V. Дела великого Суворова в Италии
[113] В самом начале апреля месяца (1799 г.), Александр Васильевич вступил в начальствование союзною армиею; разделив на три колонны, он двинул ее на армию Моро. Первое сражение было дано генерал-майором князем П. И. Багратионом пред укрепленным городом Бресчио. Он, с помощию юного героя Милорадовича, в прах разбил прикрывавших город французов, занял с боя город, и оставшихся загнал в цитадель. Неприятеля было противу войск, у князя Багратиона бывших, — более чем в четверо.
После этого частного деда, Александр Васильевич отделил из армии своей корпус австрийцев, с лишком в 20 т. человек, под командою генерала Края, к облежанию крепости Мантуи, и часть войск для занятия г. Бресчио; с остальными пошел быстро вперед, двигая армию свою, ему одному только свойственным гениальным распоряжением. Французы на всех пунктах были поражаемы и гнаты; мелкие крепости занятые ими падали, славались, Оставляя частицы войск в слававшихся крепостях для гарнизона, а при упорных для облежания, Александр Васильевич неутомимо преследовал даровитого Моро, и дал ему два смертельные побоища: первое было за рекою Аддой, за которою в укрепленной позиции были французы, при г. Лекко; и второе при г. Треццо. [114]
Они продолжались более чем по четырнадцати часов. Самое местоположение способствовало французам к отчаянному, храброму отпору. Но ничто не помогло, и благородный, умный Моро едва сам спасся от плена, потеряв в эти два боя слишком много людей и пушек; — разбитый, он принужден был шибко отступать на Милан. В это время генерал Розенберг с большею частию русских войск, шедши особо в правой колонне, взял в плен целую дивизию французских войск.
Шибко шла средняя колонна союзной армии на Милан под личным предводительством Александра Васильевича; впереди ее были наши залетные донцы; они принеслись к г. Милану, и окружили его. Ворота городские были заперты, — тогда один из полковых начальников войска Донского, под градом пуль вражеских, отбил их, и влетел в город с донскими героями. Французские войска, упорно защищавшиеся, были поражаемы и гнаты; — остаток их бежал укрыться в цитадель. — После этого Александр Васильевич вступил с войсками в город полный жителей, встретивших с энтузиазмом победителя (2), Александр Васильевич пробыл здесь дней пять; и в эти дни дал австрийским войскам письменное наставление, как побеждать врага; послал отличных служак русских штаб-офицеров в австрийские корпуса, показать, как действовать штыком, и велел выучиться непременно всякому, кто носит ружье; указал шаг русского ратника, и как в походе останавливаться на краткой отдых (3). И австрийцы [115] с этого времени, находясь под властию Александра Васильевича, стали страшны своим врагам. В эти пять дней пребывания в Милане Александра Васильевича, Моро поспешно удалялся от союзных войск, и стал за рекою Бормидо между Александриею и Валенцио. — Между тем передовые части союзных войск действовали наступательно: били врага, и повсюду брали или окружали крепости. занятые им. Неприятель повсюду был преследован и тесним мастерскими распоряжениями Суворова.
Александр Васильевич, оставив Милан, приказал начать осаду его цитадели, в которой укрывался неприятель. Союзные войска массами быстро шли вперед, а легкие передовые отряды были уже далеко. На пути Александр Васильевич получил сведение, что Моро сосредоточивает свою армию, и оставил вовсе крепость и город Валенцио. По этому самому он приказал генералу Розенбергу с русскими войсками идти к Валенцио. Повеление Андрею Григорьевичу было дано в такой силе: «По слухам, — Моро сосредоточивается, и оставил Валенцио. Ваше Высокопревосходительство извольте идти, занять ее малым отрядом, и поспешайте к пункту еам сказанному». Розенберг с русскими двинулся, и прибыл против Валенцио к реке По. Здесь он не нашел ни моста, ни парома, ни лодок. Все годное к переправе чрез реку на большом расстоянии было упрятано жителями; — нечаянно попались три большие лодки, погруженные в воду; — их вытащили, и в них [116] переправили несколько егерей и казаков чрез реку для обозрения неприятеля. Французы были открыты в значительных силах; и после сильной перестрелки и натиска их, наши принуждены были возвратиться. — Розенбергу подробно было донесено донским полковым начальником о виденном им большом числе войск, стоявших вдалеке, и особо шедших против его от стороны Валенцио; следовательно Валенцио была занята французами, и в больших силах. По точному смыслу поведения Александра Васильевича, не должно было переправляться чрез реку, а