Глава XX. Последние происшествия под Варной
Молебствие в главной квартире. Награды войскам. Распоряжения о преследовании неприятеля. Движение принца Виртембергского к Камчику. Бегство неприятеля. Государь император лично ведет гвардейские полки с южной на северную сторону Варны. Приказ Бистрома. Рескрипт графу Воронцову. Приказ графа Воронцова. Отбытие государя императора из армии. Сильная буря во время плавания его в Одессу. Подвиг покорения Варны. Примеры храбрости, самоотвержения и сострадательности русских воинов.
[127] По сдаче Варны Государь Император почел первым долгом принести благодаренье Богу за её покорение. Сентября 30, на рассвете, полки, с распущенными знаменами и барабанным боем, собирались с разных сторон на молебствие. С прибытием [128] Государя Императора, священнодействие началось в половине 11-го часа. Смиренно преклонили колени свои победители, благодаря за победу и одоление неприятеля. При громе пушек раздалась победная песнь: Тебе Бога хвалим! Государь Император объехал после сего войска и приветствовал каждый полк. Он подошел к л.-гв. саперному батальону. Опустили знамя, и Он сам привязал к нему Георгиевский крест, говоря: «Вы это заслужили. Мне приятно, что вы не забыли слов покойного Государя, когда дано было вам это знамя, что при первом случае променяете вы его на Георгиевское. Осада Варны оправдала Мои ожидания». Привязав ленту, Государь поцеловал крест. На глазах многих навернулись слезы. Государь Император прослезился. Осмотрев все другие войска, приблизился он опять к л.-гв. саперному батальону и сказал: « Поздравляю вас с Георгиевским знаменем. Вы Мне, старому своему товарищу, дали этим прекрасный праздник!» Радостные клики были ответом саперов. Пионерный 4-й батальон, подобно саперному, получил Георгиевское знамя с надписью: За отличие при осаде и взятии крепости Варны.
Когда на северной стороне Варны возносились благодарные моления Богу, поборнику русского [129] оружия, и торжествовали покорение крепости, на южной стороне еще продолжались военный действия. Известие о сдаче Варны и занятии её нашими войсками получено было в отряде Бистрома перед полуднем. Справедливо полагая, что корпус паши Омер-Врионе поспешит за Камчик, генерал Бистром приступил к предварительным распоряжениям для нападения на неприятеля всеми силами отряда. Но вслед за известием о сдаче Варны получил он Высочайшее повеление1, что если неприятель станет отступать, то отделить тотчас из отряда 1-ю и 3-ю бригады 19-й и 3-ю бригаду 10-й пехотных дивизий, 2-й Бугский уланский, Северский конно-егерский полки, и Донскую конную артиллерию, под командой генерал-майора Полешки2, присоединив их к войскам принца Евгения, которые назначаются для преследования неприятеля. Войскам сим велено было, не напирая сильно на неприятеля, действовать так, чтобы принудить только его удалиться за Камчик. Прочим войскам приказано оставаться на своих местах. Но если бы неприятель, не предпринимая отступления, остался на [130] своей настоящей позиции, то приказано ожидать особых приказаний.
Вечером 29-го числа, часов в одиннадцать, замечено уменьшение огней в неприятельском лагере. Генерал Бистром послал для разведки адъютанта. Приблизясь к неприятельскому лагерю, адъютант проехал по всему протяжению его северного фаса, когда нижний фас был еще занят турками, и по возвращении донес, что неприятель оставляет лагерь.
Вследствие сего донесения, согласно Высочайшему повелению, генерал Бистром предписал генерал-майору Полешке 30-го числа, в 5 часов утра, выступить с отрядом и присоединиться к войскам принца Евгения на оставленном неприятелем месте. Генерал-майору, барону Деллингсгаузену велено со всеми остальными армейскими войсками, назначенными для преследования неприятеля, следовать прямо на пункт, назначенный генерал-майору Полешке, и соединясь с принцем Евгением, усилить отряд Полешки.
