Суворов-солдат

IV.

Сколько времени Суворов состоял ординарцем при майоре Соковнине, по архивным данным судить нельзя. Известно лишь, что 8-го июня 1751 года, т. е. вскоре по назначении ординарцем, Суворов был произведен в сержанты. Вот дословный текст «определения полковых штапов» от этого числа за № 209:

«По указу ее Императорского Величества лейб-гвардии Семеновского полку полковые штапы приказали по включенному при сем реестру унтер-офицеров, капралов и писарей из солдат повысить чинами, а прочих с повышением же чинов выпустить в армейские и гарнизонные полки, а других отпустить на рекреацию и из комплекта выключить, и о чем надлежит в роты ордеровать, а в полк объявить приказом; июня «8» дня 1751 году.
Степан Апраксин.
Иван Майков.
Андрей Вельяминов-Зернов.
Полковой секретарь . . . . . . . »

В приложенном к этому определению реестре находится и фамилия Суворова. Читаем: «… из подпрапорщиков в сержанты: Николай Дмитриев-Мамонов, князь Михайло Щербатов, Александр Суворов….» [33]
11-го июня 1751 года приведенное «определение полковых штапов» было отдано в приказе по полку:
«сего июня 8 дня по определению господ полковых штапов пожалованы чинами, а именно:
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
в сержанты из подпрапорщиков: Николай Дмитриев-Мамонов, князь Михайло Щербатов, Александр Суворов» и др.
Затем следуют еще около 200 фамилий произведенных, а также и выпущенных в армейские полки солдат, как совершеннолетних, так и малолетних. Из сверстников Суворова в этот день произведены: двое — в сержанты¹, один — в каптенармусы², трое — в подпрапорщики³ и двое — в фуриеры⁴; кроме того, два капрала выпущены в армию: один — сержантом⁵ и один — фуриером⁶.
Таким образом из 19-ти сверстников Суворова, принятых на службу одновременно с ним, 22-го октября 1742 года, в приведенном приказе значится 10 человек; из них лишь двое малолетних⁷ и лишь двое в одном с ним чине сержанта, а двое даже выпущены из гвардии капралов в армию унтер-офицерами. Снова приходится подчеркнуть факт довольно хорошего относительного движения Суворова по службе.
Все новопроизведенные должны были представиться командиру полка, по выражению приказа — «Его Высокопревосходительству Господину Гвардии Подполковнику и Кавалеру Степану Федоровичу Апраксину». По этому поводу в приказе по полку от 11-го июня 1751 года читаем:
«Которые капралы и солдаты аттестованы от рот в перемену и в выпуск, тако-ж и на рекреацию оных завтрашнего числа пополудни в 5 часу приводить на полковой двор; а аттестованных в перемену и выпуск в щиблетах и напудренных, а на рекреацию в сапогах, причем быть тех рот господам командующим обер-офицерам…»
Приказом от 18-го июня все новопожалованные распределены по ротам, причем Суворов переводится в 1-ю роту. [34]
Вот слова приказа:
«Понеже новопожалованные унтер-офицеры и капралы по учиненному в полковой канцелярии росписанию имеют состоять в нижеписанных ротах, а именно»:
Затем следуют все роты по порядку, начиная с гренадерской; ограничимся лишь тем местом реестра, где упоминается имя Суворова:
«в 1-й роте — сержанты Николай Энглерт, Иван Скрыпицын, Лев Нефедьев, Александр Суворов, князь Юрий Долгоруков...», далее следуют унтер-офицеры остальных чинов 1-ии роты, всего 17 человек⁸, из которых двое (сержанты князь Юрий Долгоруков и фуриер Николай Ходырев) — сверстники Суворова.
Вскоре после этой разбивки по ротам последовало некоторое изменение. В приказе по полку от 8-го июля значится:
«Прикомандированы из рот в роты унтер-офицеры и капралы, а именно . . . в 4-ю из 1-й сержант Суворов…»
Пребывание его в 4-й роте продолжалось всего около двух месяцев. В приказе от 3-го сентября 1753 года значится:
«1-й роты сержантам Скрыпицыну быть прикомандированным при 4-й роте, а Суворову быть при настоящей 1-й роте⁹.
