москва, в Сенатской типографии. 1797 г. Этот устав представляет почти буквальную перепечатку устава гатчинских войск, который был издан в 1792 г., под заглавием: «Опыт полевого воинского искусства и проч. Печатано в Санкт-Петербурге 1792 г.». В библиотеке дворца Его Императорского Высочества Великого Князя Димитрия Константиновича с Стрельне за № 2167 хранится корректурный экземпляр этого устава с собственноручными поправками Павла Петровича карандашом и капитана Кушелева чернилами. В той же библиотеке за № 2294 имеется уже отпечатанный экземпляр этого устава без титульного листа и с пометкою чернилами (кажется, рукою Кушелева): «Генваря 1-го дня 1793-го года». Сравнивая этот устав с уставом Екатерининским (мы имели в руках «пехотный строевой устав» в Санкт Петербурге при Государственной Военной Коллегии 1792 г., шестым тиснением), найдем не только большую разницу, но прямо мало общего; зато устав Павла Петровича оказывается весьма близким воспроизведением рукописи, найденной нами в дворцовой библиотеке в Стрельне за № 2293, под заглавием «Великокняжеский Шлезвиг-Голштинский Военной Устав для Инфантерии». Вопрос о происхождении устава Павла Петровича весьма интересен и заслуживает разработки. До сих пор думали, что Павел Петрович был под влиянием прусских порядков Фридриха Великого, но сопоставление гатчинского устава с вышеупомянутой рукописью, не указывает ли на желание Павла Петровича следовать порядкам и симпатиям Августейшего Его Отца, Императора Петра III?). [19]
Кроме устава, для руководства служила книжка «Тактические правила», которая была ничто иное, как плохой перевод изданной в Пруссии брошюры под заглавием: «La tactique ou discipline selon les nouveaux réglements Prussiens 1760».
Служба батальона разделялась на гарнизонную и лагерную. Гарнизонную службу батальон отправлял зимой в Петербурге, лагерную же сперва под Павловском, а впоследствии и под Красным селом. Зимние занятия заключались в подготовлении солдата к строю, причем молодых солдат учили инструкторы, ответчиком же за успешное их обучение был ротный командир («Воинский устав о полевой пехотной службе 1797 года», стр. 80. В п. IV говорится: «Капитанам замечать тех солдат, которые еще не выправлены и в учении слабы, офицерам брать оных на квартиру, выправлять, дать вид солдатской… Капитану не всегда надеяться на своих офицеров, но отвечать за свою роту, и потому все возможное старание прилагать оную привесть и содержать в порядке, а офицерам ему в том только помогать».). Строевые занятия производились перед обедом в виду того, что послеобеденные были запрещены Государем.
Все внимание начальствующих лиц было обращено на стрельбу, на удар же в штыки смотрели как на нечто второстепенное, и господствующим строем был развернутый. При стремлении двигать таким образом большие массы в строгом равнении, пришлось само собою ограничиться небольшим шагом: устав определяет 75 шагов в минуту, а на странице 30 п. II устава величина шага определяется не более трех четвертей аршина (Суворов по этому поводу говорил: «Шаг мой уменьшен в три четверти, и тако на неприятеля вместо сорока – тридцать верст».).
Для зрителя такое передвижение было очень эффектно, но для участника оно было чрезвычайно утомительно, в виду того, что учителя в каждом выдававшемся плече или несколько более согнутом колене видели преступление, а на необученных смотрели как на виновных.
Ротные и батальонные учения производились довольно часто; обращалось главное внимание на показную сторону.
Сверх этих занятий каждое утро, в 9 часов, был развод в Высочайшем присутствии батальону, наряженному в караул, что тогда носило название вахтпарада. Вот как описывает развод очевидец: «Все военнослужащие генералы, штаб и обер-офицеры, свободные от других должностей, собирались ежедневно к разводу, к 9-ти часам утра, который длился иногда до [20] двенадцати. Государь весьма точно приезжал до прибытия дававшего развод батальона и лично назначал точку правого фланга, по которому расстанавливались офицеры для обозначения линии, по которой становился караул. После того приносилось знамя из Зимнего дворца; войско встречало его с отданием чести, барабанным боем и музыкой, причем Император снимал сам шляпу и за ни все присутствующие. После того он обходил батальон, осматривая каждого солдата лично и обращая строгое внимание на одиночную выправку. Затем Император производил ученье с несколькими эволюциями. Государь лично подавал команду, которую принимал от него штаб-офицер, дежурный по караулам, что продолжалось около часу времени. По окончании ученья пехоты, выезжал взвод кавалерии, который исполнял разные построения. Затем Государь принимал рапорты представляющихся и после того, при пароле, отдавал Высочайший приказ. В заключение войска проходили церемониальным маршем; при прохождении знамен Государь и присутствующие снимали шляпы. Великие Князья Александр Павлович и Константин Павлович проходили на правом фланге первых двух шеренг. После церемониала главный караул следовал во дворец, где во внутреннем дворе, в присутствии Государя, сменял старый караул, от которого знамя относилось во внутренние покои».
