|
[262]
I.
Милостивый государь, Князь Владимир Петрович!
Прочитав в газете «Русский Инвалид» обращение ваше к участникам только что окончившейся русско-турецкой войны за сообщением вам всего, что может иметь какой-либо интерес для истории ее, как принимавший участие в переправе через Дунай, по командованию моему 6-м понтонным батальоном, дозволяю себе предложить в распоряжение ваше несколько фактов из деятельности 6-го понтонного батальона в тяжелый день так называемой в свое время «систовской паники», т. е. бегства огромных обозов и массы туземного населения с правого берега Дуная на левый 19-го июля 1877 года, причем вся тяжесть этого печального события обрушилась на южный (примыкавший к болгарскому берегу) понтонный мост, находившийся под надзором и охранением упомянутого батальона*). Батальон на вверенном ему, как сказано, посту должен был остановить бегущих из-под Систова и отвечать за спасение переправы.
*) Третья часть моста, примыкавшая к острову Адда, охранялась 2-ю понтонною ротою 5-го понтонного батальона.
Чтобы очертить событие и роль, какая судьбами войны возложена была на 6-й понтонный батальон в этой драме, необходимо прежде сказать несколько слов предварительно об общем [263] положении главной нашей переправы через Дунай ко дню 19-го июля.
По окончании переправы так называемого десанта на понтонах и паромах и по устройстве затем постоянной переправы в виде последовательной цепи понтонных мостов через рукава Дуная понтонные батальоны имели следующее распределение при разных отделах моста: 3-й и 4-й на румынском берегу (из них 3-й вскорости ушел в Болгарию), 5-й понтонный разместился на румынском берегу в верстах около двух от Систова, на возвышенном месте, против моста. 19-го июля, часу в одиннадцать утра, в Систове прошел слух, будто турки перешли уже наш мост: тогда все болгары стали спасаться на берег и, видя переправу довольно свободной, бросились к мосту, куда также пустились вскачь и повозки интендантского транспорта, и другие. Пишущий эти строки, будучи контужен в голову и левую руку при переправе 15-го июня, иногда поневоле отлучался от моста, чтобы полежать в дощатом бараке поблизости. В одну из таки-то минут отдохновения вдруг, лежа на кровати и имея у себя заведующего хозяйством батальона старшего капитана, слышу, что по мосту кто-то скачет (скорая езда по понтонным мостам вообще запрещена уставом), прошу капитана посмотреть, не пригрезилось ли мне… получаю от него утвердительный ответ и говорю: «сходите на мост, остановите беспорядок и узнайте, что там такое: с виновных должно быть взыскано по всей строгости». Когда он от меня вышел, я из опасения за переправу, встал и сам с постели и только что хотел идти, как вбегает ко мне один из понтонеров и докладывает, что турки идут к переправе. Посмотрев на берег, вижу, что все пространство от Систова занято бегущими людьми и скачущими вперегонку телегами. Что за такое, никому не было известно. В несколько минут батальон собран; 2-я понтонная рота отряжена бегом на находящуюся впереди батарею, а 1-я понтонная оставлена для защиты моста, куда поспешил и сам я. На мосту уже в это время ничто, ни даже штыки, не могли остановить ужасного бегства и смятения толпы, и, несмотря на то, что на мост пропускались телеги только шагом, раз как они попали, то забывали оставшихся сзади и бросались вскачь, не обращая ни на что малейшего внимания (в понтонах сидели по два человека, напрасно предостерегавшие скачущих), ослы с вьюками падали под телеги, дети под ослов, многие из женщин, обезумевшие от паники, толпами, таща на себе разные ненужные вещи, вроде ватных одеял, затрудняли еще более переправу и увеличивали ужас картины. Что было делать понтонерам, отвечающим и честью, и жизнью, и всей любовью к родине за целость, за спасение переправы?.. Оставалось [264] только прекратить совсем подобную переправу. Решение ясное и короткое. Исполнить его удалось, благодаря Бога. Понтонеры живо повалили две из ехавших телег перед въездом на мост. Вопли и вой усилились, но, благодаря такому наскоро воздвигнутому барьеру, переправа была спасена. В это время подъехал на паровом катере с румынского берега начальник переправы и на доклад о всех принятых мерах отозвался одобрительно, сказав, что «сделано как следует и лучшего ничего нельзя было и сделать». Тут же начальник переправы объявил, что турок никаких нет. Вскорости подъехал и комендант Систова, объявивший то же самое.
