: Материалы  : Библиотека : Суворов : Кавалергарды :

Адъютант!

: Военнопленные 1812-15 : Сыск : Курьер : Форум

Сакович П.М.

Действия Суворова в Турции в 1773 году

 

Публикуется по изданию: Действия Суворова в Турции в 1773 году. Составил генерального штаба подполковник Сакович. СПб, 1853.

 

Мысли об Александре Васильевиче Суворове. Обзор начальных действий второй дивизии в Валахии в 1773 году.

[1] Изучение отечественной истории составляет отличительную черту нашего времени. Направление это высказалось в Литературу, изданием многих исторических материалов, в действиях правительства, учреждением Археологических обществ, временных комиссий, открытием архивов и возобновлением памятников минувшей жизни Русского Государства. Киев в сем случае может служить представителем того попечением, которое благополучно царствующий [2] наш Великий Государь прилагает к открытию и возобновлению памятников Русской старины. В последние двадцать лет в Киеве открыты из-под земли: остатки золотых ворот Ярослава, фундамент Церкви св. Ирины, воздвигнута из развалин Десятинная Церковь и восстановлена византийская живопись в Софийском соборе, а самый собор приведен, по мере возможности, в тот вид, как он был при Ярославе.
В параллель с этими свидетелями Археологической деятельности идут труды и по собиранию исторических материалов. По Высочайшему повелению, последовавшему вследствие представления Киевского Военного, Подольского и Волынского Генерал-Губернатора, ныне Министра Внутренних дел, Генерал-Адъютанта Дмитрия Гавриловича Бибикова, в Киеве учреждена Комиссия для разбора древних Актов. Комиссия эта, напечатав уже несколько томов материалов, относящихся к истории Малороссийских областей, имела случай открыть, что в г. Чернигове, при Губернском Архиве находится Архив Военно-Походной Канцелярии Графа Румянцова-Задунайского. Архив этот ходатайством Генерал-Адъютанта Бибикова и иждивением Председателя Комиссии Г. Судиенки доставлен в Киев в конце 1851 года и вслед за тем подвергнут разбору.
В числе материалов, найденных в этом Архиве, весьма любопытны те, которые относятся к Суворову. Имя это для Русского человека столь замечательно, что мало найдется в Государстве людей, которым не было бы известно что-нибудь из жизни и личности великого соотечественника. Предания о Суворове [3] живо сохранены и с благоговением передаются потомству. Он жил в славное время Екатерининского века, когда в сотрудниках, содействовавших мудрой Государыне на поприще к величию и славе России, не было недочета. Имена их сливаются со всемирной Историей, но плоды трудов и деятельности их принадлежат нам, упрочили благо отечества, нашу народную славу. Как представители Русской силы и Русского Гения, как орудия самодержавия, как виновники развития могущества и расширения пределов Государства, они живут в памяти признательного потомства. Румянцевы, Потемкины, Репнины, Орловы, Бецкие, Суворовы на разных путях служения Престолу и отечеству, оставили нам в завет образец высоких гражданских и военных добродетелей, и как Русские пробудили в нас сознание сил и достоинств пред иноплеменниками.
Долг истории – оценить сторону Государственной деятельности каждого из сотрудников Великой Государыни; долг каждого Русского – изучать отечественную историю, и счастлив тот, кто имеет возможность знакомить своих соотечественников со славными событиями и великими мужами минувшей жизни России.
Вот идея, которая руководила при составлении предлагаемой статьи; побуждением же к составлению ее, было желание: по найденным при разборе Архива Военно-Походной Канцелярии Графа Румянцова-Задунайского материалам представить в истинном виде и в подробности экспедиции Александра Васильевича Суворова на город Туртукай в 1773 году.
Но прежде, нежели перейдем к настоящему предмету наших исследований не можем не высказать здесь некоторых [4] мыслей о Суворове. Личность, образ жизни, характер, самые странности этого великого человека нам более или менее известны из его биографий, но многое ли мы знаем об отношениях Суворова к обществу, о его влиянии на современников, об идеях, занятых им в своем времени, развитых плодами собственного ума и наблюдательности и переданных потомству. Исследован ли и представлен в настоящем свете этот Гений по его влиянию на окружавших, на войско и на народ, от которого он не отрывал себя ни на один миг во всю свою жизнь? Объяснены ли должным образом его странности, не имевшие другой цели, как учить Русский народ и порицать то, что к нашему быту привито было иноземцами и подражательностью? Исчислены ли заслуги Суворова, как стража нашей национальности, бросившего обильные семена для последовавшей вскоре после него реакции в образе жизни, идеях, нравах и воспитании нашего высшего общества? Мы знаем, как высказывал он в лицо горькие истины, видим его мистификацию в обращении, но разъяснил ли нам хоть один Биограф – от каких причин и обстоятельств характер и личность Суворова вылились в особую форму, казавшуюся комической для одних, назидательной для других и загадочной для нас?