Принц Евгений, при первом известии об отступлении Омер-Врионе, двинулся со своим отрядом вслед за войсками паши, отступавшими по Царьградской дороге. Поспешность, с какой совершалось отступление, не дозволила настигнуть бегущего неприятеля. Бросая зарядные ящики, обозы, [131] и потеряв даже одно знамя, Омер-Врионе остановился только на правом берегу Камчика, в укреплениях, сильно оборонявших подъемный мост, здесь устроенный. По диспозиции преследование не долженствовало простираться далее Камчика, и принц Евгений занял позицию близ Петрикиоя3, приказав генерал-майору, барону Деллингсгаузену с авангардом, составленным из 3-й бригады 19-й пехотной дивизии, одной роты Донской артиллерии, и одной ракетной полубатареи, наблюдать движение неприятеля, и если будет возможно, сделать покушение на лагерь его.
Октября 3 генерал-майор Деллингсгаузен пошел к Камчику, и открыл довольно сильный отряд турецкой пехоты и конницы. Перейдя на левый берег Камчика, турки успели здесь укрепиться для прикрытия своего подъемного моста. Едва завидели они наш авангард, как быстро атаковали его, но встреченные отпором 37-го егерского полка и действием артиллерии и ракет, обратились в бегство, и в беспорядке бросились на мост, который подняли, не дав даже времени всем перебраться на правую сторону реки. Неприятель боялся, что 1-й батальон 38-го егерского полка, сильно его преследовавший, ворвется в ретраншаменты [132] противоположного берега. Генерал-майор Деллингсгаузен должен был ограничиться приобретенным успехом, и прекратил дальнейшее действие по невозможности перейти реку.
С нашей стороны потеря была незначительна. Турки претерпели сильный урон, ибо многие из них, не успев переправиться по мосту, утонули, а толпы неприятеля, бежавшие в беспорядке по правому берегу, желая укрыться в своих ретраншементах, были долго подвержены картечным выстрелам наших батарей. После сего турки никаких покушений более не начинали, и левый берег Камчика был очищен от неприятеля.
Утром октября 2, Государь Император прибыл на южную сторону Варны к отряду генерал-адъютанта Бистрома. Он благодарил войска, обнял предводителя их, генерала Бистрома, и сам повел войска гвардейского корпуса, находившиеся здесь, с распущенными знаменами, через крепость, на её северную сторону, где присоединились они к своему корпусу. Вторые батальоны пехотных Могилевского и герцога Веллингтона полков остались на южной позиции, в команде генерал-майора Акинфьева.
Оставляя командование отрядом, генерал-адъютант Бистром отдал следующий приказ: [133]
«С первой минуты вступления в командование отрядом, я имел удовольствие заметить полную во всех готовность возвысить славу Русского воина, и тем оправдать высокую доверенность нашего Великого Государя, поручившего нам охрану столь важного поста, каков мы занимали. Примеры храбрости и мужества были почти ежедневны, но в особенности 16 сентября, когда многочисленный неприятель дерзостно атаковал нашу позицию, и когда мы, не взирая на несоразмерность сил, и стремясь только с честью исполнить свою обязанность, отразили его с уроном. Относя столь отличные действия наиболее к распорядительности и личной неустрашимости гг. генералов, штаб и обер-офицеров, поставляю себе приятным долгом изъявить им за то совершенную мою признательность. Нижним чинам объявляю мою благодарность. Храбрые сотрудники! не могу лишить себя удовольствия сказать вам с полною откровенностью, что память о вас и ваших действиях мне будет приятно сохранить до последней минуты моей. »
В память покорения Варны граф Воронцов награжден шпагой с алмазами и надписью: За взятие Варны, и ему пожаловано орудие, взятое в центральном неприятельском редуте ночью с 13 на 14-е сентября, адмирал Грейг награжден [134] орденом св. Георгия 2-й степени. Желая почтить заслуги князя Меншикова, Государь Император пожаловал ему одну пушку, из взятых в Варне. Генерал-адъютанту Бистрому пожалован орден св. Александра Невского. Инженер-генерал Трузсон 2-й награжден орденом св. Владимира 2-й степени. Полковник Шильдер и подполковник Бурмейстер произведены первый в генерал-майоры, и пожалован орденом св. Георгия 4-го класса, а второй в полковники, с назначением командиром 4-го саперного батальона. Исправлявший должность начальника штаба осадных войск, генерал-адъютант Шеншин получил золотую шпагу с алмазами и с надписью: За храбрость. Все другие начальники, содействовавшие успеху осады, удостоились наград.
