Глава 2. КОПЫЛЬСКИЙ ШЛЯХ
Суворов, одетый по-дорожному, простился у крыльца дома с губернатором и обер-комендантом крепости генерал-майором Ливеном, сел в кибитку и через Троицкие ворота выехал на Копыльский шлях. До полудня мчали довольно быстро, но затем ветер усилился, снег стал сечь сильнее, забивая конские гривы. Лошадки захрапели, завертели головами.
Привычный к частым переездам, Суворов спокойно дремал, вспоминая беседу с хозяином дома, личностью по тем временам довольно интересной. Генерал-поручик Василий Алексеевич Чертков ранее командовал Днепровской кордонной линией. Как многие военные той поры, он любил литературу, сам занимался ею, писал пьесы. Одна из них, под заглавием «Кофейный дом», напечатана в Санкт-Петербурге в 1770 году. Но правительство не любило военных, увлекающихся литературой, и отсылало их подальше...
На землю Приазовья опустилась ночь, когда впереди показались заснеженные оборонительные валы Ейского городка, за которым едва угадывался лежащий подо льдом залив.
Еще в Азове Суворов узнал от губернатора, что на правом берегу реки Еи расположен Ейский городок, построенный здесь в 1775 году, после заключения Кючук-Кайнарджийского мира, как форпост российской границы. Граница в этом районе была намечена ранее, в 1704 году. В конвенции говорилось: «Азовскому городу... дается от Кубанской стороны уезд, считая его от Азова и Кубани даже до окончании десяти часов езды конною». Неопределенность эта вызывала споры: русские конники проехали за десять часов и реку Ею, и еще 5530 саженей. А турки за это время не доехали даже до реки 1350 саженей. После споров решили установить границу в 1660 саженях южнее Ей, где была цепь древних курганов.
Суворов решил заночевать в Ейском городке, чтобы утром пораньше осмотреть укрепление и его гарнизон. У Азовских ворот Суворова встретил комендант подполковник Лешкевич и провел к приморской куртине (участок вала между двумя бастионами) в бывший дворец калги Крымского ханства Шагин-Гирея.
Кубанские историки почему-то считали, что дворец этот каменный. Мне удалось найти документ 1793 года, в котором сказано, что дворец был срублен из дерева, размером 12,5X6 саженей. Все шестнадцать покоев обшиты досками. Крыша тоже покрыта досками.
Пока Суворов приводил себя в порядок после дороги, сопровождавший его слуга затащил в комнату две охапки сена и, к удивлению Лешкевича, сложил его на полу. Поверх расстелил две простыни и положил плащ-епанчу, а в изголовье пуховую подушку — слабость Суворова. Слуга зажег огарок восковой свечи, поставленный в походный подсвечник, затем открыл дорожный сундучок, достал две книги в кожаных переплетах, постоянные спутницы хозяина: «Дорожный месяцеслов на 1777 год с описанием почтовых станов в Российской империи» и «Письма Марка Туллия Цицерона», изданные в 1772 году в Лейпциге на немецком языке. Суворов имел привычку перед сном прочитывать из этих книг несколько страниц.
Еще по дороге Суворов узнал, что подполковник Молдавского гусарского полка Иван Федорович Лешкевич — его ровесник, с 1774 года состоял в должности пристава при ногайских ордах Приазовья, знал их язык и, будучи пограничным комиссионером, ведал таможенными вопросами и торговлей с кубанскими народами. Как само укрепление, Ейский городок, так и все сооружения в нем построены тоже под его руководством. Азовский губернатор рекомендовал его как честного, исполнительного и работоспособного офицера, правда немного хвастливого и способного, мол, несколько сгущать краски о положении в ногайских ордах.
Подполковник Лешкевич доложил Суворову, что в городке и на Шагин-Гирейском базаре расположились четыре роты Белозерского пехотного полка с двумя пушками и единорогом. Кроме пехоты, здесь стоит еще казачий полк Василия Яновского. Затем Лешкевич кратко рассказал о ногайских ордах, проживающих на Кубани, о том, где они кочуют, в какой орде сколько казанов (котел, семья), что из себя представляют султаны, мурзы и другие вельможи.
В ту ночь над Ейским городком, как и над всем Приазовьем, ревел свирепый ветер. Вырвавшись из глубин калмыцких степей, он с разбегу налетал на деревянные постройки, драгунским трубачом лихо играл в печных трубах, заворачивал соломенные кровли и, вырвавшись из теснины оборонительных валов, стекал вниз, на лед Ейского лимана.