«К началу 1752 года относится командировка сержанта Суворова заграницу. Из двух сохранившихся подорожных, упоминаемых А. Петрушевским, видно, что «он был послан в Дрезден и Вену с депешами, где и находился с марта по октябрь. Причиною выбора Суворова для такой командировки было, [35] конечно, кроме его служебной репутации, и знакомство его с иностранными языками»¹⁰.
Тотчас же, по возвращении из этой командировки, сержант Суворов в составе своего 1-го батальона должен был выступить в Москву по случаю «шествия» туда Государыни Императрицы с двором. Сборы баталиона начались, по обыкновению, заблаговременно, еще с сентября месяца. 13-го сентября 1752 года в приказе по полку было отдано:
«По силе Высочайшего Ее Императорского Величества именного указу для прибытия Ее Императорского Величества в Москву командирован лейб-гвардии Семеновского полку «1» баталион и половина гренадерской роты и того баталиона господа обер-офицеры и унтер-офицеры…, того ради «1» баталиону быть к походу во всякой готовности».
Состав офицеров и унтер-офицеров был укомплектован из других двух баталионов полка, а «кто именно из солдат «1-го» батальона за старостью и болезнями к походу в Москву быть не способны», о тех приказано подать ведомости¹¹.
Для конвоирования «питья и протчей провизии», а также и посуды следовавшего в Москву двора были наряжены особые люди¹²; небольшая команда отправлена и «при фрейлинской свите»¹³.
30-го ноября приказано «командировать… ко отправлению …на станции» 8 офицеров и при них 7 унтер-офицеров, 9 капралов и 142 солдата¹⁴. Цель посылки этой команды — сбор подвод на подставы для Двора¹⁵.
В приказе 10-го декабря предписывалось «подать от рот и от заротной команды... ведомости: из командированного баталиона в Москву, кроме господ обер-офицеров, також унтер-офицеров и капралов, только из солдат и других нижних чинов, кто желает и кому можно поверить, ехать наперед баталиона в Москву».
Наконец, 14-го декабря, по окончании долгих сборов, в полку было получено повеление: «…после Высочайшего Ее Императорского Величества из Санкт-Петербурга отсутствия выступить в Москву в третий день»¹⁶. [36]
Командовал марширующим батальоном «за майора господин капитан Любовников»; офицерам батальона рекомендовалось быть у него «в команде и в послушании»¹⁷.
Выступил батальон перед самыми праздниками¹⁸, провел их в походе и в половине января прибыл в Москву¹⁹.
Во избежание повторений можно сказать, что жизнь баталиона в Первопрестольной потекла порядком, нисколько не отличавшимся от такового в 1749 году: те же караулы «в доме ее Императорского Величества», те же дежурства и дневальства, те же строгие приказы о соблюдении внутреннего порядка и внешней благопристойности; а наряду с этим весельем образ жизни солдат-дворян и несколько легкомысленное отношение их к службе. Как и в 1749 году тягости частых служебных нарядов в Москве вызвали большое число случаев уклонения от них под предлогом болезни. Так в приказе по Московской команде полка, т. е. но 1-му батальону его, от 30-го января 1753 года читаем:
«Хотя приказано и отдано было, чтоб унтер-офицеры пред караулами больными не сказывались, а ныне были наряжены сержанты князь Алексей Гагарин — на караул, Александр Суворов — на ординарцию к Его Высокопревосходительству господину подполковнику к Степану Федоровичу Апраксину и, как пришли с нарядов, то сказались больными; а которые скажутся при наряде больными, таковых велено было приказом привозить на полковой двор; токмо видно, что господа командующие обер-офицеры по тому не исполняют; и впредь таковых по силе отданного приказу привозить без всяких отговорок на полковой двор; а впредь в неисполнении полковых приказов командующие господа обер-офицеры имеют ответствовати; того ради прислать от роты для показания оных сержантов дворов к господину лекарю Келлеру солдат; а ему, господину лекарю Келлеру, осмотря, репортовать. Его Превосходительства господина премиер-майора».