За примерную храбрость, оказанную под Варной полками 7-й пехотной дивизии, начальник её, генерал-лейтенант Ушаков, назначен начальником 2-й гвардейской пехотной дивизии, и получил орден св. Георгия 3-й степени. Большая часть офицеров и нижних чинов 13-го и 14-го егерских полков переведены в л.-гв. егерский полк для укомплектования его. Сохраняя память подвигов, под Анапой и Варной оказанных 13-м и 14-м егерскими полками, Государь [135] Император пожаловал им Георгиевские знамена, с надписью: За отличие при осаде и взятии крепостей Анапы и Варны.
Покорением Варны и удалением за Камчик Омер-Врионе кончилась кампания на сем пункте театра войны. Октября 1 графу Воронцову повелено возвратиться к месту своего прежнего назначения. В то же время получил он следующий рескрипт:
«Граф Михаил Семенович! Воздав жертву должной хвалы и благодарения Богу, поборающему правде и увенчавшему оружие Российское новым блистательным успехом, Я желаю почтить память Моего предшественника, утратившего победу и жизнь, но не славу под стенами покоренной ныне Варны. Здесь пал, ратуя под знаменем Христовым, мужественный сын Ягайлы Владислав, король Польский. Место его погребения незнаемо, но да будет ему воздвигнут в самой столице Польши памятник, его достойный. Назначив для сего ей в дар 12 турецких пушек, из числа найденных в Варне, Я поручаю вам немедленно выбрать и отправить их в Варшаву, где оные будут поставлены на приличном месте, по распоряжению Его Императорского высочества, цесаревича, [136] в честь герою и в честь храбрым Российским войскам, отмстившим победой за его падение. «Возлагая на вас исполнение Моей воли, пребываю вам всегда благосклонный.»
Отъезжая из Варны, граф Воронцов отдал по войскам следующий приказ4:
«Расставаясь с отрядом, коим я шесть недель имел честь командовать, не нахожу слов, чтобы изъявить всем чинам оного все, что я чувствую на счет их службы, и всю признательность, наполняющую сердце мое, за примерные труды, неустрашимость, терпение и всегдашнюю готовность, которыми всякий был преисполнен в течение многотрудного, и смею сказать, славного служения. Сперва нас было мало, и мы осаждали крепость сильную, с многочисленным гарнизоном и с возможностью всякий день получать в наших глазах ресурсы, людей и продовольствие, коим прекратить путь мы не были в состоянии. Сие время мы беспрестанно отбивали с успехом всякую вылазку, или нападение неприятеля, и всякое его предприятие стоило ему не только потери людей, но и потери какого-нибудь места, которое мы в то же время занимали и в оном укреплялись. Когда же, с соизволения Государя Императора, прибытие [137] гвардии дало нам способы довершить блокирование крепости переходом отряда на ту сторону лимана, мы со своей стороны начали действовать наступательно, и турецкие редуты и ложементы, находившиеся до того посреди наших биваков, один после другого заняты нашими штыками. По соизволению Государя Императора, и по благодетельному пособию Его Императорского Высочества, Великого Князя Михаила Павловича, полки гвардейские, можно сказать, братски нам во всем помогали. Л.-гв. Измайловский полк четыре недели сряду жил в траншеях под беспрестанным огнем, вместе с храбрыми полками 13-м и 14-м егерскими, а 25 числа, при атаке бастиона, три роты оного вскочили с охотниками из егерей и матросов, и с двумя ротами 13-го полка сделали то славное и по следствиям счастливое дело, коему мы одолжены, четыре дня после того, занятием города. Неустрашимое стремление в тот день малого числа наших героев до того устрашило неприятеля, что все жители, гарнизон и самые значительные неприятельские чиновники отказались от дальнейшего сопротивления, а 29 Сентября победоносное Российское войско заняло все бастионы крепости без всяких с неприятелем условий. «Взятие Варны обрадовало Всемилостивейшего [138] нашего Государя, польстило счастливым концом славной и многотрудной кампании, и вселяет