Явление Суворова навсегда останется проблемою, если не согласиться с тем, что он действовал, как орудие промысла, для блага общего, для пользы отечества. Сам он, заключая свое земное странствование, сказал: «семьдесят лет гонялся я за славою – все мечта; покой души – у престола Всевышнего». [5]
Век Екатерины - век великих людей; но Суворов колоссальностью своего имени и народностью выше всех современников, хотя заслуги Потемкина, Румянцева и других материальными результатами принесли государству несравненно более пользы, нежели подвиги Суворова. В самом деле, один примежевывает целый край к России; другой, оканчивая войну, предает судьбу Турции в руки России. Суворов, хотя и участник всех важнейших событий царствования Екатерины II, почти не был ни разу поставлен в положение подобное другим. Его войны в Польше, Турции, Италии и Швейцарии сопровождались ничтожными материальными выгодами. Несмотря, однако, на то, пред именем Суворова меркнут остальные знаменитости века Екатерины; оно хранимо народом; имена прочих только внесены в историю!
Приобретение любви народной, составляя отличие Суворова от других его современников, не так было легко, как может показаться с первого раза. Путь, избранный им, мало представлял завлекательного, и поэтому никто не вызвался на соперничество с Суворовым. Надобно было иметь твердость характера и силу воли его, чтобы, вступив на оный, пройти до конца, презирая богатство, роскошь, лесть и весь блеск наружного величия вельможи. Суворов отразил в себе все добрые качества нашего народа и снискал признательность в сердце Русского человека в то время, как другие, окружив себя иною средою, остались или вовсе неузнанными, или мало известными.
Понимать Суворова как стража нашей народности [6] – и утешительно, и справедливо! К убеждению в этом придет каждый; для этого стоит только вникнуть в дух того времени, нравы и последовавшую затем реакцию в быту нашего высшего общества. Революция уже была в полном разгаре. Вулкан ее изверг стотысячные армии в Европу. Наблюдательные умы современников столь сильно были поражены всеми сценами революции, что ничего не могли сказать определительного об историческом смысле и последствиях ее. Так Гиббон в одном из своих писем к Е. Р. Дашковой говорит: «революция небывалое событие в истории, и при всех усилиях мысли нельзя определить – чем она кончится».
Так судили в Европе, и таково было мнение Екатерины II. Послушаем теперь современника этой эпохи С. Н. Глинки, адъютанта князя Ю. В. Долгорукова. В Москве, говорит он, все предавались рассеянности и о том, что происходило в Европе, едва знали понаслышке; в доме князя Долгорукова никогда и никто не слыхал имени того, который 15 лет спустя ввел в нашу столицу 20 народов. Наполеон озабочивал одного Суворова, не раз говорившего Императрице: «Матушка, пусти меня против Французов». Далее, не менее надобно удивляться и тому, в каком глубоком усыплении был у некоторых в то время любовь к отечественной истории. Едва верится рассказу того же лица, когда, по увольнении от службы князя Долгорукова, Глинка отправился в свой батальон, стоявший лагерем в Петербурге. Там он нашел в офицерах людей умных и образованных; но об Суворове они едва знали, и в лагере имя Героя Италийского безмолвствовало!.. [7]
Суворов в своей жизни испытал ту же участь, которая суждена в удел многим великим людям. Его без разбора поносили невеждою, счастливцем, Аттилою… Люди, порицавшие его имя так немилосердно, не заметили сами, что они этим отдали должную похвалу уму и деяниям нашего полководца. Они раздирали имя Суворова потому только, что суждениями их руководило не беспристрастие истории, а злоба раздраженного общества. Суворов в первый раз явился на военном поприще, в звании уже самостоятельного начальника в Конфедератскую войну, среди края, взволнованного политическим бредом, в обществе, разделенном на партии, терзавшем друг друга и ненавидевшем имя Русское. Там он, конечно, как неприятель и как Русский человек с умом здравым, с правилами твердыми и верными шел прямо к указанной ему цели, опрокидывая и стирая с земли все, что думало противиться и оспаривать у него первенство Русского оружия. Сам образ действий Суворова против Конфедератов оскорблял их самолюбие; им казалось, что он из презрения к их войскам не хотел даже следовать обыкновенным правилам тогдашней тактики1.
