Глава XIX. Продолжение осады Варны
Действия на северной стороне
Занятие центрального неприятельского укрепления. Нападение турок на траншеи и потеря ими контр-апрошей. Генерал-адъютант Перовский ранен. Взрыв мин. Мужество неприятеля. Перемирие. Ужасное состояние осажденных. Распространение атаки. Осадные работы. Стеснение блокадной линии. Действие осадной артиллерии. Продолжение осадных работ. Занятие неприятельского лагеря. Успехи осады. Нападение турок на минные работы. Новые взрывы мин. Безуспешные переговоры. Штурм первого бастиона. Новое открытие переговоров. Гарнизон сдается военнопленным. Великодушие государя императора. Вступление в крепость. Трофеи. Картина ночи накануне взятия Варны. Внимание государя императора к пленным туркам. Обезоружение гарнизона. Жалкое состояние его. Великодушие победителей. Юсуф-паша.
[91] Когда отряды на южной стороне Варны отражали покушения турок прорваться в крепость, [92] граф Воронцов деятельно вел осаду с северной стороны. Он ожидал только появления наших войск на южной стороне Варны, предположив взять приступом неприятельское укрепление в центре нашей блокадной линии, препятствовавшее успехам осадных работ. Облегчая сие предприятие, августа 30-го, накануне занятия генералом Головиным позиции на южной стороне Варны, устроили две батареи против укрепления, лежавшего на дороге из крепости в деревню Франки1. Одна из них, из 9-ти орудий, поставлена на продолжении передового фаса редута 3-го; другая, в два орудия, несколько впереди оставленного редута 4-го. Первую батарею заняли 6 батарейных орудий л.-гв. 4-й батарейной роты, два батарейных и одно легкое орудие 7-й артиллерийской бригады; вторую два единорога той же гвардейской роты. Триста охотников Симбирского пехотного полка под командой штабс-капитана Сульженко, с резервом двух рот л.-гв. Измайловского полк, получили приказание готовиться на другой день к приступу. Для большего развлечения неприятеля предназначено открыть в первый раз действие конгревовых ракет [93] и усилить огонь со всех осадных батарей. Ракетная рота гвардейского корпуса размещена в трех батареях, одна около редута 11-го, другая между редутами 2-го и 10-го, третья на правом фланге траншей.
К рассвету августа 31-го все было готово. По первому сигналу2 45 орудий, ракетная рота, линейный корабль и два бомбардирских судна должны были открыть огонь по крепости, а 11 орудий по неприятельскому укреплению. По второму сигналу огонь сей батареи должен был усилиться, и охотники под выстрелами идти на приступ.
В 7? утра засверкали штыки колонны генерала Головина на южных высотах. Вскоре выстрелы возвестили, что он занял позицию и выстроился в боевой порядок. На телеграфе поднят красный флаг, загремели батареи, и запылал город. Подан второй сигнал, и с криком ура раздались выстрелы турок, но в то же мгновение, поражаемые штыками, они были перебиты в укреплении и во рву, где искали [94] прикрытия от выстрелов артиллерии. Только небольшая часть нашла спасение в бегстве, но и те, преследуемые охотниками почти до гласиса, переколоты и забраны в плен. Южная часть рва турецкого укрепления до бреши была совершенно завалена мертвыми телами. Потеря неприятеля убитыми, кроме пленных, простиралась до 500 человек.
Во время преследования бегущего неприятеля исправлявший должность обер-квартирмейстера осадного корпуса, генерального штаба капитан Менд вытянул стрелковую цепь от редута 8-го к редуту 2-го, а рабочими л.-гв. саперного батальона устроены для стрелков ложементы под сильным огнем, открытым из крепости. Таким образом, занятие укрепления обеспечило тыл и фланги блокадной линии, значительно сократив объем её.
Турки весьма жалели о потере укрепления. По своей местности оно подавало им надежды и доставляло выгоды, которыми они до того времени не воспользовались, намереваясь по получении более значительных подкреплений сильно напасть на центр. Воспламеняя мужество турок, Юссуф-паша хотел отомстить победителям. На другой день около 4 часов пополудни неприятель быстро атаковал голову сапы. Скрываясь [95] в своих контрапрошах, он приблизился невидимо, и в одно мгновение турки опрокинули прикрытие, заняли бруствер, даже вскочили в траншеи. Здесь начался рукопашный бой. Сапа переходила из рук в руки. Турки, осыпая огнем траншеи со всех сторон и беспрерывно усиливаясь, нападали исступленно, но егеря не уступали им ни шагу. Мужество неприятеля не смущало их. Может быть, они должны б были, наконец, уступить силе, если бы генерал Перовский не подоспел вовремя с резервом. Лично предводительствуя егерями, он ударил в штыки, опрокинул встретившихся ему турок, и громкое «ура» возвестило победу. К общему прискорбию, пораженный пулею в грудь на вылет, Перовский не мог более предводить храбрых и быть свидетелем дальнейших успехов. Неприятель, опрокинутый и преследуемый егерями, под сильным ружейным огнем с крепостного вала, упорно защищался в своих окопах, но в 7 часов вечера был совершенно вытеснен из них, и контрапроши, занятые егерями до G, ночью под несмолкавшим свистом пуль и картечь соединены летучей сапой с 2-й параллелью к U (план осадных работ №11).