Картина была потрясающая. Едва ли со времен Содома и Гоморры или последнего дня Помпеи много было подобных ей. Жители долго не могли успокоиться и не решались возвращаться в Систово. Откуда, с чего и кем принесена была весть о наступлении турок на Систово, много об этом писалось в свое время в газетах. 6-му же понтонному батальону дано было еще раз верою и правдою выполнить свой долг, отстояв вверенный ему пост.
Полковник Вартминский.
II.
Рассказ очевидца.
19-го июня 1877 года в двенадцать с половиною часов дня коменданту города донесли о прибытии одиннадцати подвод с ранеными, которые рассказывали болгарам о нашем отступлении и о громадных потерях, а так же, что они выступили из Булгарени с транспортом раненых, состоящим из трехсот шестидесяти подвод, и что во время их следования в пятнадцати верстах от Систова, транспорт был атакован турецкой кавалерией, так что часть раненых попала в плен, и только первые подводы успели спастись, турки идут за нами и сейчас будут в Систове. Видя, что этот рассказ производит сильное впечатление на болгар, комендант приказал переводчику объявить болгарам, что он комендант города, и никаких сведений об отступлении и о громадных потерях наших войск не получал, и что рассказу раненых верить нельзя, затем просил их спокойно возвратиться в свои дома. Раненым же сказал, что такие рассказы позорны для русского солдата, а потому, несмотря на то, что они раненые, он запрещает докторам помещать их в Систове, и приказал сейчас же [265] под конвоем отправить их в Зимницу и запретить им повторять свой рассказ, в противном случае пригрозил преданием военному суду. Рассказ раненых его, как коменданта, поставил в щекотливое положение. Если верить рассказу раненых, то следует сейчас же выставить войска для встречи неприятеля; но с выставлением войск на позицию явится повод жителям города верить рассказу раненых, и тем невольно произведется паника, а в случае, если сведения, полученные от раненых, подтвердятся, то комендант будет виновен перед правительством. Но если раненые правы, и рассказы их справедливы? Тогда снова он делается ответственным за то, что не поверил донесению раненых и не выставил войска на позицию. Положение было критическое, мешкать долго нельзя, нужно решиться на что-нибудь, но, памятуя, что в военном деле решимость, даже и тогда, когда она ошибочна, дает лучшие результаты, чем нерешимость, он решил не выставлять войска на позицию, но при этом предупредил отдельных начальников, чтобы войска по первой надобности были бы готовы занять позицию впереди Систова. Лишь только успел разослать приказание, как со всех сторон послышались крики «турки идут! турки идут!» Известие о наступлении турок дало право предположить, что рассказы партии раненых прибывших в Систово, была действительная правда, что теперь нет сомнения, что турки сейчас будут в Систове, вследствие чего комендант приказал немедленно выступать войскам на позицию. Известие о наступлении турок произвело сильное впечатление на жителей города, а так же на разные учреждения города, как то: на главное полевое казначейство, на главное полевое интендантство, на военные госпитали №№ 50, 63 и евангелический. Все требовали от коменданта приказания о выступлении, и когда получили от него приказ оставаться на своих местах, то были весьма поражены и потребовали от него формального предписания, которое и было им выдано. Транспортные интендантские повозки в количестве двадцати тысяч подвод, нагруженные и не нагруженные, неслись во весь дух по городу по направлению к мосту, туда же кинулись жители города Систова.
