Из письма к отцу А.
В. Суворова его ротного командира лейб-гвардии
Семеновского полка
«Сын
ваш, по усердию к службе, по знанию ее и по
поведению — был первым солдатом во всей
гвардии, первым капралом, первым сержантом.
Всегда ставили мы его в пример и молодым
дворянам, и сдаточным, потому что сын ваш не
только не хочет отличаться о г простых
солдат, но напрашивается на самые трудные
обязанности службы. Большую часть времени
проводит он с солдатами в казармах и для
того только имеет свою вольную квартиру,
чтоб свободно и беспрепятственно
заниматься в ней науками. Деньги, которые вы
присылаете, издерживает он только на помощь
солдатам, на книги и на учителей и с
усердием посещает классы Сухопутного
Шляхетского Кадетского корпуса в часы
преподавания военных наук. Никогда, подобно
другим дворянам, не нанимал он за себя
других солдат или унтер-офицеров на службу,
а напротив, охотно ходит в караул за других.
Для него забава стоять на часах в ненастье
или жестокую стужу. Простую солдатскую пищу
предпочитает он всем лакомствам. Никогда не
позволяет он солдатам, которые преданы ему
душою, чистить свое ружье и амуницию,
называя ружье своей женою. Когда солдаты,
которым он благодетельствует, просят его
позволить им сделать что-нибудь для него
угодное — он принимает от них только одну
жертву, а именно, чтоб они для его забавы
поучились фронту и военным эволюциям под
его командой! Несколько раз заставал я его
на таком учении, когда он, будучи еще
рядовым, командовал несколькими сотнями.
Хотя это учение было — только игры, но он
занимался им с такой важностью, будто был
полковым командиром — и требовал от солдат
даже более, нежели мы требуем на настоящем
учении. У него только одна страсть — служба,
и одно наслаждение - начальствовать над
солдатами! Не было исправнее солдата, зато и
не бывало взыскательнее унтер-офицера, как
ваш сын! Вне службы — он с солдатами как
брат, а по службе неумолим. У него всегда
одно на языке: дружба дружбой, а служба
службой! Не только товарищи его, но и мы,
начальники, почитали его «чудаком». Когда я
спросил однажды у него, отчего он не водится
ни с одним из своих товарищей, но даже
избегает их общества, он отвечал: «У меня
много старых друзей: Цезарь, Аннибал, Вобан,
Кегорн, Фолард, Тюренн, Монтекукули, Роллеп...
и всех не вспомню. Старым друзьям грешно
изменять на новых...» Товарищи его, которых
он любит более других, сказывали мне, что от
него никак не добиться толку, когда
спрашивают его мнение о важных лицах или
происшествиях. Он отвечает всегда шуткою,
загадкою или каламбуром и, сказав «учись»,
прекращает разговор...»
Суворов.
1730—1800 (Очерки из его жизни), т. 1. Сост. полк. С.
В. Козловым. Сиб., 1911, примеч. 37 к гл. 1, См.
также: Лукирский С. Г. А. В. Суворов. — В кн.:
Тактика в трудах военных классиков, т. 2. М.—Л.,
1926, с. 20—21.
*****
«Поступив в полк 15-летним юношей, Суворов,
однако, представляется уже вполне
нравственно сложившимся человеком,
обладавшим обширным запасом знаний и
мощной волею; одаренный от природы
громадным умом и чрезвычайной
наблюдательностью, он на излюбленном им с
детства военном поприще почерпает те
сведения, которые не мог получить дома и кои
оказались столь цепными для его
продолжительной боевой деятельности. Жизнь
в полку была для него прекрасной школой.
Солдатская среда поглотила его вполне, и в
течение девяти лет, проведенных в полку
нижним чином, он усвоил военную службу во
всех ее подробностях и во всех мелочах;
больше же всего он сроднился с бытом
русского солдата и с духовной стороной его
бытия, благодаря чему и получил возможность
полного нравственного воздействия да души
тех, к кому стоял всегда так близко; он
выработал в себе особый лаконизм речи, где
каждое слово глубоко западало в солдатское
сердце и сразу завладевало им. Служа
примером скромного образа жизни, искренней
религиозности и непоколебимой преданности
долгу,
Суворов, вместе с этим обладал
непринужденной веселостью и юмором,
присущими русскому человеку вообще ; такие
черты его характера, совокупно с простотою
обращения, не могли не нравиться солдатам,
видевшим в нем не барчука, гнушающегося их
казарменной жизнью, а человека вполне
сроднившегося с ними. И действительно, чего
желал Суворов, то и свершилось: он сделался
солдатом до мозга костей, и ничего в этой
сфере не было для него тайного и сокрытого.