Рана генерала Перовского была весьма чувствительна. С неутомимой бдительностью проводил [96] он каждую ночь в траншеях с открытия их. Место его заступили: генерал-адъютант Шеншин, принявший начальство над штабом осадного корпуса, и генерал-лейтенант Ушаков, присутствовавший с сего времени постоянно при осадных работах. Флигель-адъютант, полковник князь Лобанов-Ростовский принял командование 3-й бригадой 7-й пехотной дивизии, составлявшей бессменное прикрытие траншей с начала работ. В деле сентября 1 с нашей стороны убито 2 обер-офицера и 24 нижних чинов, ранено 1 штаб-офицер, 8 обер-офицеров и 153 нижних чинов.
Под деятельным распоряжением генерала Трузсона 2-го осадные работы быстро двинулись вперед. Против первого бастиона (приморского) венчали контрэскарп. Минные колодцы, заложенные, августа 31-го 4-го пионерного батальона подполковником Бурмейстером заряжены были тремястами пудов пороху, и к рассвету сентября 2-го их взорвали, опрокинув на большом протяжении каменную одежду контрэскарпа. Взрыв завалил обломками одежды часть рва и открыл дорогу к бреши, почти готовой в бастион.
Действие взрывов сентября 2-го, как прежде под Браиловом, не смущало турок. Взрыв, [97] казалось, был только сигналом неприятелю для сильнейшего действия бомб и пуль, до тех пор не прекращавшегося, пока удостоверился он в последствиях взрыва мин. Государь Император, сохраняя жизнь нескольких тысяч храбрых мусульман, осужденных пасть в развалинах Варны бесполезною жертвой упорства предводителей, велел предложить сентября 2-го, в 4 часу по полудни, Капудан-паше Ицет-Мугамеду и Юссуф-паше, о сдаче крепости безусловно3. Переговоры были приняты. Объявлено перемирие. Огонь по всей линии прекратился.
По словам пленных, болезни в Варне увеличились, раненые оставались без призрения, мертвые тела покрывали улицы и площади; наши бомбы и ядра поражали несчастных защитников всюду; огонь истреблял целые кварталы; дети и женщины, оставаясь одни в домах своих, погибали целыми семействами. Голод и болезни постигли, наконец, все сословия. Мусульмане валились наряду с раями, воздвигавшими за развалинами укреплений новые преграды. Но грозный меч Капудан-паши и изуверство увлекали осажденных к упорной обороне. [98]
Предложение о сдаче крепости хотя и было принято, но немедленно отвергнуто, и на другой день, сентября 3-го, около полудня, опять началась борьба сильнее прежней. Осаждающие дрались с осажденными уже грудь с грудью.
Государь Император повелел быстро и деятельно приступить к исполнению сделанного предположения касательно атаки 2-го бастиона с куртиною и распространения бреши 1-го бастиона. Для защиты сих работ в ночь на 3-е сентября заложены три новые батареи: одна, в 4 полевые орудия, на оконечности правого крыла 2-й параллели, для обороны атаки 2-го бастиона и самой параллели; другая, в 2 полевых орудия, на левом крыле, на контрэскарпе 1-го бастиона, для анфилирования рва между 1-м и 2-м бастионами; третья, в два батарейных орудия, подле, для анфилирования морского берега и левого фланга набережной стены, и действия по развалинам башни, где утвердились неприятельские стрелки и сильно беспокоили наши работы. Для овладения башней и обороны перехода через ров, и для заложения подкопов под 1-й бастион, были устроены стрелковые ложементы вдоль контрэскарпа, в каменной одежде коего пробиты бойницы.
На 1-м бастионе предположено распространить [99] брешь взрывом правого фаса и после сего занять развалины башни. Атаку 2-го бастиона полагали совершить подкопами под оба фаса, разрушив брешь-батареей часть куртины с плечным углом. Для сего надлежало венчать гласис, дабы соорудить батарею и пройти ров у обоих бастионов для заложения мин. Исполнение второго из сих предприятий Высочайше вверено было командиру л.-гв. саперного батальона полковнику Шильдеру, а распространение атаки 1-го бастиона, уже имевшего в то время обвал в 20 сажен шириной, поручено 4-го пионерного батальона подполковнику Бурмейстеру.
Ночью на 4-е число на правой атаке открыли тихую двойную сапу из 2-й параллели, вышли на гласис под сильным ружейным огнем, довершили венчание контрэскарпа на расстоянии 35-ти сажен, и на сем пространстве соорудили брешь-батарею на 8-мь осадных, 24-фунтовых орудий, открывших огонь 8-го числа. На левой атаке сапа была доведена до башни. В обширном контрэскарпе сделан спуск в ров, и блиндированной сапой подполковник Бурмейстер уже приближался к эскарпу правого фаса первого бастиона.