Лагерная служба начиналась с 1-го апреля; с 1-го июня по 15-е июля учений приказано было не производить. К назначенному времени батальон выступал походным порядком в Павловск. Характерная черта походных колонн того времени заключалась в неимоверно большом обозе: шефу батальона полагалась карета в четыре лошади, фура, одна повозка, шесть вьючных лошадей и такое же количество верховых; полковнику – карета, не более как в четыре лошади, две повозки, шесть вьючных лошадей и четыре верховых; капитану – повозка и две верховые лошади; субалтерн-офицерам – по вьючной и верховой лошади. При каждой роте ехало три повозки, из коих одна была провиантская и две артельных. По прибытии в лагерь, батальон выстраивался на отведенном ему месте, высылал полевой и палаточный караулы, после чего разбивал палатки, одна рота за другой развернутым строем; ружья ставили в пирамиды. Эти два караула служили охраной лагерю и выставляли от себя часовых; при палаточном карауле производились сверх этого экзекуции. [21] Все чины батальона должны были находиться неотлучно при своих частях; шеф мог отпустить офицера из лагеря не более, как на 4 часа, если же офицеру надо было переночевать вне лагеря, то на это испрашивалось Высочайшее соизволение или разрешение главнокомандующего. Так, например, в Высочайшем приказе от 9-го июня 1797 г., в гор. Павловске, значится: «Гв. Егерского батальона адъютант Лейхнер уволен в С.-Петербург на три дня».
Лагерь обыкновенно заканчивался большими маневрами, и Государь всегда при них присутствовал.
В первой половине сентября 1797 г. Павел Петрович производил в Гатчине маневры в первый раз как Император (Описание их (драгоценное для истории военного дела в эпоху царствования Павла I, эпоху совсем еще не разработанную) составлено Григорием Ивановичем Кушелевым и хранится в г. Павловске, в библиотеке дворца.). Характер маневров (всего пять) был такой же, как и производившихся в 1794-1796 гг., только войск было вдвое больше (до 7,500 человек) и командовали не капитаны и майоры, как прежде, но даже генерал-фельдмаршалы и Великие Князья. По ордеру де-баталии пехота была разделена на три дивизии (генерал-фельдмаршал князя Репнина, Великих Князей Александра и Константина Павловичей), причем каждая дивизия строилась в две линии. Как и прежде, из каждого взвода всех батальонов взято было по два ряда для составления сводного батальона, который вместе с Гвардейским егерским батальоном составил авангард, под командою генерал-фельдмаршала графа Каменского. В маневре 1-го сентября авангард со своей артиллерией выбил «неприятеля из занимаемых им лесков, дабы очистить для линии баталии и довольное число поля избегать пункт утверждения левого фланга инфантерии; с развитием боя авангард, соединившись с арьергардом, должен был «авансировать, дабы прикрыть левой фланг пехоты»; в конце маневра на авангард возложено было занять плотину и позицию на высоте. В маневре 3-го сентября «авангард идет вперед, занимает самую высоту и делает движение так, чтоб удержать неприятеля и дать время коннице и пехоте устроиться в предписанной ордер баталии», иначе сказать, авангард назначался для прикрытия построения боевого порядка. В маневре 7-го сентября (атака позиции у д. Большая Загвоздка) авангард «утверждается [22] на высотах у загвостенского выезда. Государь Император изволит взять два эскадрона конной гвардии, выезжает в малый гатчинский выезд и сам изволит ехать рекогносцировать неприятельские позиции; как же скоро неприятель покусится не допустить и атаковать его, то авангард подкрепляет и прикрывает ретираду». В маневре 10-го сентября (оборона) «неприятель принуждает авангард к ретираде», но, подкрепленный четырьмя батальонами Великого Князя Константина Павловича, сам опрокидывает неприятеля, преследует, занимает прежнюю позицию за мостом, а главные силы «куронкруют высоту, учреждают посты и становятся лагерем в занятой позиции по уставу». В маневре 25-го сентября авангард первоначально занимает лес, что перед Загвоздками, а с развитием боя занимает Малую Гатчину, «дабы апюировать у конницы фланг».