Солдатский образ жизни привился к нему
настолько, что он не изменял ему даже будучи
фельдмаршалом, генералиссимусом и
кавалером всех высших орденов — по-прежнему
любимым питьем ему служил солдатский квас,
лучшим обедом — щи и каша, а самым покойным
ложем — простая солома. Здоровье свое,
казавшееся столь слабым в детстве, он
продолжал закаливать и на службе, поборов в
этом отношении природу, и притом настолько,
что до глубокой старости мог переносить,
наряду с простыми солдатами, все труды и
лишения боевой жизни».
Суворов.
1730—1800 (Очерки из его жизни), т. 1, с. 14—15.
А.
Ф. Ланжерон —
французский эмигрант на русской службе,
генерал от инфантерии, многие воды лично
общался с Суворовым:
«Фельдмаршал Суворов — один из самых
необыкновенных людей своего века. Он
родился с геройскими качествами,
необыкновенным умом и с ловкостью,
превосходящею, быть может, и его
способности, и ум. Суворов обладает самыми
обширными познаниями, энергическим,
никогда ни изменяющим себе характером и
чрезмерным честолюбием. Это великий
полководец и великий политик...»
«Фельдмаршал Суворов, знающий в
совершенстве дух своего народа и
являющийся действительно наиболее
соответствующим этому духу генералом,
собирает уже с апреля месяца свою армию,
разделяет ее на три или четыре лагеря и
заставляет ее проделывать действительно
военные маневры: ночные переходы, атаки
крепостей, ретраншаментов, нечаянное
нападение на лагери и т. п. Он смотрит на
дело, как настоящий полководец, упражняет,
закаляет солдат, приучает их к огню, вселяет
в них смелость и самолюбие и делает их
непобедимыми. Полки его армии отличаются
даже в России своею силою и своим
воинственным видом».
Ланжерон
А. Ф. Русская армия в год смерти Екатерины П.
Состав и устройство русской армии. — «Русская
старина», 1895, т. 83, с. 155; № 5, с. 196.
Марсилъяк П. Л. А.
де Крюзи — французский эмигрант, маркиз,
часто и подолгу общался с Суворовым в
повседневной жизни:
«Суворов
обладал глубокими сведениями в науках и
литературе. Он любил выказать свою
начитанность, но только перед теми, коих
считал способными оценить его сведения. Он
отличался точным знанием всех европейских
крепостей, во всей подробности их
сооружений, а равно всех позиций и
местностей, на которых происходили
знаменитые сражения. Он говорил много о
себе и о своих
военных подвигах; по его словам, «человек,
совершивший великие дела, должен говорить о
них часто, чтобы возбуждать честолюбие и
соревнование своих слушателей». Обладая
военным гением, он судил о действиях с
высшей точки зрения. Мне часто доводилось
слышать от него следующие суждения: «Получив
повеление императора, принять начальство
над армией, я спрашиваю у него — какими
землями он желает овладеть? Затем соображаю
мой план действий таким образом, чтобы
вторгнуться в неприятельскую страну по
возможности с разных сторон многими
колоннами. При встрече с неприятелем я его
опрокидываю: это дело солдатское;
полководец же, составляя план действий, не
должен ограничивать его атакою какой-либо
позиции. Неприятель, сторожа существенно
какой-либо важный пункт, будет обойден с
фланга и даже с тыла, и для противодействия
вторжению в его страну должен раздробить
свои силы».
Марсильяк П. Л. А.
де Крюзи.
Суворов (Из
записок). — "Русская старина", 1879,
т. 25, с.
399.
Аббат
Жоржель —
представитель Мальтийского ордена. В С.-Петербург
приехал 17 декабря 1799 года и был очевидцем
похорон Суворова, Отличался чрезвычайной
наблюдательностью и оставил после себя
любопытнейшие воспоминания, лишенные
предвзятости и привлекательно
непосредственные по своей сути.
Вот его мнение о
полководце:
«Его великий талант состоял в уменье
внушать солдатам замечательное доверие;
всегда вперед, никогда по отступать — таков
был его лозунг; нападая, он никогда не
считал сил своего врага; победить иди
умереть — таков был его лозунг и лозунг его
армии. Он, может быть, единственный генерал,
непрерывные успехи которого были без пятен
и не имели оборотной стороны»,
[Жоржель].
