|
[149] В 1852 году возникли некоторые несогласия между католиками и православными при решении вопроса о пользовании святынями вблизи Гроба Господня в Иерусалиме.
Первые пререкания по этому поводу возникли между Россией, издавна считавшейся покровительницею православного Востока, и Францией, взявшей на себя покровительство католикам.
Турция, которой принадлежала Палестина, сознавая наши справедливые требования, основанные на прежних договорах, и опасаясь в то же время угроз Франции, затягивала переговоры.
Вскоре к Франции присоединилась и Англия, всегда относившаяся недоверчиво к нашей политике на Востоке и опасавшаяся усиления там нашего влияния.
Продолжительные дипломатические переговоры не привели ни к [150] чему. Подстрекаемое союзниками, турецкое правительство выказало чрезвычайное упорство и на наши требования о письменном подтверждении прав православных отвечало отказом.
Видя безуспешность переговоров, Император Николай II-й, весною 1853 года, приказал привести на военное положение 4-й и 5-й пехотные корпуса, а затем и некоторые другие войска.1
Украинский егерский полк входил в это время, по-прежнему, в состав 12-й пехотной дивизии, состоявшей под начальством г.-л. Липранди, и 4-го пехотного корпуса, которым командовал ген. от инф. Данненберг2.
17-го Марта 185 3 года полк прибыл, под командой своего полкового командира, полковника Янченко, в Дубно, с временной стоянки своей в Янове (Люблинской губ.), где он занимал караулы с прошлого лета. Остальные полки 12-й дивизии3 были расположены в окрестностях; штаб 12-дивизии находился в Люблине, а штаб 4-го корпуса в Кремонце.
По прибытии полка в Дубно, к нему стали прибывать бессрочно-отпускные, и вскоре полк был укомплектован до штатов военного времени.
В Мае месяце полку было приказано выступить из Дубно и двинуться через Бессарабию к границам Молдавии. В это время в полку было на лицо 6 шт. оф., 58 об.-оф., 459 у.-о., 153 муз., 3,213 ряд. и 97 нестр., а всего 3,986 чел.
В день выступления из Дубно, 26-го Мая, полк построился на городской площади, где затем было отслужено молебствие, в присутствии семейств офицеров и солдат и большой толпы народа. По окончании молебена, кое-где раздалось всхлипывание женщин и, напутствуемый лучшими пожеланиями и благословениями, полк тронулся к заставе.4
Весело, во всем новом обмундировании, шли в поход солдатики. В походе не было скучных учений, перепадала лишняя чарка водки, а перемена мест и хозяек веселила взор. Шли с бодрым чувством: казалось, впереди ждет что-то лучшее, чем на пройденных, оставшихся назади местах.5
В то время, когда украинцы двигались к Молдавии, 14 Июня последовал Манифест о занятии Дунайских княжеств нашими [151] войсками, — доколе Турция не удовлетворит наших справедливых требований», — как говорилось в нем.
Для занятия княжеств были назначены весь 4-й и часть 5-го пехотного корпуса.
Командование этими войсками было поручено Государем Императором генерал-адъютанту, генералу от артиллерии, кн. Михаилу Дмитриевичу Горчакову, участнику войн России 1809 г., 1812 — 14 г.г. 1828-29 г.г. и 1831 г.
Подчиненные ему войска (до 80 тыс. челов.) собрались к концу Июня в Скулянах и Леово, местах, выбранных для переправы через Прут.
Украинский полк, войдя в состав правой колонны г.-л. Липранди, 28-го Июня перешел на правый берег Прута у Скулян, по мосту, устроенному из небольших лодок.6
В день переправы, в Скулянах, перед полками 12-й пехотной дивизии был отслужен напутственный молебен. Офицеры и нижние чипы усердно молились и клали земные поклоны. Многие из них в последний раз целовали родную землю, комочки которой завязывали в тряпицу, чтобы носить на кресте, было б с чем улечься на чужбине, если приведется. Все старались принять на чело с кропила, проходящего по рядам священника, хоть каплю освященной воды своей отчизны.7
Переправившись через Прут, полк остановился, поджидая остальные войска ген. Липранди, последние части которых ступили на молдавский берег 2-го Июля, а затем вместе с ними, продолжал движение через Яссы, Текучь, Фокшаны, Рымник и Бузео к Бухаресту, порядком мирного времени.
Полки маршировали весело и бодро, несмотря на жару, которая доходила по временам до 30 градусов. В начале двадцатых чисел Июля, Украинский полк достиг окрестностей Бухареста, где и расположился.
Во время пути по Молдавии и Валахии, полк получал продовольственные припасы из магазинов, устроенных в Бырладе, Текуче, Фокшанах и Бузео, куда эти припасы были только что перед тем доставлены прибывшими на волах из Бессарабии подвижными магазинами. На время движения дача сухарей была уменьшена на треть фунта, с заменою ее четвертью фунта мяса. Благодаря этим мерам полк не был принужден останавливаться где-либо [152] для хлебопечения, хотя при себе в фурах имел только десятидневный запас сухарей. По прибытию к Бухаресту, припасы собирались по заранее утвержденным ценам от жителей, которым выдавались квитанции.8
Расположившись в окрестностях Бухареста, украинцы занялись, в ожидании начала военных действий, легкими учениями: ломкою фронта, стрельбой, сторожевой службой; одиночные занятия и тихий шаг на это время были забыты. Наступала уже глубокая осень, сильные туманы непроглядною пеленою носились над долиною Дуная; постоянная сырость и не совсем удобное квартирование, конечно, увеличивали обыкновенную болезненность в войсках, но, благодаря заботам начальствующих лиц, она не развилась, однако, до больших размеров; случаев же заболевания холерой, которая появилась у нас перед войной, в полку почти не было. Это, между прочим, надо приписать и хорошей пище, которую получал солдат. На каждого полагалось ¾ фунта мяса, а три раза в неделю выдавалось по чарке водки. Для поддержания бодрости духа среди солдат, во время скучной стоянки, их старались приохотить к разным играм.9
16-го Сентября разбросанные до того времени по разным деревням роты Украинского полка собрались в лагере при с. Желаве. Здесь 18-го числа того же месяца командующий войсками 4-го и 5 го пехотных корпусов, ген. ад. Горчаков произвел им, вместе с другими войсками 4-го корпуса, квартировавшими в окрестностях, смотр линейного учения. В присутствии же главнокомандующего, на следующий день 19-го числа было произведено дивизионное учение, а 21-го Сентября смотр стрельбы. 23-го числа, украинцы и все войска, собранные у Желавы, участвовали в общем параде, а 24-го — в двухстороннем маневре. Кн. Горчаков остался очень доволен и благодарил войска за результаты смотров.10
В конце Сентября, Украинский полк перешел на зимние квартиры в Бухарест.11
В начале следующего месяца на Дунае раздались первые выстрелы турок по нашим передовым пикетам, и в половине этого месяца неприятель занял Ольтеницкий карантин. Получив известие об усилении там турок, кн. Горчаков перевел 28-го Октября 3-й и 4-й батальоны Украинского полка и прочие полки 12 пехотной [153] дивизии из Бухареста в с. Будешти, в подкрепление бывших там наших войск. В Бухаресте остались только 1-й и 2-й батальоны Украинского полка и одна легкая батарея, но уже 2-го Ноября к ним вернулись из Будешти и 3-й и 4-й батальоны полка.12
В Октябре же был обнародован манифест, в котором Государь Император объявлял в следующих словах своим верноподданным об открывшейся войне с Турцией:
«Манифестом Нашим, данным в 14-й день Июня текущего года, Мы объявили любезным Нашим верноподданным о причинах, побудивших Нас требовать от Порты Оттоманской твердого обеспечения на будущее время священных прав церкви православной... Приняв сию меру, Мы сохраняли еще надежду, что Порта, в сознании своих заблуждений, решится исполнить справедливые Наши требования. Ожидания наши не оправдались… Россия вызвана на брань! Ей остается, возложив упование на Бога, прибегнуть к силе оружия, дабы понудить Порту к соблюдению трактатов и к удовлетворению за те оскорбления, коими отвечала она на самые умеренные Наши требования и на законную заботливость Нашу о защите на Востоке православной веры, исповедуемой и народом русским.
Мы твердо убеждены, что Наши верноподданные соединят с Нами теплые мольбы к Всевышнему: да благословит Десница Его оружие, поднятое Нами за святое дело, находившее всегда ревностных поборников в Наших благочестивых предках.
«На Тя, Господи, уповахом, да не постыдимся во веки».
Так как уже тогда существовало предположение переправить наши войска на правый берег Дуная в нижнем течении этой реки, то желательно было отвлечь внимание турок в противоположную сторону, к нашему правому флангу, где турки собрали в Ноябре месяце значительные силы у Калафата, против кр. Виддина, выдвинув свои посты к сел. Полны и Голенцы. Против них из войск кн. Горчакова был выслан особый отряд, названный Мало Валахским, командование которым было вскоре вверено ген. ад. гр. Анрепу-Эльмпту.13
В середине Декабря, со стороны Калафата были получены сведения о намерениях турок действовать наступательно, почему кн. Горчаков направил тогда же в Крайово полки 12-й пехотной дивизии, в подкрепление к стоявшему там Мало-Валахскомѵ отряду.
22-го Декабря украинцы выступили из Бухареста и двинулись [154] к Крайово, а оттуда направились в м. Быйлешти, куда прибыли и присоединились к отряду 5-го Января 1854 года.14
Между тем, как всюду в других местах жители радостно приветствовали наши войска при их приближении, здесь, в окрестностях Калафата, они, наоборот, отнеслись к нам весьма враждебно. Позабыв прежние благодеяния нашего правительства, они возбуждались против нас валахскими эмигрантами, принимавшими вместе с венгерцами участие в смутах 1848 года и увлекавшими теперь своих земляков несбыточными надеждами. Это весьма затруднило продовольствие наших войск. Кроме того, жители передавали туркам сведения о движении наших отрядов и грабили тех из своих сограждан, которые им не сочувствовали.15
Усилив Мало-Валахский отряд полками 12-й дивизии, кн. Горчаков решил обложить Калафат войсками отряда, чтобы преградить неприятелю доступ в Малую Валахию16.
9 Января главнокомандующий лично прибыл в Быйлешти и 16-го Января двинул оттуда войска к Калафату, с целью стеснить район неприятельского расположения и отнять у турок возможность пользоваться средствами страны. Неприятельские партии, занимавшие селения впереди Калафата, отступили без боя под защиту его укреплений. В тот же день наши войска заняли Модлавиту, Гунию и Пояны, выдвинув авангард в Голепцы; украинцы расположились у Модлавиты17.
На следующий день украинцы участвовали, в составе Мало-Валахского отряда, под начальством кн. Горчакова, в рекогносцировке укреплений Калафата и затем вернулись в Модлавиту. Из расспросов захваченных при этом пленных оказалось, что у Калафата турками было устроено 20 укреплений, вооруженных 150 орудиями, а впереди линии укреплений вырыта траншея, высотою в рост человека. Число турок, защищавших Калафат, доходило до 20 тысяч.
В тот же день, 17 Января, кн. Горчаков передал командование Мало-Валахским отрядом начальнику 12-й пехотной дивизии г.-л. Липранди.18 [155]
Отступив к Калафату, неприятель оставался в бездействии, и украинцы, расположившись в Модлавите, занялись постройкою укреплений. Такие же укрепления были сооружены и в других пунктах, для обеспечения отряда от нападения турок. Чтобы защитить себя от непогоды и вредного влияния местного климата, войска строили для себя, при помощи местных средств, шалаши и землянки. В это время сильные морозы сменились оттепелью, дороги покрылись непроходимою грязью, и всякое передвижение войск стало крайне затруднительным.19
В конце Января г.-л. Липранди узнал, что неприятель усиливается в Рахове и других пунктах на Дунае, и выслал для наблюдения их на левый берег р. Жио г.-м. Баумгартена с Тобольским полком и 3-м батальоном Украинского полка, дивизионом гусар и полусотнею казаков, при 12 орудиях, которые к 1 Февраля прибыли в Бекет.20
Остальные три батальона Украинского полка с главными силами отряда ген. Липранди двинулись в ночь со 2-го на 3-е Февраля к Чепурчени и Калафату, с целью воспрепятствовать неприятелю собирать в Чепурчени запасы сена и соломы для калафатского гарнизона. В пути, на рассвете, их застиг жестокий мороз: несколько человек отморозили себе ноги и их пришлось отправить в госпиталь. Турки, извещенные жителями о нашем движении, успели своевременно уйти к Калафату, после перестрелки с нашими войсками. Уходя из Чепурчени, они оставили в нашем распоряжении значительные запасы сена, которые, за неимением перевозочных средств, были уничтожены. Затем отряд ген. Липранди вернулся на прежние места, и 1, 2 и 4 украинские батальоны снова расположились у Модлавиты.21
Весь Февраль месяц, украинцы и другие войска Мало-Валахского отряда провели в постоянных столкновениях с противником: турки выходили небольшими отрядами из Калафата, производили фуражировки, грабили жителей и тревожили наши передовые посты, но постоянно были отбиваемы нашими войсками.
В это же время войскам генер. Липранди стало известно об осложнениях, возникших в дипломатических сношениях с Англией и Францией, и о вступлении союзного англо-французского флота в Черное море.
Манифестом 9-го Февраля 1854 года Державный Вождь русского [156] народа возвестил Своим подданным об искреннем желании Своем избежать кровопролития, об упорстве Турции в исполнении наших справедливых требований и о враждебном вмешательстве Англии и Франции в нашу борьбу с Турцией.
«И так, — говорилось в Манифесте, — против России, сражающейся за православие, рядом с врагами христианства, становятся Англия и Франция!