К сожалению, в делах архива лейб-гвардии Семеновского полка не сохранилось рапорта лекаря Келлера.
После этого случая 1-й баталион Семеновского полка, вместе с частями прочих гвардейских полков, пробыл в Москве более года, пока Императрица Елизавета Петровна пребывала в древней столице. [37]

В конце ноября 1753 года в Семеновском батальоне случилось кляузное дело, целиком сохранившееся в полковом архиве. Во время производства дознания сержант Александр Суворов, в числе прочих унтер-офицеров батальона, был вызван капитаном Вадковским, которому, вместе с капитаном-поручиком Сукиным, был поручен допрос.
Вот содержание дела. «№ 1150. Высокоблагородный и Высокопочтенный Господин Капитан», пишет командир полка подполковник Степан Апраксин капитану Вадковскому: «Понеже сего ноября 20-го дня в доме ее Императорского Величества Господину Генерал-Майору и Лейб-Гвардии Семеновского полку премьер-майору и кавалеру Соковнину оного ж полку полковой адъютант Василий Плохово подал запечатанное в конверте и подписанное на имя Его Превосходительства письмо, а ему, Плохово, отдано от каптенармуса Василья Чичерина, а Чичерину люди его, что нашли в карете своей, которое письмо, по распечатании, явилось пасквильное; кем же оное письмо в карету положено, того будто люди его не видали; того ради, Ваше Высокоблагородие, обще с капитаном-поручиком Яковым Сукиным, изволите объявленное письмо, которое при сем посылается к вам, рассмотря, во-первых начав людьми Чичерина, а потом, собирая от рот, тако-ж и 3-й роты, ундер-офицеров и капралов и хлопцов, кто грамоте знает, кроме господ обер-офицеров, следовать и свидетельствовать по рукам, тако-ж и не умеющих грамоте спрашивать-же…», причем при «следовании» предписывалось «…всячески увещевать к повиновению добровольно, а потом и с пристрастием спрашивать, а унтер-офицеров, таковых, арестовав, докладывать…»²⁰.
На основании этого предписания капитан Вадковский произвел пробу почерков, причем каждый испытуемый писал одну и ту же фразу: «Его Превосходительству Генералу-Маэору Кавалеру и Лейб-Гвардии Маэору Государю моему Никите Федоровичу Соковнину в Москве писал…» такой-то (чин, имя и фамилия)²¹.
В числе прочих унтер-офицеров 1-го батальона и Суворов подвергся испытанию. Благодаря этому мы в настоящее время располагаем автографом Суворова — нижнего чина. [38]

[39] Кроме унтер-офицеров, были допрошены и «хлопцы» их, т.е. дворовые. Грамотные из них дали такие же расписки, как и унтер-офицеры. Дворовые сержанта Суворова, Ефим Иванов, вместе с прочими участвовал в испытании почерка²². Эти «росписки хлопцов, умеющих грамоте», дают возможность ссудить о числе дворни у солдат-дворян. Количество этих хлопцов иногда, поистине, огромно. У одноротников Суворова сержанта князя Михаила Щербатова их 16, у фуриера Ивана Зотова — 15, у сержанта Ивана Скрыпицына — 7, у большинства унтер-офицеров 1-й роты от двух до четырех человек, у сержанта Суворова — один (Ефим Иванов), у сверстника его, подпрапорщика Николая Ходырева — 3, у девяти капралов 1-й роты — ни одного; больше всего дворовых оказалось у сержанта 2-й роты графа Петра Апраксина — 17 человек²³. Впрочем, в действительности эти цифры должны быть еще значительнее, так как в списки попали лишь одни грамотные хлопцы; сверх того, надо полагать, в Москву были взяты не все дворовые.