Распорядившись высылкой войск на позицию, коменданту следовало поспешить к мосту, находящемуся в пяти верстах от Систова. Но ехать с казаками в карьере по городу – значило бы вселить к себе недоверие и показать жителям, что опасность велика, и тем, разумеется, увеличить панику. Но ехать шагом, – рискуешь опоздать к переправе, между тем главное было сохранить целость моста, не допустив к нему интендантские транспортные повозки, забаррикадировать дорогу, дабы было возможно спасти главное полевое казначейство, которому отдано было приказание оставаться на месте. Находясь в таком незавидном положении, [266] комендант решил для поддержание своего достоинства как коменданта ехать к мосту шагом с пятью казаками и на пути своего следования старался успокоить своим спокойным видом жителей города, уверяя их, что турок вовсе нет, приказывая им отворять лавки и продолжать торговлю. Лишь только он выехал за город, как глазам его представилась страшная картина: транспортные интендантские подводы неслись во весь дух, жители города, солдаты, женщины с грудными ребятами, дети, раненые – кто верхом кто на ослах, кто на повозках и пешком – все со страшно-бледными, испуганными лицами неслись к мосту. На мосту напор был так силен, что ему, коменданту, с пятью казаками пришлось бросить верховых лошадей и, для того, чтобы достигнуть моста, пришлось перескакивать с одной подводы на другую на расстоянии полуверсты, и лишь только ему удалось достигнуть моста, как, он приказал казакам, и сам лично употребил в дело нагайку, не разбирая, кого бьет, и только благодаря этому удалось скоро очистить въезд к мосту. Затем он приказал опрокинуть около моста в три ряда повозки и забаррикадировать дорогу к мосту. а для успокоения жителей Зимницы известил генерал-майора Рихтера, что турок вовсе нет, и что тревога фальшивая. Затем осталось спасти казначейство, для чего комендант послал с казаком приказание одной роте Болгарской дружине поспешить к мосту и засесть за баррикадой, а сам отправился в город, где к удивлению пришлось убедиться, что, кажется, тревога фальшивая. Вскоре после его возвращения прибыл в город генерал-майор Рихтер, который изволил остаться всеми распоряжениями весьма доволен и пожелал осмотреть войска на позиции, и после осмотра, для спокойствия города, приказал войскам остаться на позициях.
В десять часов этого же дня из-под Плевны стали прибывать массы раненых, которые снова стали повторять о неудачном нашем плевненском деле и о больших с нашей стороны потерях, а равно начали высказывать свое предположение, что турки, вероятно, скоро будут в Систове. Для прекращения этих рассказов, комендант лично выехал навстречу раненым и приказал им лучше говорить, что Плевно взято, чем рассказывать о наших потерях, и если кто осмелится после сего приказания еще раз повторить о нашем неудачном деле, то будет неминуемо предан военному суду. И для того, чтобы воспрепятствовать этому рассказу, расставили всех имеющихся казаков по пути следования раненых перед Систовым, по Дунаю вплоть до моста в Зимницу. Приказание ранеными было исполнено как нельзя лучше, так что на вопрос болгар, как идут наши военные дела? отвечали категорически, что Плевно взято русскими. Это известие как молния передавалось из одних уст в другие, город после такого [267] известия из унылого положения пришел в праздничный вид. Мгновенно город весь был иллюминирован, везде были слышны радостные поздравления, и все приходили к коменданту за разъяснением, но он давал уклончивый ответ и говорил, что ему кажется – в этом случае верить раненым можно. Телеграфист в Систове протелеграфировал в Зимницу своему товарищу: «Ура! Плевна взята, и восьмидесятитысячный корпус сдался». Этой телеграмме была дана вера, и сообщили в Петербург. Генерал-майор Рихтер прислал к коменданту саперного офицера спросить, что значит это торжество в городе, и имеет ли он официальное сведение о взятии Плевны? На что тот ответил, что официальных сведений о взятии Плевны у него нет, и он вполне убежден, что Плевна не взята, а если в городе празднуется взятие Плевны, то об этом болгарам и жителям города сообщают прибывшие раненые, которым воспретили говорить о нашем неудачном плевненском деле, а посоветовали говорить лучше, что Плевна взята. И если его превосходительство найдет, что это известие идет в разрыв его планам, то нет ничего легче, как снова придти в прежнее положение, и что, по его мнению, истина сама по себе обнаружится не ранее трех дней; но торжественный и веселый вид города в продолжение трех дней поддержит нравственный дух города. С этим мнением генерал-майор Рихтер вполне согласился.
