III. ПОЛЬСКАЯ ВОЙНА.
Барская конфедерация. — Уничтожение отряда Котелуповского. — Победа при Лянцкороне. — Поражение Огинского при Сталовичах. — Сдача Краковского замка. — Конец польской войны.
В 1768 году суздальскому полку, которым командовал Суворов, было приказано отправиться в соседнюю с Россией страну, Польшу, на помощь находившимся уже там русским войскам под начальством генерала Веймарна.
В Польше, которая была тогда отдельным, самостоятельным королевством, царствовал король Станислав-Август. Но в стране происходили постоянные волнения, главным поводом к которым служило то, что значительная часть польского дворянства притесняла всех тех жителей страны, которые не принадлежали к католической вере. Императрица Екатерина приняла сторону последних и потребовала, чтобы этим не католикам или, как их называли в Польше, ,,диссидентам” были даны одинаковые права с другими гражданами. Требование это, хотя оно и было поддержано самим королем и многими польскими сановниками, не понравилось большинству дворян: они созвали съезд или так называемую ,,конфедерацию” в подольском городке Баре, и собрали свое собственное войско, чтобы воспротивиться уравнению диссидентов в правах. Тогда Императрица Екатерина, по соглашению с польским королем, приказала русским войскам, бывшим в Польше, начать военные действия против собравшихся в Баре дворян, или, как их тогда называли, ,,барских конфедератов”. На подмогу русским войскам был отправлен целый отряд во главе с генералом Нумерсом. В числе пехотных полков этого отряда был и суздальский пехотный полк, которым командовал Суворов, произведенный тогда в бригадиры, т.-е. в командиры двух полков.
Поход Суворова, из Ладоги до Смоленска, совершен был глубокою осенью 1768 года. В месяц прошел он более тысячи верст.
Весною 1769 года Нумерс перешел к Орше. Суворов был у него в авангарде.
Первый шаг Суворова показал, что проникшая в Польшу молва об его смелости и отваге была справедлива: он посадил пехоту и конницу на телеги, ведя лошадей свободными, и в двенадцать дней достиг Праги, — предместья столицы Польши, Варшавы, проскакав 700 верст без отдыха, мимоходом усмирив под Брестом конфедератов, единственно быстротою движения. Они собрали два полка, и вовсе не ожидали русских, когда Суворов явился, окружил квартиры их, и заставил распустить набранное войско. Захваченные врасплох, конфедераты поневоле повиновались. В это время Веймарн со страхом известил Суворова, что Варшава готова восстать, что заговорщики ждут корпуса польского полководца Котелуповского, состоящего из 8,000 человек и идущего к Варшаве.
Суворов не верил преувеличенным слухам, и просил позволения идти немедленно с легким отрядом. В семи верстах от Варшавы, увидел он на правом берегу польских всадников, переправился в брод через реку, напал на них, разогнал их и доказал справедливость своей недоверчивости. Весь отряд Котелуповского состоял из 400 человек и немедленно рассеялся.
Уничтожив предприятие Котелуповского, Суворов узнал о сборе в Литве двух больших отрядов конфедератов под начальством братьев Пулавских, соединившихся около Бреста. Поспешным набегом налетел он на конфедератов, пробрался по болоту в лес, где они находились, бросился на две пушки, которыми защищали себя конфедераты, сбил их и стал кареем, не боясь, что конница окружила его со всех сторон.
“Мы отрезаны!” вскричал дежурный майор. Суворов велел арестовать его и картечью охолодил жаркое нападение поляков. Четыре атаки были безуспешны. Франц Пулавский был убит. Поляки смешались. Тогда удар в штыки решил дело. Поляки держались еще в ближней деревне. Русские зажгли ее, очистили штыками, и конфедераты бежали, преследуемые драгунами. Одобряя смелые действия Суворова, Екатерина пожаловала его в генерал-майоры, января 1-го 1770 года.
Суворов сделался главным действующим лицом в войне конфедератской. Все правила этой войны заключались в словах: взгляд, быстрота, натиск.
При первом сборе поляков, Суворов летел с своим отрядом и неожиданным ударом рассеивал сборище, удаляясь, по возможности, от кровопролития, захватывая только оружие и распуская набранные конфедератами дружины.
Конфедераты не могли предпринять ничего важного при неутомимой деятельности Суворова. В апреле он разбил отряд Мошинского при Клементове, обыкновенным маневром своим — быстрым походом и ударом в штыки на батарею из шести пушек, которые были у конфедератов. Мошинский успел снова собраться близ Опатова. Суворов неусыпно преследовал его и разбил вторично. Несчастный случай едва не погубил Суворова после этой битвы: спеша вскочить на паром, при переправе через Вислу, он упал, ударился грудью о паром, лишился чувств и свалился в воду. Один из гренадеров бросился в реку и спас его. Три месяца Суворов был болен. Екатерина прислала ему орден св.Анны, с 1762 года причисленный к орденам российским и имевший тогда только одну степень, красную ленту со звездою.