«Но Россия не изменит святому своему призванию и, если на пределы ее нападут враги, то мы готовы встретить них с твердостью, завещанною нам предками. Мы и ныне не тот ли самый народ русский, о доблестях коего свидетельствуют достопамятные события 1812 года! Да поможет нам Всевышний доказать сие на деле! В этом уповании, подвизаясь за угнетенных братьев, исповедующих веру Христову, единым сердцем всея России воззовем:
«Господь наш! Избавитель наш! Кого убоимся! Да воскреснет Бог и расточатся врази Его!»
Приближались тяжелые и доблестные дни борьбы России с союзниками, в которой и украинцам было суждено принять участие.
Между тем, к началу весны было окончательно решено с нашей стороны переправиться через Дунай в нижнем его течении, и, так как турецкий главнокомандующий удерживал за собою Калафат, ожидая переправы наших войск у Виддина, то, чтобы продлить заблуждение неприятеля, кн. Горчаков по прежнему оставил здесь против него значительные силы Мало-Валахского отряда.
С тою же целью, ген. Липранди, не ограничиваясь стеснением неприятеля в Калафате, предпринимал демонстрации наступательных действий.22
Так 25-го Февраля, украинцы приняли участие в общем наступлении войск Мало-Валахского отряда к Калафату. Под прикрытием их, была произведена рекогносцировка калафатских укреплений и впереди лежащей местности, во время которой неприятель, убрав свои передовые посты, открыл канонаду по нашим войскам, но не успел нанести нам значительного вреда.
В самый день переправы наших войск через нижний Дунай, 11-го Марта, весь отряд ген. Липранди собрался в Модлавите. Отсюда высылались к стороне неприятеля летучие отряды и выставлялись сторожевые посты, на которых почти ежедневно происходили стычки с турками.
14-го Марта украинцы участвовали в отражении нападения [157] турок на Мало-Валахский отряд. Из расспроса взятых в этот день пленных и из других источников следовало ожидать, что турки вскоре перейдут в наступление из Калафата, с целью ослабить наши действия на нижнем Дунае Для обнаружения действительных намерений противника, ген. Липранди решил приблизиться к неприятельскому расположению и 19-го числа выступил со всем отрядом, в том числе и с украинцами, к Калафату. При нашем приближении, среди турок обнаружилась большая тревога, а произведенная отрядом рекогносцировка показала, что неприятель, не думая сам о наступлении, только старался распускать слухи о своих приготовлениях к активным действиям23.
К началу Апреля число турок в Калафате и его окрестностях значительно уменьшилось. Часть калафатского гарнизона выступила оттуда в Виддин и направилась вниз по правому берегу Дуная. Вскоре обнаружилось, что ожидать наступления неприятеля со стороны Калафата нет более никаких оснований, и поэтому кн. Варшавский гр. Паскевич-Эриванский, принявший в это время личное начальство над Дунайскою армией, предписал генералу Липранди отвести Мало-Валахский отряд к Краиову, а все тяжести и больных отправить в Бухарест. Это приказание было вызвано также и опасением враждебных действий со стороны Австрии.24
13-го Апреля 1, 2 и 4 батальоны Украинского полка, под командой своего нового полкового командира полковника Дудицкого-Лишина,25 прибыли, в составе отряда ген. Липранди, в Краиов и расположились в окрестностях этого города. 3-й батальон по-прежнему находился в Бекете.26
Вскоре затем состав Мало-Валахского отряда уменьшился, вследствие отделения от него 1-й бригады 12-й дивизии (Азовский и Днепровский полки), которая получила приказание перейти в Плоэшти и Текуч, для наблюдения за австрийскою границей. Кроме того, часть отряда ген. Липранди была направлена в Бухарест и Турно; три же батальона Украинского полка, оставшись в составе отряда, перешли с прежней своей стоянки в село Баланс на р. Ольтец.27
В виду слабости Мало-Валахского отряда, генералу Липранди было приказано в начале Мая отойти с отрядом за р. Ольту к [158] Слатину и не предпринимать наступательных действий против неприятеля, за исключением случаев, обещающих несомненный успех.28
3-го Мая, три батальона Украинского полка, в составе отряда ген. Липрандп, прибыли в Слатин. От войск отряда были тотчас выставлены посты по левому берегу р. Ольты от Рымника до Турно, которые вошли в связь с отрядом г.-м. Баумгартена, у Турно, где находился 3-й батальон Украинского полка.
Турки, занимавшие Калафат, делали неоднократно попытки наступательных действий между реками Жио и Ольтой. Ген. Липранди намеревался прогнать турок к Калафату, перейдя со всем своим отрядом в наступление, но, не получив одобрения на это предприятие со стороны кн. Паскевича, ограничился только высылкою разъездов на правый берег Ольты и но дороге к Краиову.
В течение Мая месяца, от лазутчиков были получены сведения о новом рекрутском наборе в Австрии и о готовности австрийских войск перейти границу. При таких условиях, кн. Паскевич считал не безопасным оставлять Мало-Валахский отряд у Слатина. Часть его он направил для усиления осадных войск под Силистрией, другую часть двинул в г. Калараш, а остальные пойска отряда (три батальона Украинского полка, Азовский и Одесский полки, три пешие батареи, 2-я бригада 5-й легкой кавалерийской дивизии, конно-легкая № 10 батарея, Донской № 38 полк и рота сапер) получили приказание приблизиться к австрийской границе и с этою целью перешли к 1 Июня в окрестности Плоэшти. Около того же времени отряд г.-м. Баумгартена был переведен из Турно в Бухарест, и 3-й украинский батальон, бывший в его составе, присоединился оттуда к прочим батальонам полка, стоявшим у Плоэшти.29
Здесь украинцы простояли до двадцатых чисел Июля, а затем, присоединясь к главным силам Дунайской армии, начальство над которой после отъезда фельдмаршала кн. Паскевича вновь перешло к кн. Горчакову, выступили в обратный поход к русской границе.
Еще 15 Июля в нашей главной квартире было решено очистить княжества, вследствие опасений наступления австрийцев против тыла и фланга наших войск. В то же время 100 тысяч турок расположились по берегу Дуная против фронта войск кн. Горчакова, думая этим удержать нас на месте и таким образом дать время союзникам беспрепятственно высадиться в Крыму и на западном берегу Черного моря, у нижнего течения Дуная. [159]
Несмотря на это, главнокомандующий решил оставить свою позицию у Журжи и перед выступлением главных сил из окрестностей этого города отдал следующий приказ по войскам:
«Две недели мы стоим лицом к лицу противу многочисленного неприятеля, и он не только не решается напасть на нас, но, зная ваше мужество и отвагу и помня сильный отпор, встреченный им при переправе и понесенный огромный урон, скрывается за укреплениями, не смея выйти в поле.
Цель турок очевидна: они стараются удержать нас сколь можно долее под Журжей, дабы доставить возможность англичанам и французам действовать в ином направлении.
Поэтому, необходимо сблизить здешние войска с теми, которые расположены у нас севернее, чтобы, соединив все силы, перейти потом к окончательному наступательному движению.
Итак, нам теперь предстоит кратковременное отступление. Вспомните 1812 год, когда русская армия, посредством заранее обдуманного отступления, увлекла за собою многочисленного неприятеля и тем приготовила ему конечную гибель.
С нами Бог, за нас правое дело!»
Присоединившись к главным силам кн. Горчакова, Украинский полк прибыл 27-го Июля в Бузео, откуда перешел к 31 Июля в Рымник, а 1 Августа в Фокшаны.
Здесь войска наши оставались в течение двух недель, пока тяжести, свезенные сюда в громадном количестве, перевозились в Яссы. 14 же Августа, убедясь, что турки не предпримут решительного наступления, главные наши силы выступили в пределы Империи. 20 Августа украинцы перешли Прут у Леово и затем расположились в окрестностях этого местечка на квартирах. Главная квартира армии поместилась в Кишиневе.30
В половине Сентября было получено известие, что в Крыму собралось до 80 тысяч союзных и турецких войск. Это заставило кн. Горчакова двинуть в Крым, в помощь слабым силам кн. Меньшикова, часть Дунайской армии. Прежде всех, с этою целью туда были направлены полки 12-й пехотной дивизии.31
При выступлении действующих батальонов полка в поход в Дунайские княжества, на место их в Дубно были отправлены из Пырятина (Черниговской губ.) вновь сформированные 5 резервный и 6 запасный батальоны.32 [160]
В Дубно к 5 и 6 батальонам продолжали прибывать бессрочно-отпускные. После окончательного укомплектования, в начале Декабря они были отправлены в Аккерман, к войскам действующей армии. На пути к этому городу, оба батальона были остановлены в Тирасполе, для содержания установленной в виду холеры карантинной линии по берегу Днестра.
Здесь они оставались недолго и были вскоре переведены в Одессу, где затем находились и во время бомбардирования города англо-французским флотом 10 Апреля 1854 года.
Еще накануне этого дня. 9 Апреля, к городу подошла сильная союзная эскадра. 10 Апреля, в страстную субботу, в 6½ ч. утра, в Одессе раздался первый выстрел с неприятельской флотилии. Несмотря на то, что силы для обороны Одессы были ничтожны (48 орудий против 1,900 пушек союзного флота), наши батареи геройски поддерживали неравный бой и даже успели нанести некоторый вред неприятельским судам.33
Хотя украинским батальонам не пришлось непосредственно участвовать в деле, но из этих батальонов посылались команды для работ на батареях и для прислуживанья у орудий во время бомбардирования. За оказанные ими при этом отличия командующему этими батальонами, полковнику Чемерзину было выражено особое Монаршее благоволение.34
Неприятель пытался высадиться на берег близь Одессы, но без успеха, после чего ограничился бомбардированием города, которое продолжал до 7 час веч. 14-го же Апреля, не достигнув цели, союзный флот снялся с якоря и ушел в море, по направлению к Севастополю.
30 Апреля, утром, английский пароход «Тигр» сел на мель у морского берега южнее Одессы и действием двух наших полевых орудий был принужден сдаться. В это время к нашим двум орудиям прибыла из города батарея с прикрытием, в состав которого входил 5 резервный батальон Украинского полка. Так как оказалось невозможно снять сдавшийся пароход с мели, то, для уничтожения его, по нем был открыт артиллерийский огонь. Два подошедших неприятельских парохода, желая спасти «Тигр», стали стрелять по нашим войскам, по к 2 час. дня, после того, как удачным действием наших орудий им были нанесены значительные повреждения, должны были прекратить огонь и уйти в море.35 [161]
После отправления 5 резервного и 6 запасного батальонов в Дубно и затем в действующую армию, в Пырятине (Черниговской губ.) было приступлено к сформированию новых батальонов, 7-го и 8-го, которые получили название «запасных». 5-му и 6-му батальонам присвоено с этого времени название резервных36.
Обратимся опять к действующим батальонам полка, которые, перейдя 20 Августа Прут у Леово, расположились в окрестностях этого местечка по квартирам.
В Сентябре туда стали доходить слухи о высадке значительных неприятельских сил в Крыму у Евпатории, Князь Меньшиков, командующий войсками в Крыму, писал кн. Горчакову, что количество союзных войск, прибывших на полуостров, значительно превосходит силы, какие мы им можем противопоставить.
Получив это письмо, кн. Горчаков, желая помочь нашим Войскам в Крыму, тотчас собственною властью послал туда 12-ую пехотную дивизию и о своем решении донес Государю37.
Украинцы не пошли, а, что называется, «бегом побежали». Чтобы ускорить движение и сберечь войска, для пехоты были выставлены подводы от местных жителей, на которых солдаты садились поочередно, на них же везли ранцы, даже часть ружей. Шли без дневок; войска поднимались с ночлега часа в три утра, когда было еще темно, и безостановочно шли до места, где для них была приготовлена горячая пища кашеварами, заблаговременно отправленными вперед. Для поддержания сил, солдатам ежедневно выдавалось по фунту мяса и по две чарки водки. После обеда час — другой отдыхали, кашевары в это время уходили вперед, а затем войска, поднявшись с привала, шли до глубокой ночи.
Осень стояла холодная и дождливая, грязь херсонских дорог была невообразимая, и бивуаки под открытым небом, при невозможности обсушиться, за недостатком дров и времени, делали поход весьма тяжелым. Однако, украинцы не унывали. Окружая подводы, на которых отдыхали их товарищи, они шли вперед с шумом и песнями: им казалось весело в этом необыкновенном походе. Они острили, смеялись друг над другом, смеялись над вереницею повозок, которые рысью возвращались со следующей станции, [162] чтобы поднять идущие сзади войска. Усталые садились на повозки, на место отдохнувших, и тотчас сладко засыпали38.
Таким образом, делая в день по два перехода, украинцы прошли расстояние от Одессы до Севастополя, всего более 500 верст, в 9 дней, считая тут и задержки на переправах через Буг и Днестре.
С Николаева украинцы вступили уж под команду кн. Меньшикова. Солдаты от души благодарили светлейшего за распоряжения об оставлении касок: в фуражке в холод было тепло, в жару не жарко и при том голове в ней было гораздо легче и покойнее, чем в каске39.
Еще начиная от Перекопа стала сказываться близость театра военных действии: помещичьи усадьбы, встречавшиеся по пути, были брошены своими владельцами; украинцы беспрестанно обгоняли большие обозы с сухарями, порохом и снарядами, а встречали одни лишь транспорты раненых.
Когда украинцы подходили к Бахчисараю, к ним уже доносился отдаленный гром севастопольской канонады.
Вступив затем в долину р. Бельбека, в окрестностях Севастополя, они были поражены видами и картинами природы, недоступными никакому описанию: красота этих мест выше всякого рассказа. Повсюду встречались фруктовые сады; ветви ломились под тяжестью яблок и других плодов, которыми была усеяна и земля вокруг каждого дерева.
Между тем, звуки выстрелов становились все отчетливее и минутами сливались в страшный гул, от которого дрожала окрестная местность.
Ночью огненные следы снарядов освещали небо над крепостью, бомбы и гранаты в своем полете переплетали небо чудными узорами.
9 Октября, Украинский полк, в составе 12-ой дивизии ген. Липранди, подошел к Севастополю и присоединился к войскам, расположенным у села Чоргун40.