Истощаясь в тщетном сопротивлении, и не видя возможности вылазками остановить успехи [100] осаждающих, неприятель обратился к своим более надежным и сильным средствам, вознамерясь защищать только огнестрельным оружием каждый шаг земли. «Храбрость турок в окопах, - говорит полковник Менд4, - доходит до неимоверности; их меткие выстрелы, отчаянная смелость и отличное хладнокровие достойны удивления, и сими доблестными качествами народа предводители их успели воспользоваться в совершенстве. Едва ядро успевало просвистеть над головами саперов, и ложась в бастионе, подымало черное облако пыли, едва стрелки наши, расположенные вдоль контр-апроша по бойницам, успевали прицелиться, как меткий выстрел уже летел и поражал артиллериста, или стрелка, через узкую бойницу. Девять орудий, беспрерывно анфилировавших бастион, не могли удалить дерзких защитников Варны. Они осыпали осаждающих пулями, ручными гранатами, бомбами. Работы, производимые во рву под прикрытием орудий и стрелков вдоль контрэскарпа, беспрерывно останавливались».
В следствие сего для сильнейшего анфилирования куртины были поставлены вправо от батареи К еще четыре полевые и одно батарейное [101] орудия до Х, против развалин башни Т, откуда неприятель стрелял продольными выстрелами вдоль контрэскарпа и в голову блиндированной сапы. Для прикрытия рабочих и траншейного караула были устроены траверзы по контрэскарпу от T до V, а также на батарее Z, и на брешь-батарее, осыпаемой пулями с куртины 1-го полигона и из внешних ложементов, находившихся против 3-го бастиона к C. С приближением осадных работ к концу заблаговременно старались приготовить просторные сообщения в траншеях для помещения войск во время приступа. Потому на правом фланге устроены были сообщения: одно летучей сапой в D, другое по дороге вдоль рытвины от N до G, третье на левом фланге, вдоль морского берега, от батареи Н к Z, где также поставлены траверзы.
Занятие неприятельского укрепления дало возможность стеснить его еще более, ближе подступая к крепостным веркам в центре блокадной линии. В 280-ти саженях перед бывшим турецким укреплением поставлен был редут 12-го, в четыре полевых орудия, и от него проведена передовая цепь влево к редуту 8, и вправо к 2-му, простиравшаяся отсюда, по прежним ложементам, к редуту 11 до лимана. Вскоре (15 числа) передовая [102] цепь подвинута еще вперед от редута 12, прямо к 11-му, через курган, на коем устроены ложементы. Таким образом, для обложения крепости заняты были от правой оконечности траншей только три редута, 8-й, 12-й и 11-й. В остальных помещались резервы войск. С прибытием осадной артиллерии в ночь на 5 сентября для анфилирования полигонов от 4-го к 7-му бастиону и отсюда к 9-му были устроены две батареи: одна, на 8 осадных, 24-фунтовых орудий и на 2 мортиры, у редута 1-го, а другая, на 2 осадных 24-фунтовых орудия, в бывшем турецком укреплении. На другой день открыли из них огонь, и вскоре все орудия внешних неприятельских укреплений были сбиты. Огонь на бастионах 6-м, 7-м, 8-м и 9-м умолк от их анфиладного действия. Войско, стоявшее лагерем внутри крепости на кладбище, снялось. Дом паши и другие смежные строения были совершенно разрушены. Батареи продолжали действовать беспрерывно до конца осады днем и ночью, через каждые 10-15 минут.
Ночью на 6-е сентября выход был открыт, но сапа, направленная к башне, и помещенная в ней батарея для анфилирования куртины атакованного полигона, скоро были оставлены, по причине [103] сильного неприятельского огня, и особенно множества бросаемых неприятелем ручных гранат. Зато на правом фланге осадных работ, дойдя двойной сапой до контрэскарпа второго бастиона, поставили 8-го числа против куртины еще брешь-батарею на 8-м морских орудий. На четвертый день они произвели обвал довольно приступный. «Нельзя, - говорит полковник Менд, - не заметить здесь искусства и мужества артиллеристов морского ведомства, совершивших 20-ю орудиями две отличные бреши, и уничтоживших огонь на четырех бастионах, вооруженных 39-ю орудиями. Нельзя не отдать справедливой похвалы начальнику морской артиллерии, капитану 2-го ранга Залескому, не только своею опытностью способствовавшему успехам осады, но мужеством и храбростью вселявшему те же самые чувства во всех своих подчиненных. Быстрое и успешное действие брешь-батареи, под ужасным огнем неприятельских стрелков, засевших во рву 1-го полигона в лабиринте кюветов, и с гребня крепостного бруствера, также достойно уважения. Но еще более должно удивляться отчаянной храбрости турок, засевших во рву, под картечными выстрелами 4-х полевых орудий, анфилировавших ров под огнем стрелков, усеявших контрэскарп, и под дождем гранат [104] и камней, которые пускали в них из кегорновых мортир и каменобросцев, на брешь-батарее поставленных».
Дабы иметь к обвалу просторный ход, были опущены по левую сторону брешь-батареи четыре колодца и заряжены четырьмястами пудов пороху. Взрывом их опрокинули контрэскарповую одежду на 24 сажени длины. По обеим сторонам батарей делали между тем спуски в ров, и в ночь на 13-е число, по пробитию в контрэскарповой стене отверстий, вышли крытой сапой. Пройдя небольшое расстояние, принуждены были, однако, остановиться за крутым и широким оврагом, простиравшимся вдоль рва атакованных фронтов. На другой день ночью сделано нападение на турецкий укрепленный лагерь, находившийся на правом фланге нашей позиции, вблизи редута 12-го, в 300 саженях от крепости. Рота Низовского пехотного полка и 175 человек л.-гв. егерского полка5, с охотниками полков Могилевского и герцога Веллингтона, под начальством полковника, князя Прозоровского, подкрепляемые 1-м батальоном л.-гв. Семеновского полка, совершили сей подвиг с примерной быстротой и совершенным [105] успехом. Холодным оружием ударили они на укрепленный лагерь и в несколько минут овладели им. Вытесненные турки были преследованы до стен Варны. Одна медная пушка и три знамени достались победителям. С нашей стороны убиты: 1 обер-офицер и 8 рядовых, ранены 1 обер-офицер и 30 рядовых.