донести обо всем ему; этого Розенберг не сделал, а приказал готовить паром из трех найденных лодок (!! —??), достали где-то и канат, годный для парома, и к свету другого дня все это было устроено. Розенберг велел переправляться войскам на правый берег реки; пехота становилась на паром человек по сто, а казаки пустились вплавь чрез широкую, глубокую и быстрейшую реку, — (тогда было половодье). Паром переходил реку медленно, им управляли несколько италиянцев-селян, (по виду молодцев из первостатейных мошенников). — Казаки, прошедши местечко Басиньяно, открыли неприятеля в большом числе, и завязав дело, гнали врага к стороне Валенцио, который большого сопротивления и не делал; а пехота наша, как сказано, переправлялась медленно, В эго время Розенберг получил от Александра Васильевича собственноручное повеление о том, что: «Валенцио занята французами, и движения [117] на нее нет». — Но Андрей Григорьевич, услышав сильную пальбу переправившихся, которые шли вперед, били и гнали французов к Валенцио, не остановил натиска наших, и не дал приказания прервать переправу войск. Наконец, переправилось уже выше трех тысяч человек, и все они вступили в дело с неприятелем, ежечасно усиливавшимся. Тут был и Великий князь Константин Павлович; он был впереди, и вел войска в бой; был и генерал-майор Милорадович. Эти два витязи, молодые, пылкие, — герои, — теснили врага на всех пунктах, и опрокидывали; сражение кипело сильно; французы усиливались... вдруг, в самом тылу драки, — наши слышат сзади себя отбой, — и адъютант, носясь по рядам боевых ратников, приказывает отступать ?? —!! — Это было приказано Розенбергом, которой был позади бывших в бою. — Он в это мгновение получил от Александра Васильевича повеление: не отведав броду, сунуться в воду; — в омут!! непонять — данного, изволите Ваше Высокопревосходительство со всеми идти ко мне; а иначе под суд и в к…» — такова была записка Александра Васильевича, написанная в то время, когда он получил сведение, что Розенберг начал переправлять свои войска чрез По; он написал ее своеручно, лично послал, а князю Багратиону приказал с быстротою, на рысях, двинуться к стороне Валенцио, облегчить погибель русских. — Это-то повеление было причиною, что Розенберг в самом пылу драки, при усиливающемся неприятеле, велел ударить [118] отбой, и отступать назад. Лучшего сделать, выдумать, он не смог, не нашелся. — Наши остолбенели: неохотно пятились назад, а неприятель наступал бойко, с силами превосходными лез вперед, — и стад сильно и быстро теснить. Наши, отступая к реке, на всяком шагу сопротивлялись отчаянно, храбро. Розенберг поехал назад, переправился чрез реку, а за ним вслед и Великий князь Константин Павлович. Паром с левого берега на правый был отправлен без военного прикрытия; паромщики италианцы, достигнув берега, обрезали у парома канат, бежали, скрылись: и паром быстрым течением реки понесло вниз. — Это увидали казаки, — и сами собою, без всякого приказания высшей власти, бросились на лошадях в реку вплавь, и с величайшим трудом прогнали его к прежнему месту, связали канат, и уготовили переправу. Между тем драка у наших горела сильно; наших осыпали ядрами, гранатами, картечью и пулями; к величайшему счастию, тут был Милорадович; быстро, по-cуворовски, устроил он войско, — и по частям, мастерски начал отступление. После этого все нахальные напоры французов расшибались в прах о булатную грудь русских, благоразумно предводимых Милорадовичем. Тихо, стройно начади наши отступать, и пришедши к реке, сделали фронтом своим полукруг, (выдавшись дугою), и уперлись крыльями своей линии в самый берег реки. Милорадович сказал ратникам: «Братья! — мы [119] должны умереть все, а не славаться. — Мы русские! — и наш начальник отец Александр Васильевич Суворов!! — Бог мой! — Все умрем, а неподдадимся?!» — Довольно было этого для ратников, — и они на славу, по-русски, приняли врага, напиравшего густым фронтом, и сзади шедшими колоннами. Всякая пуля наших врезывалась во фронт французов, и на ветер, на авось не падала. Французы, видя губительное действие огня, мало-помалу прекратили натиск, отступили, и наконец шибким шагом ушли с боевого поля. День клонился к вечеру, и Милорадович, своим распоряжением спасший ратников от явной гибели, от стыда быть побежденными от безбожников, переправил богатырей чрез реку, и главнокомандующему французскими войсками тут же написал от себя записку . «призреть по человечеству раненых русских витязей, а убитых похоронить честно по обряду христианскому». Моро исполнил требование русского героя.