После того, как ружья были составлены в козлы и разбиты коновязи для лошадей, между солдатами завязалось обширное знакомство. Украинцы сновали между коновязями, а кавалеристы бродили между бивуачными кучками, отыскивая среди украинцев земляков [163] и знакомых. Через четверть, много через полчаса, все было в самых приятельских отношениях и разговорам не было конца41.
Как только кн. Меньшиков узнал, что полки 12-й дивизии появились у Перекопа, он тотчас же решился атаковать неприятеля с тыла, со стороны с. Чоргуна, по направлению к Балаклаве, где находились склады английской армии.
11 Октября был окончательно составлен чоргунский отряд, под начальством г.-л. Липранди. В состав отряда входила вся 12-я пехотная дивизия, 4-й стрелковый батальон, 20 эскадронов кавалерии, 10 сотен и 64 орудия.
Наступил вечер 12 Октября, канун дня, назначенного для нападения на английские редуты впереди Балаклавы.
«Бивуак наш был расположен на правом берегу Черной речки и представлял живописную картину. Небольшая котловина, обставленная со всех сторон крутыми горами, где в другое время но мог бы разместиться и один полк с батареею артиллерии, теперь была переполнена войсками. А между тем, всем было довольно места, всем казалось удобно.
«В таких случаях, как канун боя, человек становится менее требователен и примиряется со всеми неудобствами, сознавая, что они слишком ничтожны, в сравнении с тою торжественною и величественною минутою, к которой он готовится. Канун сражения связывает всех узами боевого родства. Каждый видит в товарище нечто родное, близкое, и готов поделиться с ним всем, что есть под рукою, лишь бы не нарушить того благоговейного высокого настроения, с которым воин, вступая в бой, жертвует своею жизнью по долгу и по совести.
«Был тихий, прекрасный вечер, такой, какими изобилует Крым, во время ранней осени. Повсюду были видны ружья, составленные в козлы, орудия, зарядные ящики, лошади и самые разнообразные группы солдат, с шумом разговаривавших или дремавших у дымившихся костров...
«Но вот постепенно все стихло и воцарилось глубокое молчание, прерываемое иногда ржанием лошадей, бряцанием оружия дежурных, да тихим шепотом незаснувших...
«Наступило раннее утро 13 Октября. Едва зарделась заря, как лагерь стал просыпаться. Солдаты копошились около лошадей и орудий, старые служивые, готовясь на смерть, надевали чистое белье, [164] другие молились. Через час каша была готова и солдат звали к винной порции»42.
Около 5 час. утра украинцы разобрали ружья. Вдали показался начальник отряда ген. Липранди. Объезжая войска он обратился к полкам своей дивизии и выразил уверенность, что они будут драться так же храбро, как и на Дунае. Он прибавил, что не сомневается в победе, и неумолкаемым «ура» отвечали ему украинцы43.
Доступ к Балаклаве был прикрыт двойным рядом укреплений: внутренний, ближайший к городу, состоял из нескольких батарей, соединенных между собою сплошной трапшеей, и внешний, из пяти редутов, расположенных по холмам, отделяющим Балаклавскую долину от Черной речки и нумерованных по порядку их расположения, начиная с право-флангового44.
Главнокомандующим было решено произвести нападение тремя колоннами, причем три батальона Украинского полка с 8-ю орудиями 12-й артиллерийской бригады, под командой г.-м. Левуцкого, вошли в состав правого эшелона средней колонны. Колонна эта, под общей командой г.-м. Семякина, должна была направиться по дороге из Чоргуна на Кадыкиой и овладеть высотою, где был расположен неприятельский лагерь.
4-й батальон Украинского полка был оставлен при обозе на правом берегу р. Черной, впереди д. Чоргун.
В шестом часу утра войска чоргунского отряда начали движение.
«Около получаса двигались колонны в самом глубоком молчании; даже лошади не ржали, как бы опасаясь обратить на себя внимание неприятеля»45.
Подойдя к Кадыкиойским высотам, ген. Левуцкий выдвинул вперед свои орудия и открыл огонь по неприятельским редутам под №№ 1 и 2. Украинский полк выслал вперед цепь штуцерных, а сам составил прикрытие батареи, расположившись с левого ее фланга.
Турки, встревоженные движением наших войск, открыли сильный орудийный и ружейный огонь по нашим войскам, причиняя большой вред Украинскому полку, который, несмотря на то, спокойно продолжал охранять свою батарею и дал ей возможность развить [165] огонь против редутов. Под прикрытием огня орудий и штуцерных Украинского полка, подошли остальные войска ген. Семякина, и Азовский полк, устремившись против редута № 1, взял его в 7½ час. утра.
Во время атаки азовцев, шесть английских полевых орудий выехали между редутами 1-м и 2-м для действия во фланг атакующего, но штуцерные Украинского полка, под командой поручика Постникова, заставили их немедленно отступить и тем много облегчили атаку46.
Вслед за азовцами, украинцы получили приказание взять редуты №№ 2 и 3 и смело устремились вперед. Турки попытались остановить их стрельбой, но, видя грозное приближение украинских батальонов, не выдержали и, не выждав удара, обратились в бегство. Украинцы ворвались в оба редута и провожали огнем бегущего неприятеля. Против него были обращены и бывшие в редутах пять орудий.
Редут № 4 был также брошен турками и занят Одесским полком.
Таким образом, все четыре укрепления оказались в наших руках; кроме того, трофеями одержанной победы были оставленные турками 11 орудий, порох, палатки и шанцевый инструмент47.
Турки, отступившие из редутов, присоединились к английским войскам, успевшим к тому времени выстроиться впереди Балаклавы.
Канонада, раздававшаяся с Балаклавских высот, встревожила союзную армию, и на помощь англичанам спешили подкрепления. Вследствие усиления неприятельских войск против нашего правого фланга, расположение войск чоргунского отряда было изменено. Три батальона Украинского полка заняли гребень возвышенности у центрального редута № 2. Во 2-й линии, стали два батальона Днепровского полка. 4-й батальон Украинского полка оставался по прежнему в резерве на правом берегу р. Черной у Трактирного моста.
Между тем, с обеих сторон продолжалась канонада и завилось кавалерийское дело.
Английская кавалерия лихо бросилась против расположенных на правом фланге наших орудий и конницы и далеко пронеслась за линию занятых редутов. Блестящая атака эта не принесла, однако, [166] никакой пользы союзникам и слишком дорого обошлась англичанам. Три эскадрона русских улан ударили во фланг неприятельской кавалерийской бригаде, в то же время против нее были направлены перекрестные выстрелы пашей артиллерии и ружейный огонь Украинского и других пехотных полков. Англичане смешались, повернули коней и в беспорядке помчались назад, устилая поле трупами людей и лошадей: атаковавшая кавалерия была почти совершенно уничтожена.
После поражения английской кавалерии, союзные главнокомандующие не решились продолжать наступление, и редуты остались за нами.
По окончании боя, один батальон Украинского полка занял редут № 2, а другие два батальона расположились: один — в редуте № 3, а другой близ того же редута. Канонада совершенно прекратилась только в 4 часа пополудни48.
Один из очевидцев Балаклавского сражения говорит, что «главными причинами успеха были точное исполнение частными начальниками искусных и опытных распоряжений и уверенность войск в способностях и распорядительности их любимого начальника. Когда войска, следуя к переправе через Трактирный мост, проходили мимо г.-л. Липранди и бодро отвечали на его приветствие и надежды на них, тогда уже можно было ожидать успеха, и, действительно, чтобы дать полное понятие о правильности, решительности и быстроте всех движений чоргунского отряда, остается сказать, без всякого преувеличения, что войска исполняли все построения и атаки точно также, как это многие видали на маневрах мирного времени»49.
За мужество и распорядительность, проявленные в этом деле командиром Украинского егерского полка полковником Дудицким-Лишиным, ему был пожалован орден Св. Владимира 3-й степени.
Кроме того, награды были получены следующими офицерами полка:
Командир 1-го батальона подполковник Павлович и командир 2-го батальона майор Берхман — произведены в следующие чины за отличную храбрость и мужество во время прикрытия, под сильным неприятельским огнем, левого фланга батареи, сбивавшей неприятельский редут.
Командир 3-го батальона майор Быстрицкий произведен в [167] следующий чин за храбрость и неустрашимость при занятии неприятельского редута.
Командир 4-й егерской роты, капитан Гончаровский, произведен в следующий чин за храбрость во время прикрытия левого фланга нашей батареи50.
Командиры и субалтерн-офицеры прочих рот 1-го, 2-го и 3-го батальонов были удостоены Монаршего благоволения, по представлению ген. Липранди, за оказанную ими храбрость при занятии неприятельских высот, а подпоручикам Стратиновичу 2-му и Штейну пожалованы ордена Св. Анны 4 степ., с надписью «за храбрость»51.
Через несколько дней после Балаклавского дела, было приказано оставить занятые нами редуты, вследствие чего украинцы срыли их и, вернувшись затем на правый берег р. Черной, расположились на Мекензиевой горе52.
Одержанная победа чрезвычайно подняла дух украинцев. Несмотря на непривлекательную, дождливую и холодную погоду, они не горевали. «Весело разместились они бивуаком на назначенных им местах и принялись за устройство помещений: таскали хворост, ветви, листья и, вырыв яму, мастерили шалаш для нескольких человек, где, разложив огонь, обогревались и обсушивались. На пустынном месте образовалось нечто вроде цыганского табора, ряды землянок и шалашей, разбросанных без всякого порядка по разным направлениям. Между шалашами сновали солдаты в самых разнообразных костюмах: одни в рубахах, другие в шинелях в накидку или в рукава»53.
Между тем, в осажденном городе не прекращалась канонада. По-прежнему она гремела с обеих сторон, и наши батареи выпускали ежедневно от 5 до 6 тысяч снарядов и несколько десятков тысяч пуль. В Севастополе кипела деятельная работа по возведению новых укреплений и исправлению повреждений в прежних. Неприятель приближал свои подступы, сосредоточивая главные усилия против 4-го бастиона. Перебежчики из неприятельского лагеря доносили, что французы собираются штурмовать бастион. С пашей стороны деятельно готовились к отражению нападения, но повреждения в бастионе были так велики, что трудно было рассчитывать на успех. [168]
Чтобы сколько-нибудь отвлечь внимание союзников от Севастополя, главнокомандующий решился еще раз перейти в наступление.
23 Октября, накануне дня, назначенного для нападения на союзников, — когда на чоргунском бивуаке шум и говор, песни и смех смешивались с гулом отдаленных выстрелов, глухо замиравших в окрестных горах, — украинцы услышали громкое и продолжительное «ура!», раздавшееся с правого фланга нашего бивуака. Вдали показалась огромная толпа солдат, подвигавшихся вдоль фронта, посреди нее двигалась коляска, а в ней два Царских Сына, присланных Отцом разделить с войсками боевые труды, опасности и лишения. То были Великие Князья Николай и Михаил Николаевичи, объезжавшие войска. Невозможно описать восторга украинцев, когда Великие Князья приблизились к ним и, ласково разговаривая с солдатами, передали им поклон от Государя Императора54.
Согласно диспозиции, отданной главнокомандующим на следующий день, главная атака была назначена против правого фланга неприятеля, с тем, чтобы, в случае успеха, занять высоты, на которых был расположен английский лагерь. Для атаки составлены два отряда: один под начальством генерала Соймонова, который должен был двинуться из Севастополя прямо в лицо англичанам, а другой, под начальством генерала Павлова, должен был ударить в правый их фланг.
Украинцы же, оставаясь в составе чоргунского отряда, начальство над которым принял ген. от инфантерии кн. Горчаков (брат ген.-ад. Мих. Дмит. Горчакова), назначались, вместе со всеми войсками отряда, для отвлечения внимания неприятеля от пункта атаки, — чтобы воспрепятствовать неприятельскому отряду, собранному у Кадыкиоя, подать помощь союзным войскам, расположенным против Севастополя.
Построившись, на рассвете 24 Октября, у с. Чоргун, украинцы услышали выстрелы, раздавшиеся вправо от них и возвестившие о начале боя на Инкерманских высотах. Сражение этого дня, получившее название Инкерманского, разыгралось на нашем правом фланге, где находились отряды Павлова и Соймонова. Действия же чоргунского отряда ограничились канонадой, и украинцы, вместе со всеми войсками отряда, не принимали в этот день непосредственного участия в бою.
Инкерманское сражение окончилось для нас неудачно, и наши [169] войска, бывшие в деле, понеся огромные потери, принуждены были отступить. Несмотря на то, Инкерманское сражение не подняло духа союзников. Мужество наших войск и наша готовность перейти в наступление при всяком удобном случае произвели такое сильное впечатление на противника, что союзные главнокомандующие сгоряча хотели даже снять осаду. Хотя они и оставили потом это намерение, однако, из атакующих перешли в положение обороняющихся и стали окапываться со всех сторон, из боязни, чтоб подобное сражение не повторилось вновь55.
После 24 Октября украинцы оставались в составе чоргунского отряда до конца Ноября. С места их расположения виднелся впереди, за высотами, дымящийся Севастополь, где, несмотря на непрерывную канонаду, кипела деятельность защитников города, стойко охранявших свой пост.
Наступила глубокая осень. Сильные ветры давно уже чередовались с проливными дождями, а 2-го Ноября в Севастополе и его окрестностях разразилась сильнейшая буря. Видневшаяся с позиции, занимаемой украинцами, часть беспредельного моря, среди окружающих гор, бурлила и ценилась, как кипящий котел. Свет затемнялся то градом, то крупою, то снегом, а ветер ломал деревья и срывал черепицы и железные листы с крыш, как писчую бумагу. Сквозь стену водяной пыли, поднявшейся над морем, молено было, по временам, разглядеть только лес мачт, наклонявшихся от качки в разные стороны, с разорванными снастями и болтающимися в воздухе лоскутьями парусов. Буря эта нанесла громадный вред неприятельским судам и до того расстроила союзников, что они почти прекратили свои осадные работы56.