теперь страх во всей турецкой империи. Варна никогда еще не была взята. В древни времена, король Польский Владислав, воюя за веру Христову, положил здесь живот свой и потерял всю армию. Все покушения, в разные времена на Варну сделанные, были безуспешны. Русский Бог положил, чтобы Император Николай Павлович, наконец, покорил гордую сию крепость. Отряд наш немало участвовал в сем славном подвиге. Мне не оставалось другого делать, как удивляться подвигам всех и каждого, радоваться, что судьба привела мне быть свидетелем и даже участником в сем славном событии. Священным долгом считаю в особенности наименовать достойных и почтенных моих сотрудников: начальника отрядного штаба, генерал-адъютанта Шеншина; командира 7-й пехотной дивизии генерал-лейтенанта Ушакова; инженер генерал-майора Трузсона; командующего полевой артиллерией, генерал-майора Дитерихса, и начальника морской артиллерией, капитана 1-го ранга Залеского. Прошу еще раз всех гг. генералов, штаб и обер-офицеров, и нижних чинов, принять уверение душевной моей признательности и почтения к их подвигам. Ежели когда-нибудь [139] воля Государя пошлет меня на ратное поле, то дай Бог мне опять служить с ними, а если не придется с ними, то с людьми, на них похожими».
Государь Император, изъявляя внимание к подвигам всех войск, находившихся при осаде Варны, объявил им свою совершенную признательность. Нижним чинам артиллерии, бывшим в траншеях, и л.-гв. саперного и 4-го пионерного батальонов пожаловано по 5, а всем другим по 2 рубля на человека.
После распоряжений к дальнейшим военным действиям, расположения войск на зимних квартирах, и восстановления и усилению укреплений Варны5, октября 2 Государь Император перешел с корабля Париж на линейный корабль Императрица Марья и отправился в Одессу, сопровождаемый малочисленной свитой, состоявшей из генерал-адъютанта, графа Воронцова, вице-канцлера, графа Нессельроде, генерал-адъютантов князя Трубецкого, графа Орлова-Денисова, графа Станислава Потоцкого, и генерал-лейтенанта прусской службы, графа Ностица.
После 36-ти часового, благополучного плавания началась буря, какой не запомнили самые опытные [140] моряки. Порывами ветра повредило все снасти корабля. Ни искусство капитана, ни усердие и самоотверженность матросов, казалось, ничто не могло спасти от гибели. Только через сутки утихла буря, и после шестидневного плавания, октября 8, в 3 часа утра, корабль бросил якорь в Одесском порту. Пробыв в Одессе не более 2-х часов, Государь Император отправился в Петербург, куда прибыл октября 14, после шестимесячного отсутствия, спеша ко дню рождения обожаемой Им родительницы.
Для убеждения в том, с какими затруднениями сопряжена была осада Варны, надлежало быть очевидцем её, видеть укрепления Варны и упорную защиту Турок. Они показали себя достойными времен блистательной славы оружия Оттоманов, и мы нашли в них упорных соперников. В доказательство приводим здесь мнение об осаде Варны бывшего начальника инженеров действующей армии, генерал-майора Трузсона 2-го, заслуживающее полное уважение тем, что по званию своему генерал Трузсон был ближайшим свидетелем осады Варны и одним из деятельных участников её покорения.
«Неприятель - говорит он6, - показывал во [141] всех случаях ничем непоколебимую храбрость, особенно за окопами, даже самыми незначительными. Только с потерей жизни он переставал сражаться. Его нельзя было ни удивить искусными маневрами, ни поразить преимущественным действием артиллерии: пока жив, не оставляя своего места, он сражался. Одно было средство победы умертвить его. На таких правилах и в таком духе была оборона турок. Крепость со всех сторон была окружена бивакирующими толпами многочисленных воинов, закопавшихся в лабиринте траншей, имевших вид множества раскопанных могил, часто без связи и редко в одном направлении. В искусстве стрелять из ружей едва ли какая на свете армия превосходит турецкую.