С театра войны в Польше Суворов перешел на берега Дуная; там он мог встретить достойного [8] себе соперника в Вейсмане. Но судьба расположила жребием их различно: на чем один остановился, ч того другой начал. Оба одинаково проницательные, равно отважные и непобедимые, справедливо судили, что моральное превосходство дисциплинированных войск должно было доставить им перевес над нестройными толпами, и что отступление, составляющее труднейший маневр для Европейской армии, должно быть гибельно для Турецких масс, по недостатку правильности в их движениях. Переход от подобного суждения к заключению, что атака – есть лучший образ действий против Турок, не был труден для Суворова. И действительно, с первого дела под Туртукаем в обе Турецкие войны Суворов постоянно действовал наступательно.
В продолжение кампаний 1773 и 1774 годов, Суворов не упускал случая обнаружить свои военные способности и искусство, но, несмотря на то, недавнее прибытие к армии и молодость его службы, сравнительно с другими генералами Румянцевской армии, немалым были ему препятствием к отличиям. Но те действия Суворова, которые поставили имя его столь высоко в общем мнении России и всей Европы, а именно сражения при Фокшанах и Рымнике и взятие Измаила, - принадлежат ко второй войне с Турцией с 1787 до 1791 года.
В 1794 году Суворов, в течение двух месяцев, покорил Польшу. Имя Суворова произносилось в Западной Европе едва не с крестным знамением.
Отдавши справедливость тем иноземцам, суждения которых об Александре Васильевиче отличаются беспристрастием и верностью, назовем его с гордостью [9] великим человеком, честью нации, ревностнейшим поборником славы имени Русского; прибавим, что и в последние минуты угасающей жизни мысли его обращены были к любезному отечеству. Изучив тщательно тогдашнее состояние нашего общества и привившийся к нам чуждый быт со всеми его пороками и пагубными началами, Суворов, сходя в могилу, скорбел душою. Он думал, что Россия уклонится со стези своего призвания, не достигнув полного развития сил и того могущества, которое для нее в будущности назначено Промыслом.
Нужно ли говорить о Суворове, как о полководце? Вопрос этот давно уже решен Историей и знатоками военного дела! Кто ни разу не был побежден на столь разнообразных театрах войны, кто мог торжествовать над столькими искусными противниками, находя все средства к тому в самом себе, тому, без сомнения, суд потомства не смеет отказать в звании великого полководца.
Заслуги Суворова, как примерного сына России и полководца, составляют едва ли только не половину его обширной тридцати двух летней деятельности. Другая половина служебного его поприща, к сожалению, еще весьма мало исследованная, должна обнять систему командования Армией, дух военных учреждений, характер быта войск, воинскую дисциплину и проч., которые Суворовым были преобразованы в самом их основании.
Причина, почему он еще не оценен надлежащим образом со стороны административной, заключается в том, что до нас дошли лишь немногие документы, относящиеся до управления и командования [10] им армиями. В то время многие части военного управления не имели такого полного развития в законах, как ныне; многое было в исполнении, но не существовало в законе. Граф Румянцев, имевший случай в Семилетнюю войну изучить многое, едва ли не первый начал вводить определительные уставы и заботиться об однообразии в обучении войск и отправлении ими обязанностей Полевой и Гарнизонной службы. Подтверждением тому служить могут найденные при разборе архива его военно-походной канцелярии некоторые отрывки устава о лагерной службе, разосланные от него в Армию, и предписания начальникам дивизий об однообразии обучения и экзерциции. Может быть, со временем, когда откроются где-нибудь архивы делам за время командования войсками князем Италийским2, мы приобретем многие данные, чтобы объяснить значение Суворова в нашей военной администрации, как преобразователя внутреннего быта и духа войск.
Предание сохранило для нас те немногие краткие правила тактики и уставов, которые у Суворова читались войскам после каждого развода и чтенья. По ним мы можем догадываться, что в то время уже была твердая система полевого устава, но понять вполне механизм маневров и учений Суворовских войск становится для нас невозможным. Самая сжатость изложения правил и команд делает их невразумительными. Читая оные, кажется слышишь трескотню [11] боя, видишь работу Суворовского чудо-богатыря, но все остальное для нас темно- загадочно.