Положение украинцев, как и соседей их на позиции, было тоже незавидное. Погода сделалась суровой и ненастной, а грунт земли размягчился до того, что повсюду была топкая, непроходимая грязь, среди которой приходилось располагаться как солдатам так и офицерам. Для защиты от холодных ветров, украинцы вырывали себе ямы или рвы, кое-как прикрывая их сверху, и складывая насухо из камней стенки. В то время солдаты не имели еще полушубков и довольствовались мундиром и шинелью. В ненастную погоду они мастерили себе такие башлыки из рогожи, что французы, глядя на них издали, дивились странной форме их одежды57. [170]
В то время, когда действующие батальоны полка стояли у д. Чоргуна, в половине Ноября в Севастополь прибыли его 5-й и 6-й резервные батальоны и были расположены на Северной стороне. Батальоны находились до того времени в составе Одесского гарнизона, где занимались обучением бессрочно-отпускных и рекрут, из которых они были составлены. Прибытие их в Севастополь было вызвано необходимостью усилить гарнизон осажденной крепости, после потерь, понесенных им в день Инкерманского сражения58.
25-го Ноября действующие батальоны Украинского полка были переведены, в составе своей бригады, из чоргунского отряда на Инкерманские высоты. На следующий день там собралась вся 12-я дивизия59.
Мороз с каждым днем усиливался и давал себя знать украинцам, которые разместились в бараках и землянках, построенных из материалов, имевшихся под рукой. Материалов было очень недостаточно, вследствие чего и помещения далеко не защищали людей от непогоды. Дождь сменялся снегом, а пронизывающий холодный ветер не прекращался. От постоянного дождя все выемки наполнились водой, и почва превратилась в непролазную грязь. Холодная сырая погода была причиной развития болезненности в полку; бывали случаи холеры.
Духом украинцы продолжали быть крепки. Они утешались тем, что неприятелю в это время было еще хуже. Мороз являлся хотя единственным, но прекрасным нашим союзником, помогая нам истреблять врагов. Французы и, в особенности, англичане несравненно хуже нашего переносили непогоду и лишения, сопряженные с зимнею стоянкой в палатках, среди поля. В то время, когда у нас холера уносила сравнительно немного жертв, в лагере союзников она производила, напротив, страшные опустошения. Враги наши сильно пали духом и не были в состоянии перейти к решительным действиям. Полевые действия приостановились, и обе воюющие стороны ожидали более благоприятной поры60.
Вскоре после перехода полка на Инкерманские высоты, 28-го Ноября, украинцы с грустью узнали о смерти своего полкового командира, полковника Дудицкого-Лишина, скончавшегося в этот день в Симферопольском военном госпитале. В командование [171] полком вступил командир 1-го батальона подполковник Павлович61.
18-го Февраля, 5-й и 6-й резервные батальоны полка, находившиеся на Северной стороне Севастополя, были перевезены на судах через рейд на городскую сторону. Здесь они оставались не долго, так как уже 9-го Марта получили приказание укомплектовать действующие батальоны полка, стоявшие на Инкерманских высотах, после чего выступили в кадровом составе обратно в Одессу, для нового формирования62.
В последний день Февраля месяца среди украинцев разнеслась грустная весть о кончине Императора Николая I-го. Известие это тяжело отозвалось в их сердцах, они разделяли горесть всех наших войск, к трудам и мужеству которых в Бозе почивший Император постоянно оказывал такое высокое внимание.
Вслед за тем последовало назначение нового главнокомандующего: вместо князя Меньшикова, уволенного по случаю расстроенного здоровья, главнокомандующим в Крыму был назначен ген.-ад. кн. Горчаков 2-й, бывший главнокомандующий Дунайской армии.
Пополнившись людьми из резервных батальонов, действующие батальоны полка получили приказание перейти 16-го Марта в Камчатский люнет63.
Люнет этот был построен в конце Февраля месяца, на высоте, в 200 саженях перед Малаховым курганом, считавшимся главною защитой Севастополя, и получил свое название по имени полка, его строившего.
Дело осады Севастополя шло своим порядком. Тысячи бомб, ядер, гранат и ракет осыпали бастионы, но непоколебимо твердо, с геройским мужеством, стояли моряки и солдаты пехотных полков, окружая город незыблемой стеной.
Союзники работали неусыпно и приближали к нам свои траншеи. Зачастую небольшие отряды, пользуясь темнотою ночи, нападали на неприятельских рабочих и вытесняли их из траншеи, но враги снова вели свои подступы и приближались к нам все ближе и ближе.
Перебежчики, которые большими толпами переходили к нашим войскам, единогласно утверждали, что союзники готовятся к огромной бомбардировке. Неприятель собирался нанести решительный [172] удар севастопольскому гарнизону, в траншеях его была заметна усиленная деятельность.
Украинцы со своей стороны также не оставались праздными и готовились встретить врага должным образом.
Повреждения в Камчатском люнете были исправлены и люнет усилен соединением всех впереди лежавших ложементов в одну общую траншею.
Неприятель продолжал своим огнем разрушать наши укрепления, но украинцы каждую ночь трудились над их исправлением и к утру были снова готовы продолжать борьбу.
«Наступили дни страстной недели, во время которой многострадальный город отбывал память страданий и крестной смерти Искупителя»64.
27 Марта был канун Светлого праздника. Несмотря на неприятельские снаряды, всюду в городе и на бастионах под блиндажами производилась торжественная церковная служба. Голоса певчих долетали с Малахова кургана до украинцев, которые жарко молились в своих траншеях. По окончании службы, услышав благовест колоколов, среди визга пуль и ядер, они похристосовались между собою, по русскому обычаю, и готовились встретить день Христова Воскресенья с тою торжественностью, которая только была возможна при их обстоятельствах. Работы, за исключением необходимых, были приостановлены.
Первый день Пасхи прошел спокойно. Празднование Светлого Воскресения совпало у католиков в один день с православными, и неприятель лишь изредка стрелял из своих орудий. Лежа в грязи, осыпаемые ружейными пулями, украинцы проводили праздники, как могли, в своих укреплениях.
Кто-то из них даже затянул веселую песню, на удивление врагам. Некоторым из солдатиков удалось побывать в городе, и они рассказывали товарищам, как там все веселятся, играет музыка, толпы гуляющих покрыли все бульвары. Среди них они видели много жен, сестер, дочерей защитников Севастополя, которые бесстрашно оставались в осажденном городе, чтобы помогать своим родным и знакомым, с которыми теперь проводили вместе Светлый праздник.
Все надеялись, что и следующий день можно будет провести так же спокойно. Ожидания не оправдались. На другой день, 28 Марта, в 5 час. утра, защитники Севастополя были разбужены страшным громом неприятельских орудий. Началось второе бомбардирование [173] осажденного города. В ответ на это, тотчас был открыт огонь по всей нашей оборонительной линии и из передовых укреплений65.
«Страшный треск, свист и грохот раздавались над Севастополем на второй день праздника. Вой ветра, шум проливного дождя и густой туман еще более усиливали мрачность этого дня; скоро все скрылось от взора, так что в двух шагах ничего не было видно»66.
В траншеях штуцерные Украинского полка постоянно поддерживали меткий огонь по неприятелю, дробь ружейных выстрелов сливалась с ревом орудий, вдоль траншеи ходили офицеры, выбирали цели и направляли огонь своих людей.
По Камчатскому люнету или «Камчатке», Волынскому и Селенгинскому редутам был сосредоточен самый сильный огонь неприятеля. Уже давно эти три укрепления были известны в Севастополе под прозванием «трех отроков в пещи»67.
Очевидно было, что неприятель решил сперва разрушить укрепления, а затем штурмовать их. Украинцы несли большие потери от орудийного и ружейного огня союзников, который быстро разрушал насыпи укреплений, осыпавшихся в безобразные земляные груды. Несмотря на то, о смерти не задумывались и, как могли, тут же бесстрашно исправляли повреждения, — но неприятель снова разрушал исправленное.
Около 10 часов утра было приказано реже отвечать на неприятельские выстрелы. Ввиду того, что дороги в конец испортились и нельзя было рассчитывать на скорый подвоз припасов, приходилось беречь имевшийся запас снарядов.
Уменьшение нашего огня дало преимущество неприятелю, и к вечеру Камчатский люнет представлял собою груду развалин.
Ночью неприятельские выстрелы не переставали, хотя стрельба велась и не столь часто, как днем. Камчатский люнет забрасывался снарядами, но украинцы в течение всей ночи не прекращали работы, несмотря ни на какие потери. Разрушенные насыпи возобновлялись, исправлялись амбразуры, подбитые орудия заменялись новыми, для чего украинцам приходилось тащить их за несколько верст по непроходимой грязи и под сильным неприятельским огнем. Все это требовало невероятных, почти сверхъестественных усилий со стороны наших офицеров и солдат. [174]
29-го числа, с рассветом, неприятель открыл столь же сильное бомбардирование, как и накануне.
С наступлением сумерек, украинцы снова принялись за исправление повреждений, которое сделалось еще затруднительнее, но ни усиленная работа, ни бессонница, ничто не могло поколебать их энергии. Легко раненые и контуженные не оставляли своих мест, многие из них не ходили даже на перевязку68. Укрепления были уже почти разрушены, но живая стена защитников продолжала непоколебимо стоять перед неприятелем, обороняя против него родной город.
Не зная ни отдыха, ни покоя, украинцы терпели все без малейшей жалобы. Во время самой жаркой перестрелки, случалось, что в Камчатском люнете и впереди него, в ложементах, кто-нибудь затягивал песню, которая подхватывалась окружающими; в столь тяжелом положении нашего солдата, песня являлась для него единственным утешением69.
Видя стойкость наших войск, союзники воздерживались от штурма и предпочли продолжать бомбардирование. Оно закончилось только 7 Апреля и с этого дня перешло в обыкновенную канонаду. Ожидания союзников, что они «сбреют» город в продолжение этого страшного бомбардирования, не оправдались. «В течение 10-дневной стрельбы, они, действительно, вымостили чугуном почти все улицы, но не сбрили не только города, но даже и передовых укреплений. Напротив того, они убедились, что после бомбардирования бастионы так же сильны, а гарнизон так же стоек и бесстрашен, как и до бомбардирования, что обещанный ими страшный суд в большом виде не испугал русских людей и русских солдата, готовых во всякую минуту предстать перед судом Божиим»70.
Сильно пострадавший за время пребывания своего в «Камчатке», Украинский полк был выведен оттуда 8 Апреля и расположен снова на Инкерманских высотах71.
Трудная пора, проведенная им в Камчатском люнете, как и все то время, которое он впоследствии провел в черте Севастопольской оборонительной линии, были зачтены всем чинам полка, согласно ВЫСОЧАЙШЕЙ воле покойного Государя, объявленной еще в Декабре 1854 года, таким образом, что каждый месяц [175] пребывания их в составе Севастопольского гарнизона был принят за год службы, по всем правам и преимуществам.
Полк недолго пробыл на Инкерманских высотах и в половине Мая был оттуда переведен на Северную сторону Севастополя.
Здесь его весело, с шутками и прибаутками, встретили полки, переведенные для отдыха с Корабельной и Городской стороны.
«На Северной стороне города, за большим Северным укреплением, образовался целый город. Основание ему положили маркитанты, выстроившие себе здесь балаганы и шалаши. К ним присоединились потом базарные торговки, удаленные с Южной стороны и большая часть купцов, переселившихся из города. Базар с каждым днем расширялся от наплыва переселяющихся; образовались две главные улицы из балаганов и шалашей, а по сторонам их явилось множество землянок и палаток. С утра и до вечера новое поселение оживлено было постоянным движением самой разнообразной толпы. Маркитанты устроили в палатках несколько трактиров, куда собирались офицеры со всех концов оборонительной линии. Здесь было все, что человеку надо: трактиры, портные, сапожники, галантерейные и бакалейные лавки, гробовые мастера и проч. Здесь был постоянный шум, движение, изредка нарушаемое как бы нечаянно залетевшею неприятельскою ракетой, напоминающей о близкой осаде города»72.
Неприятельские снаряды от времени до времени достигали до пристани на Северной и калечили там людей.
Украинцы были постоянными очевидцами печальной картины, которая, вместе с неумолкавшими неприятельскими выстрелами, напоминала о близости осаждающих: на пристани почти всегда можно было видеть тела убитых, которые постоянно свозились с Южной стороны на Северную, где их хоронили среди «братских могил». «Здесь они лежали навзничь на спине, без всякого порядка, большая часть в своей кровавой одежде: в рубашке или шинели; а иные и в чистом белье, надетом на них товарищами, и со свечою в руке, принесенною теми же товарищами. Православные люди, солдаты и матросы, подходя к покойникам, грустно и молча смотрели им в лицо и крестились. Иного мертвеца уже и не показывали: свернуто было что-то такое в шинели и шинель была зашита»73.
25 Мая, атакующий открыл со всех своих батарей третье бомбардирование Севастополя, еще более жестокое, чем оба предыдущие. [176]
Сильное бомбардирование заставляло опасаться штурма, почему войска на Южной стороне рейда были усилены новыми полками. В числе их, и Украинский полк был перевозен 26 Мая на судах через рейд и вошел в состав главного резерва Городской стороны, расположившись близь Театральной площади74.
В этот день неприятель продолжал громить город своими снарядами, направляя свои выстрелы как против Городской, так и против Корабельной стороны. Весь Севастополь опоясался линиею смертоносных огней.
«Над городом стоял сплошной гул выстрелов, сильный ветер гнал тучи порохового дыма с Корабельной на Городскую сторону; целый ад снарядов окружал город: над головой лопались бомбы, кругом свистели ядра и, падая в бухту, поднимали воду высокими столбами; огненными змейками вились ракеты в черном дыму, висевшем над городом. Севастополь стонал, как исполин, облепленный вражескими бомбами, ядрами и ракетами»75.
Войска, расположенные на Городской стороне, готовились к штурму, но неприятель направил в этот день главные усилия свои против передовых укреплений впереди Корабельной.