Розыск о пасквильном письме окончился неудачно: «пасквиле-сочинитель» не был найден. Интересно точное решение по этому делу. В начале идет изложение дела, а далее говорится, что, так как «…доискиваться оного пасквилянта случая не осталось, а в военном артикуле²⁴, главе 18-й, в пунктах напечатано: в 149-м — кто пасквили или ругательные письма тайно сочинит, прибьет или распространит… оного надлежит наказать таким наказанием, каковою страстию он обруганного хотел обвинить; сверх того, палач такое письмо имеет сжечь под виселицею; толкование например: ежели кто кого в пасквиле бранил изменником или иным злым делом, то оный пасквилетворец, яко изменник или каких дел делатель, о которых описал, наказан будет… ежели же дело, в котором будет в пасквиле обруган, правда, хотя обыкновенное наказание не произведено будет, но однако же, пасквилянт, по рассмотрению судейскому, тюрьмою, сосланием на каторгу, шпицрутенам и прочим наказан быть имеет, понеже он истинным путем не пошел, дабы другого погрешения объявить…»; в 150-й — «ежели невозможно уведать пасквилянта, однако ж надлежит пасквиль [40] от палача сожжен быть под виселицею, а сочинителя оного за бесчестного объявить; того ради по указу Ее Императорского Величества лейб-гвардии Семеновского полку полковые штапы приказали: как сочинителя.... не сыскалось, учинить нижеследующее: 1) истребовав палача, от сыскного приказу, то пасквильное письмо при собрании всего находящегося в Москве полку лейб-гвардии Семеновского баталиона, в таком месте, где напред сего преступителям государственных прав за вины чинимы бывали смертные экзекуции, сжечь, 2) сочинителя того пасквиля, хотя и по незнанию его имени…, за нечестного объявить…»²⁵.
Этим и закончилось дело о пасквильном письме.
Еще до выступления батальона из Москвы поднялся вопрос о необходимости производства некоторого числа унтер-офицеров гвардии в офицеры армии. В марте 1754 г. графом С. Ф. Апраксиным, командиром лейб-гвардии Семеновского полка, было сделано об этом Всеподданнейшее представление, «ибо немалое время той милости лишены; а по указам в Бозе усопшего Петра Великого, … для гвардии третью часть в полках вакансий оставлять велено; а находятся по одиннадцати лет из дворян в солдатах; по сему подданнейшему представлению в 19-е марта ее Императорское Величество Всемилостивейшая Государыня из высокомонаршего милосердия указать соизволила в полках лейб-гвардии из унтер-офицеров, капралов и рядовых достойным, кои немаловременно и беспорочно служат, учинить выпуск. На подлинном написано тако. Подполковник А. Бутурлин.
С подлинным свидетельствовал полковой секретарь Николай Гурьев»²⁶.
На основании этого именного Высочайшего указа последовало «определение лейб-гвардии полковых штапов», результат совещания штаб-офицеров всех полков гвардии²⁷.
Было решено:
«...выпустить в армейские полки в обер-офицеры по аттестатам достойных, [41] кои из дворян грамоте умеющие и беспорочно служат; из Преображенского — сержантов сорок, унтер-офицеров — шестьдесят, капралов и рядовых — сто; из Семеновского и Измайловского — сержантов по тридцати, унтер-офицеров по пятидесяти, капралов и рядовых по семидесяти²⁸…; сержантов — поручиками, а бомбардирских — капитанами, унтер-офицеров — подпоручиками, капралов и рядовых — прапорщиками²⁹…».
Это «определение лейб-гвардии полковых штапов» отмечено 24-м марта, а 25-го апреля 1754 года «По Именному Ее Императорского Величества указу, воспоследовавшему прошедшего марта 19 дня 754 году..., также и по определении всех гвардии полков господ полковых штапов… лейб-гвардии Семеновского полку полковые штапы приказали…: выпустить в армейские полки по старшинству и достоинству в обер-офицеры: в поручики — из сержантов тридцать пять, в подпоручики — из каптенармусов девятнадцать, из подпрапорщиков двадцать один, из фуриеров — двадцать пять, из капралов — сорок два, да из солдат, при выпуске пожалованных в капралы тридцать два, а кто оные выпущены, в какие чины и каких рангов, оным при сем прилагается реестр…; выпущенных унтер-офицеров, капралов и солдат в армейские полки для определения в обер-офицеры отослать в военную коллегию при промемории и именном списке...» Апреля «25» дня 1754 году.