До какой степени многое изменил в нашей Армии Суворов, можем судить по сравнениям, и при этом, кто не согласится, что Армия Русская и в Италийский поход 1799 года подходила ближе по свойствам ее, духу и тактике к Армии нашего времени, нежели к Армии Румянцева. Обращая внимание на кампании в 1773-м и 1774 годах, видим, что тогдашние движения наших армий были большей частью медленны. За немногими исключениями, как, например, действий Генерал-Майора Вейсмана, войска наши делали переходы иногда не более 8-ми верст в сутки; приказания Главнокомандующего приводились в исполнение вяло и не всегда точно: пример тому подает сам Суворов в 1774 году, уклоняющийся от соединения с Каменским и уезжающий без позволения со своего поста, в то время, когда ему приказано было действовать против неприятеля. Граф Салтыков смело высказывает Румянцеву, что он не признает никакой пользы в действиях на правой стороне Дуная, и несмотря на многократные его приказания, не переходит через реку. Князь Долгоруков отказывается идти к Шумле и возвращается за Дунай также вопреки приказанию Главнокомандующего. Подобных примеров немало. Напротив того, Армия Суворова в Италии отличается примерной быстротою; распоряжения Главнокомандующего исполняются повсюду точно и скоро. За армией уже не тянутся ряды огромных обозов, для уменьшения которых в 1773 году при переправе через Дунай Румянцев намерен был подать пример [12] над своими собственными экипажами. Больные у Суворова не ослабляют рядов и более боятся госпиталя, нежели болезни и неприятеля. Рекруты обучены скоро, сбережены в силах и в бою не уступают старым солдатам. При поисках Суворова на Туртукай видно употребление стрелков и колонн, а потому можно безошибочно заметить, что применение рассыпного строя и колонн к действиям войск есть дело соображений и военного гения Суворова, а не изобретательности Французской. Вообще в Италии Русские войска действуют по Французской тактике; но учить армию в виду неприятеля Суворов не мог и приготовил к тому войска заблаговременно. В Швейцарии Армия Суворова действовала как на давно знакомом театре войны; твердость и настойчивость в исполнении распоряжений Главнокомандующего (качества войск опытных в горной войне), не только не были чужды Армии Суворова, но превзошли ожидания современников и изумили Европу. Всего же более замечательна для нас должна быть дисциплина в войсках Суворова. Устав Петра Великого, сообразный духу своего времени и долго имевший силу закона в наших войсках, хотя и с послаблением, проникнут всюду мыслью, что дисциплина, в том смысле как ее понимаем ныне, т.е.: совокупное действие военных постановлений, приводящих каждого к покорности, порядку и исполнению обязанностей, должна быть водворяема и охраняема строгой системой наказаний. Суворов, наблюдая, чтобы каждый в его армии занимал пост по достоинству, с пользой службе, преградил тем доступ интриге и бездарности и открыл честолюбию и усердию служащих простор достигать [13] высший званий соревнованием в исполнении обязанностей.
Не менее замечательна система воспитания и сбережения войск, введенная Суворовым; но как эти предметы остаются поныне мало исследованными, то мы знаем лишь некоторые изречения Суворова, которые свидетельствуют, что высшей его заботливостью было уменьшение убыли в войсках.
Начальники, воспитанные Суворовым, передали его дух и систему последующему поколению. Россия, двенадцать лет после Суворова, вступила в борьбу отчаянную; вопрос шел о том – быть или не быть. Дух Суворова витал в рядах Армий и как Ангел-хранитель чести Русского оружия – воспрянул при самом начале войны. Нужно было отступать; все знали, что в военном словаре Суворова этот глагол не существовал; всем казалось, что отступление Русского перед Французом омрачит память Великого. Боясь изменить ему, подозревали измену в других… Бородино, наконец, примирило с тенью великого соотечественника…
Но могут сделать вопрос: когда и где Суворов трудился в деле образования войск? На это отвечаем – везде, где только находился он. Берега Кубани, Херсон, Кременчуг, Тульчин и проч. были его Булонью. Приведем здесь один из фактов неутомимого его трудолюбия. В путешествие Императрицы в 1787 году в южные области Суворов командовал двенадцатитысячной дивизией пехоты, кавалерии и казаков в Кременчуге, куда он прибыл в конце 1786 года. В течение весны следующего года он обмундировал и обучил дивизию. Императрица [14] удостоила Суворова своим присутствием при маневрах ее. Все движения исполнены были с быстротою и точностью, невиданной до того времени в Русских войсках. Сопровождавшие Императрицу иностранцы пришли в удивление, а Ее Величество в такой восторг, что раздала щедрые награды всем начальствовавшим войсками и, обратившись к Суворову, спросила: «А вас, генерал, чем могу наградить?» Он отвечал: «Прошу, Ваше Императорское Величество, заплатить три рубля за мою квартиру». Такой ответ Суворова изумил окружающих Императрицу более чем самые маневры.
Имя Александра Васильевича Суворова пребудет для Русского человека навсегда драгоценно; чем более будем изучать жизнь его, тем с большим убеждением признаем в нем стража нашей народности, величайшего полководца и великого администратора.

 


Вперед!
В начало раздела




© 2003-2024 Адъютант! При использовании представленных здесь материалов ссылка на источник обязательна.

Яндекс.Метрика Рейтинг@Mail.ru