Около 6 часов пополудни неприятель в больших массах двинулся на штурм передовых укреплений, охраняемых незначительным числом войск. Наши пытались сопротивляться, но удержать укрепления ввиду врага в десять раз сильнейшего было невозможно, и вскоре на них утвердился неприятель. Многие из наших легли на месте, остальные отступили к Малахову кургану и 3-му бастиону.
Тогда было послано за подкреплением на Городскую сторону. Украинцы надеялись, что и их двинут против неприятеля, просились в бой, чтобы отбить укрепления у неприятеля, но должны были охранять Городскую сторону, которую нельзя было оставить без войск, в виду возможности штурма, тем более, что сообщение между Городской стороной и Корабельной было прервано Южною бухтой. Только небольшому числу охотников было разрешено присоединиться к войскам, которые, под командой любимого всеми генерала Хрулева, заставили французов отступить от Малахова кургана и на их плечах ворвались в Камчатский люнет. Дружными усилиями малочисленного отряда Хрулева, французы были выбиты из Камчатского люнета. Однако этот успех дорого стоил нашим войскам, которые лишились большей части своих [177] начальников. Неприятель тотчас открыл сильный огонь по войскам, занявшим люнет, расстроив их огнем, французы снова обрушились в больших силах на люнет и, после кровопролитного боя, вторично овладели им. Немногие из охотников Украинского полка вернулись к своим батальонам на Городскую сторону, большая часть их легла на Малаховом кургане и в Камчатском люнете76.
После приобретения передовых укреплений, неприятель хотел воспользоваться своим успехом и готовился штурмовать Севастополь.
К украинцам доходили слухи о том, что к осадным батареям атакующего каждую ночь подвозятся орудия и снаряды и что неприятель стягивает свои войска к Севастополю. Союзники успели собрать к этому времени вокруг крепости до 173 тыс. челов., против которых для защиты оборонительной линии с нашей стороны могло быть выставлено только 43 тысяч. чел. пехоты и около 11,000 чел. прислуги, действовавшей при орудиях77.
В ожидании штурма, в осажденной крепости деятельно велись работы по исправлению укреплений, перевозили на руках орудия, подносили снаряды... Украинцы, наравне с другими, были в постоянной работе как в городе, так и на оборонительной линии. Трудность работ увеличивалась от зноя, который стоял с начала мая месяца. Для предохранения от него велено было носить всем белые фуражки и разрешалось быть расстегнутым и снимать галстухи. Солдаты большею частью ходили в одних рубашках и тщетно искали, где бы скрыться от невыносимого жара, их допекавшего.
5-го июня, в 3½ час. утра, союзники открыли четвертое бомбардирование Севастополя.
«После нескольких минут стрельбы, над Севастополем стоял густой, непроницаемый мрак дыма. Отдельного звука выстрелов уже не было слышно, все слилось в один оглушающий треск. Воздух был до того сгущен, что становилось трудно дышать. Испуганные птицы метались в разбитые окна домов, под крышами которых искали спасения»78.
Под градом снарядов, украинские батальоны спешили занять заранее указанные им места, чтобы поспеть вовремя, если бы неприятель бросился на штурм. [178]
Целые тучи бомб, ракет, каленых ядер падали в слободке близь морского госпиталя, в Екатерининской улице, где находились украинцы, на Театральной и Николаевской площадях. «Но везде, где падали снаряды, — говорит ген. Дубровин в своем описании защиты Севастополя, — не заметно никакой суеты, все идет своим чередом, каждый делает свое дело, не обращая внимания на выстрелы».
Войска в осажденном городе настолько привыкли к своему положению, что жизнь их текла обыкновенным порядком.
«По-прежнему, — пишет г. Алабин79 — войска стоят в местах, несколько укрытых от выстрелов. Часть солдат спит, другие перебирают свою одежду, чинят белье, обувь; некоторые заряжают или разряжают ружья, курят, едят свою неизменную кашу. С тою же беспечностью ходят офицеры и солдаты, с какою ходили вчера и третьего дня, ездят верхом с приказаниями; два солдата несут на палке, в мешке, только что принятое мясо; в ротных котелках тащут еще кипящую кашу; матросы и солдаты расчищают, под штуцерным огнем, засыпанную амбразуру бастиона, только работая несколько живее обыкновенного; множество солдат купаются, несмотря на снаряды, ложащиеся вокруг них; тянется похоронная церемония... Еще необыкновенно часто появляются в различных местах кровавые носилки с печальною ношей, да потрясают душу эти ужасные, гремящие вокруг звуки, этот грозный рев беспрестанно падающих и беспрестанно разрывающихся снарядов».
Бомбардирование не прекращалось весь день 5 Июня, хотя с 10 час. утра у нас было приказано стрелять как можно реже, для сохранения зарядов. Много убитых и раненых потеряли наши войска, а повреждения на оборонительной линии были слишком заметны повсюду. Не меньший, если не больший вред потерпели и неприятельские осадные батареи от наших выстрелов.
В ночь на 6-е Июня неприятель бросился на штурм 1-го и 2-го бастионов, но был отбит. На рассвете, французы и англичане снова атаковали всю левую половину оборонительной линии впереди Корабельной стороны.
Украинцы, находившиеся на Городской стороне и бывшие наготове, с нетерпением ожидали развязки.
Несмотря на мужественную стремительность неприятеля, попытка его окончилась неудачей; он несколько раз возобновлял [179] свои атаки, но после ожесточенного боя принужден был отступить с большим уроном.
С радостью узнали украинцы о геройском подвиге, совершенном их товарищами, но радость их омрачилась при печальном известии о смертельной ране, полученной в этот день командиром полка, полковником Павловичем, который от нее в тот же день умер в Симферопол. госпит.
На следующий день, по просьбе союзных главнокомандующих, было назначено перемирие для уборки тел впереди наших укреплений. Кое-кому из украинцев привелось видеть это поле, сплошь покрытое неприятельскими телами, перед которыми у них невольно поднялась рука для крестного знамения. Теперь, когда ожесточение боя прошло, наши солдатики с состраданием смотрели на побежденного врага и, чем могли, старались помочь неприятельским раненым80.
После штурма, украинцы оставались на Городской стороне до 18 Июня. Все это время неприятель не переставал расстреливать осажденную крепость.
В продолжение осады Севастополь сильно пострадал и не был похож на прежний город. В нем почти нигде не было безопасного места. «Куда прежде залетали только ракеты, теперь стали там появляться бомбы, ядра, а иногда и пули»81. Украинцы были переведены с Екатерининской улицы, где становилось слишком жарко от падавших в изобилии снарядов, в Николаевскую казарму82. «Почти все дома были повреждены, лавки заперты, а на бульварах, где собиралось много гуляющих, теперь было совершенно пусто»83.
18 Июня Украинский полк был выведен из Севастополя на Инкерманские высоты, где присоединился к своей дивизии84.
Здесь он простоял остаток Июня и весь Июль месяц.
Неприятель, между тем, приближался своими подступами к Севастополю, не смотря на меткий артиллерийский огонь и вылазки нашего гарнизона, возобновлявшиеся весьма часто. Союзники также не прекращали стрельбы и, не ограничиваясь уже обстреливанием города, пускали ракеты против лагеря украинцев и других войск, расположенных на Инкерманских высотах85. [180]
К началу Августа неприятель подошел на 55 сажень к Малахову кургану, важнейшему пункту оборонительной линии Севастополя, который, видимо, отживал свои последние дни.
В конце Июля месяца, по Высочайшей воле Государя, главнокомандующий кн. Горчаков собрал военный совет, с целью решить, какого образа действий держаться в Севастополе. Почти все присутствовавшие на совете высказались в пользу наступления, и кн. Горчаков решил последовать мнению большинства, чтобы задержать на некоторое время падение Севастополя.
Было решено атаковать неприятеля со стороны Черной речки войсками, расположенными на Инкерманских и Мекензиевых высотах. Для этого был выбран день 4-го Августа86.
Неприятель занимал весьма сильную позицию на левом берегу р. Черной. Она состояла из отдельных возвышений, расположенных почти в одной линии, в некотором расстоянии от берега. В середине были расположены тремя вершинами Федюхины высоты, усиленные ложементами для стрелков, впереди которых протекал глубокий водопроводный канал.
Наши войска, назначенные атаковать неприятеля, были разделены на два главных отряда с их резервами: правый отряд под начальством ген. ад. Реада, в состав которого вошел Украинский полк, и левый отряд, под начальством ген.-л. Липранди.
Темною ночью с 3-го на 4 с Августа, украинцы начали спускаться с Мекензиевых высот, где они были расположены с конца Июля месяца, в долину Черной речки. Густой туман, поднявшийся на рассвете, скрывал движения наших войск и способствовал неожиданности нападения87.
Еще до рассвета, главнокомандующий выехал со своим штабом с Мекензиевой горы и прибыл к так называемому Новому редуту. Здесь он увидел, что корпуса правого и левого флангов не приступали еще к выполнению назначенных им по диспозиции действий, почему послал к ним адъютанта с приказанием «начинать дело»88.
Между тем, ген. Реад, еще до получения этого приказания, сам открыл канонаду, услышав выстрелы на нашем левом фланге. По диспозиции атаку должен был начать отряд ген. Липранди, но ген. Реад, получив приказание «начинать дело», понял его не в смысле открыть стрельбу, а в смысле начинать [181] атаку и поэтому двинул вперед бывшие под его начальством 12-ую и 7-ую пехотные дивизии. Таким образом, главная атака была поведена нами не на левом фланге, а на правом, против Федюхиных высот, представлявших гораздо больше затруднений для атакующих.
Украинцы открыли частую ружейную стрельбу по неприятелю, занимавшему ложементы на Федюхиных высотах, а затем, вместе с двумя полками 12-ой дивизии, Азовским и Одесским, двинулись под командой своего начальника дивизии г.-м. Мартинау, к предмостному укреплению, прикрывавшему Трактирный мост, и по обеим сторонам его к реке, для атаки лежащих на другом ее берегу Федюхиных высот.
Предшествуемые одессцами, украинцы и азовцы быстро двинулись в атаку и, выбив французов из предмостного укрепления, переправились, под сильным огнем неприятеля, через Черную речку, частью по мосту, частью в брод, причем высота воды доходила до плеч, и продолжали преследовать французов, пользуясь бывшими у них переносными мостиками, которые они перекинули через водопроводный канал, преграждавший им путь на той стороне Черной речки89.
Под пулями и картечью, направленными в упор, цепь штуцерных от всех трех полков и часть 3-го и 4-го батальонов Одесского полка успели скорее прочих иерейти канал, лихо взобрались на первый уступ Федюхиных высот и бросились на французскую батарею, которая была ими захвачена врасплох. Следом за одессцами и по обеим сторонам их взобрались на высоты украинцы и азовцы и, действуя с неменьшим успехом, вытеснили неприятеля из передовой линии его укреплений90.
Французы дивились отчаянной храбрости полков, атаковавших Федюхины высоты. Они спрашивали впоследствии, как называются полки, шедшие в эту славную атаку и записали их имена. Эти полки, заслужившие похвалу столь же храбрых и стойких противников, были Украинский, Одесский и Азовский»91. Базанкур сравнивает стремительную атаку их с лавиною, свергаемою бурей с горных вершин.
К сожалению, удивительное мужество и геройское самоотвержение наших храбрых войск были недостаточны для удержания Федюхиных высот: они были подавлены многочисленностью неприятеля, имевшего, кроме того, на своей стороне все выгоды сильной позиции. [182]
Французы скоро оправились от неожиданного смелого нападения, устроились и, с прибытием к месту боя свежих войск, перешли в наступление. Ударив в штыки, они вынудили расстроенные полки 12-ой дивизии податься назад. Остатки храбрых отошли за реку и, в ожидании подкреплений, поддерживали перестрелку с неприятелем. Французы снова заняли предмостное укрепление и, выдвинув на гребень высот свои батареи, наносили отступившим большие потери.
Было 7 час утра, когда первый акт боя кончился, и на смену украинцев, азовцев и одессцев подошли высланные главнокомандующим полки 5-й пехотной дивизии.
В это время на минуту проглянуло солнце, как бы для того, чтобы осветить ужасную картину. На встречу подходившему резерву брели остатки Украинского и других двух полков 12-й дивизии: израненных вели под руки или несли на носилках, кое-где вели пленных зуавов. Слабым голосом кричали солдатики Украинского и других полков: «ребятушки, выручите, ведь они, окаянные, бежали от нас, мы уж были в лагере, да поддержать-то некому было». В это время они проходили мимо каменного столба, от которого еще так недавно начали атаку и который теперь был совершенно исстрелян пулями92.
Подходившие полки 5-й дивизии были по частям посылаемы в атаку и храбро устремлялись на высоты, занятые неприятелем, но обессиленные потерями должны были отступить, в. виду громадного превосходства неприятеля. В это время пал ген. Реад: осколок гранаты сорвал ему левую часть головы, и общая связь в управлении частями расстроилась.
Положение дел на нашем правом фланге было таково, что вскоре главнокомандующий, замечая перед собой громадное скопление неприятельских сил, приказал прекратить бой. Французы не решались атаковать наши войска, которыя, затем, за неимением воды, отступили около 2 часов дня на Мекензиеву гору93.
Вместе с ними, туда отступили и остатки Украинского полка, который из 1,990 челов., бывших в строю в начале сражения, потерял в этот день убитыми 11 офицеров и 632 ниж. чина и ранеными 23 офицер. и 565 н. ч.94 95. [183]
Большая часть раненых осталась на поле битвы, так как музыканты с носилками и медики с перевязочными средствами были отправлены в долину Шулю, откуда первоначально предполагалось произвести главную атаку. Французы поместили раненых в своих госпиталях, некоторые из них умерли от ран, некоторые выздоровели, а многие возвращены без размена: так были они изувечены96.