Едва оправившись от болезни, Суворов перешел, под Сандомиром, Вислу, с 4 ротами пехоты, 3 эскадронами карабинеров, сотнею казаков и несколькими пушками. Исчисляем количество войска, дабы показать, с какими малыми силами действовал Суворов.
Суворов спешил в Краков на выручку генерала Веймарна. Конфедераты остановили Суворова на реке Дунайце. Он велел очистить переправу пушками; первый бросился через реку в брод: гренадеры шли за ним по пояс в воде. Неприятель бежал. Суворов разбил отряд поляков у Велички и взял приступом редут неприятельский под Тенецом.
Под местечком Ланцкороною ждали его соединенные силы конфедератов, числом более пяти тысяч. Тут был с своим отрядом присланный из Франции на подмогу конфедератам французский полковник Дюмурье. Быстрое нападение Суворова смяло неприятеля. Русские отняли две пушки, гнали конфедератов до силезской границы и разрушили главное убежище их в Бялой.
Польские предводители, Сапега и Оржевский, пали в битве. Мошинский и Лассоцкий, друг генерала Дюмурье, попались в плен. Дюмурье потерял надежду поддержать восстание, оставил Польшу и отправился во Францию. Краков был освобожден.
Пулавский, не успевши соединиться с товарищами под Ланцкороною, бросился в Замосць и овладел этою крепостью. Суворов шел по следам его. С 2,000 человек Пулавский хотел удержать русских, но не успел даже построить рядов своих, — так быстро напал на него Суворов.
Пока Пулавский бежал, разбитый Суворов обратился к Краснику и уничтожил собравшийся там отряд Новицкого. Вся Польша завислянская была очищена. Часть конфедератов ушла за границу, другая укрылась в Литву, подкрепляя отряд Огинского, усиленного приходом генерала Коссаковского, с полком черных гусаров, отборною дружиною, названною ”вольными братьями”. Войско Огинского возросло до 5,000 человек, у него было двенадцать пушек. Он обнародовал в Пинске манифест, захватил в плен русский батальон и не боялся посланных против него русских войск. Отовсюду сходились сюда конфедераты.
Суворов не медлил. С тысячью человек войска поскакал он в Литву из Люблина, и через четыре дня был в Слониме, проехавши более 200 верст. Там собрал он 700 человек из разных отрядов, потому что у него оставалось не более 200 из собственного отряда; все другие оставлены были на пути, изнеможенные усталостью. Суворов не знал утомления. Слыша, что Огинский укрепился под местечком Сталовичами, ночью прошел Суворов по лесам и болотам, зашел в тыл Огинскому, ударил внезапно, с криком: „ура!” и рассеял не ждавшего нападения, изумленного неприятеля. В беспорядке бросились конфедераты к Сталовичам. Русские ворвались туда вслед за ними. Здесь вновь едва не погиб Суворов. Было так темно, что, не разглядев хорошо, он обратился с приказом к арнауту, из свиты Огинского, скакавшему по улице. Почти в упор выстрелил в него арнаут, но не попал.
В Сталовичах нашли захваченный Огинским русский батальон, вооружили его отнятым у поляков оружием, и Суворов спешил догнать неприятеля. Пробежав через местечко, поляки выстроились на открытом поле. Началась битва. Никогда прежде не дрались конфедераты столь упорно и отчаянно. Натиск штыками заставил их отступать и, наконец, бежать в беспорядке к Слониму. Положение Суворова было весьма опасное, даже и после победы. Число пленных почти равнялось числу победителей, из коих убито было до 100 человек и до 400 ранено. Огромный обоз и все пушки польские были взяты русскими. Если бы неприятель умел тогда собраться и напасть на Суворова, успех русских был бы на этот раз сомнителен. Но Суворов, поступая, по-видимому, с безрассудною отважностью, знал, с кем имеет дело.
Отразив нападение Беляка, не подоспевшего к битве с своими уланами и думавшего смять русских отчаянною атакою, Суворов спешил к Кракову, захваченному конфедератами. Суворову пришлось осаждать замок. По прибытии артиллерии, русские пробили часть стены около ворот крепости. От русских бомб вспыхивали частые пожары. Во избежание кровопролития, Суворов послал в замок сообщить, что для штурма все готово и если гарнизон не сдастся, — будет весь истреблен...После непродолжительных переговоров, 15 апреля произошла сдача.
После потери Кракова, конфедерации уже нечем было держаться. Государыня наградила Суворова 1,000 червонцев и его войскам, участвовавшим в этом деле, велела выдать 10,000 рублей.