В этом деле потеря наших была убитыми и тяжко ранеными выше третьей части из целого числа ратников, в бою бывших. Одних штаб и обер-офицеров было потеряно до семидесяти человек. Потеря ужасно-великая!!
Розенберг после этого дела с корпусом русских прибыл к назначенному пункту, и явился к Александру Васильевичу. Великий встретил его сими словами: со строгим взором: «Ваше Высокопревосходительство? что сделали вы?... срам!! — Бесчестие, — позор на имя русское вы нанесли. — [120] Вы не поняли моего словесного приказания; не уразумели письменного: а тогда, — а там — и после было сказано, было приказано: ушли, оставили... занять, А вы, — вы Ваше Высокопревосходительство знали верно, дознали чрез своих уже по попытке, с вечера ведали, что французы там, и вы... стало не ушли… и переправили чрез реку по сту человек на одном пароме? — На убой посылали!! — на пагубу переправляли, …в омут!... и погубили слишком тысячу!... и каких богатырей погубили? — русских вы погубили…» и т. д.
Розенберг оправдывался тем, что он думал найти в Валенцио малое число неприятеля, и хотел взять ее с боя, не потеряв многого; а к тому же и Великий князь Константин Павлович изъявил свою волю на эхто. Суворов говорил Розенбергу: «Его Императорское Высочество Великий князь Константин Павлович, — пылок, храбр, не опытен. — ... А вы?? — вы были всему начальник! — вы… пятьдесят лет служите...» и много другое, прочее говорил Александр Васильевич Розенбергу, и сильно жалел Александр Васильевич об этом деле; и с этих пор Андрей Григорьевич не имел уже доверенности. Александр Васильевич не потерпел, не сокрыл поступка Розенбергова; в приказе своем по союзной армии, он описал действия Андрея Григорьевича, и сделал строгое ему замечание. К моему неудовольствию я не отыскал теперь в хламе старых бумаг этого приказа; а он важен как доказательство былого. [121]
После этого, передовые войска наши проникли к г. Тортоно, к Нови и далее, в полугорье генуезских гор. Моро, сосредоточив свои войска, двинул часть их вперед к реке Танаро, намереваясь ударить в один пункт, напасть врасплох на рассеянные войска, и, тем выиграв сражение, поправить свое крайнее положение. Но этого можно было надеяться ему у кого-либо другого, а не у Александра Васильевича; великий быстро соединил часть своих войск, и представил лицу Моро; бой был смертельный; и Моро побитый на славу, — наповал, — был принужден с остатками армии своей, идти укрыться от совершенного поражения; он расположился при крепости Кони.
В это время, или прежде сего, (не упомню) Александр Васильевич получил от австрийского кабинета повеление о том, чтобы усилить осаду крепости Мантуи, и постараться о взятии миланской цитадели. — Сим только ограничивались благоумно-разумные действия Гоф-кригз-рата, сообщенные Великому, тогда как он был уже с победоносными войсками близ Турина. Кабинет Австрии и Гоф-кригз-рат, начали вязать руки и ноги великого своими, за тысячу верст, методическими дейчерскими распоряжениями, и отнимали у него все способы на очищение Италии от французов, на восстановление в ней законных властей прежних. Александр Васильевич занял с боя Турин, — загнал французов, занимавших его, в цитадель города, [122] обложил ее; восстановил здесь прежнее законное правление, и хотел идти в генуезские горы, разбить как Моро, так и Магдональда, державшегося в южной Италии с 30 т. французских войск. — Уже передовые войска союзной армии были в генуэзских горах, и все покорилось воле Александра Васильевича; надобно было только двинуть союзную армию: и победа над остатками армии Моро была бы несомненна; Магдональд был принужден положить оружие, или быть рассеянным, как прах. — Но тут на поход в горы, для подъема провианта войскам, горной артиллерии и боевых снарядов, — у австрийских земских властей не явилось мулов; и вместе с тем австрийский кабинет дал Александру Васильевичу повеление: движение на Геную оставить. — Такими распоряжениями, явно враждебными действиям Суворова поступками Гоф-кригз-рата, спаслись и Моро и Магдональд, занимавшие Италию; и она не была вовсе избавлена, и законные прежние власти ее не были восстановлены! Занятая союзными войсками Италия была в руках австрийских комиссаров правителей; они именем императора Франца II, управляли ею по своему, — и Александру Васильевичу не оставалось тут ни малейшей воли к устройству блага Италии и к общему делу, за которое проливалась кровь русская.