Осадные работы постепенно подвигались вперед, невзирая на частые вылазки, производимые гарнизоном. Хотя две бреши, сделанные орудиями, были доступны для штурмующих колонн, однако не годились еще для ведения сапных постепенных работ. Потому было предположено в фасах обоих бастионов, а равно и в куртине первого полигона увеличить удобоприступность обвалов минами.
Окончательные подступы ко второму бастиону были поручены полковнику Шильдеру. Переход через ров посредством обыкновенной крытой сапы был неудовлетворителен, по чрезвычайной крутизне берегов оврага, и опасности, какой подвергались рабочие от неприятеля, беспрестанно нападавшего из контр-апрошей рва. Полковник Шильдер придумал способ, имевший полный успех. В ночь на 17 сентября он пробил из подземной галереи отверстие в отлогость рытвины, и удалив ружейным огнем собравшихся [106] перед выходом турок, приступил к деланию спуска на дно рытвины. Для сего были употреблены дощатые щиты, в три фута вышиной, с бойницами. Спущенные ребром по обе стороны, они привязывались к стойкам рам подземной галереи, и постепенно накрывались потолочными фашинами для защиты от ручных гранат. Дно рытвины завалили водяными фашинами, на коих устраивали, также на обе стороны, эполементы из вертикально поставленных туров. Прикрыв сии туры поперек фашинами, образовали тем род крытой галереи.
В ночь на 18 число продолжали крытый ход по противоположной стороне оврага посредством туров, укладываемых по отлогости. Работа подвигалась необыкновенно скоро, так что к рассвету крытый ход доведен был до эскарповой стены левого фаса второго бастиона, и два минера имели возможность вступить в отверстия, приготовленные орудиями брешь-батареи, для ведения минных галерей.
Омер-Врионе стоял тогда с корпусом на высотах Куртепэ, готовясь подать осажденным помощь, и удачно выдержал сильный натиск Бистрома и принца Евгения. Капудан-паша считал обязанностью содействовать со своей стороны вспомогательному корпусу. Ночью на 20-е число, около [107] 3 часов, неприятельская партия, числом до 1000 человек, сделала вылазку на работы перехода. Турки жгли и разрушали их, Несмотря на картечный огонь батареи, действовавшей по рву, и на сильный ружейный, производимый из бойниц контрэскарповой стены. Впрочем, нападение их, продолжавшееся до шести часов утра, не причинило почти никакого вреда рабочим, кроме потери нескольких часов для исправления разрушенных работ, и не имело влияния на дальнейшее производство минных галерей.
Минные работы, веденные под оба бастиона, невзирая на три отчаянные вылазки неприятеля, скоро были кончены. Мина под первым бастионом, заряженная 180 пудами пороху, была взорвана 21 сентября. Две мины под вторым бастионом, заряженные одна 130, другая 48 пудами, взлетели на воздух 22 сентября, и обе произвели широкие и удобовсходимые обвалы. Для постепенного занятия бастионов на другой день открыли сапные работы по отлогостям обвалов. Обвал второго бастиона вскоре превращен был в ложемент способом двойной тихой сапы, а по обвалу первого бастиона два хода, веденные тихой сапой, приблизясь почти к вершине бруствера, были остановлены турками; они сорвали крюками мантелет и растаскали туры в головах [108] сап. Сопротивление со стороны неприятеля, заставило осаждающих решиться заложить ложемент на высоте обвала способом летучей сапы.
Хотя сделанные ходы и не были совершенно кончены, однако уже могли способствовать занятию бастиона нечаянным нападением. Три бреши уже были готовы, и из них две заняты стрелками; оставалось сомкнуть колонны, проникнуть в город и положить конец осаде. Здесь, бесспорно, предстояло ужасное кровопролитие. Победа была несомненна, но не менее того в стенах города потеря могла быть весьма значительна с обеих сторон при отчаянной защите осажденных. Государь Император велел начать переговоры с начальником турецкого гарнизона. Турки согласились6. Диван-Ефендисси (секретарь Капудан-паши) прибыл в лагерь графа Воронцова, где переговоры открыты с адмиралом Грейгом, подписавшим первые условия.
В глазах всякого другого неприятеля сопротивление казалось бы бесполезным упорством, но так сказать, обычай, и обязанность защищаться в крепостях до последней капли крови, не допускали осажденного в Варне неприятеля помышлять о близкой опасности, и турецкий посланный [109] предлагал условия, несообразные с нашими успехами. Тем не менее Государь Император, избегая кровопролития, отлагал приступ до последней крайности, ожидая неминуемого покорения крепости от продолжения осадных работ, которые могли наконец образумить исступленных турок.