Таким образом, мы видим, что маневры были односторонние, противник не обозначался, а только предполагался в намеченных местах. В конце царствования Павла I маневры в Гатчине производятся уже двухсторонние, как это видно, например, из описания маневров, бывших в первых числах сентября 1800 г., когда маневрировавшими один против другого корпусами командовали генералы Кутузов и фон-дер-Пален.
Вообще же, обучение не достигало действительных боевых целей. Уставы проводились с удивительной настойчивостью: присылаемые Государем инспекторы, из гатчинцев, проверяли, насколько усвоены в полках новые порядки и самое незначительное упущение вело к несчастью командира. Развелись разные смотровые уловки. Служба сделалась крайне мелочной и сводилась к успехам на разводах и парадах. Исключая общеобязательную службу, Гвардейскому егерскому батальону приходилось часто отряжать команды в помощь земской полиции для розыска разных шаек, укрывавшихся в столице и окрестностях; подобные командировки исходили прямо от Государя или Цесаревича Александра Павловича.
Каждый год к переезду Государя в Павловск егеря выступали туда заблаговременно и занимали в городе караулы, а по окрестным деревням – пикеты, которые надлежало содержать в особой исправности, так как Государь придавал им большое значение. Пикетам предписывалось записывать всех проезжающих, у людей простого звания осматривать паспорты или виды, а в случае их отсутствия, таковых задерживать и отправлять к [23] коменданту города Павловска (Сообщено Рылеевым.). Как летом, так и зимою все чины батальона, не исключая и офицеров, должны были присутствовать при богослужении, и чтоб никто из нижних чинов не мог уйти до конца, к дверям церкви ставили по унтер-офицеру с алебардой. За нарушения благочиния устав предписывал подвергать нижних чинов строгому взысканию. Ежегодное говение было обязательно для всех. Своей церкви батальон, по-видимому, не имел.
Исправительными мерами в то время, главным образом, считалось: прогнать сквозь строй один или несколько раз, смотря по важности преступления, или же переводили гвардейских нижних чинов в гарнизоны. Жестокость обращения хотя существовала и прежде, но в разных частях армии была различна, теперь же она была возведена в систему; офицерам даны форменные палки; собственноручной расправой не брезговали и генералы (Аракчеев рвал усы у преображенцев). Для унтер-офицеров и рядовых, прослуживших 20 лет, Император Павел учредил 12-го ноября 1796 г. знак отличия Св. Анны, состоящий из серебряной позолоченной медали с изображениями: на лицевой стороне – красного креста, в красном ободке и под золотой короною, а на обороте – также красного ободка, а внутри последнего – вырезанного нумера, под которым знак был выдан. Этот знак установлено было носить на кранной, с желтыми каемками ленте. Поучившие его были изъяты от телесного наказания и получали пенсию. В 1800 г. знак этот был заменен Донатами ордена Св. Иоанна Иерусалимского, т. е. медным крестом, с лилиями в углах и с нумером на обороте. Носили крест в петлице, на черной ленте. По выслуге установленного срока нижние чины имели право проситься в отставку. Получившие отставку отправляли на родину в том случае, если они представляли свидетельство от местного начальства в том, что есть кому их поддержать в старости; в противном случае их переводили в инвалидные команды; туда же переводили неспособных к службе.
Пополнялся Гвардейский егерский батальон нижними чинами, переводимыми из других гвардейских полков, а главным образом кантонистами разных военно-сиротских отделений. Только незначительный процент составляли рекруты; так, например, [24] на роту силою в 100 егерей присылали одного, двух (Моск. Отд. Арх. Гл. Шт. Месячные рапорты.) рекрут.
Кроме обычных учений и ежедневного присутствия на вахтпараде, штаб и обер-офицеры должны были посещать тактический класс, учрежденный Государем 15-го декабря 1796 г., для изучения нового устава. Надзор за этим классом был поручен Аракчееву, а преподавание – полковнику Каннибаху. Лекции читались в Белой зале Зимнего дворца; Император лично и ежедневно на них присутствовал, вызывал слушающих и предлагал вопросы («Русская Старина», 1877 г., стр. 583, ст. Лебедева.). В угоду ему приходили и старые, опытные генералы, известные мастера военного дела (фельдмаршал Репнин, Кутузов). Конечно, лекции эти не могли принести слушателям настоящей пользы и не имели никакого научного значения (Суворов этих лекций не посещал и называл «ученьем, где слепые учат кривых». («Русская Старина» 1877 г., февраль, стр. 252).).
