III. Приметы в сны
10-го марта 1799 года, во время похода в Италию, штаб полка Ребиндера, с одною ротою при полковых знаменах и с полковою артиллериею, по случаю ростепели, выступил с ночлега в поход до свету. Сильно морозило, и чем ближе к рассвету, тем более крепчал мороз. Часу в 10-м утра поднялся ужасно-сильный ветер со снегом; ветер валил с ног, а снег шел так густо, что мы шагов на пять не могли ничего видеть. Это продолжалось почти с час. — Полковники наши, старики-великаны ростом: Федор Васильевич Харламов и Василий Иванович Свищов; начальник артиллерии, поручик Иван Петрович Баннер, и командир роты, Василий Семенович Семичов, слезли с лошадей и пошли пешком. [330] Минут на десять метель прекратилась, и мы увидали пред собою невдалеке город, и близ его костел. Вдруг поднялась опять сильная метель; зги Божией не видно было. В это время нам стало слышно пение церковно-польское, и мы прямехонько наткнулись на кучу народа, провожавшего покойника, за гробом которого шел ксендз с причтом; покойника несли к могиле.
Все остановилось; наши открыли головы, перекрестились, пожелали (по русскому старинному обряду), чтобы милосердый Господь Бог простил усопшему грехи и помиловал его. Погребальный ход мимо нас взял вправо, к костелу, прошел. — и мы двинулись к городу.
В. И. Свищов первый начал говорить: «Эхо, тавовонко говорю, нехорошо для нас; нам, тавовонко, не быть живым; нас убьют, тавовонко, в сражении. — Слышь ли ты, тавовонко говорю я, Федор Васильевич?»
«Убьют?... ну, да нам-то какое до того дело?» отвечал Харламов: «слышь ты, убьют, так убьют! На то служишь! Жить не будем: беда, слышь ты, небольшая! пора! А и в самом деле, слышь ты, встреча нехороша? Ну, да что Бог даст, то и будет». Он снял с головы своей шляпу и перекрестился. Речей об этом говорено было ими много.
И. П. Баннер, прекрасный, рослый молодой офицер, отлично образованный (на французскую [331] стать), смеялся от души этим словам, и сыпал философическими опровержениями.
«Слышь ты, друг мой, Иван Петрович!», — начал говорить ему Ф. В. Харламов: «слышь ты! нехорошо смеяться над тем, что исстари у нас ведется, и чего мы с тобою не понимаем. Почему ты знаешь, что это не Божие откровение, хотя и не для нас с тобою? — Слышь ты: и батюшка наш Александр Васильевич испытал на себе подобные приметы, и много раз. Вот я расскажу тебе один его сон. Вскоре после сражения на Кинбурнской косе с турками, явился я к Александру Васильевичу за получением приказания, и застал его с поникшею головою. (Он крепко был нездоров от раны, полученной в этом сражении.) Он любил меня, и увидавши, сказал: «А! Федор, здравствуй!... За приказанием? Хорошо». Встал со стула, и, тихо подойдя ко мне, с улыбкою спросил: «Федор! умеешь ли ты отгадывать сны?» — Нет отец, Александр Васильевич! сказал я. — «А веришь ли приметам?» и опять усмехнулся. — Не совсем-то и не всем верю, ответил я. «А я видел во сне, помилуй Бог! никому не говори — будто я спал в поле один, в одной белой рубашке, и в тело мое впились много пиявок, и три змеи обвили меня; от боли я проснулся. Это, Федор, от болезни, и мне чудится, что я буду еще сильнее болен». А он, слышь ты, и то едва ходил. Получив приказания, я отправился с ротою на береговой пост, и того же дня в крепостце Кинбурнской, от неосторожности [332] артиллерийских рабочих, начинявших порохом гранаты, взорван был пороховой погреб, и этим взрывом разрушен дом Александра Васильевича, — а он осколками дерева сильно искалечен. — Что ты, Иван Петрович, на это скажешь? А?... Эх! Нехорошо, слышь ты, делаешь, что смеешься! Да что и дивить? Ведь ты и Господу Богу-то не молишься! Не по следам ты своего отца, благочестивого моего друга, идешь!. Слышь же ты, Иван Петрович! молись-ка Богу русскому, а пустоши французской не неси!1
Приметы стариков сбылись!
В сентябре месяце 1799 года, в битвах с французами, в первом сражении полка в Швейцарии, 13-го числа при с. Урзерне, тяжело был ранен, прежде двумя пулями, а потом картечью, Ф. В. Харламов, отчего в г. Нанси и помер. 19-го числа, в сражении при Муттентале, ранен наповал В. И. Свищов, убит Баннер и с ним почти все артиллеристы; убит И. С. Семичов и все те, которые были впереди при встрече погребального хода пред городом Грудком.
Примечания
1. Слова: тавовонко говорю и слышь ты, были неотъемлемою поговоркою покойников. Я не захотел отнять от их благородной речи этих выражений; и написал как было.
|