Наружные крутизны двух бастионов были во власти русских. Надлежало овладеть внутренними и распространить осаду внутри города. Первый бастион, примыкая одним флангом к морю, представлял к тому более удобства. Потому назначено было на рассвете 25-го числа вытеснить турок из бастиона, и утвердясь в нем, поставить сильную батарею, под огнем коей можно б было распространить ложемент и ввести в крепость значительные силы, без большой потери людей.
Сентября 24 вечером распоряжения к штурму бастиона были кончены. Охотники, в числе 110 человек, вызванные из 13-го и 14-го егерских полков, и из Черноморского флота, ожидали с полуночи в крепостном рву сигнала к атаке. Другие войска, назначенные участвовать в штурме, размещены были в ближайших к бастиону траншеях. Охотниками командовали: егерями 13-го егерского полка подпоручик Злотницкий, а 14-го полка [110] подпоручик Тихменьев. Оба они состояли под начальством капитана 13 го егерского полка Докудовского. Матросами командовал флота лейтенант Зайцевский. Командиру 1-й карабинерной роты 13-го егерского полка, штабс-капитану, барону Трейдену приказано идти со вверенной ему ротой (140 человек) за охотниками, служа им ближайшим резервом. Вслед за сей ротой должны были идти 150 человек рабочих с турами и фашинами, половина пионеров, половина матросов под начальством подполковника Бурмейстера, а потом 2-я гренадерская рота л.-гв. Измайловского полка (220 человек), под командой капитана, барона Штакельберга. Все различные части отряда, состоявшего из 620 человек, поручены были в распоряжение 13-го егерского полка подполковника Лисецкого. В резерв назначено, кроме войск занимавших траншеи, рота 13-го егерского, рота л.-гв. Измайловского полков (280 человек), и 1-й батальон Измайловского полка (780 человек), всего 1060 человек. Резервом командовал флигель-адъютант, полковник, князь Лобанов-Ростовский.
Занятие бастиона поручено 13-го егерского полка капитану Докудовскому, а устроение ложементов 4-го пионерного батальона подполковнику Бурмейстеру, под руководством начальника инженеров [111] генерал-майора Трузсона. Генерал-лейтенанту Ушакову поручено. послать до 70-ти человек охотников в ров 1-го полигона. Он назначил для сего 6-ю егерскую роту 14-го полка, под командой поручика Виличковского; ей приказано овладеть при начале атаки Турецкими окопами, находившимися в крепостном рву, между 2-м бастионом крепости и брешь-батареей. Подполковник Безсонов, занимавший редут 8, должен был напасть на окопы неприятельские, находившиеся на гласисе перед 3-м бастионом. Такое же нападение должно было произвести из редутов №№ 11-го и 12-го на ложементы, перед ними находившиеся.
Перед рассветом обыкновенно утихала ружейная перестрелка. Утомленные продолжительной осадой, турки предавались в то время сну, и с нашей стороны только неутомимой деятельностью начальников сохранялась бдительность солдат, занимавшихся осадными работами7. Артиллеристы [112] обеих сторон, и наши бомбардирские лодки, стоявшие на якоре в значительном расстоянии от крепости, метали изредка бомбы большого размера; оглушающим треском прерывали он ночное безмолвие. Приготовления к штурму производились в величайшей тишине. Охотники, среди глубокого мрака, осторожно взошли по изрытому ядрами и минами бастиону и ждали сигнальной ракеты. Ровно в 5 часов утра, по прибытии графа Воронцова в траншеи, ракета взлетела на воздух и все ожило в траншеях. Батарей наши, возвысив орудия, открыли неумолкаемый огонь. Охотники, без выстрела, бросились на верх бастиона, перекололи Турецкое прикрытие, встретившее их залпом, и распространяя страх в гарнизоне, с криком ура, рассеялись по крепости. Лейтенант Зайцевский рассыпал цепь по развалинам, и зажег впереди находившиеся дома, занятые Турками. Подполковник Бурмейстер вслед за ним, взошел с рабочими и заложил ложемент в перешейке бастиона. Неприятель успел уже перекопать его небольшим рвом, за коим находились шесть орудий, и кроме того еще пять, несколько правее в улице, направленные также на бастион. Но пораженные быстро, Турки не успели даже ни одного раза из них выстрелить. Подполковник [113] Бурмейстер вывел ложемент почти до половины, когда полковник Лисецкий, начальствовавший экспедицией был смертельно ранен, и отряд остался без главного начальника. Князь Лобанов, услышав первое "ура" наших солдат, и узнав притом о потере Лисецкого, пошел на бастион и принял начальство над всеми штурмующими войсками.