Путешествие в Петербург аббата Жоржеля и
царствование императора Павла I.
М„ 1913, с, 169.
Г.
М. Армфелъд.—
шведский посол в Вене
собеседник полководца:
«...будьте уверены, — говорил Суворов,
определяя свой взгляд на способы
достижения мира в Европе, — что ни
английские деньги, ни русские штыки, ни
кавалерия и тактика австрийцев, ни Суворов
ни восстановят порядка и не одержат таких
побед, которые бы привели к желаемому
результату. Этого в состоянии достигнуть
лишь политика — справедливая, бескорыстная,
прямодушная, честная. Только таким путем
можно всего добиться...»
См.: Петрушевскнй
А. Ф. Генералиссимус князь Суворов, изд. 2-е, с.
768— 769.
Граф
Понтмартин, имевший возможность видеть
деятельность полководца во время
нахождения его армии в Тульчине:
«Хотя Суворов совершенно знает
умозрительную часть тактики, но в
действии учит только одному: идти вперед, кареем
ли, или колонною; слов назад и отступать
нет в словаре Суворова. Слух, взоры и души
своих воипов предостерегает он от всякого
вида отступления. Пехота его действует
штыками, а конница саблями. Слава и победа
повинуются ему: он всегда с ними впереди.
Как удивителен Суворов! Он нежен, добр,
чувствителен, великодушен; в шестьдесят лет
он молод по быстроте телесной и по чувствам
души своей».
Жизнь Суворова, им
самим описанная, или Собрание писем и
сочинений его..., ч. 2, с. 79-80.
С.
И. Глинка —
позт, драматург, переводчик, журналист,
издатель журнала "Русский вестника":
«...герой наш был истинным героем, потому что
владел собою и укрощал порывы
раздраженного самолюбия. Он оправдывался
во всем делами... Зависть и завистники будут
всегда: но велик тот, кто, посвятя себя
служению Отечеству,
обращает стрелы их терпением. Суворов
побеждал не одним оружием, он умел
побеждать и твердостью душевной. Без сей
победы все другие успехи ненадежны».
Там же, с. 8.
«Усугубление
славы поддерживал он неутомимостью в
трудах, и, соединяя во всех случаях
вдохновение веры с силою оружия, он
приобрел общую любовь русских воинов».
Там же, с. 79.
Но
как ненадежность на мой талант удерживает
меня пуститься в сие ристалище чести, ибо
достойно воспеть героев надобен их же дух,
то между тем прося Вашего Сиятельства о
благосклонном принятии сего моего
искрянного и патриотического поздравления,
в молчания с особливым высокопочитанием и
глубокою преданно-стию пребываю».
Собрание писем и
анекдотов, относящихся до жизни Александра
Васильевича..., с. 76-77.
«Героя
наш приготовлялся к борьбе с
превратностями счастья и ожидал горестей,
наносимых завистью и клеветой. Великие люди
заранее приготовляются к сей борьбе;
горести и превратности неизбежны в сей
жизни; малодушные, встречая их, унывают,
мужественные сердца укрепляются... Славно
побеждать врагов Отечества, славно также
побеждать зависть и непостоянство судьбы.
Суворов увенчался сею сугубою славою. Вера
и любовь к Отечеству служили ему
подкреплением во всех обстоятельствах его
жизни».
Там же, с. 58—59.
Суворову
от ноября ...
Г.
Р. Державин, письмо 1794 года.
«Милостивый
государь!
Преисполнен
будучи истинной любви к Отечеству, почтения
ко всему тому, что называется мужество или
доблесть, уважения к громкой славе россиян,
обожания к великому духу нашей государыни,
беру смелость поздравить Ваше Сиятельство
и сотрудников Ваших столико знаменитыми и
быстрыми победами. Ежели б я был пиит,
обильный такими дарованиями, которыя могут
что-либо прибавлять к громкости дел и имени
героев, то я бы вас избрал моим ж начал бы
петь таким образом:
Пошел — и где
тристаты алобы?
Чему коснулся, все
сразил,
Поля и грады стали
гробы,
Шагнул — и
царства покорил.