Артиллерия турок, большей частью конструкции XVII-го века, для осадной войны весьма употребительна, и относительно дальности полета ядер не без преимущества против наших полевых калибров. Турецкие артиллеристы оказали довольно практического искусства, но общей системы ни по артиллерийской, ни по инженерной части не было у них замечено. Не видно было намерения сосредоточить огни. Также не пользовались они контрэскарпом для минной войны, за изъятием первых наших мин, где намеревались подорвать нас, но были предупреждены. [142] Затыльный огонь их, при нашем занятии 2-го бастиона, мог быть действенней и сильнее.
«Все работы осадные, минные, починки, и прочие производились христианами под нашим огнем с неожиданной смелостью. Везде, где наши ядра, или даже наши мины, обрушивали бруствер, в короткое время воздвигался другой, еще толще прежнего, хотя несколько ниже. Но если турки сами не работали, то не менее страдали в других отношениях. Всех сил турецких, со всеми ресурсами, пришедшими до занятия нами южной окрестности Варны, считалось более 20000 человек, из коих при сдаче крепости не было и четвертой доли под ружьем. Во всем городе не осталось ни одного дома неповрежденного, и особенно христианские церкви много потерпели. Окрестность 1-го бастиона, принадлежащая к христианской части города, совершенно была превращена в груду камней».
Приводим здесь несколько частных случаев, где видны дух и мужество русского солдата. Когда саперы вели летучую сапу из нашей 2-й параллели, по косвенному направлению к угловому бастиону, и после двухдневной работы сапа приблизилась к турецким окопам, неприятель всячески старался вредить и препятствовать работе. Не довольствуясь ружейным [143] огнем, турецкие смельчаки подползали из своих окопов к мантелету, под прикрытием коего производилась работа, и старались крюками притащить его к себе. Товарищи их подстерегали между тем из шанцев каждое неосторожное движение наших солдат, занимавших сапу, и вредили им меткими выстрелами. Шесть егерей 14-го полка находились около работающих, и два человека придерживали постоянно мантелет крюками. Один из них, которому наскучила борьба, сказал другому егерю: «На, брат, подержи крюк, а я пойду расправлюсь с басурманами!» Он схватил ружье, выскочил из сапы, и бросился на двух Турок, которые подползли к самому мантелету и тащили его. Проворно заколол егерь одного из неприятелей, а другой убежал в шанцы, находившиеся в 30-ти, или 40 шагах, откуда посыпались на отважного егеря пули. Но он возвратился в сапу легко раненый, и вскоре выздоровел. Геройство егеря заслуживает тем более внимание, что он подвергался ружейному огню лучших турецких стрелков, расположенных в столь близком от него расстоянии. Как метко стреляют турки, доказывает следующее: в начале осады солдаты наши, перестреливаясь с турками под прикрытием земляных мешков, образовывавших бойницы, нередко для забавы [144] поднимали надетые на штыки фуражки, показывая неприятелю одну верхушку их. Турки, принимая фуражки за головы егерей, стреляли немедленно, и фуражки падали простреленные несколькими пулями. Убедясь в необыкновенной меткости турецких стрелков, солдаты прекратили убыточную шутку.
За несколько дней до покорения Варны, начальник главного штаба, граф Дибич, обозревая траншеи в сопровождении генерал-лейтенанта Ушакова, подошел близко к неприятельским стрелкам. Генерал Ушаков, Несмотря на предостережение графа Дибича, выглянул из траншеи, и в ту же минуту фуражка его была сбита с головы турецкой пулей. Солдаты наши так же спокойно засыпали при свисте ядер и бомб, как будто на обыкновенных квартирах, хотя не было дня, когда многие не переходили бы из сна временного в сон вечный.