Увлекаясь храбростью, охотники нисколько не думали о том, следует ли за ними подкрепление. Горсть удальцов проникла до самой средины крепости; отважнейшие тотчас овладели 4-мя мортирами, стоявшими за валом, но по неимению гвоздей не могли заколотить их; остальные рассыпались по разным направлениям. Отрезанные наступавшим на них гарнизоном от своих резервов, многие проложили обратный путь штыками среди многочисленного неприятеля, вскочили через вал и амбразуры ближайших бастионов в крепостной ров и достигли в малом числе наших траншей. К ним присоединилась с самого начала штурма большая часть 6-й роты 14-го егерского полка, при овладении турецкими окопами лишившаяся своего ротного командира. Оставшись без начальника, она бросилась по бреши в крепость на помощь товарищам. Из других 1-я карабинерная рота 13-го полка быстро [114] двинулась вслед за охотниками, примыкая правым флангом к куртине, соединявшей угловой бастион с 2-м от моря бастионом, и остановилась невдалеке от сего бастиона, очистив все пространство от неприятеля, отступившего в беспорядке. Под прикрытием роты л.-гв. Измайловского полка, и роты 13-го егерского, оставшихся в резерве, производилась работа наших пионеров. Деятельно и неимоверно скоро вырыли они довольно глубокий ров, отрезавший бастион от крепости, и начали обставлять его турами. Несколько станков ракетной роты бросали конгревовы ракеты внутрь Варны. Одно легкое орудие 7-й артиллерийской бригады втащили по расчищенной бреши на вал. Увлеченный до начала штурма фальшивой атакой полков Могилевского и герцога Веллингтона со стороны лимана к западной части крепости, турецкий гарнизон заметил свою ошибку, обратился всеми силами против занятого нами, еще с небольшой потерей, бастиона, оттеснил 1-ю карабинерную роту 13-го полка, и осыпая бастион пулями, опустошал ряды резервов, прикрывавших работы. В краткое время наши роты понесли большой урон. Храбро сопротивлялись они натиску турок, несколько раз бросались в штыки и оттесняли неприятеля, но [115] должны были, наконец, уступить превосходству сил, и были отброшены к прежде занимаемой позиции.
В подкрепление им послана 1-я рота л.-гв. Измайловского полка, находившаяся у приморской батареи в резерве, под начальством капитана Эссена. Она бросилась на бастион, подкрепила 2-ю гренадерскую роту (понесшую значительную потерю в людях, и лишившуюся всех офицеров и большей части унтер-офицеров) и восстановила на краткое время равенство боя. Того же полка 2-я рота, приведенная между тем от редута 7-го, заступила место 1-й роты в резерве. Получив приказ, она двинулась на бастионе под командой штабс-капитана Плаутина. Заняв начатый здесь ложемент и разделяя подвиги двух первых рот Измайловского полка, возвратившихся в бастион, она способствовала им отражать многократные покушения неприятеля овладеть бастионом.
К сожалению, большая часть штаб и обер-офицеров были убиты или ранены. Подполковник Лисецкий смертельно ранен; полковники л.-гв. Измайловского полка Корнилов и Титов, капитаны Эссен и Штакельберг ранены еще при начале действия. Оставшись старшим, штабс-капитан Плаутин удерживал около часа натиск [116] неприятеля, давая время рабочим кончить начатый ими ложемент. Но упорство не могло быть продолжительно. Беспрерывно умножавшийся неприятель теснил нас со всех сторон, и гибельным ружейным огнем распространял смерть в рядах. Твердо стояли они, и ничто не могло заставить их уступить взятого ими бастиона, когда и на правом фланге, близ лимана, охотники Низовского и л.-гв. Семеновского полков бросились на ложементы, впереди находившиеся, вытеснили турок и овладели ложементами. Тогда последовало приказание отступить. Войска оставили бастион, потеряв убитыми 4 офицеров, 97 нижних чинов, ранеными 16 офицеров и 247 нижних чинов. Неприятель, остановленный на бреши картечью, не дерзнул преследовать далее в траншеи, довольствуясь возвращением бастиона. Хотя мы и оставили бастион, цель штурма была достигнута. Турки убедились, что стены крепости не могут более служить им защитой от нас, когда с малым числом войска овладели мы бастионом, и слишком два часа держались в нем против усилий всего гарнизона. Они увидели, наконец, что отвергая предложение о сдаче, подвергнут неминуемому бедствию себя и несколько тысяч жителей.
В предприятиях сего рода всего труднее удержать [117] запальчивость солдат, увлекаемых храбростью, и соблюдать порядок. Присутствие князя Лобанова, подоспевшего вскоре после потери подполковника Лисецкого, и его распоряжения под сильным огнем гарнизона, сохранили однако единство действий и порядок между войсками, удерживавшими многочисленного неприятеля, прикрывая работы. Князь Лобанов поощрял пионеров и матросов, работавших под градом пуль, и сошел с бастиона вместе с теми войсками, которые, не рассеявшись в крепости, отступили в порядке.
Во время штурма измайловцы, егеря и матросы, участвовавшие в нем, явились героями. Только строгое приказание начальников заставило их возвратиться из крепости, где, Несмотря на свою малочисленность, они сражались храбро, желая удержать за собой занятый бастион. Трофеями штурма были 2 знамени, 12 пушек и 3 мортиры.
После атаки 1-го бастиона весь ров, как мы видели выше, остался во власти осаждающих. Полковник Шильдер, [118] не встречая больших препятствий, приступил к исполнению предначертанного им действия. Он начал закладывать мины в левом фасе 2-го бастиона, и в куртине влево от бреши. К 28-му числу они были готовы и заряжены. В 1-м бастионе подполковник Бурмейстер готовил новые мины. Действие их было приостановлено последствиями переговоров, открытых на следующий день после нашего нападения на бастион.