Александр
Столыпин — адъютант Суворова о жизни
полководца в Тулъчине:
«Просыпался
он в два часа пополуночи; окачивался
холодною водою и обтирался простынею перед
камином; потом пил чай и, призвав к себе
повара, заказывал ему обед из 4-х или 5-ти
кушаньев, которые подавались в маленьких
горшочках ;
потом занимался делами, и потом читал или
писал на разных языках; обедал в 8 часов
поутру; отобедав, ложился спать; в 4 часа
пополудни — вечерняя заря; после зари,
напившись чаю, отдавал приказания
правителю канцелярии, генерал-адъютанту Д.
Д. Мандрыке; в 10 часов ложился спать.
Накануне праздников в домовой походной
церкви всегда бывал он у заутрени, а в самый
праздник у обедни... По субботам войскам,
стоявшим в Тульчине, ученье и потом развод;
перед разводом фельдмаршал всегда говорил
солдатам поученье: «Солдат стоит стрелкой;
четвертого вижу, пятого не вижу; солдат на
походе равняется локтем; солдатский шаг —
аршин, в захождении полтора; солдат
стреляет редко, да метко; штыком колет
крепко; пуля дура, штык молодец; пуля
обмишулится, штык никогда; солдат бережет
пулю на три дня...»
Старков Я. И.
Рассказы старого воина о Суворове, с. 351—352.
Дюбокаж
—-
с 1794 по 1796 год состоял в штабе Суворова и
почти ежедневно с ним общался. Его перу и
принадлежит наиболее достоверное описание
внешности полководца.
«Наружность фельдмаршала как нельзя лучше
соответствовала оригинальности его
личности. Это был маленький человек слабого
сложения, но одаренный природою могучим и
чрезвычайно нервным темпераментом... Не
похоже, чтобы он когда-либо, даже в
молодости, обладал красивой внешностью. У
него был большой рот и черты лица мало
приятные, но его взгляд был полон огня,
живой и необыкновенно проницательный:
казалось, он все пронизывал и исследовал
глубину вашей души, когда останавливался на
вас внимательно. Я встречал не много людей,
у которых чело было бы больше изрезано
морщинами, и морщинами настолько
выразительными, что лицо его как бы
говорило без помощи слов. Характер у него
был живой и нетерпеливый: когда он бывал чем-либо
глубоко возмущен и рассержен, лицо его
становилось суровым, грозным, даже ужасным
— оно выражало все чувства, волновавшие его
в эту минуту. Но эти минуты были редки и
всегда вызваны основательными причинами, а
его суровость никогда не переходила в
несправедливость, хотя порой он и бывал
чрезмерно едоки язвителен. Проходило
возмущение, и черты его лица вновь
принимали выражение обычной доброты,
следуя за состоянием его души».
Цит. по кн.:
Помарницкий А. В. Портреты А. В. Суворова.
Очерки иконографии. Л., Изд-во Гос. Эрмитажа,
1963, с. 12-13.
2. Суворов о себе, о своем идеале
воина, человека
Из
письма А.И. Бибикову. 25 ноября 1771 года:
«Доброе имя есть принадлежность каждого
честного человека; но я заключал доброе мое
имя в славе моего Отечества и все успехи
относил к его благоденствию. Никогда
самолюбие, часто производимое мгновенным
порывом, не управляло моими деяниями. Я
забывал себя там, где надлежало мыслить о
пользе общей... Я унываю в праздной жизни,
свойственной тем низким душам, которые
живут только для себя, ищут верховного
блага в истомлении и, переходя от утех к
утехам, достигают тягостной скуки...
Трудолюбивая душа должна всегда заниматься
своим ремеслом: частое упражнение ее также
оживотворяет, как обыкновенные движения
подкрепляют тело».
Жизнь Суворова, им
самим описанная, или Собрание писем и
сочинений его..., ч. 1, с. 20—21.
Из письма А. И.
Бибикову от 21 октября 1772 года:
«Сердце
мое не затруднялось в добре, и должность пи-когда
не полагала в нем преград. Поступая
откровенно, я остерегался одного
нравственного зла, а телесное само собой
исчезало».
Там же, с. 47.
Из
писем Суворова к князю Г. А. Потемкину:
«Ищите
ли истинной славы, идите по следам
добродетели. Последней я предан, а первую
замыкаю в службе Отечества».
Там же, с. 83.
«По
естеству, или случаем, один способен к
первой роли, другой — ко второй! — Не в
своей роли — испортят!
Там же, с. 87.
«Добродетель
всегда гонима».
Там же, с. 88.
