Штурм Измаила Суворовым в 1790 году.

V. Заключение.

[88] Славный штурм Измаила, как военная операция, представляет много поучительного. Нерешительный полководец, Потемкин был человек огромного ума и всегда прекрасно умел оценивать обстановку и людей. Ведя войну, он обыкновенно тянул операции, если ничто чрезвычайное не побуждало его к решительным действиям; но когда дело доходило до крайности, он принимал правильные и энергические решения, хотя исполнение их предоставлял другим. Так в 1788 г. он действовал крайне нерешительно под Очаковым, полагая овладеть им помощью блокады и осады, хотя первая была неполная (турки имели сообщения морем), а для второй не было достаточных средств; он не решался на штурм, опасаясь больших потерь, а между тем понес [89] еще большие потери от тягостей и невзгод осады, хотя и не сразу, а незаметно, изо дня в день; но когда приблизилась зима, дороги испортились, подвозы прекратились, армии грозила гибель от голода и стужи, Потемкин решается на штурм, душою которого явился Меллер-Закомельский.
В 1790 г. князь Таврический тоже действует вяло, но когда дело доходит до крайности, то предписывает штурм Измаила и назначает для исполнения его Суворова, — решение совершенно правильное при данной обстановке.
Из своей главной квартиры, довольно удаленной и безопасной, он дает указания Суворову, как будто бы последний в них нуждался: «есть слабые места, лишь бы дружно шли», на что Суворов потом отвечал: «крепость без слабых мест».
В заслугу Потемкину, который во всяком случае хорошо понимал военное дело, надобно поставить, что отправляя Суворова под Измаил, он предоставил ему совершенную свободу действий, «полную мочь»; конечно, это было необходимо, чтобы не сковать операцию распоряжениями издалека, несоответствующими обстановке, чтобы не повредить ее цельности: единая воля и единая мысль должны господствовать над операцией.
Потемкина можно упрекнуть за то, что он назначил для такого отчаянного предприятия, как штурм Измаила, слишком мало войск. Он смело мог послать туда на усиление значительную часть войск, из числа бездействовавших на Днестре. В том то и заключается искусство главнокомандующего, чтобы в точке главного удара сосредоточить большую часть своих сил, оставляя меньшую для выполнения второстепенных задач. В сущности под Измаилом собрались с разных сторон случайные войска: Потемкин не обдумал всего предприятия, он не отдавал себе отчета в предстоящем ходе событий. То он говорил: «Я возьму Измаил, но я не хочу терять для этого [90] и 10 человек»; а после штурма он же восклицал: «Эх! что значит 10 — 12 тысяч человек при такой победе?!» Конечно, если бы под Измаилом было сосредоточено больше войск, то штурм был бы сопряжен с меньшим риском¹. Если бы штурм входил в планы Потемкина, то не следовало терять времени, так как турки воспользовались им для усиления береговой части крепости и вообще приготовились к встрече противника; надобно было атаковать тотчас после успехов на нижнем Дунае, которые произвели сильное впечатление на измаильский гарнизон. Предварительное бомбардирование было бесцельно, ибо не могло произвести серьезных повреждений в Измаиле, а большая часть флотилии была уничтожена Рибасом еще 20 Ноября. Потемкин знал, кому поручал дело. Суворов, получив назначение, проявляет деятельность в высшей мере, ни одной секунды времени у него не потеряно. Ордер был дан 25 ноября, а 30-го Суворов уже «отправился к стороне Измаила». Этот промежуток времени в 4 — 5 дней пошел на доставление ордера Потемкина из Бендер в Галац (около 200 верст по осенним дорогам Молдавии), сдачу командования Голицыну и Дерфельдену, назначение войск для следования под Измаил, заготовку штурмовых лестниц и фашин и пр. 2 декабря на рассвете Суворов прибывает под Измаил, проехав 100 верст верхом менее чем в 2 суток — труд не малый при 60-летнем возрасте. Через 9 дней после прибытия Суворова. т. е. 11 декабря, произошел штурм. Срок невелик, если сообразить, что только 6-го прибыли войска из-под Галаца. что только 9-го можно было окончить постройку демонстративных батарей на флангах крепости и что в этот короткий промежуток времени Суворову нужно было окончить всю сложную подготовку штурма, обучить и даже перевоспитать [91] войска. Немудрено, что Суворов «против своего обыкновения» дал Мехмету-паше лишний день сроку для размышления о сдаче, день этот был просто напросто нужен самому полководцу. События оправдали кипучую деятельность генерала, ибо, как свидетельствует историк Смитт (стр. 353), «будь это предприятие отложено только на 24 часа — и оно становилось невыполнимым, потому что в тот же день вечером наступил густейший туман, который не только все предметы почти совершенно скрыл от глаз, но и самую почву растворил до того, что при штурме невозможно было бы ни видеть валов, ни взобраться на них. И такое состояние погоды продолжалось почти всю зиму». Теперь ясно, что Суворов с точки зрения уменья пользоваться временем безупречен.
