|
VII. Анекдоты о Потемкине
I
Во время осады Очакова турки впереди него в одну ночь устроили отдельное укрепление. Французские инженеры, по приказанию министра французского, у них служившие, об этом постарались. Этот отдельный пост, выдавшийся от крепости на довольное расстояние, стал сильно вредить нашим, и батареи его крепко нас беспокоили. — Князь Потемкин, окруженный блестящим своим штабом и значительными иностранцами, осматривал крепость и это укрепление. Один из значительных иностранцев заметил князю, что этот отдельный пост устроен крепко и взять [381] его трудно, а нужно. Светлейший отвечал: «Ваша правда! Но часа через два-три его не будет.» И тогда же приказал генерал-поручику Павлу Сергеевичу Потемкину призвать отлично-храброго штаб-офицера N. N.1, и велеть ему с баталионом его гренадер сей же час взять это укрепление, а в помощь ему приготовить батальонов пять пехоты и несколько сотен кавалерии. Штаб-офицер, получая приказание, объяснял трудность исполнить в это время волю фельдмаршала (а это был час 12-й утра), просил отложить исполнение до вечера, или дать фашинника для закидки рва и лестницы штурмовые; а иначе взять нет почти возможности, и погубить можно всех людей. П.С. Потемкин был человек образованный, понял, и тогда же явился к Светлейшему, и докладывал с объяснением причин, равно и того, что ни фашинника, ни штурмовых лестниц нет. Князь Потемкин сам знал, что он без расчета выпустил слово в разговоре: но отменить это — значило бы показать пред иностранцами пустую похвальбу; честолюбие его тут страдало, и он в досаде, но хладнокровно сказал: «Хоть тресни, да полезай». Эго приказание точнехонько так и передано. Штаб-офицер явился к своему баталиону, велел стать гренадерам в ружье, сомкнул их в колонну, громко говорил им о приказании, и что исполнить его должно сей же час. [382] — «Итак, товарищи! надобно нам помолиться Господу Богу и его святому угоднику Николаю Чудотворцу, попрося свыше помощи. На колена!» — Сам и весь батальон пали на колена, и усердно молились. — «Теперь с Богом вперед! Помните, братцы, — По-суворовски! точно так, как он, отец наш, учил нас». Осенив себя крестом и взяв ружья на перевес, пятисотная дружина в высоком смысле храбрых богатырей, обреченная на видимую смерть, по слову своего начальника: ступай, ступай! шибко двинулась к турецкому укреплению, в полном намерении взять укрепление, или пасть мертвыми во рву его. — Потемкин вышел из своей палатки с окружающими — знатью, и лишь колонна в половину прошла пространство до укрепления, велел шибко двинуть приготовленные к подкреплению войска с полковою артиллериею. Турки, видевшие все это, сначала недоумевали; но потом открыли со всех укреплений сильный огонь. Обреченные шли шибко, и потом кинулись бегом, и несмотря на пули, картечь и ядра, осыпавшие их, шагов за тридцать пред рвом остановились на мгновение. Три роты сделали залп из ружей в турок, усыпавших вал, и с словом ура! бросились в ров, а оттуда полезли в укрепление. Четвертая рота, рассыпавшись по краю рва, била пулями по головам неприятеля. Минут через семь наши были уже в укреплении, и наповал поражали отчаянно защищавшихся турок. Резервы, назначенные на помощь, поспешили отбить вылазку, сделанную из Очакова, — и укрепление [383] штаб-офицером взято2. Турок пало на штыках наших выше тысячи человек. Потеря из рядов обреченных, убитыми и тяжко-ранеными, была выше половины из целого. — Иностранцы удивлялись величайшей храбрости войск. Потемкин торжествовал.
Спустя несколько дней, штаб-офицер, взявший укрепление, был приглашен на обед к фельдмаршалу: честь, которой редко кто из нижних штаб-офицеров мог удостоиться. Потемкин, бывши за столом, начал разговор о населении Новороссийского края, и вдруг, обратясь к штаб-офицеру, взявшему укрепление, сказал:
«Вы… которой губернии?
— Слободско-Украинской, Ваша Светлость!
«Имеете имение?