По словам очевидца, во время атаки наших полков и при отступлении их, около Черной был ад; от густого порохового дыма нельзя было различать предметов. Пули, ядра и гранаты падали в таком изобилии, что опасность и мысль о смерти казались неуместными — смерть гуляла повсюду97!
При поверке, древки знамен, геройски сохраненных украинцами, оказались перебитыми, каждое в нескольких местах98.
В списке начальствующих лиц, «павших смертью храбрых», поименованных в донесении ген. Горчакова, значится командир Украинского полка полковник Бельгард, который своим мужеством и распорядительностью в бою подавал пример всему полку и этим обратил на себя особое внимание99.
Кроме полковника Бельгарда, в этом сражении убиты следующие офицеры полка:
подполков. Быстрицкий
майор Киреев
капитан Новгородцев
поручики Лисневский, Карцелли
подпоруч. Стратинович 2, Дзвонкевич
прапорщ. Гродецкий, Троицкий, Суслинников100.
Много геройства выказали в этот день украинцы. «Называть всех героев по именам значило бы переименовывать всех участников сражения. По необходимости, личные подвиги каждого остаются в неизвестности, по обилию самих подвигов, и потому-то не знаешь, кто более герой!»101
Из числа подвигов, память о которых сохранилась, назовем следующие102.
Полковой священник о. Дмитрий Константинович Трофимов, [184] с крестом в руках, находился на поле битвы, утешая раненых и напутствуя умирающих. Несмотря на отступление наших войск, он все-таки остался на месте до глубокой ночи среди мертвых и умирающих, исполняя великий долг пастыря своей паствы. Подвиг этого священника поразил даже наших неприятелей, которые дали ему конвой, проводивший его уже ночью до наших аванпостов.
Рядовой 1-й карабинерной роты, Дмитрий Матвейчук, отбил у французов и вынес на себе раненого своего ротного командира, капитана Коченовского. За подвиг этот, рядовой Матвейчук, по Высочайшему повелению, был произведен в унтер-офицеры и награжден Георгиевским крестом.
Рядовой 2-й егерской роты, Наум Коханец, находясь в цепи при атаке неприятельской батареи, был контужен ядром в правую руку, отчего упал и лежал несколько времени без чувств. Затем, придя в себя, он встал, тотчас же взял штуцер, попробовал может ли он прикладываться и, обращаясь к товарищам, которые хотели отнести его на перевязочный пункт, сказал: «Слава Богу, рука цела; хотя и больно, но все-таки останусь с вами, авось удастся несколько штук положить; только бы руки не тряслись, а то не увернется, вражий сын», после чего остался в рядах до конца дела.
Рядовой 4-й егерской роты, Осип Ломоносенко, был контужен осколком гранаты в подбородок, причем упал на землю; товарищи подошли к нему чтобы отнести его на перевязочный пункт, но он, придя в себя, сказал: «Слава Богу, что он помиловал меня и я жив, не троньте меня, я могу еще ходить; жутко мне без вас, братцы, будет; умирать, так умирать всем вместе», затем встал и пошел к своей роте, где находился до конца дела.
Рядовой 6-й егерской роты, Константин Погибель, в самом начале дела был ранен пулею в голову, отчего упал на спину: его хотели нести на перевязочный пункт, но он отказался, сказав: «Прежде положу штук пять басурман, а потом уже пойду перевязываться». Товарищи указали ему на рану и струившуюся из нее кровь, но Погибель попросил одного из товарищей достать из мешка платок и перевязать ему голову, и в таком виде оставался во фронте до конца дела.
5 Августа полк был переведен на Северную сторону Севастополя, под командой своего нового командира, подполковника Эльвинга, а на следующий день, в виду громадной убыли людей, был переформирован в состав двух батальонов103. [185]
Когда украинцы вступили в Севастополь, началось 5-е бомбардирование его неприятелем, с этого дня канонада продолжалась, с небольшими лишь перерывами, в течение двадцати суток.
«После столь продолжительной и жестокой бомбардировки, не одни только укрепления и ближайшие к ним улицы пострадали от выстрелов, — весь Севастополь глядел могилою. Дома были разрушены, мостовые и тротуары изрыты бомбами, кругом не было живого места, повсюду ужас и разрушение: тут стена разбита, там крыша разметана взрывом, все улицы покрыты мусором, щебнем, камнями и осколками бомб. Нигде не видно было ни одного дерева, только свежие пни свидетельствовали о былом существовании садиков, истерзанных и исковерканных неприятельскими снарядами; даже трава вся пожелтела и обгорела»104.
Урон, причиняемый гарнизону неприятельским огнем, достигавшим до Северной стороны, непоправимые уже повреждения в укреплениях и приближение траншей неприятеля почти к самым рвам наших укреплений, все указывало на близость времени штурма Севастополя. К нему готовились и переводили на Северную сторону мастерские, пороховые склады, штабы и проч.
На рассвете 24 Августа началось шестое, самое усиленное бомбардирование Севастополя. Наши войска на оборонительной линии убывали с каждым часом, молено сказать таяли как снег.
Штурма ждали с часу на час. Окруженные постоянно тысячью смертей, посылаемых неприятелем в Севастополь, бессменно выполняя трудную службу в осажденном городе, истомленные защитники его не имели даже времени отдохнуть так как должны были всегда находиться в готовности встретить неприятеля. Если прибавить к этому невыносимый зной юга, при раскаленной каменистой почве города и отсутствии в нем зелени и тени, то станет понятно, почему в Севастополе ждали с нетерпением штурма, как избавления от всех страданий долгой осады.
27 Августа бомбардирование продолжалось с прежней силой; наконец, около полудня союзники прекратили огонь, и тотчас же густые массы французов бросились на Малахов курган. Пробежать 40—50 шагов, отделявших их от наших батарей и взобраться на вал Корниловского и 2-го бастионов было для них делом одной минуты. Наши едва успели дать по ним несколько выстрелов, как французы ворвались во внутренность бастионов, и здесь началась самая ожесточенная, беспощадная свалка. К нашим и неприятельским войскам отовсюду спешили резервы105. [186]
К трем часам дня союзники были отбиты везде, кроме Малахова кургана.
При первом известии о штурме, главнокомандующий приказал прибыть с Северной стороны на Южную полкам: Украинскому, Одесскому и Азовскому106. Украинцы бегом перешли через рейд по мосту, постройка которого была закончена еще 15 Августа. Ветер был так силен, что волны заливали мост, и от тяжести переходящих он был сплошь покрыт водой. На встречу украинцам спешили на Северную сторону жители севастопольские, сестры милосердия со своею начальницею, плелись раненые, кто мог шел сам, других переносили. «На пути все чаще и чаще лопались бомбы, все сильнее и сильнее слышалась канонада»107.
По прибытии на Южную сторону, украинцы были расположены близ Николаевской батареи и вошли в состав резерва городской стороны108.
Там же, на Николаевской батарее, находился главнокомандующий, прибывший с Северной стороны в квартиру начальника гарнизона. Вскоре кн. Горчаков поскакал на Малахов курган, чтобы собственными глазами взглянуть на положение дел.
В 6-м часу дня кн. Горчаков убедился в невозможности отбить Малахов курган и решился тотчас отступить на Северную сторону, пользуясь утомлением неприятеля и тем нравственным впечатлением, которое должны были произвести на него испытанные им поражения на всех прочих пунктах.
Возвратясь на Николаевскую батарею, главнокомандующий отдал приказ об отступлении на Северную сторону. «Молва об этом распоряжении грустно отозвалась в сердцах защитников Севастополя, еще жаждавших отстаивать до последней капли крови этот дорогой уголок Русской земли. Но все верили в величие души и в глубокую любовь к России своего доблестного вождя и знали, что он не предпримет и не допустит ничего, несогласного с честью и достоинством русской армии».109
«Бой был прекращен и, можно сказать, доставил новую славу русскому оружию» — говорит ген. Дубровин. — «Из 12 атак, произведенных многочисленным неприятелем в различных пунктах, 11 было отбито, и только одна, на Малаховом кургане, была удачна для союзников. Самое занятие Малахова [187] кургана было следствием огромного превосходства сил неприятеля, направившего на него до 30 т. человек. Из этого видно, что кровавый день 27 Августа не может считаться днем победы для неприятеля, — она принадлежит скорее русскому оружию, как по числу приобретенных успехов, так и по тому, что на всех пунктах атакующий был в несколько раз сильнее защищающегося. Не смотря на то, успех неприятеля был так незначителен, а утомление так велико, что он не решался тревожить славного гарнизона и дозволил ему свободно отступить по единственному мосту, протянувшемуся почти на версту расстояния».
Согласию расписанию, составленному начальником штаба гарнизона, князем Васильчиковым, в 6½ час. вечера началось движение войск, переправлявшихся на Северную сторону. В голове колонны шел по мосту Украинский полк, а за ним потянулись с Городской стороны остальные войска. С Корабельной стороны войска переправлялись на судах110.
«Батареи изредка постреливали, и в разных местах слышалась ружейная перестрелка. Сильный ветер развел волнение в бухте, и протянутый чрез нее плавучий мост, в 450 саж. длины, сильно колыхался. Нагруженный сплошь людьми, орудиями, повозками, и, по временам заливаемый волнами, он, казалось, погружался в воду».
Участник Севастопольской обороны, г. Вроченский, пишет в своих воспоминаниях, что «Северная сторона представляла в эту ночь невообразимую толчею; тут все кишело вместе — и пехота разных полков, и матросы, и артиллеристы, и обыватели города разных полов и возрастов; все это сновало без толку по разным направлениям, разыскивая своих, и все галдело невообразимо: — тут слышались и громкия слова команды, и выкрики фельдфебелей, собиравших свои роты, и плач детей, и причитание матросских жен, лишившихся своего последнего достояния; все это, неумолкая, гудело до наступления утра 28-го Августа, когда этот человеческий муравейник хотя несколько упорядочился и урегулировался»111.
Около полуночи с 27-го на 28 с Августа на Южной стороне Севастополя начали раздаваться страшные взрывы: то взлетали на воздух пороховые погреба, зажженные последними нашими войсками, отошедшими к мосту. На бастионах повсюду вспыхнули пожары и вскоре Севастополь окружился огненным поясом. Два [188] дня и две ночи горели развалины славного города, покрытые густыми облаками дыма. 30-го Августа пошел дождь, и пожар, наконец, потух.
Заслуги, оказанные защитниками Севастополя, нашли вполне справедливую оценку в задушевном приказе главнокомандующего, в котором были изложены подвиги, совершенные нашими войсками с начала осады. Но высшею наградою для них была сердечная признательность Монарха, выраженная в приказе Российским армиям от 30-го Августа 1856 года.
Вот этот приказ, который был прочитан перед строем Украинского полка и восторженно выслушан в рядах его:
«Долговременная, едва ли не беспримерная в военных летописях оборона Севастополя обратила на себя внимание не только России, но и всей Европы. Она с самого почти начала поставила его защитников наряду с героями, наиболее прославившими наше Отечество. В течение 11 месяцев гарнизон Севастопольский оспаривал у сильных неприятелей каждый шаг родной, окружавшей город земли, и каждое из действий его было ознаменовано подвигами блистательнейшей храбрости. Четырекратно-возобновляемое жестокое бомбардирование, коего огонь был справедливо именуем адским, колебало стены наших твердынь, но не могло потрясти и умалить постоянного усердия защитников их. С неодолимым мужеством, с самоотвержением, достойным воинов христиан, они поражали врагов или гибли, не помышляя о сдаче. Но есть невозможное и для героев. 27-го сего месяца, после отбития шести отчаянных приступов, неприятель успел овладеть важным Корниловским бастионом, и главнокомандующий Крымскою армией, щадя драгоценную своих сподвижников кровь, которая в сем положении была бы уже без пользы проливаема, решился перейти на Северную сторону города, оставив осаждающему неприятелю одне окровавленные развалины.
«Скорбя душой о потере столь многих доблестных воинов, принесших жизнь свою в жертву Отечеству, и с благоговением покоряясь судьбам Всевышнего, Коему не угодно было увенчать их подвиги полным успехом, Я признаю Святою для Себя обязанностью изъявить в сем случае, от Имени Моего и всей России, живейшую признательность храброму гарнизону Севастопольскому, за неутомимые труды его, за кровь, пролитую им в сей почти целый год продолжавшейся защите сооруженных им же в немногие дни укреплений. Ныне, войдя снова в ряды армий, сип испытанные герои, служа предметом общего уважения своих товарищей, явят, без сомнения, новые примеры тех же воинских доблестей. Вместе с ними и подобно им, все наши войска, с тою же [189] беспредельною верою в Провидение, с тою же пламенною любовью ко Мне и родному нашему краю, везде и всегда будут твердо встречать врагов, посягающих на Святыни паши, на честь и целость Отечества, а имя Севастополя, столь многими страданиями купившего себе бессмертную славу, и имена защитников его пребудут вечно в памяти и сердцах всех русских, совокупно с именами героев, прославившихся на полях Полтавских и Бородинских ».
После отступления с Южной стороны, Украинский полк расположился на Северной стороне Севастопольского рейда, войдя в состав правого крыла наших войск, под начальством ген. ад. гр. Остен-Сакена112.
Кн. Горчаков решился твердо удерживать как Северную сторону, так и все прочия позиции в окрестностях Севастополя. В этих видах, войска, расположенные на Северной стороне, приступили с напряженною деятельностью к усилению укреплений, назначенных как для береговой, так и для сухопутной обороны.
С переходом наших войск на Северную, союзники уже не предпринимали ничего решительного. Обе стороны стояли друг против друга, изредка перестреливаясь.
Французы ограничивались только производством время от времени усиленных рекогносцировок, а вскоре и совсем отказались от всяких покушений против нашего левого фланга и начали устраиваться в окрестностях Севастополя к зимнему расположению 113.
Вскоре обнаружилось намерение неприятеля перейти в наступление с другой стороны, против правого фланга и тыла наших войск, расположенных в Крыму. В Сентябре и в начале Октября было получено известие о том, что в подкрепление к гарнизону кр. Евпатории, занятой до того времени турецко-египетскими войсками, стали прибывать на судах французские и английские войска.