И так, предположение (как сказал я выше) идти к Генуе, — Александр Васильевич не мог исполнить, и принужден был писать в Вену, к нашему министру Разумовскому, напоминая ему план свой и предположенные действия на всех [123] пунктах против французов, действия неукоснительные, которые Австрийское правительство обязалось и должно исполнить. Александр Васильевич говорил графу, что медленность и методические распоряжения дел военных Гоф-кригз-ратом, за тысячу верст от мест действий противу врага, не сообразны с здравым смыслом, и впоследствии времени принесут Австрии горькие плоды; просил и убеждал, чтобы Гоф-кригз-рат с его главою Бароном Тугутом не вязал ему рук и ног; требовал свободы своим действиям. Но все было тщетно. Гоф-кригз-рат и Тугут были непоколебимы, деспотствовали: они теряли время, и становили главнокомандующих армиями в величайшее затруднение.
Между тем Александр Васильевич отдельными частями войск, в разных пунктах, бил и теснил врага, отнимал у него крепостцы и укрепления, обложил тесно замок Тортоно и цитадели: Александрии и Турина. Более и делать было ему нечего. Моро и Магдональд, бывшие в крайнем положении, воспользовались бездействием, и решились дать битву великому Суворову, предположив между собою так: Магдональд из южной Италии со всею своею армиею (в 35 т. челов.) должен был быстро идти на Парму и Пиаченцу, опрокинуть и гнать австрийские войска, по пути стоящие, и стать во фланг союзной действующей армии, отделив ее от корпуса генерала Края, и от войск, в Швейцарии расположенных. — Моро обязывался двинуться из Генуезских гор, и стать прямо в лице Александру Васильевичу. Так в [124] течении второй половины мая было ими предположено. План их действий был отлично благоразумен против всякого главнокомандующего; но, против Гения, русского вождя, против Великого Суворова, — он был для них не удачен.
Александр Васильевич, еще в Апреле месяце, отделив генерала Края с корпусом австрийцев к облежанию, (а потом и к осаде), крепости Мантуи, дал ему письменное гениальное наставление: «Наблюдать зорко и неусыпно пут на Парму, за которою был вдали расположен Макдональд; поукрепить своими тут расположенные малосильные отряды союзных войск, и блюсти, чтобы Макдональд не двинулся в разрез линии между Мантуей и союзною действующею армиею». Сначала это было в точности исполняемо Краем, но в исходе первой половины мая месяца Гоф-кригз-рат тайно без ведома Александра Васильевича, предписал Краю, — со всеми своими быть при Мантуе, оставив прежние тут стоящие отдельные малосильные отряды. Сей исполнил волю умного Гоф-кригз-рата, и не торопился донести о том своему главнокомандующему Суворову. Путь-дорога Макдональду на Парму, Пиаченцу и во фланг армии Александру Васильевичу — открылся свободным, ибо на сем пути было в двух отдельных отрядах прикрытия не более как тысяч восемь или девять
австрийских войск. (4).
В самом исходе месяца мая, Александр Васильевич, чрез своих шпионов получил сведение о сделанном Моро и Макдональдом план нападения на него; вслед за сим получил он [125] донесения от отрядных командиров австрийских войск, стоявших близ Пармы, о том, что Магдональд со всею своею армиею быстро двигается на Парму, и сбил уже передовые посты. И так Магдональд шел исполнить предположенное с Моро, и гнал на пути своем малочисленные австрийские войска, а генерал Край в силу данного ему Гоф-кригз-ратом повеления, укрывшись в Ундер-Куфт, ни шагу от Мантуи не сделал; ни на волосок не помог своим, гонимым Макдональдом.