Суворов проснулся, когда на Шагин-Гирейском базаре уже кричали третьи петухи. В соседней комнате солдат-инвалид, сидя у горящей печи, пел слабым, дребезжащим голосом:
Пора вам, снежочки, с горы-горушки бежать. Полно вам, ребятушки, горе горевать.
Оставим печаль-тоску во турецких во лесах, Во темных лесах, во кубанских полях.
Забывай, солдатушки, отца, матушку, жену, Вспоминай, ребятушки, тесак, ружье да суму.
Плащ, кафтан с камзолом нам не скидывать, Стоя в карауле, да не надо нам дремать.
С девками, молодками уж нам боле не гулять, Перинки-подушечки нам уж забывать.
Житие солдатское получше всего, Кто не хвалит его, черт возьмет того.
Песню эту, сложенную неведомыми авторами во время недавних походов на Кубань и в Закубанье, Суворову придется услышать в полках Кубанского корпуса еще не раз.
С рассветом, после легкого завтрака, Суворов в сопровождении коменданта начал осмотр укреплений. Ейский городок представлял из себя правильный редут (полевое укрепление, обыкновенно четырехугольное, обнесенное земляным валом) размером 40 X 40 саженей, с двумя бастионами на противоположных углах. Ворот в городке было двое: на север — к Азову и на юг — к Копылу. В сотне саженей от городка на юг, у самого обрыва к пойме реки Ей, возвышались валы Шагин-Гирейского базара, куда Суворов тут же и отправился. Слева от дороги саженях в ста виднелись камышовые конюшни и землянки казачьего полка, а далее в степи юрты небольшого калмыцкого аула.
Пройдя мимо высокого кургана с торчащими каменными надгробиями кладбища, Суворов вышел к Чубур-ским воротам базара, за которыми сразу же начинались ряды лавок купцов, землянки, шалаши и конюшни. ...Кем было построено это укрепление, точно установить не удалось, хотя и сохранился план его, где сказано, что построено оно было Шагин-Гиреем. Однако, думается, что это не совсем так. Уж очень оно похоже на полевые турецкие паланки; к тому же его единственный бастион направлен на северо-восток — для прикрытия подступов со стороны Азова. Оно было построено турками сразу же после последнего похода русских, когда туркам пришлось срочно прикрывать свои северные границы.
На единственном плане, который был снят адъютантом командира Кубанского корпуса инженер-поручиком Антоном Лебедевым и сохранился до наших дней, видно, что Шагин-Гирейский базар был большим ретраншементом (укрепленный лагерь), размером 130X110 саженей, с тремя воротами — Чубурскими, Азовскими и Ейскими, откуда начиналась дорога, ведущая к Копылу. На территории базара стояли лавки купцов и маркитантов. В северовосточном углу базара насыпан странный бастион трехугольной формы, где стояли две турецкие трофейные пушки большого калибра, отлитые из чугуна. Вообще-то и сам вид базара был странным: стороны его неодинаковые, начертание их кривое, исходящие углы неровные. Сразу видно, что строился он без инженерного расчета, на глазок.
Прибыв в 1775 году на Кубань, Шагин-Гирей обнаружил на границе Российской империи, у устья Ей, заброшенное укрепление, оно и стало базой для формирования войска из местных ногайцев, с помощью которого он планировал подчинить себе правобережье Кубани.
После занятия ханского престола Шагин-Гиреем городок опустел, остался только базар, куда приезжали купцы не только соседних губерний, но и с левого берега Кубани, и с Тамани. И уже в старое время Ейский городок стали путать с Шагин-Гирейским городком, Шагин-Гирейский базар с Ханским городком и т. д.
В ЦГВИА удалось найти ранее неизвестный документ, заглавие которого и проливает свет на эту многолетнюю путаницу: «План построенному его светлости калги-султана именуемому Шагин-Гирейскому городку и возле оного ж особливо сделанному тож города господином подполковником Лешкевичем и построенным покоям и жития его светлости, которые состоят по мирному трактату в Российских границах в устье Ей, впадающей в Ейский лиман или Азовское море, которые сняты настоящего 1776 года марта 30 числа».