Наставление
Суворова дочери Наташе:
«...помни,
что вольное обхождение производит
презрение; остерегайся вольности в
поступках. Привыкай
к учтивости непринужденной. Убегай обществ,
желающих блистать умом: нравы их по большей
части развратны...»
Там же, ч. 2, с. 8.
Незадолго до
смерти Суворова саксонский кюрфюрст
прислал к нему своего придворного
живописца Шмидта, чтобы оп нарисовал
портрет прославленного полководца. Из
сказанных Суворовым слов рисовавшему его
художнику хорошо виден гуманный,
человеколюбивый характер полководца:
«Вы
передадите вашею кистью черты моего лица,
потому что оне открыты, но мое внутреннее
составляет тайну. Надобно вам сказать, что я
пролил потоки крови: я содрогаюсь от одного
воспоминания о том. А между тем я ближнего
своего люблю. Во всю мою жизнь я ни одного
человека ни сделал несчастным; не подписал
ни одного смертного приговора... Я был
маленьким человеком, был и большим.
Подымала ли меня волна счастья или бросала
в пучину, я, в уповании на бога, оставался
тверд...»
Русская старина,
1875, т. 13, № 5, с. 150.
К сожалению,
передать внутренний облик полководца не
удалось ни Шмидту, ни какому-либо другому
живописцу. Это сделал сам полководец в
устных беседах с современниками и в своей
переписке, наставлениях.
В 1794 году граф Е. Г.
Цукато, служивший под началом Суворова,
обратился к нему с просьбой дать ему
необходимые материалы для написания его
биографии. В ответном письме полководца от
28 декабря 1794 года, как представляется,
содержится ключ к написанию подлинной
биографии Суворова:
«Материалы,
принадлежащие к истории моих военных
действий, столь тесно соплетены с историей
моей жизни, что оригинальный человек или
оригинальный воин должны быть между собою
нераздельны, чтобы изображение того или
другого сохраняло существенный свой вид.
Почитая
и любя нелицемерно бога, а в нем и братии
моих, человеков, никогда не соблазняясь
приманчивым пением сирен роскошной и
беспечной жизни, обращался я всегда с
драгоценнейшим на земле сокровищем — временем,
бережливо и деятельно, в обширном
поле и в тихом уединении, которое я везде
себе доставлял. Намерения, с великим
трудом обдуманные и еще с большим —
исполненные, с настойчивостью и часто с
крайней скоростью и неупущением
непостоянного времени. Все сне,
образованное по свойственной мне форме,
часто доставляло мне победу над
своенравною фортуною. Вот что я могу
сказать про себя, оставляя современникам
моим и потомству думать и говорить обо мне,
что они думать и говорить пожелают. Жизнь
столь открытая и известная, какова моя,
никогда и никаким биографом искажена быть
ни может. Всегда найдутся неложные
свидетели истины, а более сего я не требую
от того, кто почтет достойным трудиться обо
мне, думать и писать.
Ясный
и понятный слог и обнаженная истина, основанная
на совершенном познании образа моих
поступков, должны быть единственными
правилами для моего биографа».
Отечественные
записки, издаваемые Павлом Свиньиным, ч. 42.
Спб., 1830, с. 231— 232.
Намеченный в
письме к Цукато образ истинного героя
наиболее полное воплощение получил в
письмах-наставлениях Суворова А. А. Карачая в П. Н. Скрыпицину.
Письмо
или военное наставление Суворова к
крестнику его, сыну знаменитого Карачая
«Любезный
сын мой, Александр!
Как
человек военный, вникай в сочинения Вобана,
Кегорна, Кураса, Гибнера, будь несколько
сведущим в богословии, физике и
нравственной философии; внимательно читай
Евгения, Тюренна, Комментарии Цезаря,
Фридриха II, первые тома Роллепа с
продолжением и графа Саксонского; знание
языков полезно для знакомства с
литературой; танцуй, упражняйся в верховой
езде и в фехтовании.
Достоинства
военные суть: для солдата отвага, для
офицера смелость, для генерала доблесть,
руководствуемые началами порядка и
дисциплины, управляемые бдительностью и
предусмотрительностью.
Будь
чистосердечен с друзьями твоими, умерен в
своих нуждах и бескорыстен в своих
поступках; проявляй пламенную ревность к
службе своему государю; люби истинную славу;
отличай честолюбие от гордости и
кичливости; с юных лет приучайся прощать
проступки ближнего и никогда не прощай
своих собственных; тщательно обучай
подчиненных тебе солдат и подавай им пример.