С полным уважением отнесся он к принципу сосредоточения сил («на поле сражения не может быть ни одного лишнего батальона или эскадрона»). Он воспользовался всем, чем мог. Из-под Галаца он приводит на усиление войск под Измаилом отряд, хотя и не многочисленный (больше он не мог взять оттуда), но состоящий из лучших частей (фанагорийские гренадеры, апшеронские охотники); на штурм он назначает все, что только можно было назначить, в том числе множество пеших казаков, дурно вооруженных, но сделавших свое дело в нужную минуту; не назначить их на приступ Суворов не мог, так как число его войск было и без того не велико. Артиллерия подготовляла атаку целый день 10 декабря и часть ночи на 11-е, но в начале штурма, вследствие темноты, принять участия не могла; за то с рассветом Суворов сейчас же вводит в крепость часть полевых орудий. Конница ночью и притом против крепостных верков действовать не могла, но Суворов пользуется ею в начале штурма как резервом для отражения вылазок (атака конницы на вылазку из бендерских ворот), а днем, когда уже завладели крепостной оградой, для работы внутри города, [92] для очистки улиц; словом, коннице работы было довольно. Каждый род оружия был употреблен на своем месте и в свое время.
Подготовка штурма была произведена весьма тщательно, — Суворов всегда старался сделать все для обеспечения успеха, и если ему приходилось отваживаться на предприятия рискованные с малыми сравнительно силами (в сущности Измаил был таким же рискованным предприятием), то он был вынуждаем к этому обстановкой. С материальной стороны Суворовым не упущено ничего: из-под Галаца призваны маркитанты для обеспечения продовольствия, оттуда же привезены 30 лестниц и 1,000 фашин, после заготовлены еще 40 лестниц и 2,000 фашин, на ученьях показаны приемы эскалады, рекогносцировки выяснили местоположение крепости и роль каждой колонны, наконец в виде диспозиции было дано целое наставление для производства штурма.
На подготовку моральной стороны, пред которою Суворов постоянно преклонялся и на ней главным образом основывал успех своих действий, обращено особенное внимание: речи к солдатам, сообщение им гордого ответа Мегмет-паши, приказ перед штурмом, военный совет, воспламенивший старших начальников, наконец, слава непобедимости самого вождя, все это должно было поднять дух отряда до высокой степени, а усиленная деятельность в последние дни перед приступом помогла стряхнуть уныние, навеянное предшествовавшими невзгодами.
Выбор времени суток для приступа совершенно отвечал обстоятельствам: предположено начать штурм ночью и кончить днем.