Капудан-паше, с дозволения Государя Императора8, дано было знать, что происшедшее накануне дело распространилось до внутренности города единственно от неуместного усердия нескольких воинов, но небольшое число их доказывает, что взятие штурмом города не могло быть предметом нашего нападения, хотя штурм ясно открыл возможность настоящего приступа и верность успеха его. Турецкое начальство было в том совершенно убеждено, но тем не менее прошло еще несколько дней в прениях совета начальников, чему много содействовало присутствие корпуса Омер-Врионе на высотах в виду крепости.
Наконец, турецкие начальники Варны, Капудан-паша и Юссуф-паша, истощив все силы гарнизона, доведенного до крайности, и потеряв надежду на освобождение крепости пашой Омер-Врионе, тщетно покушавшимся прорваться со своими войсками в Варну, убедясь также после сражения [119] 25-го числа, что нашим войскам нет более преграды войти в крепость с большими силами, и гарнизону с жителями остается только смерть на развалинах города, или отдача на великодушие победителя, приняли мирные переговоры, предложенные им 26-го. Вследствие сего Капудан-паша вечером прислал в лагерь секретаря своего, возвратившегося на другой день с объявлением о безусловной сдаче Варны и всего гарнизона военнопленными. На следующее утро прибыл в траншеи Юссуф-паша, и после переговоров с адмиралом Грейгом, возвратился в крепость, объявив адмиралу, что если условие принято будет всеми военными начальниками и старшинами городскими, он первый явится в лагерь пленным. В противном случае они предаются судьбе, ожидающей их. После долгих прений, продолжавшихся всю ночь, на 28-е число, около 9 часов утра, Юссуф-паша возвратился в лагерь, сопровождаемый секретарем Капудан-паши и старшинами города, для личного удостоверения их в предложенных условиях. Выслушав положительное требование, они отправились для подтверждения его гарнизону и жителям. Через два часа опять возвратились они с объявлением, что условие строго, и после [120] зрелого рассуждения, Капудан-паша решился защищаться до последнего человека, запереться в цитадели, и там взорвать себя на воздух с остатками верных воинов. Упрекая товарищей в вероломстве и нарушении данного слова, Юссуф-паша не согласился возвратиться в крепость и остался в лагере пленным. Войско, подчиненное ему, узнав о его поступке, прислало представителей, объявивших, что они желают разделять с начальником плен и готовы немедленно выйти из крепости. Действительно, около 4 часов пополудни крепостные ворота отворились, и до четырех тысяч турок перешли в наш лагерь.
Вслед за тем огонь, приостановленный на время переговоров, возобновлен сильнее прежнего, с флота и со всех батарей. Он поколебал дух оставшегося гарнизона. Многие из жителей, с семействами, передались к нам. На другой день, сентября 29, в 9 часов утра, Капудан-паша, не находя средств держаться долее, принужден был отдать себя великодушию победителей. Государь Император, оценив в неприятеле мужество, даровал Капудан-паше полную свободу, со свитой его, простиравшейся до 420 человек, и остатками регулярного полка, в числе 380 человек. Кроме того отпущено войско [121] Юссуф-паши, до 4000 человек; все они обезоруженные отправлены через Праводы, с клятвой, что в продолжение настоящей войны не поднимут оружие против великодушных победителей. Остальной гарнизон, 6087 человек, со всеми начальниками, отправлен военнопленным в Россию, не включая обывателей, до 7000 мусульман и до 4000 греков и армян. Им дозволено, по недостатку жизненных припасов отправиться с семействами за Балканы, но все христиане и значительная часть турок остались однако в Варне. Юссуф-паша, опасаясь гнева султана и казни, почти всегда неизбежной в Турции полководцу, когда ему не благоприятствовало счастье, по собственному желанию отвезен был в Россию, с сыном и 30 особами его свиты.
Таким образом, после двухмесячной осады, сдалась Варна, дотоле никем не покоренная, и Русский флаг взвился на первом бастионе. «Смерть Владислава отмщена!»9 - сказал Государь Император, въезжая в крепость. Русские войска вошли в Варну через проломы бастионов и главные ворота с распущенными знаменами, при звуках музыки и барабанном бое. Первыми вступили в крепость 13-й и 14-й егерские [122] полки, за ними следовал л.-гв. саперный батальон, и наконец, л.-гв. Измайловский полк. Почесть сия была наградой войскам, столь много содействовавшим покорению Варны и особенно отличившимся неустрашимостью.
В Варне найдено 178 орудий, в числе коих только 13 чугунных, а все остальные медные; пороху и снарядов значительные запасы, но продовольственных припасов, кроме нетолченого проса, и то большей частью гнилого, вовсе не оказалось.
Описав покорение Варны, постараемся изобразить картину ночи, предшествовавшей падению Варны, и обезоруживание Варнского гарнизона полками 1-й гвардейской пехотной бригады, л.-гв. гусарским и конно-егерским. Ночью на 28-е сентября, когда уже нельзя было сомневаться в сдаче крепости, дано приказание 1-й гвардейской пехотной бригаде быть готовой к выступлению из лагеря. Через полчаса полки бригады стояли под ружьем, и через несколько минут уже были на походе. По прибытию к лагерю графа Воронцова немедленно поставлены караулы, и полки расположились биваками. Только что начало рассветать, несколько человек турок выехали из крепости и поворотили прямо к лагерю графа Воронцова: то был Юссуф-паша с его свитой. [123]
Вслед за прибытием Юссуф-паши войска получили приказание обезоружить часть Варнского гарнизона, которая должна была вскоре прибыть из крепости. Полки лейб-гвардии выстроились в колонны и составили род каре, из двух полков и двух артиллерийских рот. Тогда начали толпами выезжать и выходить из крепости турецкие войска, составлявшие Варнский гарнизон, под конвоем полков л.-гв. гусарского и конноегерского10. Когда наша артиллерия, подъехав к ним, снялась с передков, и канониры выбежали вперед с банниками, в толпе турок, стоявших посреди русского каре, произошло смятение; многие даже обратились в бегство, полагая, что мы будем стрелять. Но они успокоились, видя, что это была только предосторожность на случай неожиданного сопротивления их.