Степан Апраксин.
Никита Соковнин.
В должности Секретаря Сержант Василий Горохов»³⁰.

Сравнивая определения штапов Семеновского полка и штапов гвардии, мы видим, что цифры назначенных к производству в офицеры армии несколько отличаются — доказательство значительной самостоятельности полковых штапов и их значения в среде тогдашней администрации.
Одновременно с Суворовым произведено было еще 175 человек, из которых лишь 34 с чипом поручика. Из сверстников Суворова произведено 5 человек³¹ 25-го апреля и 1 дополнительно 10-го мая³². Старшим из сверстников по 1742 году [42] вышел Илья Ергольской, как артиллерист, выпущенный капитаном армии; затем следует Суворов — поручиком, а остальные все вышли подпоручиками. Если припомнить, что двое сверстников Суворова еще ранее были выпущены в армию унтер-офицерами, то окажется, что невыясненной остается судьба еще 11 человек, принятых в полк 22-го октября 1742 г. Приложенный к приведенному «определению полковых штапов от 25-го апреля за №83» список дает возможность несколько исправить этот пробел. Оказывается, что шестеро из сверстников Суворова, в день производства его в офицеры, продолжали пребывать в унтер-офицерском звании³³.
Таким образом, в результате оказывается невыясненной участь лишь 5 из 19-ти сверстников Суворова. Но даже и пятнадцати человек достаточно, чтобы сделать довольно благоприятный вывод об относительном служебном движении Суворова. Все выпущенные одновременно с ним по срокам службы распределялись между пределами, 37-м и 49-м годами. В этом отношении Суворов находился в середине. Единственно неблагоприятным условием ого службы было то обстоятельство, что по каким-то причинам³⁴, гвардейцы были «немалое время… лишены» выпусков в армию, отчего находились «по одиннадцати лет из дворян в солдатах».
3-го мая состоялся приказ по Московской команде о производстве Суворова и товарищей его в офицеры; всем выпущенным предписывалось сбираться на полковом дворе на другой день, т.е. 4-го мая, в седьмом часу пополуночи, для отправления в Государственную военную коллегию.
Такой же приказ состоялся 8-го мая и по петербургской команде полка, причем подтверждалось «выпущенных в армейские полки в обер-офицеры…, по отобрании всех казенных незаслуженных вещей с приложением имянного с послугою списка выключить из полку, отослать государственной военной коллегии в контору при промемориях»³⁵. [43]
24-го мая 1754 г., за №95, состоялось «определение полковых штапов»: выдать всем произведенным в армию «заслуженное ими жалованье денежное окладное с мясными за третную соль и за хлеб деньгами генварской сего 754 года трети генваря с 1-го апреля по 25-е число, то есть по день выключки, а итого на три месяца на двадцать на четыре дни по окладом и за указным на мундир и на медикамент вычетом; тако-ж…, кому надлежит, и рационные оной трети деньги на зимние месяцы, то есть генваря с 1-го апреля по 16-е число; итого на три месяца на пятнадцать дней по табельной 720 года цене за каждый рацион по девяносту по пяти копеек на месяц...».
Еще с 15-го апреля начались приготовления 1-го баталиона Семеновского полка к обратному походу в Петербург. В этот день отправлены офицеры и унтер-офицеры на станции «для подставы подвод», а 31-го мая в приказе по Московской команде читаем:
«Г-дам обер-офицерам командующим ротами завтрашнего числа подать в полковую канцелярию ведомости, кто желает из солдат ехать напред батальона и чтоб оные были состояния доброго, токмо не меньше было оставлено в каждой роте по 40 человек, которые имеют следовать с баталионом.