Суворов быстро обошел базар и все заметил какие товары в лавках, кованы ли солдатские лошади, стоящие у коновязей, какой внешний вид солдат и офицеров И он тут же делал для себя необходимые выводы Единого укрепления не было, а было что-то вроде укрепленного лагеря, гарнизон которого разделен на две части. Оба укрепления стояли у высоких обрывов. Поблагодарив Лешкевича за прием, Суворов в наброшенном на плечи донском тулупе сел в возок. Косматые степняки — лошадки на вид невзрачные, низкорослые и коренастые, но весьма неутомимые на рыси и выносливые в зимних степях, где не было никаких укрытий от пронизывающих ветров и где корм зачастую приходилось им добывать самим из-под снега,— дружно взяли с места.
Из Шагин-Гирейского базара Суворов выехал через Ейские ворота, направляясь по ухабистой дороге к Черному броду. Через семь верст подкатили к десятисаженному деревянному мосту, за которым возвышалось пустынное левобережье лежащей подо льдом Ей Справа, на овальном мысу, темнели валы небольшого двухбастионного редута, построенного ногайцами по велению Шагин-Гирея для прикрытия Черного брода. После того как Шагин-Гирей покинул Кубань, в редуте был размещен карантин для приезжающих на базар, поэтому он и стал называться Карантинный редут В 1793 году черноморские казаки основали здесь Щербиновский курень (ныне станица Старощербиновская). Старожилы показывали мне урочище Крепость, где когда-то был редут.
Далее на запад верстах в тридцати было урочище Чебаклея, где строилось огромное земляное укрепление, которое вошло в историю под названием Ханский городок Многие путали и сейчас путают его с Ейским городком и Шагин-Гирейским городком (базаром) Ханский городок был заложен в конце 1777 года, когда в Крыму начались волнения против Шагин-Гирея Опасаясь, что ему не удастся удержаться в Бахчисарае, хан обратился за помощью к русским Румянцев приказал Бринку построить на Кубани городок-крепость, который мог бы стать столицей автономного княжеетва во главе с Шагин-Гиреем.
Бринк, хорошо зная местность, заложил город в урочище Чебаклее, где под руководством военного инженера ногайцы оседлого поколения Едичкульской орды начали земляные работы, которые были закончены только спустя два года бастионы города были вооружены трофейными пушками из Азова. Тогда же дворец Шагин-Гирея был разобран и перевезен в Ханский городок, где он и простоял до переселения на Кубань черноморских казаков.
Осенью 1792 года конные полки и обоз Верного Черноморского казачьего войска во главе с войсковым атаманом 3. Чепегой остановились в городке зимовать. Весной следующего года казаки, занимая границу по Кубани, увезли с собой и пушки, стоявшие без дела. А вскоре разобрали и ханский дворец, который во время зимовки использовали как молитвенный дом, и в селении Щербиновском построили из него церковь.
Место под городок выбрали удачно В 1848 году здесь был основан первый портовый город Кубани — Ейск. После длительных поисков вначале в архиве кавказского наместника, а затем в Москве, где ныне собраны все документы, касающиеся военного ведомства, мне удалось найти единственный сохранившийся план Ханского городка с пространным и интересным заглавием, раскрывающим тайну его постройки. Он имел вид правильного многоугольника размером 750 X 850 саженей, с пятью бастионами в сторону степи и располагался у основания Ейской косы (ныне центр г. Ейска).
Старожилы рассказывали мне, что валы городка стояли в приморской части города еще в начале века, а потом их срыли. Суворов от Черного брода поехал по дороге к Копылу. Миновав версты полторы, он увидел цепь курганов, где еще год назад стояли пограничные знаки согласно Кючук-Кайнарджийскому мирному договору. Дорога шла почти строго на юг. Суворов по пути заезжал на короткое время в кочевья ногайцев, где правителями были Джан-Мамбет, Кадирша, Джум-Гаджи и другие мурзы и султаны. Лешкевич рекомендовал их как сторонников сближения с Россией.
Переехав по мосту через реку Ясени, вдоль которой стояли ногайские кочевья, Суворов направился к цепи лиманов, протянувшихся с востока на запад. За спиной было уже около шестидесяти верст, когда дорога миновала дефиле (теснина, узкая, проходимая полоса на местности, препятствующая развертыванию войск) между Ханским лиманом и лиманом, который позже будет назван Кущевским. Отсюда дорога повернула на юго-восток и верст через двадцать вышла к устью реки Бейсуг.