Непрестанное
изощрение глазомера сделает тебя великим
полководцем. Умей пользоваться
местоположением, будь терпеливым в трудах
военных; не поддавайся унынию от неудач;
предупреждай обстоятельства истинные,
сомнительные и ложные; остерегайся
неуместной запальчивости.
Храни
в памяти имена великих людей и в своих
походах и действиях с благоразумием следуй
их примеру.
'Никогда
не презирай своего неприятеля, каков бы он
ни был; знай хорошенько его оружие и способы
обращения с ним; знай, в чем заключается
сила и в чем слабость врага.
Приучайся
к неутомимой деятельности; повелевай
счастьем, ибо одна минута решает победу;
покоряй себе эту минуту с быстротой Цезаря,
который столь хорошо умел застигать
врасплох своих врагов, даже средь бела дня,
обходить их и нападать на них там, где ему
было угодно, и тогда, когда угодно;
отрезывай у него всякого
рода запасы; будь искусным в том, чтобы твои
войска никогда не испытывали недостатка в
пропитании. Да возвысит тебя бог до
геройства знаменитого Карачая!»
Жизнь Суворова, им
самим описанная, или Собрание писем и
сочинений его..., ч. 2, с. 63—67. Заново
отредактированный перевод с французского
см.: Лигарев К. В. Солдат-полководец. Очерки
о Суворове, с. 48—49.
Переработанный
вариант наставления Суворов посылает
молодому офицеру П. Н, Скрыпицину, с родным
дядей которого он находился в давних
дружеских связях. Юноша начинал свою
военную карьеру под началом Суворова, был
вместо с ним в боях и походах и своим
усердием в службе старался оправдать
доверие полководца. Считая дружбу духовным
родством, Суворов по-отцовски наставлял
племянника своего друга и в приложенном к
письму «Изображении героя».
Бесценный
мой Павел Николаевич!
Ты
видишь перед собой список с наставления,
писанного к одному из моих друзей,
родившемуся в прошлую кампанию посреди
знаменитых побед, одержанных его отцом, и
нареченному при крещении моим именем.
Изображение
героя, каким видел его Суворов
Герой,
о коем идет речь, весьма смел, но без
запальчивости, скор без опрометчивости,
деятелен без легкомыслия, подчинен без
униженности, начальник без самонадеянности,
победитель без тщеславия, честолюбив без
кичливости, благороден без гордости,
непринужден без лукавства, тверд без
упрямства, скромен без притворства,
основателен без педантства, приятен без
ветрености, целен без примеси,
благорасположен без коварства,
проницателен без пронырства, откровенен
без простодушия, приветлив без
околичностей, услужлив без корыстолюбия;
решительный, избегающий колебаний, он
предпочитает здравый рассудок остроумию;
враг зависти, ненависти и мщения, он
низлагает своих противников снисхождением
и владычествует над друзьями своей верностью;
он утомляет свое тело, дабы больше укрепить
оное; он стыдлив и воздержан; религия служит
ему законом нравственности, а примером —
добродетели великих мужей; чистосердечный,
он гнушается лжи; прямодушный, он попирает
криводушие; он общается только с честными
людьми; честь и честность составляют его
достояние; он любим своим государем и
войском, все предано ему с полной
доверенностью; в день сражения или в походе
он все полагает на весы, все обдумывает и
совершенно препоручает себя провидению; он
никогда не увлекается стечением
обстоятельств, но подчиняет их себе,
действуя всегда по правилам своей искусной
прозорливости».
Жизнь Суворова, им
самим описанная, или Собрание пиcем и
сочинений его..., с. 74—75; Пигарев К. В. Солдат-полководец.
Очерки о Суворове, с. 55—56,
Примечания
1
В скоромные дни — вареная с разными
пряностями говядина, щи из кислой или
свежей капусты; иногда калмыцкая
похлебка, бешбармак, пельмени, каши из
разных круп и жаркое из дичи или телятины.
Весной, даже в скоромные дни, любил
разварную щуку. В постные дни: белые грибы,
различно приготовленные, пироги с
грибами, щука фаршированная с хреном.
2
В сражении под Фокшанами особенно
отличился австрийский полковник Андрей
Карачай. Его боевые подвиги и он сам так
пришлись по сердцу Суворову, что он дал
согласие заочно быть восприемником его
сына, названного Александром в честь
крестного отца. Желая видеть в крестнике
воина, достойного своего отца, полководец
и составил приводимое здесь наставление.
|