— Отец мой имеет.
«И хозяйственные заведения есть?
— Есть, Ваша Светлость!
«А какие?
— Посевы, сады, заводы винокуренные, конские и рогатого скота. Есть овцы и пчелы.
«А пчелы ваши лесные или в хозяйстве разведенные?
— Домашние, Ваша Светлость! [384]
«Э!... домашние ленивы и крупнее лесных.
— Точно так, Ваша Светлость! прекрупные!
«А как?
— да с Майского бодьшего жука будут.
Светлейший улыбнулся и продолжал: «И! — А ульи какие же?
— Улья и матки обыкновенные, Ваша Светлость!
Светлейший (с улыбкою): «Да как же такие ваши пчелы лазят в летки?
— Ничего нет мудреного, Ваша Светлость»! У нас так: хоть тресни, да полезай!
Штаб-офицеру душою жалко было трехсот своих богатырей, павших при дневном штурме, сделанном без всех штурмовых пособий; а потому так резко намекнул он князю Потемкину о его приказании. Светлейший хорошо понял это, и чрез несколько дней полк, в котором служил этот штаб-офицер, был послан, будто бы для усиления корпуса, к Александру Васильевичу Суворову.
II
Князю Потемкину в С.-Петербурге, после бала, данного им в Таврическом дворце, вздумалось быть в Зимнем дворце не с убранною под пудру головою, чего в то время отнюдь не позволялось. Он явился так в кабинет государыни. Она изволила заниматься делами. Здесь был граф Самойлов и еще несколько знатнейших чинов. После окончания дел все удалились, исключая Потемкина. [385] Государыня взглянула на Таврического и удивилась. Смотря на него несколько секунд, сказала: «Князь! На вас чего-то ныне недостает?» — Светлейший, низко кланяясь, отвечал: «шапки, всемилостивейшая государыня!» — Императрица, взглянув на него быстро, удалилась во внутренние покои.
Другие уверяли, что Потемкин не с убранною под пудру головою не был во дворце, а одевшись, только хотел ехать туда без пудры; и один из самых приближенных, лучший любимец его (имя запомнил), сказал ему: Ваша Светлость! на вас чего-то недостает? — Светлейший отвечал: «Правда твоя, недостает шапки». Возвратился в покой, и в этот день никуда не выходил за слабостью здоровья.
III
Мещанин Я… был в С.-Петербурге мелочным лавочки торговцем. У него было все, что только нужно для военного человека, и в большом изобилии; чай, сахар, кофе, сливки, молоко, всякое масло, всякого рода хлеб и булки; было мыло, мел, клей, сапожный товар, дратва, мед, сало, пудра, вакса, соленые огурцы, квашеная капуста, ветчина, колбасы, всякая рыба, икра, балыки, и прочее многое другое. Это был, как тогда говаривали, кормилец нижних чинов большой половины гвардии3. И Я… брал с гг. гвардейцев [386] недешево, а особливо с тех, которые неисправно платили. Григорий Александрович Потемкин, бывши еще рядовым кавалергардом, забирал в долг у Я…, и как доходы от отца и дяди были слишком недостаточны на содержание, то он всегда и оставался в долгу. Вскорости Потемкин стал восходить на высокую степень, и был отправлен в армию Петра Александровича Румянцева-Задунайского, в семидесятых годах поражавшего турок. Потемкин забыл долг, а Я… не получая денег многих по забору, мало-помалу падал, и наконец в торговле своей совершенно пал. Заимодатели (кредиторы) рассматривали его счеты, нашли его неосторожным, беззаботным, и потому сочли виновным, и посадили в тюрьму. Сын Я…, юноша лет восемнадцати, видевши беду, по благословению отца своего скрылся, имея в кармане денег всего семнадцать рублей и тридцать два алтына. Тщетно заимодатели отыскивали его, а он проводил время — где день, где ночь, и наконец осел в одной из возвращенных от Польши губерний между раскольниками, бежавшими из России. Заимодавцы присудили отдать старика Я…, еще стройного, ловкого и годного, в солдаты. По решению правительства, ему забрили лоб и определили в военную полевую службу,
Между тем как старик служил рядовым, сыну его часто приходило на мысль явиться к князю Григорию Александровичу Потемкину, и получить [387] от него должку сот до пяти рублей. Но как сметь предстать к высочайшему вельможе? И допустят ли? В одно время услышал он, что Светлейший слишком милостив с простым народом и с солдатами, допускает к себе без замедления, и что будто одни только высокие чины не смели к нему без доклада войти, а простого человека адъютанты берут за руку и прямо вводят к князю. Это ободрило Я…, и он решился. Помолясь господу Богу, пошел в армию в Новороссию, где Потемкин устраивал этот край и утверждал в Крыму власть России.