Главнокомандующий перевел тогда в Бахчисарай 9-ую, 10-ую и 14-ую дивизии, составлявшие резерв войск под Севастополем, а на место их передвинул в с. Зеленкиой на р. Бельбеке полки 12-й дивизии, в том числе Украинский полк, присоединив их к 7-й дивизии114.
Между тем, неприятельские войска, занимавшие Евпаторию, стали часто и в значительных силах производить попытки наступательных действий, чт5 заставило предполагать, что союзники имели [190] целью рекогносцировать пути к Симферополю. Вследствие этого, для придания нашему отряду, стоявшему у Евпатории большей самостоятельности, он был усилен Украинским и другими полками 12-й дивизии с двумя батареями, которые прибыли из Зеленкиоя и расположились 19 Октября у с. Такил.
Вскоре союзники прекратили свои наступательные действия в окрестностях Евпатории, убедившись, что кн. Горчаков принял меры против нападения с этой стороны и что он намерен твердо удерживаться на занятых им позициях, и решили ограничиться пассивною обороною Евпатории115.
Вслед за тем Украинский и другие полки 12-й дивизии были укомплектованы прибывшими из их запасных частей маршевыми командами и остались зимовать в с. Такил116.
Между тем, как действующие батальоны Украинского полка находились в Крыму, его 5-й и 6-й резервные батальоны, но прибытии из Крыма в Марте 1855 года, вошли в состав Одесского гарнизона. Приказом от 14-го Июля того же года командующий войсками Южной армии ген.-ад. Лидерс объявил свою благодарность командующему 6-м резервным батальоном Украинского полка майору Чемерзину и командующему 5-м резервным батальоном капитану Вульфу, за заботливость их о сбережении людей, выразившуюся в малом числе больных и в отсутствии смертных случаев и побегов.117
После сформирования 5-го и 6-го батальонов, было приступлено, как уже сказано выше, к формированию из рекрут 7-го и 8-го батальонов, названных запасными. К началу Мая месяца 1855 года эти запасные батальоны были окончательно сформированы и имели в своих рядах 2 шт.-оф., 1 6 об.-оф., 104 у.-оф., 25муз., 1104строевых рядовых, из которых большая часть состояла из рекрут (остальные нижние чины добровольно поступившие из отставки) и 520 рекрут, которые еще не могли быть поставлены в строй. Оба запасных батальона Украинского полка, вместе с таковыми же батальонами других полков 12 пехотной дивизии, составили запасную бригаду этой дивизии, входившую в свою очередь в состав запасной дивизии 4 го пехотного корпуса118. [191]
В первой половине Мая 1855 года, по приказанию начальника всех резервных и запасных войск ген. от инф. Чеодаева, запасная дивизия 4-го корпуса, йод начальством командующего запасной дивизией г. м. Фридрихса, выступила несколькими эшелонами из Черниговской губернии, где она формировалась, и направилась на соединение с Южной армией. Запасная бригада, составленная из 7-х и 8-х запасных батальонов Украинского и Одесского полков, под командой полковника Дрентельна, выступила 10 Мая и, направляясь через Козельц, Киев, Белую Церковь и Липовец, прибыла в половине Июня в окрестности Тирасполя, где и расположилась лагерем.
После трох-дневного отдыха, в 7-м и 8-м запасных батальонах Украинского полка приступили к дальнейшему обучению и обмундированию рекрут119.
Во время стоянки батальонов в окрестностях Тирасполя, холера, которая показывалась в них раньше в слабой степени, усилилась от дурной воды и вредных болотных испарений. Вскоре, однако, холерные заболевания в них прекратились, после перехода их в Июле месяце в Одессу, где они присоединились к 5-му и 6-му батальонам120.
После прибытия в Одессу 7-го и 8-го запасных батальонов Украинского полка, его 5 резервный батальон и одна рота 6-го резервного батальона, состоявшие из новобранцев, были выведены оттуда и, вместе с двумя ротами 6-го резервного батальона Одесского полка, составили гарнизон Кинбурнской крепостцы121.
Вслед за ними, из Одессы были выведены так же 7 и 8 батальоны полка и направлены в Очаков, где вошли в состав крепостного гарнизона122.
Вскоре после падения Севастополя, союзники решили атаковать Кинбурн, чтобы, войдя в лиман, прервать водяное сообщение между Николаевом и Херсоном.
2-го Октября к Кинбурну подошли французская и английская эскадра с войсками, посаженными на суда в Балаклаве123.
Крепость Кинбурн, старинной турецкой постройки, по слабости своей назначалась перед самой войной к упразднению и [192] была плохо вооружена. Из числа рекрут, составлявших крепостной гарнизон, было всего до 700 ч., способных стать в строй.
В ночь на 3-е Октября, часть неприятельских судов успела прорваться в Днепровско-Бугский лиман, а на следующий день десантные войска высадились на косе к востоку ог крепости, чем лишили гарнизон возможности получать подкрепления. 4-го Октября союзные суда открыли жестокий огонь по крепости, на что оттуда отвечали только 13 орудий, выстрелы которых едва достигали до неприятеля. В этот день в гарнизоне выбыло из строя до 20-ти чел., а крепостные постройки получили значительные повреждения, исправленные в ту же ночь. 4-го Октября неприятель стрелял весьма слабо, по случаю бывшего на море волнения.
На следующее утро, 5-го числа, неприятельские суда вновь открыли жестокий огонь по крепости. Вскоре из числа 13 орудий, отвечавших из крепости на неприятельский огонь, было подбито 7. Около полудня подошли остальные неприятельские суда и охватили Кинбурн с двух сторон могущественною армадою, вооруженной 1,500 орудий большого калибра. Неприятельские снаряды, перелетавшие через бруствер одного фронта, били в тыл противоположный фронт. К часу дня корабли приблизились к крепости на 500 саж., а плавучие батареи менее, чем на 150 саж. В то же время неприятель открыл огонь и с сухого пути, из полевых орудий и штуцеров. Таким страшным сосредоточенным огнем вскоре все здания внутри крепости были разрушепы и произведен пожар артиллерийских казарм, распространившийся и на другие здания. Не прошло и получаса этой адской канонады, как все орудия в крепости были подбиты и приведены к совершенному молчанию. Гарнизон потерял около 80 чел. выбывших из строя. Около 2-х час. дня неприятель также прекратил свой огонь и выслал парламентеров, которые предложили коменданту г.-м. Кахановичу сдать крепость, предоставив на размышление только 15 минут. Несмотря на энергический протест командира инженерной команды шт.-кап. Седергольма, генерал Кахановичт, считая дальнейшую оборону невозможной, принял условия и сдал крепость, после чего гарнизон ее был отведен с военными почестями в союзный лагерь124.
Овладев Кинбурном, неприятель мог провести свои суда в лиман. Потому, по распоряжению командующего Южной армией ген.-ад. Лидерса, слабое укрепление в Очакове было взорвано 6-го Октября, и 7 и 8 запасные батальоны Украинского полка, входившие [193] в состав его гарнизона, были отведены в Николаев125. Таким образом, неприятельскому флоту открылся беспрепятственный доступ в лиман, и несколько канонерских лодок ворвались в Буг, но, встреченные огнем нашей полевой артиллерии, принуждены были вернуться обратно126.
В Николаеве оба запасных батальона Украинского полка имели счастье представляться на смотру Государю Императору Александру Николаевичу, прибывшему в Николаев еще в начале Сентября. В этом городе Государь оставался в продолжение 6-ти недель, лично следя за ходом оборонительных работ, осматривая войска и благодаря раненых и больных воинов127.
В Николаеве 7 и 8 батальоны оставались до начала Января 1856 года, а затем, передав людей в расположенные там пехотные полки, вернулись в кадровом составе в Черниговскую губернию128. Еще раньше, в Октябре 1855 года, из них были выделены команды, отправленные в Крым для пополнения двух действующих батальонов полка.
Оба действующих батальона полка находились с Октября 1855 года в составе Евпаторийского отряда. В конце того же месяца. Государь Император прибыл в Крым и, посетив войска, расположенные между Симферополем и Севастополем, произвел им здесь смотры. Украинцы только незадолго перед тем были переведены из окрестностей Севастополя в с. Такил и потому, к своему глубокому сожалению, не могли представиться Государю на этих смотрах. После отъезда Государя из Крыма, украинцам был прочитан Высочайший приказ, в котором Верховный Вождь русской армии еще раз благодарил от души свои войска за их доблестную службу и говорил о Своем невыразимом удовольствии видеть Крымскую армию в блестящем состоянии129.
В заключение приказа, Государь объявлял об установлении серебряной медали на Георгиевской ленте для защитников Севастополя, в память его знаменитой и славной обороны. «Да будет [194] знак этот свидетельствовать, — говорил Государь в этом приказе, — о заслугах каждого и вселять в будущих сослуживцах ваших то высокое понятие о долге и чести, которое составляет непоколебимую опору Престола и Отечества.
Совокупное же изображение на медали имени Незабвенного Моего Родителя и Моего да будет залогом чувств Наших, одинаково к вам благосклонных, и да сохранит в вас навсегда нераздельную память об Императоре Николае Павловиче и о Мне. Я вами горжусь, как Он вами гордился, вверяясь Вашей испытанной преданности и рвению к исполнению своего долга. Именем Его и Своим благодарю еще раз храбрых защитников Севастополя, благодарю и всю армию».
В Декабре месяце, украинцы, находясь в составе Евпаторийского отряда, были переведены из с. Такил в аул Илес, где и оставались по 20-е Марта 1856 года, когда было получено известие о заключении мира130.
Во время стоянки у аула Илес, Украинский полк был приведен в четырех-батальонный состав, с помощью нижних чинов, прибывших из 6-го пехотного корпуса, полки которого были приведены в кадровый состав131.
В начале Апреля полк выступил на свои постоянные квартиры, назначенные ему в Острогожске, Воронежской губернии, куда и прибыл в Июле месяце132.
За все время Севастопольской кампании полк потерял одними убитыми 1,764 человека. Из офицеров полка убиты, кроме поименованных выше при описании сражения на Черной речке: капитан Тишенко, поручик Кухарский, прапорщики Мискевич и Краузе, умерли от ран: капитан Лисовский, подпоручики Пальский и Казачков, прапорщики Свидерский и Рыбаков133.
В течение минувшей войны, в полк было пожаловано 298 знаков отличия Военного Ордена, из них почти все за Севастопольскую оборону134. За отбитие штурма 6 го Июня 1855 года Государем Императором было пожаловано по два рубля на каждого человека135. [195]
30-го Августа 1856 года, в ознаменование особого Монаршего благоволения и в награду за подвиги, мужество и храбрость, оказанные в продолжение войны, 1-му, 2-му, 3-му и 4-му батальонам Украинского полка были пожалованы Георгиевские знамена с надписью: «за Севастополь в 1854 и 1855 годах» 136.
Полотно каждого из вновь пожалованных знамен состояло из двух сложенных вместе квадратных кусков шелковой материи, в два аршина в длину и ширину. На обеих сторонах полотна был одинаковый рисунок. По середине находился оранжевый круг, обведенный золотым лавровым венком с Императорскою короной, а внутри венка черный двуглавый орел. Крест знамени был белого цвета, как во всех третьих полках дивизий. Углы знамени были разделены по диагоналям оранжевыми полосками, в один вершок шириной, на две равные половины. Все половины углов, обращенные в сторону верхнего и нижнего края знамени, были черного цвета, остальные же — белого цвета. Углы отделялись от креста оранжевыми полосками. По середине каждого угла находились малые кружки белого цвета с золотым вензелем Императора Александра И-го, в лавровом венке с Императорскою короной. Имевшаяся на знамени надпись «За Севастополь в 1854 и в 1855 годах» была сделана золотыми буквами на концах креста, параллельно краям знамени. Древко каждого из пожалованных знамен было белого цвета, украшенное вверху золотым копьем, в средине которого помещался в лавровом венке крест ордена Св. Георгия 3-й степени. Под копьем были подвязаны на георгиевских тесьмах две серебряных кисти137.
Вслед за окончанием Восточной войны было приступлено к целому ряду преобразований в нашей армии.
Еще в Феврале 1856 года были отменены тихий и три вида приготовительного шага138.
Затем был значительно увеличен отпуск патронов для учебной стрельбы, и на обучение стрельбе обращено самое серьезное внимание. С этого времени стрелковое дело постоянно развивалось, совершенствуясь с каждым годом. С целью развить солдат умственно и физически, введено обучение грамоте, гимнастике и фехтованию139. [196]
В Феврале было уничтожено название мушкетерских и гренадерских рот, и все роты названы по номерам140, а 23-го Апреля последовало переименование полка из егерского в пехотный.
23 Августа 1856 года была введена новая организация в пехотных полках. По этой организации первые четыре батальоны полка были приведены в пятиротный состав: по 4 линейных и 1 стрелковой роте в каждом батальоне141. Стрелковые роты были вооружены нарезными, 6-линейными ружьями, с прицелом на 1,200 шагов, образца 1856 года, а прочие роты — гладкоствольными ружьями 7-линейного калибра, переделанными из кремневых в ударные, стрельба из которых была действительно не далее 300 шагов142.
5, 6, 7 и 8 батальоны были упразднены, а люди их поступили частью на пополнение оставшихся батальонов, а частью уволены в бессрочный отпуск.
В то же время 4-й батальон был выделен, вместе с 4-мя батальонами полков 4-го корпуса, в резервную дивизию этого корпуса, с переименованием в 4-й резервный батальон Украинского пехотного полка143. (В последовательном же порядке всех резервных батальонов, он был по номеру 47-м, так как Украинский полк был 47-м пехотным полком144. Из этого батальона был образован впоследствии, в 1863 поду, Самарский пехотный полк.