Превосходная картина трудностей похода того времени. В том же приказе далее предписывалось всем следующим отдельно:
«По пашпортам, чтоб ехали пред батальоном, а назади не отставали; а ежели усмотрено будет, что позади батальона из тех поедут, и за то жестоко штрафованы будут, кроме тех, которые из дворян по близости желают заехать; а что как, едучи в дороге, никаких обид и нахальств обывателям не делали, для чего командующим баталионом в инструкции будет написано, чтоб по дороге обывателей спрашивать, нс было ли от проезжих какой обиды и, ежели будут жалобы происходить, то за оное будут выключены в армейские полки с жесточайшим наказанием.
Все эти сборы и самый поход длились весьма долго. Наконец, в приказе по полку от 26-го июля отдано о прибытии 1 баталиона в Петербург.
Можно предположить. что поручик Суворов не разделял похода со своим бывшим батальоном, тем более что еще нижним чином он всегда пользовался разрешением следовать отдельно от батальона. [44]
Как мы видели, ни Высочайший указ о выпуске в офицеры, ни определения штапов гвардии и полка не распределяли вновь пожалованных по полкам. Высочайший указ ограничивался лишь указанием общей цифры выпускаемых; «определение штапов» гвардии давало норму для каждого из гвардейских полков и, наконец, «определение полковых штапов» в особых реестрах поименовывало всех произведенных. Разбивка их по полкам армии входила в круг ведения Государственной военной колегии.
«Определением» ее от 10-го мая 1754 г. поручик Суворов был назначен в Ингерманландский пехотный полк³⁶.

Подводя итоги изученному материалу, видим, что общая продолжительность службы Суворова нижним чином равнялась 11½ годам. Из них 5 лет и 2 месяца было проведено дома, в Москве, в приходе Николая Чудотворца на Покровской, а 6½ — в полку на действительной службе.
Солдатская служба Суворова началась в 8-й роте Семеновского полка. В ее рядах он числился вплоть до своего производства в сержанты, в 1751 г., когда состоялся перевод Суворова в 1-ю роту. Числясь в 8-й роте, капрал, а затем подпрапорщик Суворов часто прикомандировывается на время то к 3-ей, то к 11-й, то к 1-й, то к 4-й роте.
Движение по службе Суворова-солдата, как мы видели, совершалось относительно довольно быстро, в особенности, если сравнить его со сверстниками по 1742 году.
Долгое пребывание в нижнем звании объясняется общим застоем производства в то время, когда, по словам рапорта Апраксина, гвардейцы были «немалое время… лишены» выпусков в армию, отчего находились «по одиннадцати лет из дворян в солдатах». На самом деле, если принять в расчет, что одновременно с Суворовым произведены были в офицеры нижние чипы срока службы 1737 года, оказывается, что «из дворян в солдатах» сидели даже по 17-ти лет.
Зная особенности быта гвардейского полка того времени, будет ошибочно объяснять спартанские вкусы Суворова привычкою, выработанною во время долгого его пребывания солдатом. Мы видели эпикурейство дворян, нижних чинов, их барство, кутежи, [45] расточительность. Небогатый дворянин, Суворов, едва ли принадлежал к среде тех, которые тянулись за своим состоятельными товарищами; вернее — он принадлежал к числу работящих солдат, которые, пользуясь предоставленными желающим удобствами, трудились и учились.
Нет никаких оснований отрицать посещения Суворовым полковой школы, тем более, что и помещалась-то она при 8-й роте и что можно было, не слушая всего курса, проходить один или два избранных добровольно предмета.
Служа солдатом, Суворов не выделялся из общей среды ограниченностью своих потребностей, столь характеризующей его в зрелые годы. Суворов жил с немалыми удобствами, на квартире вне полка, у своего дяди — офицера; у него были свои дворовые; походы он совершает с комфортом, отдельно от «марширующего баталиона»; вообще широко пользовался всеми льготами солдата-дворянина. По-видимому, в то время еще не сложился всем известный облик сурового неприхотливого солдата, Суворова. Это совершилось позднее и притом постепенно.