На другой день, сентября 29 утром, государь император прибыл в лагерь графа Воронцова, подъехал к войскам, стоявшим под ружьем и поздравил их со взятием крепости Варны. Приблизившись к туркам, бывшим еще в полном вооружении, Он разговаривал с некоторыми из них через переводчика. Мусульмане не верили, что с ними говорит Великий [124] Падишах севера. Их изумляли простота обращения, приветливость с ними и внимание к ним. Вскоре явился Юссуф-паша Сересский, с его свитой. Разноцветные шубы, чалмы, конские уборы с кистями и погремушками, и беспорядок пестрой толпы, все вместе составляло разительную противоположность нашим войскам. Юссуф-паша объехал ряды турок и приказал им сложить оружие. Горесть, изобразившаяся на лицах турок, и даже слезы, навернувшиеся на глазах многих из них, показывали, сколь тягостно было им расстаться со своим драгоценным оружием, но они повиновались беспрекословно.
Сложив оружие, войско Юссуф-паши прошло мимо наших войск, и здесь обнаружилось, в какой степени турки истощили усилия для обороны крепости, почитаемой ими щитом Царьграда: все они были изнурены голодом и болезнями; некоторые едва держались на измученных лошадях и мулах, и не походили более на смелых турецких наездников. Красивые и гордые лошади, питомцы степей аравийских, едва передвигали ноги. Жадно вырывали они корни виноградных лоз и ели дубовые желуди. Заметив сострадание наше, пленные обращались к нам толпами — одни просили хлеба, другие воды. Наперерыв старались помогать им, сколько позволяли наши собственные [125] средства. Удовлетворить всех было невозможно, потому начальники войск решились распорядиться о выдаче им фуража и провианта, заготовленного в лагере графа Воронцова. Надобно было для того знать число турок. Собрали старшин турецких, называемых агами, и отправили с ними офицера и переводчика в палатку Юссуф-паши.
Военачальник, избранный султаном в защитники оплота Царьградского, при входе в ставку его Русского офицера сидел на простом ковре, пленный, без меча. На нем была одежда Турецкого регулярного войска: красная Феска, коричневые шаровары, куртка без шитья; сверх всего накинута была лисья шуба, крытая зеленым бархатом. Его не окружала толпа раболепных слуг, и только два старых воина, помня прежнюю неограниченную власть Юссуфа, сидели в некотором отдалении, молча, с поникшими головами, как будто стыдясь взглянуть на своего бывшего повелителя. Труды военные, неудачи, и может быть, страх гнева Султанского, потеря несметных сокровищ, далее самой чести, по понятиям о ней турок, все провело черты глубокой горести на бледном лице Юссуф-паши. Переводчик объявил ему о причине прихода русского офицера. Он встал и ласково спросил у офицера: [126] «В каком он чине, где служит, и что значит серебряный знак, надетый на груди его?» Потом расспрашивал он у переводчика: кто он, откуда, и за что получил медаль?11 Наконец, вышел он из палатки, и переговорив с агами, объявил, что секретарь его сделает поверку людям, и о числе их уведомит. Турок, вышедших из крепости с Юссуф-пашей, оказалось, по собственному счету их, немного более шести тысяч человеке. Все они немедленно были удовлетворены припасами и фуражом.
Примечания
1. План обложения Варны №10.
2. Отдаленность ставки начальника отряда графа Воронцова от правого фланга и гористое местоположение затрудняли сношение правого фланга с левым. Потому для передачи приказаний и донесений, требовавших немедленного исполнения, устроены были два телеграфа, на кургане подле шатра графа Воронцова, и в центре у редута 3-го. Они наблюдали действие неприятеля днем и ночью.
3. Из рукописи полковника Менда.
4. Описание осады Варны в 1828 году.
5. Оставшихся от шести рот, потерпевших 10-го числа поражение при Гаджи-Гассан-Ларе.
6. Описание осады Варны полковника Менда.
7. Князь Лобанов, которому временно поручено было командование егерскою бригадою 7-й пехотной дивизии, никогда ночью не ложился спать. Он сам ходил по всем частям траншей и осматривал все посты. Начальник дивизии, генерал-лейтенант Ушаков, часто посещая в продолжение всей осады траншеи, удостоверялся лично в точности исполнения всех приказаний, касательно войск вверенной ему дивизии, прикрывавшей траншеи.
8. Журнал осады Варны 1828 года, составленный инженер генерал-майором Труасоном 2-м, в XI части Инженерных Записок.
9. Из рукописного журнала генерал-лейтенанта Куприянова.
10. Ныне лейб-гвардии Драгунский полк.
11. Переводчик имел медаль за Персидскую войну.
|