По штату 1856 года, в 4-м резервном батальоне Украинского пехотного полка полагалось 21 офицер и 870 нижних чинов. В конце следующего года это число было уменьшено, и в батальоне положено иметь следующее число чипов: 3 штаб-офицера, 26 обер офицеров, 83 унтер-офицера, 23 музыканта и 4 96 рядовых. В числе нижних чинов полагалось но штату 300 ефрейторов, 180 портных и 150 сапожников145.
В Феврале месяце 1857 года, 4-й резервный батальон закончил свое формирование и, под командой своего первого командира, [197] полковника Ловейко (назначенного из числа штаб - офицеров Украинского полка), перешел на новые свои квартиры, в окрестностях г. Чистополя (Казанской губ.)146.
На основании общего положения о резервных войсках, батальон этот должен был служить кадром для образования из него, в случае военного времени, трех-батальонного резервного полка (т. е. 4-го, 5-го, и 6-го батальонов)147. Кроме того, 4-й резервный батальон назначался для обучения рекрут и для помощи действующим войскам в несении караульной службы148.
Имея наименование одинаковое с действующими батальонами, 4 резервный батальон Украинского полка имел в то же время свою отдельную, независимую от полка организацию, хозяйство и штаты, представляя совершенно самостоятельную единицу, и командиру батальона были присвоены все права командира отдельной части.
Из других реформ, произведенных в армии с начала отдельного существования 4-го резервного батальона Украинского полка до приведения его в 1863 году в трех батальонный составь и переименования в Самарский полк, необходимо еще упомянуть об уменьшении сроков службы и отмене телесного наказания.
В 1859 году общий срок службы для принятых на таковую до 8 сентября 1859 года был определен в 20 лет, а для поступивших после этого – в 15 лет, причем первые должны были прослужить на действительной службе, до увольнения в бессрочный отпуск, 15 лет, а вторые — 12 лет.
В том же году, для увеличения запаса, были введены «временные» отпуски, еще более сократившие сроки действительной службы. Для увольнения во временной отпуск не требовалось выслуги определенного числа лет, — оно производилась ежегодно, в зависимости от соображений военного министерства149.
В 1S63 году заботы Государя об устройстве военного быта выразились новыми существенными постановлениями: 17-го Апреля последовала отмена телесного наказания шпицрутенами; наказание розгами допущено только, как исключение, для штрафованных нижних чинов. — Существовавшие до сего времени обязательные вычеты в артельную сумму окончательно прекращены, и постановлено, никаких вычетов из денежного довольствия нижних чинов не производить150. [198]
Со времени Восточной войны последовал ряд изменений в одежде и снаряжении полка, из которых главнейшие состояли в следующем151.
В 1855 году отменены офицерские нагрудные знаки; вместо касок, введены кивера из черного сукна, суживающиеся кверху; для офицеров установлены пальто и сабли с железными ножнами; офицерские эполеты (с полем желтого цвета во всей дивизии) заменены для вседневной носки погонами у офицеров из галуна, у нижних чинов синие с номером дивизии).
В 1856 году для офицеров положены галунные петлицы на воротнике и обшлагах мундира (клапаны на воротнике были белого цвета;
В 1857 году — введены сапоги с длинными голенищами.
В 1858 году — однобортный мундир заменен двубортным.
В 1862 году введены новые шапки — «кепи», башлыки, ранцы нового уменьшенного образца и патронные сумки. Кепи в полку имели белый околыш и темно-зеленую тулью с красным, (у штаб-офицеров — золотым) кантом по верхнему шву, при парадной форме на кепи одевался султан из черного волоса.
Примечания
1. Петров, Рус. Воен. сила, т. II.
2. В.-уч. арх., отд. II, № 3310.
3. Азовский и Днепровский пехотные и Одесский егерский.
4. Алабин. «Четыре войны», походы, записки.
5. Там же.
6. Петров. Дунайск. кампания 1853—54 г.г. В. уч.-арх., отд. II, № 5737 (Журн. движений и действ. 4-го корп.)
7. Алабин. «Четыре войны», походн. записки.
8. Богданович. Восточн. война 1853—56 гг.
9. Месячные рапорты (Общ. архив Гл. IIIт.). Богданович. Восточная война. Алабин. «Четыре войны».
10. В.-уч. арх., отд. II, №5737 (Журн. 4-го корп.)
11. Там же.
12. Петров. Дунайск. кампания 1853—54 гг.
13. Петров. Дунайск. кампания 1853—54 гг.
14. Грабовский. Хроника 37 пех. дивизии.
15. Богданович. Восточная война.
16. Состав Мало-Валахского отряда: 12-я п. дивизия и 1-я бригада 10-й п. дивизии, 3 гусарских полка и 1 казачий полк, 6 пеш. батарей и 2 коп. батареи (всего 94 оруд.), 2 саперн. роты.
17. В.-уч. арх., отд. II,№ 3310 (о войсках 4-го и 5-го пех. корпусов).
18. Петров. Дунайская кампания 1853—54 гг.
19. Там же.
20. Там же.
21. Петров. Дунайская кампания 1853—54 гг.
22. Петров. Дунайск. камп. 1853—54 г.г.
23. Петров. Дунайск. камп. 1853—54 г.г.
24. Там же. — Богданович. Вост. война.
25. Командир полка ген.-майор Янченко умер в Краковском госпитале 16-го Марта 1854 года. (Мес. рапорты).
26. Петров. Дунайск. камп. 1853-54 г.г.
27. Там же.
28. Там же.
29. Петров. Дунайск. камп. 1S53--54 г.г.
30. Петров. Дунайск. камп. 1853-64 г.г. Богданович. Восточ. война.
31. Богданович. Восточ. война.—Тотлебен. Опис. обороны г. Севастополя.
32. В-уч. арх., отд. II, № 3310.
33. Петров. Дунайск. камп. 1853—54 г.г.
34. Приказ по войск. 3, 4 и 5 корп. от 5 Сент. 1854 г.
35. Материалы для истории Крымской войны, собран. под ред. Дубровина.
36. В.-уч. арх., отд. II. № 3461. (Движ. Запасн. дивизии 4-го Корп.)
37. Богданович, Вост. война 1853 — 56 г.г. — Дубровин. Восточ. война 1853 -56 г.г.
38. Алабин. Записки о защите Севастополя.— Вроченский. Воспоминания участника войны.
39. Алабин, записки.
40. Тотлебен. Опис. обор. Севастополя.
41. Дубровин. 349-ти дневная защита Севастополя.
42. Дубровин. 349-ти дневная защита Севастополя.
43. Там же.
44. Тотлебен. Опис. обор. Севастополя.
45. Дубровин. 349-ти днев защита Севастополя.
46. Дубровин, Материалы для истории Крымск. войны (из ст. Ушакова, «Опис. атаки на Кадык. высоты 13 октября 1854 г.», в вып. IV.)
47. Тотлебен. Опис. обор. Севастоп.
48. Тотлебен. Опис. обор. Севастоп.
49. Дубровин. Материалы для истории Крымск. войны (из ст. Ушакова о деле 13 Окт., и вып. IV).
50. Общ. архив Гл. Шт. Наградное дело 1865 года, №48 (3 Отдел., 1 стол.)
51. Наградное дело 1855 г. №35.
52. Тотлебен. Опис. обор. Севастоп.
53. Дубровин. 349-ти дневн. защ. Севаст.
54. Дубровин. 349-ти дневн. защ. Севаст.
55. Тотлебен. Опис. обор. Севастоп.
56. Алабин. Походные записки.
57. Дубровин. 349-ти дневн. защ. Севастоп.
58. Тотлебен. Опис. обор. Севастоп.
59. Там же, и Месячные рапорты (Общ. арх. Гл. Шт.)
60. Дубровин. 349-ти дневн. защ. Севастоп.
61. Общ. арх. Гл. Шт.—Месячн. Рапорты.
62. Общ. арх. Дело о правах и преимуществ., дарованных чинам, находящ. в составе. Севастоп. гарнизона.
63. Общ. арх.—Д. преимущ., даров. Севаст. гарнизону.
64. Дубровин. 349-ти дневн. защ. Севаст.
65. Тотлебен. Опис. обор. Севаст.
66. Дубровин. 349-ти дневн. защ. Севаст.
67. Там же.
68. Дубровин. 349-ти дневн. защита Севастополя.
69. Дубровин. 349-ти дневн. защита Севастополя.
70. Там же.
71. Там же и Месячпые рапорты.
72. Дубровин. 349-ти дневн. защита Севастополя.
73. Дубровин. 349-ти дневн. защита Севастополя.
74. Тотлебен. Опис. обор. Севаст.
75. Дубровин. 349-ти дневн. защита Севастополя.
76. Дело о преимущ., дарован. Севастопольск. гарнизону. Месячные рапорты.
77. Тотлебен. Опис. обор. Севаст.
78. Дубровин. Защита Севастополя.
79. Алабин. Записки о защите Севастополя.
80. Дубровин. 349 днев. защ. Севастоп.
81. Там же.
82. Тотлебен. Опис. обор. Севаст.
83. Дубровин. 349 днев. защ. Севаст.
84. Месяч. рапорты. — Тотлебен, опис. оборон. Севастополя.
85. Дубровин. 349 днев. защ. Севаст.
86. Тотлебен. Опис. обор. Севастоп.
87. Кузьмин. Опис. участия 5-й пех. дивизии в деле при р. Черной.
88. Тотлебен. Опис. обор. Севастополя.
89. Тотлебен. Опис. обор. Севастополя.
90. Там же. —Дубровин. 349 дневн. защ. Севастоп.
91. Дубровин. 349 дневн. защ. Севасгоп.
92. Кузьмин. Опис. участия 5-й дивизии.
93. Тотлебен. Опис. обор. Севастоп.
94. Все войска, участвовавшие в этот день в сражении на Черной, потеряли свыше 8 тысяч челов. выбывших из строя (11 генер., 249 офицер., и 8,010 в. ч.) и в этом числе убитыми 3 ген., 66 офицер. и 2,273 н. ч. На долю полков 12-й дивизии приходится большая часть потерь (Тотлебен).
95. Общ. арх. Гл. Шт.— Месячн. рапорты.
96. Кузьмин. Опис. участия 5-й дивизии.
97. Дело о преимущ., дарован. гарнизону.
98. Кузьмин. Опис. участия 5-й дивизии. Записки Менькова, изд. 1898 г., т. I. («Дунай и немцы».)
99. Опис. сраж. на Черной, сообщен. кн. Горчаковым Воен. Мин—у. (Полный текст, взят из Сборника известий о войне 1853—64 г.г., Путилова.)
100. Дело о преимущ., дарован. гарнизону.
101. Дубровин. 349 дневн. защ. Севасгоп.
102. Ахматов. История для ниж. чинов 47 пех. Украин. Е. И. В. Бел. Кн. Владимира Александровича полка.
103. Тотлебен. Опис. обор. Севаст.
104. Дубровин. 349-ти дн. защит. Севаст.
105. Дубровин. 349-ти дн. защит. Севаст.
106. Тотлебен. Опис. обор. Севаст. Вроченский. Воспом. участн. обороны.
107. Дубровин. 349-ти дн. защ. Севастоп.
108. Тотлебен. Опис. обор. Севастоп.
109. Тотлебен. Опис. обор. Севастоп.
110. Там же.
111. Вроченский. Воспом. участника обороны.
112. Тотлебен. Опис. обор. Севастоп.
113. Тотлебен. Оборона Севастоп. -- Богданович. Восточ. война 1853—56 г.г.
114. Богданович. Восточ. война.— Месячные рапорты (Общ. арх. Гл. Шт.)
115. Тотлебен. Опис. обор. Севастоп.
116. Мес. рапорты.
117. Прик. по Южной армии 14 Июля 1855 года.
118. В.-уч. арх. отд. II № 3461 (Движение запасн. дивизии 4-го корп.)
119. Там же.
120. В. уч. арх., отд. II № 3461.—Прик. но войскам, находящ. в Одессе от 10 Июля 1856 г.
121. Тотлебен. Обор. Севастоп.
122. Богданович. Восточ. война. — Общ. арх. Гл. Шт. Прик. по Южн. армии 29 Июля 1855 г.
123. Тотлебен. Оборона Севастоп.
124. Тотлебен. Оборона Севастоп.
125. Тогда же три роты 6-го батальона, оставленные в Одессе были расформированы, и люди их поступили на пополнение других полков, расположенных в Одессе (Приказы по Южн. армии).
126. Там же.
127. Тотлебен. — Приказы по Южн. армии.
128. Приказ по войск. 17 февр. 1666 г. (Общ. арх. Гл. Штаба).
129. Тотлебен. Обор. Севастоп.
130. Общ. арх. Гл. Шт. Месячн. pап.
131. Приказ по Южн. и Крымск. армии 9 февр. 1856 г.
132. Месячные рапорты.
133. Там же и Д. о преимущ., дарован. гарнизону.
134. Капитул Рос. Импер. и Царск. орденов.
135. Тотлебен. Обор. Севаст.
136. Выс. прик. 30 авг. 1856 г.
137. Висковатов. Опис. одежды и вооруж. войск. — Леер. Энциклопедия.
138. Прик. по Южн. армии 7 февр. 1854 г.
139. Петров. Рус. воен. сила, т. II.
140. Прик. по Южн. армии 7 февр. 1836 г.
141. Прик. Воен. Мин-ра 23 авг. 1856 г.
142. Истор. очерк деятельн. воен. управл. в России 1855— I860 г.г., Богдановича.
143. Все резервные дивизии были подчинены начальнику резервов армейской пехоты, штаб которого находился в Москве.
144. Прик. В. М. 23 авг. 1856 г.
145. Богданович. Ист. оч. деят. воен. управл. в России.
146. Общ. арх. Гл. Шт. — Месячн. Рапорты.
147. 7 и 8 запасные батальоны положено формировать только в военное время, причем они должны были заменять собою резервные батальоны, после ухода их на войну.
148. Богданович. Ист. очерк в управл.
149. Петров. Рус. воен. сила, т. II.
150. Прик. В. М. 1863 г.
151. Перемены в обмундировании и снаряжении войск в царствование Императора Александра II.
|