Александр Васильевич, получивши весть о напоре Магдональда, — в ту же минуту послал свое повеление генералу Краю, требуя (почти прося), чтобы он из 30 тыс. у него числа войск, — 20 тысяч человек оставил при Мантуе, с остальными спешно пошел в назначаемое место, для пособия к побитию Макдональда; и тогда же, войска стоящие при главной квартире и вблизи расположенные, до 14 т. человек, двинул из Гурина на Асти, а оттоле по дороге на Пиаченцу. В пути прибыло к нему по его воле еще до 10 т. человек. — При Турине одному из австрийских генералов, с значительным числом войск оставленному, Александр Васильевич предписал начать сильную осаду замка Туринского; и дал наставление зорко наблюдать за движением из Генуезских гор армии Моро, как поступить в случае превосходных сил врага. Распорядившись, великий отправился встретить нового французского главнокомандующего, шедшего с верною надеждою восторжествовать над непобедимым. Александр Васильевич готовил ему сильной урок! Войска [126] Александра Васильевича, неслись на встречу врагу, летели, а не шли, и ни где у них не было ночлега по обыкновению. — В пути Александр Васильевич получил сведение, что Магдональд, опрокинув Австрийские войска, бьет, гонит их, и сближается уже к Пиаченце. Тогда, дав повеление войскам ускорить и без того уже быстрый поход, взял с собою князя П.И. Багратиона, состоявший из полка егерей, трех сводных гренадер. баталионов, двух полков донских казаков, и части артиллерии, — стрелою понесся в путь остановить напор врага. Русские войска в 24 часа перешли 105 верст; и прямо с похода, ни минуты не отдыхая, вступили в бой с врагом, сильно теснившим изнемогших трехдневным боем храбрых австрийцев.
Все, что в этой статье я сказал, — слышал я от многих, в делах участвовавших, а более всего из разговора князя П. И. Багратиона. Раз, вскользь, рассказывал о том и М. А. Милорадович, в г. Ровно с полком Апшеронским квартировавший. Говорил об этом и полковник Жуков, служивший в Апшерон. полку, а также генерал-майор Ставраков.
Примечания 1) Князь П.И. Багратион, приближаясь к г. Бресцио, получил сведение от передовых казаков, что, верстах в двух впереди города, стоят посты французов; и из них один главный, на дороге, сот из четырех человек, с пушкою. Князь П. И. Багратион, в ту же минуту, отделил до ста человек егерей-молодцев своего полка, приказал донцу храброму полковнику Поздееву посадить их на лошадей, и сорвать этот пост. — Витязь Поздеев вызвал своих добронных удалых донцов, дал им на руки по одному егерю, указал как их везти, приказал как [127] действовать, и быстро двинулся к французскому посту; за ним шел с пехотою князь Багратион. — По приближении к французским постам на ружейный выстрел, избранные егеря, стали у каждого казака одною ногою с левой стороны в стремя; Поздеев тучею понесся с своими вперед, а за ним нареченные в чистую схватку казаки с егерями. Не вдалеке пред постом, передовые казаки с обыкновенным своим криком: Гий…! Ура!! сделали удар на французов, и рассыпавшись направо с налево, неслись отрезать им путь к городу. В это мгновение казаки с своими товарищами-егерями накрыли неприятельский пост. Натиск на врага был быстрый, суворовской. Егеря, соскочив со стремян, работали штыками, а казаки копьями, — и смерть запировала; весь пикет был истреблен; часть живьем взята в плен, и лишь один офицер на борзой своей лошади унесся в город дать знать своим о постигшем несчастии. Этот маневр атаки для французов был нов; он был русский, суворовский; французы не знали и не понимали еще Великого.
2) Говорено было тогда, что Александр Васильевич, вступая с войсками в г. Милан, был с своим штабом в средине войск, в белом мундире; Егору Борисьевичу Фуксу, одетому в русский дипломатический мундир, приказал ехать впереди себя, и окружить его свитою своего штаба; а сам ехал он за Фуксом, с маркизом Шателером и двумя адъютантами. Народ миланский, воображая видеть в Фуксе знаменитого Суворова, усердно кланялся ему, и кричал во всю мочь: E wiwa Szuworow!! E wiwa Imperatore Paul! E wiwa Imperatore Francesco! и пр. и пр. — Егор Борисьевич кланялся народу на обе стороны, и получил после окончания входа в город, от Александра Васильевича благодарность: «Егору Борисьевичу — спасибо!! он хорошо раскланивался; помилуй Бог, как хорошо! спасибо ему!» — Так говорили тогда многие г-да офицеры, точно ли это правда — не уверяю. [128]
3) Русские знали уже правило похода, данное давным давно Александру Васильевичу. Мы в походе делали привалы так: передовой при первом взводе барабанщик, по приказанию бил в барабан отбой, и первый взвод, строясь шибко, останавливался, становил ружья в козлы, и скинув с себя амуницию, ложился отдыхать, за ним шедший второй взвод то же делал, и так далее, чрез час или чрез два отдыха при первом взводе барабанщик бил подъем, первой взвод поднимался и шел, за ним делал тоже второй и последующие — время даром не текло. Этот способ движения при натиске на врага, много выигрывал время против обыкновенных методически по-немецки делаемых на пути роздыхах.