III.
Донесение генерал-майора Рихтера, заведующего переправой и войсками, расположенными в г. Систове и Зимнице.
Неудачный исход плевненского сражения отразился на другой день в самом дальнем тылу. 19-го июля, в половине первого часа утра, партия раненых, следовавших из Бургарене через Систово, рассказала там о нашем отступлении, о громадных потерях и о том, что по слухам другая партия раненых была атакована на пути турецкой кавалерией, что часть раненых попала в плен, и что турки идут вслед за ними. Рассказ этот произвел сильное впечатление на жителей: кому-то показалось, что «идут» турки близко от Систова; закричали, что «идут турки», затем пьяный казак на неоседланной лошади поскакал к мосту с криком: «турки идут в Систово». Он был немедленно арестован, но все переправлявшиеся и ожидавшие у моста интендантские транспорты с пустыми повозками, всполошились [268] и бросились к мосту. Туда же начали сбегаться жители города Систово. нижние чины, транспорт и вновь формируемые дружины болгарского ополчения. Все навалили на мост, напор был так силен, что не было силы удержать бегущих. Те, которые попали на мост с повозками, неслись по нему во весь дух; появились на мосту жители Систова, солдаты, женщины, – все это на лошадях, на ослах неслось на румынский берег. Начальник войск у переправы, генерал-майор Рихтер, немедленно приказал: во что бы то ни стало, хотя бы и силою оружия, остановить напирающих на мост. На северном мосту это удалось сделать скоро, но на южном (с болгарского берега на остров) пришлось опрокинуть несколько повозок и забаррикадировать дорогу для спасения моста. В это время пришло известие ри исправляющего должность коменданта Систова 53-го пехотного Волынского полка майора Подгурского, что турок вовсе нет, и что тревога фальшивая; это немного успокоило собравшихся у моста на румынском берегу. Вслед за тем генерал-майор Рихтер прибыл сам к мосту у болгарского берега, приказал энергически действовать против бегущих и сделать еще некоторые распоряжения относительно моста. Убедившись, что первый страх прошел, он разрешил пропускать по мосту только порожние транспортные повозки, которые должны были грузиться в Зимнице. Потом генерал-майор Рихтер поехал в Систово, где усилиями и отличною распорядительностью майора Подгурского были уже успокоены жители города и приведены в порядок транспорты и разные команды и учреждения в городе. Но паника была такая сильная, что отцы соглашались остаться в городе, но жен и детей своих отправляли к мосту. Наконец, генерал-майору Рихтеру удалось их успокоить.
В то время, когда часть жителей бежала к мосту, некоторые бросились к лодкам, находящимся в Систове, и переправились в Зимницу, причем было несколько несчастных случаев: женщина с ребенком упала с моста в воду, но была спасена понтонерами.
В Систове генерал-майор Рихтер застал все войска на укрепленной позиции кругом города. Осмотрев их, генерал-майор приказал им оставаться на позиции для окончательного успокоения жителей.
В час пополудни паника распространилась в городе Зимнице. Туда же пришли известия, что турки взяли мост, двигаются на Зимницу и на четырех пароходах перевозят войска с правого берега на левый. Все население бросилось из города. В госпитале легкораненые и вообще, кто мог, стали уходить по разным дорогам на Александрию, Бею и Бригадир и по всему пути распространили панику. Тотчас были посланы по всем дорогам надежные казаки с офицерами, чтобы [269] успокоить главнейшим образом подводчиков, которые везли провиант для войск, и понудить их спокойно продолжать путь.
Мало помалу все успокоилось. Главным образом жители был успокоены видом войск, спокойно стоявших на позиции, а также отличной распорядительностью и присутствием духа майора Подгурского, который энергически остановил распространение паники и первый распорядился высылкой на позицию войск.
|