Я… пришел прямо к маркитанту одного полка, поклонился, порасспросил его, как и когда и чрез кого достичь до его светлости. Ему дано полное наставление; и вот он пришел, попросил дежурного адъютанта, что ему крайняя нужда видеть ясные очи Светлейшего. Когда его вели чрез покои, глаза разбежались у него от убранства комнат и от множества высоких чинов. Он трепетал. И вот он в покое у князя. Светлейший взглянул на него и спросил: «Кто такой? Что тебе нужно от меня?» — Я… обдало жаром и холодом. Все в нем затрепетало, он упал на колена, и проговорил: Ваша Светлость! Я — Я…, сын Я… бывшего мелочного торговца в С.-Петербурге. Потемкин задумался минуты на четыре. Это имя, этот человек, напомнили ему былое, давно прошедшее. Что он тогда был? и чем ныне!!... Опустивши голову, он по привычке грыз себе ногти, и потом, взглянув весело, сказал; [388] «А! теперь только я вспомнил и тебя, тогда еще мальчика, и отца твоего, честного человека! Встань! ну, как же поживает старик твой?»
Я… — Давно не видал его, Ваша Светлость! Он отдан в военную, по приговору заимодателей. — И рассказал Светлейшему все, как было.
Князь. Вы глупы оба! почему он ко мне не писал? Почему ты тогда же ко мне не явился? А?... Да в котором полку твой старик?
Я… В Нижегородском пехотном полку служит солдатом, ваша светлость! А я, отец ты мой, не смел явиться к тебе; опасался. Да наконец, слышал от одного проезжего офицера, что ты, государь милостивый, милостиво принимаешь всех нас бедных; решился, и вот пришел к тебе, мой отец! не оставь меня и отца моего! — Тут Я… упал челом своим к ногам Светлейшего.
Князь. Встань, встань Я…! — Боур! возьми его на свои руки! одень, и все, все ему. Да кажется, я и должен твоему отцу Я…?
Я… Так, Ваша Светлость! было малое толико.
Князь. А сколько? Ведь я согрешил, забыл, что должен-то был; забыл!
Я… Да 495 рублёв, 21 копейку с деньгой.
Князь (весело). Ну, хорошо. Ступай! после увидимся. [389]
Я… упал в ноги Светлейшему и благодарил его со слезами. В самое короткое время он одет был щегольски: и вымыт, и выхолен. Боур дал ему даже карманные деньги для расхода. — Карл Федорович Боур представил Я… к князю, и князь, взглянувши на него, весело сказал: «А! г. Я…! Здравствуй! да ты сделался молодцом?» — И в самом деле, он был в русском кафтане из тонкого сукна, щегольски сшитом, подпоясан шелковым поясом; в руках его была пуховая круглая шляпа; сапоги на ногах козловые с напуском, и рубашка тончайшего александрийского полотна с косым воротником, обложенным позументом, на котором блестела золотая с бриллиантом запонка; светло-русая его небольшая круглая пушная борода и на голове волосы завивками, кольцами, — все это придавало лицу его благообразному, чисто славянскому, красоту древлерусскую: радость сияла в его открытых голубых глазах. Он точно был как будто сын первостатейного богача-купца былого времени!4 [390]
Я… падая в ноги Светлейшему и целуя их, говорил: Ваша светлость! да наградит же вас господь Бог! От милости твоей я не знаю, жив ли я или мертв? Вот третий день — я как во сне, живу как в раю. О! спасибо ж вам, отец родной!