В Семеновском полку Суворов отличался от остальных товарищей лишь особым усердием в службе. Это обстоятельство было причиною того, что из него уже в юности выработался совершенно определенный тип служаки; увлекаемый служебною любознательностью, он одинаково ревностно исполняет обязанности, как строевые, так и нестроевые; на последние в молодости ему далее особенно везло. Стоит только припомнить его продолжительное «госпитальное сиденье», его командировки за границу, наконец, позднее, по производстве в офицеры, Суворов несет обязанности обер-провиантмейстера и аудитор-лейтенанта³⁷.
Точно сама судьба заботилась о нем: дала ему всего отведать, чтобы потом все знать, о всем судить по опыту. Впоследствии, приводя в порядок хозяйственную часть войск в Финляндии, Суворов сам признавал пользу подготовки, полученной им во время пребывания в нестроевых должностях.

Не находя в условиях быта полка и в выясненных фактах жизни Суворова-солдата прямого оправдания его спартанских привычек позднейшего времени, мы, однако, можем [46] объяснить их особым свойством характера Суворова. Это свойство заключалось в умении извлекать пользу из отрицательных примеров. Для него они были поучительнее положительных, всегда способствующих самоусыплению. Ближайший результат отрицательного примера — критика, а дитя критики — истина.
В родной своей семье юный Суворов не встречал ничего, кроме противодействия своей склонности к военному делу. Это послужило лишь к усилению этой склонности. В полку роскошь и изнеженность солдат-дворян должны бы были подействовать вредно на молодого унтер-офицера. Ничуть не бывало: из него при этих условиях вырабатывается самый крайний сторонник сурового воспитания солдата. Среди всеобщего легкомысленного отношения к службе, вопреки всякой вероятности, из Суворова вырабатывается тип служаки. Развивая ту же мысль, мы находим подтверждение ее и в других фактах. Почти беспрерывное госпитальное дежурство капрала Суворова в течение пяти месяцев было, быть может, корнем его известной нелюбви к этим лечебным заведениям со всеми их злоупотреблениями и беспорядками. В солдатской же службе Суворова находим и оправдание его крайней ненависти ко всякого рода комитетам, советам, конференциям и гофкригсратам, так досаждавшим ему впоследствии.
Что он видел в полку в этом отношении? «Полковые штапы» — тот же комитет штаб-офицеров полка, лучший способ слабого командования и для проведения, так называемых, полумер, т. с. наихудших из мер. Известно, что позднее у Суворова совет был лишь средством влияния, воздействия на подчиненных, но не совещательным учреждением.
Сводя все сказанное, отметим, что школы суровой солдатской жизни в Семеновском полку Суворов не имел, но пребывание в этом полку сыграло для Суворова важную роль. В годы своей солдатской службы будущий генералиссимус много наблюдал, много изучил и ко многому не мог не отнестись без строгой критики. Впоследствии, воспитывая солдата и твердо памятуя уроки и наблюдения своей юности, он старался привить к быту войск невзыскательность, неприхотливость и простоту жизни. А так как он всегда действовал по правилу: нет приказа без показа, то и сам мало-помалу, постепенно, стал превращаться из солдата-барина в генерала-солдата.

А. Геруа.

Примечания

¹ Каптенармусы Андрей и Илья Ергольские.
² Подпрапорщик Федор Шереметев.
³ Капралы: Николай и Сергей Дурново (оба — за окончание полковой школы) и малолетний Федор Векентьев.
⁴ Капралы: Николай Ходырев и Александр Шереметев (малолетний).
⁵ Петр Орлов.
⁶ Князь Алексей Волконской.
⁷ Федор Векентьев и Александр Шереметев.
⁸ Каптенармусы: Иван Ушаков (который был одновременно с Суворовым ординарцем у майора Соковнина), Петр Дохтуров, Андрей Остафьев; подпрапорщики: Спиридон Литвинов, Иван Сезенев, Константин Веденяпин; фуриеры: Иван Сазонов, Андрей Бровцын, Николай Ходырев, Сергей Киреевский, малолетний Сергей Озеров: капралы — барон фон-Тизенгаузен, Михайло Корсаков, Евсений Можаров, Петр Яснопольский, Иван Киреевской, малолетний Петр Нейбуш.