Успехи войны и милости Екатерины не могли, однако же, утешить Суворова. Он скорбел об участи конфедератов. Исполняя долг свой, сражаясь с ними, он не желал губить храбрых, но несчастных защитников Польши, а жаждал устремиться туда, где тогда гремели громы Кагула и Бендер. Там хотелось ему быть, а не тратить годы в войне мелкой, утомительной, где подвергался он беспрерывной опасности, без пользы для успеха дела, где сражался, не щадя себя в битвах, и пуля конфедерата или пика улана могли положит конец жизни его, без славы, в каком-нибудь безвестном болоте.
Огорчение Суворова умножили несогласия с товарищами и с Веймарном. Суворов старался облегчить участь мирных жителей Польши, щадил самых конфедератов, уважал их бесполезную, но непреклонную храбрость и вольное обречение на гибель. Он послал даже однажды к Пулавскому табакерку, на память своего уважения к его мужеству. Ласковость и кротость Суворова привлекали к нему сердца врагов. Не так поступали другие, завидовавшие подвигам Суворова, не умея подражать им. Суворов беспрерывно видел препятствия, встречал неудовольствия и ощущал недостатки во всем, в течение всех трех лет кочевой жизни. Веймарн, слушавший наветы других, не соглашался с Суворовым, затруднял его предписаниями. Некоторые упрекали его в незнании правил тактики. Суворов отвечал с улыбкою на этот упрек: „Да, что делать, мы уж такие: без тактики и практики, а неприятеля бьем!”
Когда ему говорили, что он изнуряет солдат быстротою походов, — ”Римляне еще скорее нашего ходили: читайте Цезаря!” — сказал он. Неудовольствия превращались в явную ссору. Когда Суворов представил о необходимости идти в Литву, на Огинского, Веймарн строго запретил ему этот поход, уведомляя, что два генерала уже отправлены туда. „Скажите генералу”, отвечал Суворов, „что когда выпалили из пушки, Суворову не сидится на месте!” Он велел немедленно выступить. Ему представили о запрещении главного начальника.—„Я отвечаю за мою вину головою, а вы исполняйте свое дело! — вскричал он. Веймарн оскорбился. В одно время с донесением Суворова о победе, Екатерина получила жалобу Веймарна, на его ослушание и нарушение воинской подчиненности. Веймарна подкреплял генерал Салдерн, бывший русским поверенным при короле Станиславе. Екатерина отвечала сменою Веймарна и Салдерна. Место обоих заступил А.И. Бибиков, друг Суворова, но интриги не прекращались. Суворов просил увольнения. „Я исполнил долг свой”, писал он Бибикову, „и не желая притом зла стране, где находился. Никогда самолюбие не управляло мною, и я забывал себя при деле общем. Не привыкнув к светскому обращению, я сохранил простоту моей природы и свободу чувства. Мизантропия овладевает мною. Не предвижу далее ничего, кроме досад и горестей”. Дело конфедератов казалось потерянным. Они уверились, что с таким соперником, как Суворов, плохо, да и к тому же между ними распространились распри и несогласия, так что скоро все оставили конфедерацию. Только Пулавский не уступал. В это время полякам удалось занять Краков. Суворову донесли шпионы о предприятии конфедератов. Он спешил к Кракову, но явился поздно: замок был занят. Кроме оскорбительной вести о взятии Кракова конфедератами, облетевшей всю Польшу, положение Суворова было затруднительно. Пулавский и Коссаковский, пользуясь смятением, заняли Тенец и Ландскорону, сильно укрепились в Ченстохове, и многочисленные отряды их окружили Суворова в Кракове.
Краковский замок находился на высоком месте близ городской стены, и приступ к нему, а равно и осада, были невозможны, при малочисленности войска и недостатке средств. У Суворова было не более тысячи человек, а пушек всего четыре. Принужденный отбивать отважные вылазки из замка и набеги конфедератов, не доверяя притом полякам, Суворов вооружил евреев и велел им занимать в городе караулы. Без смеха нельзя было смотреть на иудейских воинов, дрожавших, когда ставили их на часы. Уверяют даже, что они просили для охранения прибавлять к каждому отряду их хотя одного русского солдата. Суворов решился штурмовать замок, но был отбит, и принужден был удовольствоваться блокадою. “Что делать? Штурм наш был неудачен и доказал храбрость, а не искусство наше”, писал он после своего приступа к краковскому замку.
Полученная помощь дала Суворову средства разбить отряды Коссаковского под Тенецом. Здесь Суворов опять подвергался лично большой опасности: польский уланский офицер, поклявшись умертвить его, пробился к нему, выстрелил из двух пистолетов и кинулся на него с саблею. Суворов ловко отбил удар наездника, а пуля подскакавшего русского кирасира повергла улана с лошади. Конфедератов гнали до силезской границы. Апреля 15-го сдался Краков. Суворов возвратил шпаги французским офицерам, сказав им: „Моя Императрица не воюет с вашим королем, вы не пленники мои, а гости!" Он обнял их и велел угостить.
Занятием Кракова заключилась конфедератская война.
|