За рекой на высоком обрывистом берегу виднелись валы первого коммуникационного редута — Бейсугского. Левее редута виднелись скирды сена, камышовые конюшни, землянки и турлучные домики. Вправо длинной желтой лентой протянулся высокий и обрывистый берег Бейсугского лимана.
Суворов осмотрел и само укрепление, и гарнизон, который прикрывал обоз Смоленского драгунского полка. В ГАКК сохранились документы, раскрывающие дальнейшую историю этого места. Исполняющий обязанности наказного атамана Черномории генерал Г. М. Кухаренко доложил в рапорте командующему войсками на Кавказской линии и в Черноморье, что в устье реки Бейсуг есть «урочище Бринков, производящее свое название от имени умершего там... генерал-майора Бринкова». В 1815 году у редута возник поселок, который в 1853 году наместником Кавказа был переименован «в новую станицу Бринковскую».
Из Бейсугского редута Суворов выехал к Кирпильскому лиману, а затем вдоль его берега достиг устья реки Кирпили, что означает с тюркского мощеная (от Керпули). Здесь у правого берега стоял второй коммуникационный редут — Кирпильский, который прикрывал здешнюю переправу. Черноморские казаки оценили это место и основали у редута за рекой селение Роговское.
Осмотрев редут и гарнизон, состоящий из роты Смоленского полка с пушкой и полусотней казаков, Суворов, не задерживаясь, отправился дальше. От переправы дорога свернула на юго-запад и пошла, повиливая, вдоль склонов степных лощин, пересекая пересыхающие речки, мимо многочисленных курганов и развалин древних городищ. Верст через сорок она вышла к кубанскому ерику, который назывался тогда «река Кара-Кугон». Здесь у переправы возвышались валы двухбастионного редута, где стоял пост Кубанского корпуса в составе двух рот пехоты с двумя пушками и двух эскадронов Славянского и Иллического гусарских полков.
Ниже по ерику вдоль правого берега протянулся аул — резиденция сераскира (татарский главнокомандующий) Арслан-Гирея, который ранее «сидел» в Копыле. После строительства у города русского поста, взявшего своими пушками его «в почтение», сераскир покинул Копыл и переехал в свой аул, стоящий в восьми верстах от Старого Копыла. Бринк приказал рядом построить редут для охраны аула от абреков.
В 1794 году черноморские казаки поселили у редута Полтавский курень (ныне станица Красноармейская) . Вначале Суворов осмотрел пост и его укрепления. Затем в сопровождении начальника поста секунд-майора Фрезе и командира эскадрона капитана Василия Бердяева направился в аул. Согласно формулярному списку Славянского полка, который был «учинен на Кубани при крепости Благовещенской», Бердяеву в тот год было двадцать восемь лет. На Кубань он попал в 1776 году и участвовал во всех походах корпуса.
Беседа с сераскиром состоялась у очага в юрте и была довольно долгой. Суворов старался произвести благоприятное впечатление на недоверчивого хозяина и заручиться его обещанием сохранять верность союзным обязательствам.
Попрощавшись с офицерами и сераскиром, Суворов сменил конвой, сел в кибитку, переехал Кара-Кугон по довольно длинному деревянному мосту и направился уже непосредственно в Копыл — главный пост Кубанского корпуса.
К середине XVIII века русские военные топографы конечно, знали, что Кубань в урочище Раздеры (ныне хутор Тиховский Красноармейского района) разделяется на два рукава. Однако левый рукав довольно часто на карты не наносился, а если и наносился, то под разными названиями: Кубань, Кара-Кубань, Пщегис и т. д. Правый рукав назывался Кумли-Кубань, что означало в переводе Песчаная Кубань.
На карте, снятой в 1772 году адъютантом командира Кубанского корпуса Василием Слудиным, видно, что Кумли-Кубань через восемь верст от истока, дойдя до города Ени-Копыла, разделялась на три рукава. Это подтверждает и карта, снятая в 1774 году по приказу Бринка. Влево, на запад, отходил узкий, шириной саженей двадцать пять — тридцать, рукав, который, пропетляв по острову Мунтан верст сорок пять, вливался в основное русло Кубани, образуя низменный Кара-Кубанский остров. Далее объединенное русло шло на запад, не доходя с версту до Темрюкского лимана, резко сворачивало на юг и впадало несколькими рукавами в Кубанский лиман. Этот рукав на картах, которыми пользовался и Суворов, назывался Пшегис или Кубань, несколько позже, сначала XIX века, стал называться Старой Кубанью.