⁹ В приказе оп. 26-го июля 1751 года встречается однофамилец Суворова, солдат Никифор Суворов и тоже 1-й роты: «Сего июня 24-го дня рапортом от 1-й роты в полковую канцелярию представлено, что после умершего оной роты солдата Никифора Суворова осталось заслуженный им старый мундир, кафтан, камзол и епанча с приклады, а как уже оным срок минул, того ради командующему оной роты г-ну обер-офицеру приказать вышеписанные кафтан, камзол и епанчу настоящими ценами продать и, сколько денег взято будет, оные отдать на поминовение его священникам и о том в полковую канцелярию репортовать».
¹⁰ А. Петрушевский, т. I, стр. 17.
¹¹ Приказы по полку 1752 г., 18-го сентября, — Сем. арх.
¹² То же, 1752 г., 25-го сентября и 18-го декабря. — Сем. арх.
¹³ То же, 1752 г., 11-го декабря. — Сем. арх.
¹⁴ То же, 30-го ноября. — Сем. арх. Среди назначенных — подпрапорщик Федор Векентьев, сверстник Суворова, год назад еще малолетний.
¹⁵ То же, 1752 г., 30-го ноября и 1-го декабря. — Сем. арх.
¹⁶ То же, 1752 г. (по Петерб. ком.), 14-го декабря. — Сем. арх.
¹⁷ Приказы по полку 1752 года, 18-го декабря . — Сем. арх.
¹⁸ То же, 1752 г., 20-го декабря. — Сем. арх.
¹⁹ Приказы по Московск. команде 1753 г., январь. — Сем. арх.
²⁰ Определения 1753 г. (Следственное дело — особая книга). — Сем. арх.
²¹ То же.
²² Определения 1753 г. (Следственное дело). — Сем. арх.
²³ То же, 1753 г. (Следственное дело). — Сем. арх.
²⁴ Петра Великого. Прим. составителя.
²⁵ Определения 1753 г. (Следственное дело). Сем. арх.
²⁶ Именные указы 1754 г., №16. — Сем. арх.
²⁷ Состав их был в то время следующий: Степан Апраксин, граф Алексей Разумовский, граф Кирилл Разумовский, А. Бутурлин, князь Петр Черкасский, Никита Соковнин, Федор Ушаков, Иван Гурьев, Андреян Лопухин. (Определения 1754 г., №83, непосредственно за этим номером. — Сем. арх.
²⁸ В Преображенском полку было четыре батальона, а в Семеновском и Измайловском — по три. (Дела арх. Сем. п.").
²⁹ Определения 1754 г., №83, непосредственно за этим номером.
³⁰ То же, 25-го апреля. — Сем. арх.
³¹ Из каптенармусов в подпоручики — Федор Векентьев, из фуриеров в подпоручики — Николай Ходырев, князь Сергей Юсупов, Сергей Ергольский и Николай Колтовской. (Реестр, сопровождающий определение полковых штапов, 25-го апреля 1754 г., №83).
³² Илья Ергольский — в капитаны (Приказы по Московской ком. 1754 г. 3-го мая).
³³ Николай Дурново и Александр Шереметев 25-го апреля 1754 года произведены из каптенармусов в сержанты, а Сергей Дурново и Петр Шереметев — из подпрапорщиков в каптенармусы; сержант Андреян Ергольской и Федор Шереметев — остались в своем чине.
³⁴ Быть может, вследствие застоя мирного времени. Прим. составителя.
³⁵ Приказы по Петербургской команде 1754т., 8-го мая. — Сем. арх.
³⁶ Московск. отд. общ. арх. гл. шт., дело № 26, «О доставлении сведений о службе генералис. кн. Италийск. гр. Суворова Рымникского», стр. 5.
³⁷ Московск. отд. общ. арх. гл. шт., дела №№26 и 160, «О доставлении сведений о генералах Суворовых».