4) Этот поступок Гоф-кригз-рата, не явно ли, не ясно ли открывает ненависть и злобу на действия великого Суворова! Это был уже чистой вред общему делу спасения Европы! — для заседавших в Гоф-кригз-рате людей с умом математически-немецким, методическим, с брюхом, полюбившим французскую кухню, для этих людей, говорю, у которых был главою барон Тугут, честь Австрийской империи, целость ее, выгода и спасение Германии от бича духа демократии, не стоило ничего. — Думается мне: уж верно здесь действовали французские голландцы посредством иудеев, а они, эти честные золотые голландцы, лишь захотят, и стена неприступной крепости в 20 футов толщины и в 30 высоты — разрушится; пожалуй отворятся ворота крепости, им, путешествующим на ослах. Об этом спорить, и это опровергать никто не может. Издавна так случалось много раз; было и после, во многих местах и много раз, исключая однакож из сего мать мою, благословенную Россию. Исполин Наполеон в наше время был первым и единственным мастером этого дела. Вспомним Мака и Веин-Ротера.
12 французских слов для чего?
[129] Сказывали, что Александр Васильевич на пути из Асти, навстречу Макдональду, отдал приказание войску, с ним шедшему, чтобы ратники выучили наизусть двенадцать французских слов, им написанных, и в предстоящем сражении, поражая врага, кричали им по-французски: славайтесь! да здравствует король Франции! и пр. и пр. Забыл я эти достопамятные слова, и не нашел у себя в бумагах; князь П. И. Багратион рассказывал так:
«Александр Васильевич видел, что движение к Пиаченце должно быть быстрое, до того редко и у него бывавшее; хоть он надеялся на любовь к себе ратников, хотя и был уверен, что они совершат поход; но не менее того, надобно было чем да-нибудь занять их на походе, и тем сделать для них сноснее путь-дорогу. Он написал 12 французских слов с переводом по-русски, приказав твердить их наизусть. Отдавая мне написанные слова, говорил: Князь Петр! Смотри! чтобы все выучили наизусть, знали их; буду спрашивать. — Как скоро люди начинали уставать, пооттягивать от передовых, тогда фельдфебели, грамотные унтер-офицеры, и даже многие офицеры, начинали читать слова, Александром Васильевичем данные; все собирались в кучки к читающим, слушали, шли и затверживали, забывая [130] усталь, для того, чтобы не показаться пред отцом Александром Васильевичем немогузнайками. Вот была прямая цель этих французских слов.
Досмотр за порядком в походе
Александр Васильевич в Италии делал тоже в поход, что делывал в Турции и Польше. Он ездил один с своим старинным любимцем донским казаком Иваном; свиты его чиновники были в разных местах армии для досмотра. — Уезжая вперед, он сходил с своей лошади и ложился отдыхать, в виноградных садах, или за строениями, смотрел на проходящие войска. Часто, вовсе неожиданно, он шибко из своего тайника, являлся между ратниками, ехал между ними. Надобно было видеть это мгновение, когда ратники его усматривали: все, что было назади усталое, отставшее — бежало вперед к отцу своему. Александр Васильевич появлением своим вливал новую силу в душу ратников; его окружали, приветствовали, с душевною любовью, смотря на него, ловили всякое его слово, и теснились вокруг его. — А он говорил ратникам всегда словами доступными уму всякого: рассказывал, или расспрашивал о былых сражениях, доходах, или предварял о наступающих делах с врагом. Отъезжая от строя ратников, он всегда приветствовал их словом ласковым: «Вы чудо-богатыри! — вы витязи! вы русские! — неприятель от вас дрожит!!» [131]
Если Александр Васильевич замечал в каком-нибудь полку, или хотя в малой отдельной части беспорядок, отлучку ратника от фронта в сторону — горе тому начальнику! Александр Васильевич был неумолим; и строгое наказание было неизбежно: строжайший выговор главному начальнику, арест частному офицеру, — и всем доставалось по заслугам. Так в Италии, после сражения при Кассано, Александр Васильевич на походе заметил несколько человек нижних чинов на отлёте, повелел их схватить, и тут же, на походе, прогнать сквозь строй.
|