В сущности Суворов задумал произвести внезапное нападение; этим он желал, между прочим, восполнить недостаток числа своих сил и уменьшить преимущества, предоставляемые неприятелю укреплениями; наконец, внезапность была у Суворова любимым способом подготовки [93] атаки (он же и наилучший). Бежавшие к туркам казаки сообщили им о времени, назначенном для штурма, таким образом внезапность уничтожилась, но только отчасти, потому что нападение произошло с нескольких сторон; турки не знали, куда будут направлены главные усилия, да и вообще не знали с точностью предположений для атаки; кроме того, ночная темнота не давала им возможности заметить заблаговременно движения атакующего. Впрочем, вообще полной внезапности нападения можно достигнуть не часто. «Весьма редко могут встретиться случаи, чтобы одна армия, вообще значительные массы захватили бы совершенно врасплох неприятельскую армию или значительную часть ее. За особенный успех уже можно принять, если неприятельская армия в меньшей степени, чем мы. готова к бою»². Именно, на эту меньшую степень готовности турок и можно было рассчитывать.
Нападение предположено произвести с нескольких сторон, на тыл (речная сторона) и на фланги крепости; однако подобный план не порождал никакой сложности, ибо войска должны были двигаться прямо перед собою, — самое естественное движение от исходных пунктов.
Сигнал для одновременного начала штурма избран удачно: ракеты дополнялись выверенными часами. Хотя, начало штурма и не вышло вполне одновременно (колонна Ласси атаковала раньше), но тут-то именно и обнаружилась правильность распоряжения: вследствие тумана Ласси не видал ракеты, но часы сослужили службу, — ; крупного недоразумения не произошло.
Распределение войск в боевом порядке следует признать весьма подходящим: сильная боевая часть для успеха первого удара и резервы на близком расстоянии за каждой колонной. В самом деле, центр тяжести боя должен был оказаться на окраине крепости, на крепостной ограде; [94] к борьбе за нее сводилась вся операция; понятно, насколько важно было обеспечить успех первого удара; резервы же, как показал штурм, понадобились весьма скоро, чтобы утвердиться на занятой окраине, а потому и расположение их было очень выгодно. Общего резерва не было, потому что нельзя же считать общим резервом незначительную часть армии — 2,500 чел. конницы, распределенной к тому же частями за всем боевым порядком сухопутной стороны. Конница нужна была на случай отражения вылазки. Протяжение боевого порядка сухопутной стороны было так велико (до 4 верст, а поддержка необходима была быстрая), что только конница могла поспеть своевременно на пункт, угрожаемый вышедшим из крепости неприятелем. Кроме того, частным резервам колонн предоставлено поддерживать соседей, что и действительно случилось, когда Кутузов послал батальон Бугских егерей на помощь казакам.
Но все же общего резерва не было, полководец как бы выпускал управление боем из своих рук и предоставлял его на волю судьбы. Объяснить это можно отличительной чертой тактики того времени (еще господствовали приемы фридриховской, линейной тактики) — обычным отсутствием общего резерва в боевом порядке. Сверх того, искусно расположив войска перед штурмом, подведя их на 300 саж. от рва крепости и приступая прямо к решительному периоду боя, к удару, Суворов естественно заботился об одновременности этого удара, для чего и вводил в дело разом возможно большее количество сил, чем обеспечивался успех удара и достигалось единство действий. Так оно вышло и в действительности: в то время, когда правое крыло Потемкина и левое — Самойлова уже завладевали валом, войска Рибаса производили высадку с речной стороны; одни помогали другим, принцип взаимной поддержки нашел полное приложение.