Светлейший был весел, велел ему говорить истину чистую, и на вопросы тот рассказал между прочим, что у него третьего дня было денег всего четырнадцать алтын, а одежды только что на нем; что он знает грамоте и порядочно пишет; знает арифметику, и мастерски умеет считать на счетах до миллионов, и прочее другое объявлял.
Светлейший, выслушав все, спросил: «скажи-ка ты, Я…, мне, не хочешь ли быть поставщиком всего нужного в полевые лазареты моей армии для больных?» — Я… не понял вопроса, и отвечал: Ваша светлость! да у меня не только лошади с.повозкой, да и кнутовища нет; а рад бы душою служить вашей Светлости. — «Не то, сказал Потемкин, ты не понял.» — И обратившись к правителю дел Попову, говорил: «Василий Степанович! старого поставщика долой, расчесть, — он испортился; а Я… на его место; он первой гильдии купец здешней губернии. [391] Растолкуй ему, в чем дело, для первых оборотов дать ему денег взаем, дать и все способы; все бумаги по этому случаю приготовить и представить ко мне. — Ну! Ф…! Теперь ты главный подрядчик. Поздравляю! — Э? Василий Степанович. А что ж о старике?» — Писано, ваша светлость, отвечал Попов полковому начальнику, чтобы он, произведши его в сержанты, имел к нему особенное внимание, и о исполнении донес вашей светлости. — «Хорошо, сказал князь. Да не забудь: чрез шесть месяцев он аудитор с заслугою за подпоручичий чин. Вот, продолжал Светлейший, обратившись к Я…, и отец твой сержант, а после будет и офицер. Уведомь его, что ты здесь». — Я… упал в ноги Светлейшему, и с душевным умилением благодарил князя, целуя его ноги.
И так бедняк беспаспортный стал купцом первой гильдии и подрядчиком на все припасы для всех госпиталей армии Потемкина. Года чрез три он был уже в мундире, ездил в раскидной коляске, и был чуть ли не титулярный; а еще года чрез три имел чин штаб-офицера гражданской службы, и ворочал сотнями тысяч рублей, потом и кровью им благоприобретенных, по обыкновению, как и все откупщики.
Раз Светлейший спросил молодого Я… «Я слышал, ты купил себе имение? А отцу своему купил ли?» [392]
— Я для себя купил, ваша светлость, а для отца еще нет!
— «Купи и ему. Он стар; ему время на покой».
И воля Светлейшего выполнена.
Старик Я…, покровительствуемый князем, был аудитором и потом армии капитаном.
Мало было молодому Я… быть подрядчиком для продовольствия госпиталей. Ему хотелось нажить капиталец порядочный, и нажить поскорее; и он получил винный откуп по трем губерниям. В одно время случился у него недостаток в деньгах, Настала крайняя ему нужда в них, необходимость. Он обратился к Попову. Этот, по приказанию Светлейшего, дал отношение N. Казенной Палате об отпуске Я… денег нескольких десятков тысяч рублей. Но Палата, руководствуясь законами, отказала в том, и отрапортовала Светлейшему. Тогда-то последовала членам Палаты своеручная записка от князя в двух коротких стихах о выдаче. После выразительно-убедительной этой записки деньги Я… были выданы. Содержание этой значительной записки, старики, здравствующие еще на свете, помнят, и с улыбкою качая головою, говорят: силен был Потемкин!
Примечания
1. К сожалению, вовсе забыл я имя этого отлично-храброго майора.
2. Так! молитва к Богу, молитва сердечно-душевная и с верою в милосердого Господа Спаса, возрождение в самом себе силы духа, — производят чудеса.
3. Известно, что в тогдашнее время все нижние чины гвардии состояли из дворян.
4. Ныне нигде не встретишь подобного виду русского купца, все изменилось! В Вологодской, в Пермской и других северных губерниях, в мои молодые лета, были еще люди — купцы с лицом русским, с душою древнею чистою, и в прежней одежде. Ныне это редкость! Все пошло на иностранный лад!... К лучшему ли?...
Те, которые в последствии времени видели этого красавца Я…, рассказывали (давно это было), что он был уже слишком дряхл, и обрюзг. Был значительного имения помещик и жил роскошно, барски, но разумеется, как мещанин во дворянстве.
|