Штурм и вылазки неприятельские составляли для солдат праздники, и назначение участвовать в них считалось наградой. Накануне штурма 1-го бастиона командирам 13-го и 14-го егерских полков приказано вызвать охотников. Число было ограничено шестью рядовыми из каждой роты. После понесенных в продолжение осады потерь, в 3-й егерской роте 14-го егерского полка оставалось [145] налицо не более 55 человек — тридцать из них вышло в охотники. Прапорщик Ганзен, командовавший ротой, за болезнью командира, был в затруднении, кого должно выключить из числа вызвавшихся. Каждый наперерыв старался объяснить ему права свои на назначение в охотники, преимущественно перед другими. Один говорил, что он уже был выключен из числа охотников за комплектом; другой объяснял, что он недавно прибыл из резервов и желает заслужить уважение старых солдат; иной был некогда подозреваем в недостатке смелости, и желал оправдаться перед товарищами; наконец, некоторые имели штрафы, записанные в их формулярных списках, и надеялись кровью омыть прежние проступки. Словом, каждый стремился попасть в охотники. Такое соревнование заставило избрать средство, обыкновенное в подобных случаях: бросили жребий.
Один из самых лихих удальцов, рядовой Руднев уже два раза бывший охотником в самых опасных экспедициях, не попал в число избранных. Когда уже смеркалось, он пришел к прапорщику Ганзену и просил позволить ему идти с охотниками. Ему отвечали, что нельзя переменить назначения, и притом заметили Рудневу, что он уже два раза был в охотниках, почему [146] и советовали ему не слишком надеяться на счастье, ибо оно не всякий раз сохранит его невредимым. «Позвольте, ваше благородие, - возразил Руднев, - и в третий раз попробовать счастья. Смерть хочется подраться с басурманом, и если останусь жив, непременно принесу вам пару славных пистолетов. » Но видя, что ничто не могло поколебать офицера, Руднев просил дозволения сходить к своему настоящему ротному командиру, который раненый лежал на пристани. Получив согласие, Руднев возвратился от капитана с запиской, где тот просил дать возможность Рудневу, в награду отличной службы его, участвовать в штурме. Потому из роты вместо 6 охотников отправлено было на сборный пункт семеро. На другое утро Руднев был из малого числа счастливцев, возвратившихся из крепости. Он и товарищи его, окруженные неприятелем со всех сторон, проложили себе путь штыками, бросились через амбразуры бастиона в крепостной ров и достигли благополучно до наших траншей. Руднев не забыл своего обещания, и принес пару отличных пистолетов, отнятых у неприятельского офицера. После сдачи крепости Руднев получил знак отличая военного ордена и был переведен в л.-гв. егерский полк.
Вот еще случай, могущий доказать, что русский [147] солдат в пылу жестокой битвы не забывает христианского милосердия. Многие из турок, изумленные храбростью во время штурма, в первые минуты страха заперлись в домах, стреляя из-за каменных оград по нашим солдатам. Одним из выстрелов был убит русский офицер, командовавший небольшим отрядом. В одно мгновение двери дома откуда был сделан выстрел, выбиты прикладами. Солдаты ворвались в дом, где нашли старого турка, равнодушно ожидавшего неизбежной смерти. Его окружала толпа женщин, вопивших от ужаса. Уже штыки сверкали над несчастными, когда одна из турчанок от страха ли, или желая показать, что она не магометанка, начала креститься; её примеру последовали все другие. При виде крестного знаменья опустились руки солдат. «Стой, братцы, стой — не коли! — закричал один из гренадеров. — Разве не видите, что они не басурманки, а такие же, как мы, православные?» При сих словах солдаты вышли из дома, не сделав ни малейшего оскорбления отчаянному семейству.
Примечания
1. Биография генерал-адъютанта Бистрома, стр. 41.
2. Он незадолго до сего времени присоединился к отряду, с 3 бригадой 19й пехотной дивизии.
3. Карта окрестностей Варны, №9.
4. От 1 октября 1828 года, №30.
5. Донесение начальника Главного Штаба Его Императорского Величества главнокомандующему, от 3 октября 1828 года, за №152.
6. В рапорте главнокомандующему 2й армии ,генерал-адъютанту графу Дибичу, от 18 июня 1829 года, за №88.
|