Самое ведение измаильского боя заслуживает внимательного изучения: назначение рабочих команд, которые шли [95] под прикрытием охотников или отборных стрелков, предводимых лихими начальниками; занятие стрелками контр-эскарпа для покровительства огнем тем людям, которые бросали фашины и приставляли лестницы; спокойствие и порядок при эскаладе вала, — иногда под огнем приходилось связывать лестницы по две или при неудаче приставлять второй раз; систематичность боя на валах, — сначала овладевают валом и воротами, открывают их и впускают резервы; войска находятся в руках начальников, заветы и наставления Суворова не забываются и исполняются, — так, овладев валом, атакующие устремляются в город только по приказанию начальников, что способствует одновременности действий на разных пунктах, совокупности усилий, единству в исполнении предприятия; порядок в войсках³ сохранялся превосходно; конечно, порядок не внешний, ибо колонны скоро превратились в толпы, но внутренний, который доказывает сплоченность масс и так необходим для дружных усилий; замечательно, что при грабеже, принявшем невероятные размеры, пожаров было мало; разнообразные способы овладения ханами, составлявшими как бы цитадели крепости, представляют высокую поучительность, как примеры атаки отдельных строений. Во время штурма Суворов не остается бездеятельным, он не предоставляет события собственному течению, — находясь на кургане в 7 2 версте от крепостной ограды, он управляет войсками; правда, он не становится во главе одной из штурмующих колонн (в этом и не было надобности), но управляющая его рука неоднократно проявляется в различные периоды боя; он постоянно посылал своих многочисленных адъютантов осведомляться [96] о положении дел в различных колоннах и всегда знал обстановку.
Действия турок отличались полной пассивностью. Они допустили разбить свою сильную флотилию по частям; кавалерия в Измаиле оставалась совершенно бесполезною, а между тем ее можно было бы с успехом употребить для вылазок против разбросанного расположения русских лагерей; высадившись на остров Сулин в то время, когда его только что занял Арсеньев, турки могли совершенно уничтожить эту часть русских, отделенную Дунаем от помощи сухопутных войск левого берега. Наконец, отбитие штурма велось без всякого плана, беспорядочно, с совершенным [97] отсутствием единства в действиях. Блистательная храбрость турок не могла восполнить недостатка в высшем командовании.

----------------------

Со времени измаильского штурма прошло ровно 100 лет, но он не потерял своего значения и для настоящего времени как образец искусства. Отличительная черта образцов в каком бы то ни было искусстве и заключается, между прочим, в том, что они никогда не могут состариться, а служат вечным источником вдохновения для будущих поколений. Неужели в настоящее время не придется штурмовать крепостей? Конечно, формы такого предприятия должны измениться, как изменились в настоящее время и формы самих крепостей, но сущность дела останется та же.
В современной военной литературе мы часто встречаем мнения о необходимости штурмов. Шейберт в сочинении своем «Die Befestigungskunst und die Lehre von Kampfe», 1881, говорит: «Против современных крепостей постепенную атаку должно предпринимать лишь в исключительном случае. Их следует или брать открытою силой, или вовсе не атаковать».
В другой брошюре⁴ читаем: «Время удачных штурмов долговременных укреплений еще не прошло; напротив, последние усовершенствования в тактике и технике значительно облегчают исполнение подобных предприятий. Речь, очевидно, не об исходе штурмов a la Plewna, ибо столь же очевидно, что штурмы должны основываться на внимательном изучении дела, на действительном знании, должны быть обдуманы, рассчитаны и заботливо приводимы в исполнение».
Полагаем, что штурм Измаила именно таков и может [98] служить прекрасной иллюстрацией к выводам теории. Успех измаильского приступа достигнут, благодаря сочетанию изумительной нравственной силы русских войск и вождя их с дивно составленным, подготовленным и исполненным планом действий.

Примечания

¹ Ланжерон (лист 113) говорит, что русские генералы того времени обыкновенно рассчитывали на храбрость солдат и на Николая-Угодника.
² Леер «Записки тактики» Спб. 1866 г., стр. 331.
³ Порядок тот, который возможен в бою; люди, попадающие в бой в первый раз, смущаются иногда кажущимся беспорядком, — они думают найти на поле сражения правильные линии мирного плаца. Нам кажется излишним опровергать заявление одного современника (Петрушевский, стр. 398), что порядка при штурме было мало.
⁴ Moriz Ritter v. Brunner. «Sind Festungen ersturmar» Wien. 1882.