Средний рукав, самый многоводный, тек на север и впадал в Азовское море, где невдалеке от устья, на острове, образованном ериками, стоял город Ачуев. Ногайцы называли этот рукав — Кумузюн, а татары — Кара-Кубань, то есть Черная Кубань. На русских картах рукав иногда обозначался и как Черная Протока, а с начала XIX века просто Протока.
Третий рукав, восточный, вытекал в полуверсте выше истока Кумузюна. Ногайцы называли его Жиг-ран, а на русских картах сначала Кубань, затем Кара-Кубань, а позднее Черный или Казачий ерик. Видимо, последнее название появилось из-за того, что на этом рукаве у столичного города Эски-Копыла, где сидел сераскир, поселились бежавшие в 1708 году с Дона участники Булавинского восстания, некрасовцы, которых стали так называть по имени их предводителя Игната Некраса или Некрасова.
Первый историк донского казачества инженер-полковник Александр Ригельман, который в чине капитана участвовал в строительстве крепости Дмитрия Ростовского, в 1778 году написал «Историю, или Повествование о донских казаках». Описывая поражение Булавина, он сообщает, что некрасовцы поселились на Кубани и назвали свои селения Блудиловское, Голубинское и Чирянское — по названиям речек, притоков Дона, где ранее стояли их городки. Тут они прожили до 1711 года. Тогда при набеге русского отряда под командованием Апраксина селения были сожжены, а жители разогнаны. Некрасовцы бежали на запад, за «багны», то есть болота, где на развалинах античных городищ построили новые селения...
Нужно отметить, что эти три рукава так назывались только на военных картах XVIII века, которые были очень разноречивы, содержали много путаницы, поэтому в обиходе все рукава объединялись одним словом — Кубань. И Суворов в своих рапортах, не вдаваясь в подробности, эти рукава будет называть только Кубанью.
...Через три версты среди сплошных камышей вдоль правого ответвления Казачьего ерика Суворов выехал к его главному руслу шириной до тридцати саженей, за которым вдали виднелась полоса приречного леса Черной Протоки, Отсюда дорога пошла вверх по ерику и версты через две вывела к излучине, где возвышались валы большого ретраншемента. Короткий день кончился. Тяжелая дорога измотала и людей, и лошадок. Ямщик сообщил, что Копыл уже виден. Суворов, привстав, с трудом разглядел за метелками камыша серую полоску вала и несколько робко мигающих огоньков. Ерик, к которому он выехал, был рубежом, за которым ожидала его новая жизнь, беспокойная и ответственная, как у всех честных людей, которые посвятили ее служению военному ремеслу. Вскоре прибыли к копыльской переправе. Торопясь, спускался ранний зимний вечер. Мороз слабел. Снег падал нечастый, но крупный и пушистый. Сквозь снежную сетку на фоне темного неба виднелись неровные валы ретраншемента с тусклыми огнями землянок, а справа, за ериком, темнел небольшой редут, где, по словам ямщика, и располагался штаб Кубанского корпуса. Ныне здесь установлен топографический знак в саду колхоза имени Мичурина Красноармейского района.
Проезжая по мосту, Суворов мгновенно цепким взглядом окинул и окрестности, и расположение лагеря, и как одеты солдаты. Лошадки в ожидании скорого отдыха и корма прямо с моста дружно вынесли возок на левый берег ерика к ворогам редута, где залепленный снегом караульный у шлагбаума сорвал с плеча ружье и, вскинув его на руку, закричал простуженным баском:
— Стой! Кто едет?
Возок остановился, и не успел ямщик ответить, как в кардергардии, турлучном домике, стоявшем у вала, скрипнула дверь, и на снег выскочил с ружьем в руках молодцеватый младший сержант, начальник караула, и, подбежав к возку, крикнул фальцетом:
- И позвольте спросить, откудова и куда изволите ехать?!
- Генерал-поручик Суворов! Из Азова в Копыл по казенной надобности! Где квартира его превосходительства генерала Бринка?
- А вон крайний домик, ваше превосходительство!
Младший сержант стал во фрунт. Из кардергардии выскочил еще один караульный и подбежал к шлагбауму.
— Бом, — крикнул младший сержант, — подвысь!
Шлагбаум, скрипя, поднялся. Ямщик дернул вожжи, и возок вкатил в ворота штабного редута. Это произошло в крещенский сочельник 1778 года (5 января. И далее все даты по старому стилю). |