Состав офицеров батальона пополнялся преимущественно произведенными из камер-пажей или из своих юнкеров (Моск. Отд. Арх. Гл. Шт. Формуляры батальона.).
Надо полагать, что батальон был хорошо обучен и вполне удовлетворял строгим требованиям службы того времени, в виду того, что в состав его вошла егерская рота гатчинских войск, и командиром был назначен командир этой роты, хорошо знакомый с требованиями Императора Павла. Подтверждают это Высочайшие приказы с 1796 по 1801 г., в которых не встречается случаев исключения из службы гвардейского егеря, тогда как встречаются Высочайшие благодарности батальону. Конечно, не обошлось и без выговоров. В Высочайшем приказе от 25-го июля 1797 г. значится: «Его Величество объявляет свое удовольствие всем пришедшим лейб-гвардии батальонам и всей вступившей сего дни в Павловск кавалерии, кроме егерского батальона» («Русская Старина» 1873 г., стр. 972.).
Государь часто приезжал совершенно внезапно на разные ученья своего любимого батальона. Так однажды он приехал летом 1799 г.; ротное учение производил подпоручик Станкевич, [25] за болезнью ротного командира капитана Толбузина. Государь внимательно следил за малейшими деталями ученья и, оставшись совершенно довольным, произвел подпоручика Станкевича не в очередь за отличие в следующий чин за особо умелое применение нового егерского устава (Сообщено штабс-капитаном А. В. Пенским.).
Управление батальона сосредоточивалось в руках шефа и его штаба. Штаб состоял из командира батальона, адъютанта и аудитора. Канцелярия при батальоне не было, и вся письменная часть лежала на адъютанте. По хозяйственной части батальон сносился прямо с военной коллегией, из которой получал деньги на удовлетворение чинов жалованием и продовольствием; вооружение получалось из комиссариатской экспедиции, свинец и порох – из артиллерийской.
Обмундирование и вооружение состояло в следующем: рядовые имели кафтан из светло-зеленого сукна, с отложным воротником, разрезными обшлагами, воротник и обшлага – светло-оранжевого цвета, пуговицы – желтые, шерстяной аксельбант того же цвета и с подбоем из зеленой каразеи; камзол светло-зеленый с пуговицами по цвету кафтанных; чакчиры замшевые, навохренные мелом, а летом – полотняные; сапоги тупоносые, немного выше половины икр, с вырезкой назади; шляпа мушкетерская без обшивки; фуражная шапка из светло-зеленого сукна с околышем по цвету воротника; шинель из темно-зеленого сукна с обтяжными пуговицами; фуфайка или полушубок; штуцер с ремнем, огнивом, чахлом и полунагалищем из красной юфты; кортик, портупея, подсумок и, в заключение, ранец, водоносная фляжка и сухарный мешок. У унтер-офицеров все то же, что и у рядовых, с прибавлением галуна золотого на воротнике и обшлагах, замшевых перчаток с крагенами и трости. У ротных волторнистов – то же, что и у рядовых, с прибавлением на рукава кафтанов нашивок из золотой тесьмы с красным узором, с кисточками на концах и с исключением штуцера, кортика и подсумка, взамен которых они имели шпагу с тесачным клинком при черной портупее и с темляком; у темляка тесьма была из черной кожи, а кисть шерстяная. Им же полагалось по волторне с шерстяным плетеным шнурком и с кистями. [26]
У обер-офицеров – кафтан, камзол, чакчиры и сапоги совершенно такие же, как у рядовых; только два первых с пуговицами позолоченными; аксельбант – золотой; шляпа с золотым галуном; перчатки с крагенами; трость, шпага, темляк, шарф, знак, эспантон с черным древком. У адъютантов – то же, что у офицеров, но сапоги высокие с раструбами, шпорами и штибель-манжетами, а чепраки и чушки – из светло-зеленого сукна с золотым галуном в один ряд. У штаб-офицеров – то же, что у адъютантов. У генерала – то же, что у штаб-офицера, только на шляпу белый плюмаж. Офицерам полагались сюртуки и шинели («Описание вооруж. и одеж. российских войск», ч. 9, стр. 16.).
|
